Глава 12. "Джеймс".
«Я уверена, что эту записку ты нашла, когда меня уже нет в живых. Тебе сейчас очень плохо, и я честно пыталась с тобой поговорить о своей проблеме, но не нашла слов и сил произнести слова вслух. Никто не стал бы особо копаться в моих вещах, но, если ты, Кэс, начнешь убираться, ты точно найдешь это письмо. Оно тебе, потому что сейчас я только так смогу выразить все без лишних трепов, пустых разговоров – ты знаешь, это моя защитная реакция, хотя так может и не казаться.
Так или иначе, у меня рак. Я боюсь об этом говорить и не хочу этого делать. Если я это озвучу, я окончательно в это поверю. А я не хочу думать о том, что умру. Почему умру? Потому что я не подозревала о нем, а он прогрессировал. Все очень плохо, Кэс. Но я не хочу тебя еще беспокоить и этой новостью. Никого не хочу. Вы, ребята, так устаете, что я не могу еще вас пугать своей бедой. Может, все обойдется?
Я очень люблю тебя и дорожу тобой. Я далеко не всегда могла это показывать: иногда даже грубила, желая вызвать в тебе хоть какие-то эмоции, доказывающие, что мы друзья. Мне так важно было видеть, что мы друзья – смешно, да? Особенно когда ты говорила, что у тебя их нет. Но... знаешь, я все еще хочу верить, что ты делаешь это специально, и просто боишься ранить себя, если привяжешься к человеку.
Я не знаю, что будет со мной дальше. Я надеюсь, ты придешь в норму, и на твою долю больше не свалится неприятностей – я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Я скоро окажусь в больнице, и вряд ли мне что-то поможет, но я ни за что не скажу об этом маме, и врачей попрошу делать то же самое. Зная, что раньше моей смерти ты это не найдешь, я надеюсь, что мы с тобой смогли провести приятные вечера в палате, и я непременно дразнила тебя чувствами Фреда. Ты ведь догадываешься, что нужна ему, как воздух? Я не эксперт, но он бы давно от тебя отстал, если бы ему было все равно.
Иногда у меня случаются очень резкие перепады настроения. Доктор сказал, что еще спустя время я совсем перестану это контролировать. Надеюсь, это нам не помешало? Если так, то... прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя, и это ничто не изменит.
Надеюсь, вопреки твоему внешнему фасаду, я все-таки твоя подруга?
Тина».
Я нашла это письмо при уборке, прочитала его на месте два раза и еще три раза, пока ехала к Робу. Мне хочется плакать. Безудержно. За что мне все это? Как я сообщу младшему брату, что наша старшая сестра умерла? Прямо? Я сама не хочу в это верить, я надеялась, что она сможет измениться.
Я снова вспоминаю, что еще давно поняла, что нельзя верить надеждам. Не нужно надеяться. Я сама ломаю свои правила, уже не замечая этого. И мне страшно. Если хоть кто-нибудь скажет, что скоро все это кончится, и моя жизнь пойдет стабильно, без регулярных происшествий, как сейчас, я попрошу этого человека ускорить время к нужному моменту. Больше, чем встречи с Робом, я боюсь встречи с Фиби на похоронах. Она взяла на себя расходы полностью, что не удивительно. Сама позвонила, чтобы сообщить мне. Я ничего не ответила, я вообще ничего не сказала, говорила только она. Железная женщина. Чего она добивается?
Разговор с Робом был тяжелым, но коротким. Хотя очень содержательным. Он пришел на встречу с энтузиазмом и очень непонятным мне чувством на лице. Я долго думала, что это, и как начать говорить, но начал в итоге он.
- Чем ты опечалена, Кэсси? – после объятий заговорил он. Я боюсь ранить его.
- Я не просто так приехала посреди недели, Роб, – тихо произношу я, крепче сжимая его плечи. – Нам с тобой придется уехать отсюда на денек.
- Почему? – он явно чем-то обеспокоен, и отъезд, видимо, не делал лучше.
- Роб, я не хочу тебя томить, – я смотрю ему в глаза и надеюсь, что он все сможет принять и понять. – Так случилось, что Элайза умерла. Попала в аварию.
