Глава 14. "Любовь".
- Алло? – ее голос тревожен. Я долго пыталась набраться смелости набрать ей (забавная фраза), и теперь еще несколько секунд я просто молчу. Но мне нужно начать говорить.
- Я надеюсь, – робко начинаю я без прежней смелости. – Что ты сможешь рассказать мне. Мне нужно узнать.
Вздыхаем мы одновременно. Я закрываю глаза и вижу образ этой бледной светловолосой женщины. Стройной и в каком-то плане даже безупречной. Скорее всего, она в узкой серо-голубой юбке или в светлом комбинезоне. Она печально улыбается и начинает говорить:
- Конечно, – ее голос звучит необычайно мягко. Медленно иду по коридору и смакую это, пока могу. – Я расскажу все, что знаю. Приезжай.
- Я все еще не хочу повторения прошлого разговора, – осекаюсь я. Мне невыносимо больно, все тело прожигает изнутри, будто я доживаю свои последние секунды, но я изо всех сил стараюсь мыслить рационально. – Лучше не у тебя дома. Ни у кого.
- Хорошо, – прокашлявшись, сказала она. Кажется, мы разговариваем целую вечность. Но просто мы обе стараемся быть осторожными и не испортить все раньше времени. Иногда я действительно думаю, что очень на нее похожа. – В центре есть очень хорошая кофейня, мы в ней раньше часто бывали, можем встретиться там.
- Пожалуй, – инстинктивно киваю я. – Буду ждать там через двадцать минут.
Я быстро сбрасываю и шумно выдыхаю. Что я узнаю из этого разговора? Будет ли Фиби Лифф мне врать? Готова ли я к тому, что услышу? Ответы на все эти вопросы настолько неопределенные, что только вгоняют меня в большую апатию. Медленно покидая кампус, я направляюсь на самую судьбоносную для себя встречу.
Мне приходится ждать около пяти минут, прежде чем я вижу знакомый силуэт. Мне кажется, что ее черты стали острее, но выглядит она все также прекрасно. Мы быстро делаем заказ и переходим к делу, как только официант уходит.
- Давай без лишних слов, – нервно бросаю я. – Что ты хотела рассказать?
- Я обнаружила кое-что интересное, когда мой юрист подготавливал всю информацию об Элайзе после ее смерти, – со всей готовностью отвечала она. Ее глаза внимательно осматривают меня, пока мать говорить. – Совершенно ясно, что она не переставала принимать наркотики. Может, и хотела, но силы воли у нее оказалось меньше.
- Как к этому причастен Фредерик? – бросаю я посреди рассказа. Женщина с тяжестью выдыхает и затем произносит:
- Будь терпеливее. Так вот. Оказалось, что ее последний курьер работал на отца Фреда, Артура Ребела. Тот уже очень давно занимается дилерством, поэтому я не очень удивлена, что он занимается доставкой в другие города.
Нам приносят напитки, и Фиби отпивает немного. Я слишком сосредоточена для того, чтобы притронуться к чаю. То, что я слышу, не похоже на ложь. Но от таких ощущений мне становится только страшнее.
- Фреду сильно досталось, – безжалостно продолжала мать. – Насколько я знаю, Артур занимался своим бизнесом еще до его рождения. С более или менее осмысленного возраста мальчика уже заставляли доставлять товар, делать закладки, осуществлять разовые сделки. Не самая приятная история.
- Да уж, – хриплю я и понимаю, что во рту пересохло. Дрожащей рукой хватаю чашку и медленно начинаю пить, но чувствую, как совсем не хочется.
- Это не самое печальное. Ты знала про его девушку, Аннету? – вдруг спрашивает она. Я киваю.
- Да, он рассказывал о ее смерти.
- Из того, что я знаю – Артур ее избивал, и поэтому Фред перестал помогать ему. Они собирались уехать, но в итоге Аннету положили в больницу, куда не пускали его отца, – женщина перестает на меня смотреть, и с каким-то сожалением глядит в окно куда-то вдаль. – Фред уехал один, и так оказался в Ливерпуле.
Она ставит чашку на стол и поднимает глаза на меня. Мне снова необходимо отпить чай и осознать все, что происходит. Я не знаю, что думать. Это похоже на правду, она давно не говорила со мной вот так, как сейчас.
- И что теперь?
- Не знаю, Кэсси, – отстраненно говорит Фиби. – Если ты решила узнать что-то от меня, наверняка эта история имеет значение. Мы бы никогда ее не узнали, если бы Элайза не стала пытаться подружиться с курьером Артура Ребела, который из Бристоля добрался в Ливерпуль.
Я вдруг ловлю себя на мысли, что моя мать вообще не осуждает Фреда за то, что он делал в силу обстоятельств, и это показалось мне таким... располагающим? Так или иначе, я решаюсь ей доверять.
- Хорошо. Спасибо за информацию, – я кладу деньги на стол. – Мне пора.
Пока она не успела меня остановить, выхожу из кофейни и бегу к метро.
Я искала Фреда везде, и искала очень долго. Я нуждалась в этом разговоре, будто он мог разрешить абсолютно все, что сейчас происходит. Хотя, если подумать, то так и есть. Такая ситуация делит жизнь на «до» и «после». С другой стороны, сколько в моей жизни оказалось таких ситуаций? Сплошная черная полоса проходит прямо посередь меня и расширяется с каждым днем, заполняя все собой. И я впервые чувствую такое ярое желание бороться, и я буду.
Так или иначе, с Ребелом я увиделась поздним вечером, у квартиры Джеймса. Честное слово, не знаю, что меня дернуло заглянуть, если есть лифт. Но это было не зря. Я подождала, пока они попрощаются, пока перед носом Фреда закроется дверь и пока он развернется. Мы долго стояли и смотрели друг другу в глаза, пока я не решилась сказать:
- Кажется, нам есть, о чем поговорить.
В начале своей речи я была спокойной, но уже сейчас, к концу своей тирады, я не могу быть таковой, меня снова всю трясет. Я так и не знаю, что это такое, но подозреваю, что просто нервное.
- Я все знаю, – уверенно произношу я в начале. – Я все знаю, хотя я даже не уверена, все ли это. Но уже хотя бы что-то. Знаешь, откуда? – он мотает головой. – От собственной матери! Что самое смешное, Фредерик, об этом знают все: Джеймс – знает (и наверняка от тебя!), Кестен – знает, он все откуда-то знает, все знают! Но не я. Ты решил никогда со мной не делиться своим прошлым, хотя оно неразрывно связано с моим. Я заслуживаю знать. Я...
И тут началось. Где я успеваю набраться слез, если они постоянно начинают хлестать из меня? Или это мое наказание за прежнюю черствость? Я получила сполна, хватит.
- Нет, молчи, – он уже собирается что-то сказать, но я не могу. Тогда я точно не скажу всего, что хочу, что нужно высказать. – Я чувствую огромную вину перед тобой. Ты всегда был на моей стороне, как бы ужасно я себя не вела. Ты всегда находил, как мне помочь во что бы то ни стало, когда мои руки опускались, и я представала перед тобой разваливавшимся куском дерьма. Мне стыдно, ужасно стыдно за то, что я ничего не сделала для тебя. Я не... – я ловлю себя на мысли, что дальше я сама не понимаю, что говорю, не то что он. Из-за рыданий не хватает воздуха, и всхлипы становятся невыносимо громкими.
Я закрываю лицо руками и всеми силами пытаюсь себя остановить от дальнейших истязаний, а что он? Фред тихо подходит ко мне и сжимает в объятиях, крепче, чем прежде. Я чувствую, как он гладит меня по голове и целует в макушку, пока я все всхлипываю, как нашептывает что-то, что я разобрать не в состоянии из-за своих всхлипов, но чувство тепла начинает медленно растекаться по мне, и я понимаю, что парень не отпустит меня, пока не успокоит.
Когда я смогла нормально разговаривать, мы прошли на кухню и сделали чай. Он крепкий, как я люблю, с лимоном. И вот мы сидим за столом, гробовая тишина стоит везде, и ее нарушают только наши голоса, которые кажутся ужасно громкими, хоть и говорим мы полушепотом.