Он вздохнул. Я смотрела на него и не могла понять, что вызвала в нем эта новость. Не было похоже, что это травмирует его – похоже, после смерти папы и моей затяжной депрессии его уже ничто не страшит. Я также не нарушаю тишину, ожидая его реакции. Спустя минуту, братец все-таки изрекает:
- Здесь есть парень, Камиль Пэринсон. Над ним издеваются богатые ребята, – мальчик смотрит на меня, и я вижу какую-то неопределенность в глазах, мне страшно, что ему так мало лет, и уже такие тяжелые эмоции отпечатываются на нем. – Иногда доходит до драки. Точнее, он даже не может защищаться...
- Вы с ним дружите? – спрашиваю я, не зная, что сказать на самом деле. Не то чтобы меня задирали в школе, я просто была отдельно от всех.
- Нет. Мы с ним особо не общались, точнее, он не проявляет ни к кому интереса. Но это неправильно. Что делать?
- Не лезть в драку, – первое, что заявляю я. – Ему можно и нужно помочь. Попробуй стать его другом. Возможно, он неплохой человек, и вместе вы сможете дать ребятам отпор – но только словами, Роб!
- Я и не хотел драться, – он улыбается, и все внутри меня просто тает. Иногда мне кажется, что я не способна научить его ничему новому в жизни. Он и так смышленый и все понимает.
- Ладно. Я рада, что ты поделился со мной этим, – я слегка улыбаюсь, но столько всего происходит, что я уже не понимаю, какую на самом деле эмоцию испытываю. – Тебе долго собираться?
- Нет. Я поеду налегке.
Разговор же на похоронах с моей матерью состоялся, как бы я не хотела его избежать. Это были самые пространные речи в ее жизни, как мне кажется. Фиби упорно старается делать вид, что не давит на меня, а предлагает услугу.
- Я слышала, что тебе сообщили первой о ее смерти, – произносит она после основной церемонии. Я как раз разворачивалась, чтобы уйти, потому что всю остальную часть ни я, ни Роб посещать не хотим.
- Да, мне позвонили, – быстро говорю я, даже не смотря ей в лицо.
- Кэсси, ты должна понимать, я не могу терять еще и вас, – она взволнованно хватает меня за руку и крепко сдавливает, отчего мне действительно становится страшно. Я испуганно смотрю на нее, но она, глядя мне прямо в глаза, казалось, не замечает.
- Отпусти меня, – шепчу я, но видимо, недостаточно громко.
- Я не могу просто оставить вас, я готова заботиться о семейном благополучии, ты же сама видишь, насколько высоки жертвы, – ее голос не похож на то, что я слышала всю жизнь. Она смотрит на меня, но как будто сквозь меня. Я вовсе ее не узнаю.
- Я не понимаю, о чем ты. Все уже решено и идет своим чередом, – я стараюсь держать свой голос твердым, чтобы она не почуяла, что, на самом деле, мне страшно. Я боюсь, что она замахнется и ударит меня со всей силы, что достанется Роберту, что она его заберет, и он снова будет страдать, а она не будет даже давать ему мне позвонить. – Не наш разлад виноват во всех смертях, а твое поведение. Это ты изменила отцу с тем, чьих денег оказалось больше. Это ты так воспитала Эл, что единственным выходом она нашла наркотики. Не я.
- Почему ты все время пытаешься меня задеть? – она выглядит очень подавленно, но я боюсь даже верить ей. Настолько это все ужасно. – Ведь все, что я хочу – это помириться с вами двумя и построить новую семью.
- Кажется, ты опоздала лет на пятнадцать, – парирую я. – Как можно мириться, если в сущности ты не беспокоишься о семье? Это похороны Элайзы, а ты не даешь мне свободы и вместо прощания с ней пытаешься достучаться до нас.
- Я... – она внезапно осекается и отпускает меня. Я гляжу на Роба, и мы вместе уходим с этого места на кладбище. Я прошу провести его к отцу, потому что я так ни разу и не посещала его могилу. Это день, в котором мне совершать каждое действие болезненно и страшно. Я просто хочу надеяться, что все рано или поздно устаканится.
Роб остался стоять чуть поодаль и дал мне пространства. Я благодарна этому чуткому ребенку за то, что он такой хороший и понимающий. В будущем, я надеюсь, ему повезет больше, чем мне, и он в свои девятнадцать-двадцать лет не будет страдать.
Могила отца ухоженная, за ней следят. Уж не знаю, кто, но здесь стриженная трава, нет старых цветов – но новые тоже уже потихоньку увядают. Возможно, это была Эл...
- Привет, – говорю я с усмешкой. – Я очень сожалею, что не спасла тебя от твоей участи, хотя могла. Я всегда считала тебя тряпкой, но ты не такая уж тряпка, если все-таки развелся с ней.
Конечно, тишина. Даже не знаю, зачем я все это говорю. Очистить душу?
- Возможно, мы бы даже смогли поладить, и ты мог бы быть отличным наставником и добрым папой, Уолтер. Мне сейчас не помешал бы отец, который мог бы поддержать и как-то помочь, что ли...
Слышится только пение птиц и шум травы.
- Я не могу понять, что делать. Как быть. Мне стыдно и перед живыми, и перед мертвыми. Особенно перед Тиной. Я уже не могу ей сказать это напрямую, но она заслуживала лучшую подругу, чем я, хотя вряд ли я даже была подругой... В общем, я, наверное, скучаю. Но ничего не изменить все равно, поэтому покойся с миром.
И снова ничего. Я не вижу смысла больше здесь стоять: на что я вообще надеюсь? Походы к психологу и то дают больше пользы. Здесь умиротворенно, но... я все равно никогда не получу ответов. Эта пустота не сможет никогда подать знак, уже поздно.
Все тщетно, но я должна была это сделать. Я ничего плохого не могу сказать об умершем отце. Я изменила свое мнение о нем. И... мне даже радостно от этого.
Сегодня двадцать пятое ноября. Я посмотрела на телефон, когда звонил будильник и поняла, что остался всего месяц до момента, когда мне исполнится двадцать. И где-то две недели до начала сессии. Со всеми этими событиями я училась спустя рукава, просто появлялась на парах и иногда что-то слушала, но больше пропадала где-то или пыталась владеть собой. Утро оказалось холодным, да и в пустой квартире больше не так спокойно. Скорее, просто пусто. Одиноко. Я с ужасом осознаю, что на самом деле мне было очень важно каждый раз обнаруживать, что Тина еще спит. Что она осудит мой внешний вид. Ну, вот знаете, все эти сентиментальности, которых я не терпела, но на самом деле терпела, и с благодарностью. Это жутко.
Принимаю душ, чувствуя падение каждой капли на себя, и думаю о том, что надо бы сжать волю в кулак и заняться учебой как следует, отложив все остальное на второй план. Мне должно стать легче. Возможно, я даже смогу вернуть прежнюю жизнь, и все будет по-старому... конечно, нет. Кого я обманываю? С появлением в моей жизни Фреда все пошло по другому пути, и я не хочу его терять, а значит, и сходить с этого пути тоже. Да, в этом тоже тяжело признаться.
Я проливаю чай, пока думаю обо всем этом. Жить становится все сложнее с каждым днем, и я подумываю о том, чтобы просто бросить все. По сути, меня здесь не держит ничто.
Или держит?
Достаю из гардероба парку и надеваю на себя: она мне велика, хотя в прошлом году сидела, как влитая. Кажется, мне надо больше есть, чтобы до меня снова никто не докапывался. Быстро натягиваю шарф с шапкой и ухожу из квартиры. Впереди еще день, в который я усиленно буду концентрироваться на учебе, а разговоры об остальном откладывать или просто прекращать.
- Кэсси Лифф! – кричит какая-то девушка, стоящая за столом с кучей бумажек. Похоже, какое-то мероприятие или что-то вроде того. Впервые ее вижу.
- Я тебя знаю? – хмуро спрашиваю я, рассматривая бумаги. Дизайн убогий.
- Эмм... вряд ли, но я тебя – да, – она слишком натянуто улыбается или очень энергично размахивает руками. Мне хочется поскорее уйти. – Я представляю волонтерскую организацию нашего университета и предлагаю тебе присоединиться. Мы постоянно стараемся помочь...
- Бедным, больным и бездомным. Я знаю, – все также хмурю я и из вежливости беру один из буклетов. – Я подумаю, но скорее всего попрошу оставить меня в покое.
Я разворачиваюсь и медленно продвигаюсь в нужную аудиторию, экономя силы, а эта девушка продолжает кричать мне вслед:
- Да, я не тороплю! Обязательно подумай об этом! Нам нужно больше людей, которые хотят помогать!
Усмехаюсь. Хочу ли я помогать? Я помогала сестре, но она в могиле. Я пыталась в последний момент помочь отцу, и он в могиле. Я помогла Тине и Томасу помириться, и они умерли в один день. Кажется, лучше мне оставить бедных, больных и бездомных.