Я вываливаю ему все свои карты: всю ту историю, что мне рассказала Фиби. И даже про Аннету. Ребел в ответ только кивает:
- Да, мы с ней тогда собирались сбежать в Ливерпуль от всего этого. Но судьба распорядилась иначе, – тут он поднимает взгляд и печально улыбается. – Ее можно было спасти. Что пошло не так – остается для меня загадкой. К сожалению, как от прошлого не беги, рано или поздно оно напомнит о себе. Прости за сестру.
Я машу головой. Слова сами льются из моего рта.
- В этом нет твоей вины. Не ты ей толкал что бы то ни было. Эл сама подсела, а твой отец дал ей желаемое.
Он усмехается. Теперь всегда, когда он улыбается, это уже не то светлое и нахально солнечное лицо, которое я видела в сентябре. В нынешнем лице не было надежды. И в глазах я снова узнавала боль.
- Ты знаешь только то, что тебе рассказала мать?
- Да.
- Тогда это не вся история, – Фред вздыхает. – Думаю, что теперь мне придется ей поделиться. Так уж вышло, что Элайза выплатила далеко не всю сумму, и даже не половину. Это водится у моего отца и его клиентов, он потом выбивает из них все возможные деньги, а они хотят еще.
Мне становится жутко. Но я понимаю, что история от первого лица всегда будет тяжелее, да и к тому же, Фредерик Ребел наконец-то делится тем, что было раньше. Хотя бы частично.
- Я понимал, что когда он узнает, что Элайза умерла, то непременно начнет угрожать родственникам. В данном случае, тебе, потому что у тебя меньше авторитетности, с матерью ты связь не поддерживаешь – становишься очень легкой добычей. И я понял это как раз на второй день конференции, а от Лондона до Бристоля всего час езды. Я не был удивлен, что практически ничего не изменилось – все-таки, меня не было всего несколько месяцев. Мне пришлось проявить немалую выдержку и припомнить ему многое, чтобы он согласился на мою просьбу закончить с наркобизнесом и простить Элайзе долг, потому что выплачивать его будет некому. Согласие он, конечно, дал, но с условием. И я не хочу тебя впутывать до тех пор, пока не разберусь с этим.
- Уже поздно умалчивать, Фредерик. Хватит, – выдавливаю я, пока появилась пауза в его словах. Он говорит как никогда плавно и сдержанно, шестеренки в его мозге постоянно вертятся и думают, какие слова лучше всего произнести.
- Ладно, но это очень секретно, и об этом знает только один человек, а не все.
Пока он собирался с мыслями, до меня вдруг дошло, откуда Кестен мог все знать. Я и сама поучаствовала, сделала вклад в папку, где он черпал ресурсы. Досье у Страггински! Два сапога пара. В жизни бы не поверила, что такая мысль меня посетит во время беседы о более важных вещах.
- Так вот. Я должен провести крупную сделку. Крупнейшую в его карьере, если уж на то пошло. Такая вот плата за все это. Заказчик очень требовательный, дело невероятно рисковое, потому что количества, о которых я говорю, огромны.
- И когда?
- В ночь на рождество, – хмыкает он и наливает себе еще чаю.
- Я поеду с тобой.
- И речи быть не может, – Фред отвечает моментально, будто знал, что я это скажу. Возможно, это предсказуемо, но я не отступлю. – Это более чем опасно.
- Я не хочу терять тебя. Мне важно своими глазами видеть, что ты в порядке, – еще тише шепчу я, и в обычной ситуации он бы улыбнулся, но таких давно не было. Парень лишь шумно выдыхает.
- Видеть, говоришь? – он о чем-то сосредоточенно думает, словно оценивает шансы. – Ладно. Но ты должна мне пообещать, что ни при каких обстоятельствах не высунешь носа из укрытия, в котором будешь сидеть, – он проглатывает кружку чая почти залпом.
- Обещаю, – почти торжественно произношу я, понимая, что он не шутит.
- Я серьезно, Кэс. Тебе есть, что терять. Не забывай о Робе.