Лекции по иллюстрации. Я никогда не рассказывала об этом, но где-то раз в месяц, совершенно неожиданно, наш преподаватель по иллюстрации вместо обычного семинарского занятия, где мы практикуемся в чем-то, устраивает глобальное теоретическое погружение в то, что желательно знать, и о чем он может спросить по нашим работам. В смысле, она. Миссис Розенбаум. Очень тонкая женщина, которую каким-то чудом не сдувает на ветру, или не переламывает, как тонкую веточку. Пожалуй, сравнение с веточкой наиболее точное. Она сегодня объясняла нам многое про цвет, про сочетания цветов, кучу вариантов применения и многое другое. Мне нравилось, но я всеми силами старалась переключиться на эту тему от противных воспоминаний. Это дается мне с большим трудом. Особенно зная, что следующая пара у мисс Иквел, и она не заставит нас просто сидеть и слушать, а заставит выливать эмоции на бумагу. Но готова ли я их выливать? По-моему, я и так уже слишком много расплескала.
И, собственно, она умеет огорошить прямо с порога, и в этот раз с подмогой:
- Рассаживайтесь по местам, ребята. Кэсси, будь добра, – своей тонкой рукой она очень плавно совершает приветственный жест. – Подойди сюда, надо обсудить одно важное дело.
Скорее всего, надо закрыть какие-то долги, и она позволит мне сделать это каким-то особенным способом. Или просто поругает, но найдет дополнительные часы, чтобы я смогла их отходить. Так я думаю. Но нет.
- Я подумала, что тебе нужно отвлечь себя от всяких ненужных мыслей, – начала она, и мне показалось, что это не ведет ни к чему из того, что я запланировала. – Поэтому решила поискать что-то интересное. И Фред как раз помог мне с этим.
Я кошусь на него, стараясь всем взглядом передать, что не нужно было этого делать.
- С чем?
- О, это замечательная идея! Конференция в Лондоне, где каждый из участников может продемонстрировать свои навыки и обсудить различные веяния, все в этом духе. Она идет несколько дней, и среди анонсированных уже спикеров есть очень интересные и значимые люди, – она сияла, когда говорила об этой конференции. Но я не хотела всего этого, это лишняя нервотрепка, а я больше не могу.
- Я не так впечатлена этой идеей, мисс Иквел, – произношу я тихо, надеясь, что это меньше ее разозлит. – Ну, то есть, она хорошая, и это действительно может быть интересным, но я не хочу. Думаю, Вы должны предложить такую возможность более заинтересованному лицу.
К нашему разговору уже начали прислушиваться, потому что пара началась несколько минут назад. Но Миранду это, похоже, уже не волновало, потому что она на глазах разочаровывается в моих словах и явно пытается найти слова.
- Но... я очень надеялась, что ты поедешь туда, как участник, и расскажешь о работе над своим проектом.
Мне хочется обнять ее и попросить не плакать. Но вместо этого я гну свою линию.
- Мне особо нечего рассказывать, кроме как то, насколько на самом деле это энергозатратно. Но думаю, что это и без меня знают.
- Почему ты отказываешься? Вы же дружите с Фредом? – я киваю, ибо не понимаю, как это относится к делу. – Он охотно изъявил желание поехать, и я думала, что это будет просто замечательно...
- Ну, в любом случае, – для меня это было полной неожиданностью, но я решаю поговорить о поездке с Фредериком уже после учебы. Не время отвлекаться. – Я вынуждена Вам отказать. Посмотрите, сколько талантливых студентов у нас есть, и они точно не откажутся от такого предложения: Грейс невероятно умело управляется с цветом и умеет по-своему сочетать оттенки, или Уилл, он точно сможет рассказать про оригинальное построение композиции, или Сонжа, которая невероятно талантливо умеет сочетать индийский колорит с современными английскими веяниями. Я могу рассказать Вам про достоинства каждого, но Вы и так все это знаете.
Я выдыхаю и вдруг замечаю, что в аудитории стоит полная тишина. Чуть больше десятка лиц замерло в ожидании каждой реплики.
- Мне казалось, ты не интересовалась чужими работами, Кэсси.
- Я наблюдательная и тихая, но не высокомерная, мисс Иквел, – я робко улыбаюсь и отвожу взгляд. – Могу я идти?
- Да, да, пора начать! – вдруг вспоминает она, и все потихоньку возвращается в прежнее русло. Я чувствовала, как мои слова не остались без внимания, но не этого я добивалась. Надеюсь, никто не будет говорить обо мне снова, или спрашивать, что да как, и что я думаю, и так далее, и так далее. Я наоборот, ищу тишины и покоя.