Как я могу? Осознавая все, я понимаю, что иду на риск, но просто не могу себе представить, что в ночь рождества Христова и моего я буду думать об этих вещах и подарке для Роберта, а не о том, что с Фредом. Рождество подождет.
- Я помню.
- Так, нужно кое-что обдумать и обговорить. Сама понимаешь, это не просто поездка загород...
В моей голове уже находится подробный план того, что произойдет буквально послезавтра. Как летит время, а? Мы с Фредом усиленно готовимся к сдаче последнего экзамена (на мне еще висит проект), и потому он часто заглядывает. Джеймс сдал уже все дисциплины, которые ему предписал университет, и поэтому просто приходил подразнить или помочь – все зависело от настроения. Но с его присутствием становится явно радостнее. Я знаю, что он далеко не такой, как Фред. Он не умеет отпускать ситуацию, но он отлично скрывает все плохое ради других.
Я сейчас как раз стою перед его дверью и набираюсь сил постучать. Мне нужно решиться всего на одну просьбу, но настолько важную, что я не знаю, как подобрать слова. Ладно. Все равно придется говорить, мне некуда деваться. В гулком коридоре звук моих стуков становится еще громче. Я слышу тихое кряхтение и шаги, дверь распахивается, и до этого хмурое и растерянное лицо растягивается в улыбке.
- Кэсси! Как дела? Готова?
- К чему? – недоумеваю я, но спохватываюсь поздно. Голова забита совсем не тем. – А, да, я неплохо продвинулась. У меня к тебе есть одна просьба.
- Слушаю? – Орвелл пропускает меня внутрь, и я покорно прохожу в прихожую.
- Это касается моего брата. Дело в том, – наступает неловкая пауза. Я понимаю, что сделка – это огромный секрет, поэтому мне нужно было что-то придумать. И я придумала. – Что, как оказалось, не все юридические дела улажены. А тут конец года, понимаешь?
- Хорошо, так что от меня нужно?
- Дело в Робе, – я все тяну, надеясь, что он воспримет все правильно. – Мне завтра нужно будет уехать, и возможно, я задержусь дольше, чем планирую. Не мог бы ты съездить к нему и провести этот день с ним? И если он начнет переживать, убедить его, что все хорошо?
Джеймс удивляется, но улыбка остается на его лице.
- Конечно, – мягко говорит он. – Для меня это совсем не трудно. Справься там со всем.
Он обнимает меня на прощание, а я шагаю в сумрак коридора. Уговорить его оказалось очень легко. А меня убедить. О том, что Орвелл хороший актер и просто мне подыгрывал, я узнаю чуть позже.
Ну, вот и настал день икс. Перед отправлением принимаю душ, в рот ничего не лезет, да и поздно уже. К счастью, я не выделяюсь из толпы. Никогда этим не отличалась, и сейчас мне это только в плюс – мой внешний облик совсем не привлечет внимания. Все одежды сероватых оттенков превращают меня в тень. Тина бы сейчас сказала, что я одеваюсь отвратительно, и в таком ни в коем случае нельзя идти.
Но нет.
Не в этот раз.
Сегодня именно так.
Мне кажется, я сама не до конца понимаю, на что иду. Я просто поддалась эмоциям и продолжаю им поддаваться. Снег только недавно окутал землю, и теперь чистый лежал и сиял – по-настоящему, ночь чудес. Тревога не отпускает меня, как я ни старалась себя успокоить. К сожалению, сама. Фред отлично конспирировался, и едем к нужному месту мы порознь. Сначала метро, затем маршрутка, и потом еще где-то два километра пешком. Я оказалась на каком-то огромном складском пространстве, и здесь полным-полно укрытий, но мне уже не нужно искать самой: парень расписал мне все максимально подробно. Я по описанию, с его слов понимала, куда идти, все было указано в мельчайших деталях. Сам Ребел приехал позже меня, когда я уже была в укрытии. Мне кажется, я нахожусь чуть ли не в самом темном и незаметном месте на этом складе, из которого можно наблюдать.
Далее передо мной разворачивается типичная киношная сцена. Где-то рядом гремит двигатель автомобиля, поэтому я не слышу голосов, и только наблюдаю за жестами, иногда улавливаю мимику. Они долго и очень пафосно разговаривают, заменяя все слова, что обозначают что-то незаконное, на аналоги. Затем Фредерик достает руку из кармана, и звенит ключами. Заказчик, пришедший не один, указывает куда-то, и Фред послушно идет к большому контейнеру неподалеку и открывает его. Они оба пропадают внутри где-то минуту, выходят. Здесь почти нет фонарей, только луна освещает снег, и мне кажется таким странным, что люди занимаются торговлей наркотиками в рождество, при таком прекрасном лунном свете, таком безоблачном небе, полном звезд. Кажется, я поймала когнитивный диссонанс. Парень отдает ключи, увальни, которые были с заказчиком, организуют прицеп, и вскоре звук двигателя удаляется. Неужели это все? Все действительно прошло гладко?
Снег скрипит. Это был первый звук, после которого я насторожилась. Это чувство превратилось в панику при словах:
- Неплохо сыграно, сынок. Но кое в чем ты просчитался, – мужчина наставляет на Фреда пистолет. – Точнее, я тебя раскусил.
- И в чем же? – равнодушно спрашивает Фред. Он будто и вовсе не волнуется, но я почти уверена, что у него клокочет сердце.
- Девчонка, – после этого слова из уст Артура вылетает неприятный смешок. – И твоя наивность. Думаешь, я действительно от них отстану? – Он злобно смеется так, что у меняя мурашки по спине. – Ты только сделал то, от чего бежал, недомерок.
- Я твой сын.
- С сентября у меня сына нет.
Кажется, я застаю то, чего не стоит. Если я вмешаюсь, крышка нам обоим. Я надеюсь, что Фредерик знает, что делает, потому что наведенный на него пистолет выглядит крайне угрожающе.
- Ты знаешь, – произносит мужчина, снимая пистолет с предохранителя. – Твоя мать все-таки узнала, что я предал ее идеалы. Она оказалась разумнее и бежала из страны и не высовывает свой нос. А нам с тобой придется попрощаться.
- Ты блефуешь.
Фред стоит перед ним, одинокий и безоружный. Он даже не сопротивляется, будто заранее знал, что так и будет. Будто он говорит все это просто для того, чтобы попытаться остаться в живых. Я чувствую, что его голос дрожит, а безысходность понемногу проникает в легкие. Мне страшно. Блефует ли Артур Ребел, или он реально способен убить собственного сына?
- Эх, Фред, ты же знаешь меня лучше всех, – ехидная усмешка застыла на лице и приняла самое устрашающее выражение, которое я только видела в своей жизни. – Ничто. Даже любовь к семье или к женщине не сможет встать между мной и моим делом.
Вдруг его речь обрывается, и лицо Артура поворачивается на меня. Я уверена, что меня не видно, Фред никак не реагирует, но глаза его отца смотрят прямо мне в душу. Я не знаю, куда себя деть, и выдать я себя тоже не могу. Все это длится пару секунд, но для меня будто целую вечность.
Выстрел.
Звук падающего тела.
- Не ожидал, что ты окажешься тюфяком, – последние слова, которые произнес Артур Ребел, не притронувшись к сыну ни разу за эту встречу. Снова снег скрипит под его ногами. Белая пелена застилается алой кровью.
Все это произошло на моих глазах.
Как только шаги стихают, я рвусь к умирающему парню. Одного выстрела остаточно, если он задел сердце. Я судорожно падаю на колени возле него, и Фред, кашляя, открывает глаза.
- Кэсси? – хрипит он. – Я же сказал тебе не...
- Тише, тише, не трать силы, – умоляю я нервно. Вся моя рациональность проявляется бессознательно. Сама я хочу кричать и плакать, но руки сами берут телефон и пытаются набрать номер. – Тебе срочно нужна помощь, Фредерик.
- Подожди, – он берет меня за руку и пытается остановить. У него получается. Я смотрю на него, слезы, которые я уже не замечаю, заслоняют его образ, и он становится нечетким. Кровавый след вокруг него постепенно становится насыщеннее. – Я должен сказать, пока могу. Я люблю тебя. Жаль, надо было сказать это раньше.