Странно, что Фред молчал. Думаю, если бы он вступил в разговор, и они с мисс Иквел одновременно бы стали приводить аргументы, он бы точно меня уговорил.
За обедом мы сидим друг напротив друга, не произнося друг другу ни слова. Видимо, его все-таки волнует сегодняшний инцидент.
- Не держи в себе, – пожимаю я плечами. – Выскажись, хуже не будет.
- Я надеялся, что ты согласишься, – как-то очень нервно, неровно стал произносить он. Будто это была не просто конференция, а возможность изменить всю жизнь. – И что мы побудем с тобой вне этого всего и сможем набраться приятных впечатлений.
Как трогательно.
- Я не очень люблю Лондон, Фредерик, – улыбаюсь я, надеясь, что не раню его. Я до сих пор не понимаю, что у него в голове. – Да и тем более, скоро сессия, а у меня огромное количества долгов из-за всего, что происходило в эти месяцы.
- Я тебя умоляю, – он явно еле сдерживает себя, чтобы не сорваться. Интонация голоса никогда еще не была такой холодной. – Ты талантлива. До этого ты справлялась без особых усилий, и у тебя даже не так много долгов. Плюс, преподаватели тоже люди, они будут снисходительны к тебе.
- Но я не ищу снисхождения, – если я чему-то и могла порадоваться сейчас, так это тому, что мы не привлекаем ничьего внимания. Потому что разговор внезапно превратился во что-то очень личное. – Я... Я хочу избавиться от тревог, понимаешь?
- И я предложил отличный способ!
- Нет, не отличный, Фредерик, – он упрямо трясет головой, и копна волос чуть запаздывает за его движениями. – В прошлый раз это не обернулось для меня прямо-таки чем-то радостным.
- В этот раз я был бы рядом, – я не нахожу слов сразу же, чтобы что-то ответить на это, потому что разговор набирает какие-то немыслимые обороты. – Послушай, Кэсси. Я знаю, что ты сразу говорила обо всем, но это не значит, что ты могла повлиять на ситуацию. Я говорю абстрактно, но ты должна меня понять, – он дышит часто, и я понимаю, что не время вставлять какие-то фразы. Лучше дать ему высказаться. – Мне придется поехать туда, и причем, это будет человек, которого я не хочу видеть на этой конференции. Возможно, это будет очень хороший человек, но не ты. Я знаю, что тебе тяжело, и я хочу быть рядом. Хочу помочь и сделать все, что в моих силах. Мне это очень важно.
Я рада тому, что он останавливается. Перестаю есть и делаю то, чего бы никогда не осмелилась сделать раньше: я беру его за руку, заставив его удивиться. Смотря в его темно-карие глаза, я произношу:
- Пожалуйста, успокойся. Я тебя ценю. Очень. Никто еще так много не помогал мне в жизни, и я, правда, не хочу тебя терять, – я отвожу взгляд, потому что я уверена, что это минутное помутнение позволило озвучить это вслух. Еще спустя мгновение я убираю руку. – Но я справлюсь. Лучше получи от этой поездки удовольствие.
Дни стали тянуться, как вечность. Особенно, когда Ребел уехал в Лондон. Мне теперь некуда себя деть, вся эта нервотрепка выбила из меня самообладание, а оставшихся крупиц недостаточно, чтобы привести мозги в порядок. Я не знаю, как быть.
Как только наступают выходные, я вырываюсь к Робу, ближе к Лондону. Мне кажется, я стала ближе к столице, хотя этот город никогда мне не нравился. Но тем не менее, постоянные приезды к брату делают свое дело, и я постепенно привыкаю, пока жду транспорта обратно и оглядываю местные красоты. Иногда даже специально отправляюсь с окраины куда-то в более узнаваемые места, но обычно это меня разочаровывает. Сегодня я намеревалась просто увидеться с Робертом и расспросить, как он и его друг.
Встречаю его крепкими объятиями, на которые только хватает сил. Мальчик улыбается.
- Я рад, что ты приехала, – произносит он, и за всей его улыбкой я вижу, как много внутри него переживаний на самом деле. Мне становится страшно: сколько на самом деле на него сваливается, да еще и в таком юном возрасте? Я ломаюсь под этим грузом, а он? Какая в нем скрыта сила, если он умеет улыбаться передо мной, чтобы не расстраивать?