Он начал кашлять, сил ему явно не хватало. Прежде, чем я начала беспорядочно действовать и что-то говорить, он попросил:
- Поцелуй меня, Кэсси. Прошу.
Последние звуки утонули в тишине, и я лишь молча быстро кивнула и наклонилась к нему. Я давно никого не целовала, и сейчас очень медленно, нежно и осторожно я вкладываю в этот поцелуй всю себя, надеясь, что он поможет ему. Но медлить нельзя, и какая-то часть мозга, видимо, это осознавала и заставила меня прерваться и обнаружить, что сознание Фред уже потерял, пусть и с подобием улыбки на лице.
Пальцы все-таки сумели набрать службу спасения. Служба спасения все-таки сумела меня выслушать и понять. Мне казалось, что каждая секунда промедления стоит ему жизни, но я не могу дать Фреду умереть вот так, в этот день. Это будет максимально несправедливо к нему.
Мне остается только ждать. Я держу его за руку и смотрю то на его лицо, то на звезды в надежде, что чудо свершится и врачи успеют. Вместе с полицией. Телефон зазвонил, и я в суматохе тут же отвечаю.
- Да? – почти кричу я.
- Кэсси, вы в порядке? Как Фред? – встревоженно спрашивает его друг. – Вы целы?
Я начинаю что-то бессвязно отвечать. Кажется, с этим звонком потерялась последняя частица моего самообладания. Все, что я помню из этого разговора – это фразу «Я сейчас приеду».
- Все сейчас приедут, и все будет хорошо, Фредерик. Обещаю.
Он не отвечает. Я пыталась несколько раз заткнуть рану так, чтобы кровь остановилась или хотя бы уходила медленнее, но тщетно.
Полиция, скорая и Джеймс приехали одновременно. Последний по просьбе остальных оттащил меня от Фреда, хотя я пыталась уговорить его этого не делать.
Они опоздали. Он мертв. Его убил его собственный отец. Как могла связно я рассказала об этом полиции, пока Джеймс держал меня. Я не могу находиться в равновесии. Стоять, сидеть и ходить мне приходилось с чьей-то помощью, и Орвелл без просьб и вопросов все понимал и сам руководил процессом. В моей голове было лишь одно: я знаю, что его отец не будет доставать нашу семью, но только потому, что получил свою плату. И платой этой была жизнь Фреда. Я знаю, что Ребел понимал, что идет на смерть, но до последнего надеялся все уладить и отплатить выгодной сделкой. Я знаю, что он не хотел, чтобы я это видела, потому что вероятность умереть была высока. Он отдал всего себя, и это все, что у меня было, и это все, чего у меня теперь нет.
Я понимаю теперь, что чувствовал Томас, и я сейчас действительно не знаю, почему продолжаю жить. Мое существование переключилось на автономный режим, и сознание не выключается просто потому, что не может. Я не могу ничего. Я не знаю, как смочь.
Джеймс довез меня до общежития, донес до кровати. Когда я не отвечала ему на который уже вопрос подряд, он понял, что не может уйти. Тогда парень лег на кровать Тины и ответственно заверил, что он готов в любой момент сделать что угодно, нужно лишь только попросить.
Но он не сможет. Никто не сможет. Мне нужно вернуть этого человека оттуда, откуда не возвращаются.
Я не могу спать, хотя мне нужно. Я вижу перед собой эту отвратительную стену, преследующую меня со всеми моими потерями, напоминающими о них. Мне никуда не деться от них. Это мои призраки и мои грехи. Хочу ли я чего-то? Нет. Уже поздно чего-то хотеть.
Иногда на меня нападала дрема, но ненадолго. Я просыпалась, как только в ушах снова слышался выстрел, или перед глазами было лицо сестры, или отца, или похороны Тины и Тома... Когда Джеймс проснулся, я не спала. Он подошел и, поправив одеяло, сказал:
- Я поеду к Роберту, как и обещал. Постарайся выспаться, и звони, если хоть что-то понадобится.
Парень быстро собрался и ушел.
Выспишься тут.