Я не выдерживаю, очередной раз. Я начинаю плакать и снова вжимаюсь в это маленькое тельце. Сама не замечаю, как без остановки начинаю говорить все, пока он обнимает меня в ответ и гладит по голове:
- Мне так жаль, Роберт, мне так жаль! Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Я люблю тебя, очень сильно, больше всех на свете. И ни за что тебя не отдам, слышишь? Никогда не отдам. Я... Я боюсь тебя терять, дружочек, особенно когда Эл... я любила ее. Тоже настолько сильно, что на самом деле, что бы я ей ни говорила и что бы она ни делала, я бы прощала и помогала снова и снова, я бы находила любую помощь, о которой она бы попросила, я всегда ее прикрывала, всегда была опорой, но... не в этот раз.
Я чувствую, что исповедуюсь ребенку и рада, что мы это делаем в самой тихой части пансионата, где почти никогда никто не ходит. Какие-то секунды раздаются только мои всхлипы, но я продолжаю.
- Я не знаю, что делать. Я будто ничего не могу сделать сама, не представляю, как мы с тобой дальше будем, со столькими делами надо разобраться, а я... – я вытираю слезы и смотрю на него, понимая, что это должно выглядеть, как минутная слабость, а не как на самом деле: то, что съедает мой мозг изнутри. – Я должна собраться с мыслями. Ох, Роб, ну я и плакса.
Вытираю слезы и улыбаюсь, а он снова крепко обнимает меня. Эти маленькие руки приносят столько заботы и тепла, что я не представляю, может ли он вообще злиться?
- Я стану взрослее и решу все твои проблемы, Кэсси, – тихо шепчет он, заставляя меня улыбнуться. – Правда. Я тебя спасу. Но пока нам придется бороться со всем по отдельности.
Это самое трогательное, что в принципе со мной происходило. Что еще можно хотеть от братца? Наверное, ничего. Чтобы только никуда не влипал и не причинял боль сам себе. Но мне кажется, в этом он разбирается лучше меня.
- Я в тебя верю, мой герой. Расскажи лучше, как там твой знакомый?
- Камиль? – он пожимает плечами. – Мы много общаемся, его перестали бить ребята, когда увидели, что я с ними общаюсь, но иногда все равно приходится его защищать. Не уверен, что поступаю правильно.
- Почему? – я хмурюсь.
- Ну, я же не всегда рядом, чтобы его защищать, – он отворачивается. Я чувствую, что эта тема ему неприятно. – А он, мне кажется, этого не понимает.
Зато я поняла, к чему он ведет. Умен не по годам. Люблю его.
Все в моей жизни происходит как-то не вовремя. Не вовремя приходят, не вовремя говорят слова, не вовремя уходят... и оставляют такой бардак внутри и вокруг меня, что я не могу собрать все по кусочкам.
Джеймс вошел в квартиру как раз в тот момент, когда Джордан разбил стеклянный кораблик. Снова.
Кажется, я должна объяснить всю ситуацию с самого начала, потому что это выглядит, как какое-то обрывочное дерьмо. На самом деле, в моей голове это так и хранится обрывками, но я постараюсь соединить это в единое целое. К счастью, это более осуществимо, чем собрать заново кораблик.
После возвращения из Лондона я снова начала проводить дни в одиночестве, Фред почти не звонил, а я сама не желала его отвлекать – возможно, эта конференция сейчас дает ему свежий глоток, и для него Лондон – самый что ни на есть прекрасный город. Я просто погрузилась в учебу с головой, задерживалась в библиотеке и в аудитории мисс Иквел, иногда занимаясь у нее на чужих парах. Я, на самом деле, люблю то дело, с которым мне, похоже, возиться всю жизнь. Я чувствую, что хоть где-то остается частица меня, что я отдаю что-то важное, и люди смогут потом продлить эту цепочку из важных для них вещей от моих творений. Довольно философская мысль, но углубляться в нее не время. У меня вообще, как мне казалось, нет времени. Я все силы положила на то, чтобы готовиться к экзаменам и не думать о плохом. Не думать о матери. Не думать об Элайзе. Оказалось, что лучше всего у меня получилось не думать о Джордане, потому что я напрочь забыла, что хотела заглянуть в кофейню, где он работал. И как следствие, я этого не сделала, хотя я ему этого и не обещала.
Но сегодняшний его визит дал мне понять, что он ждал меня. Ждал, что мой шаг навстречу заново будет первым, когда вся эта нервотрепка с моим осуждением потихоньку стала спадать и переключаться на другие новости. К счастью для меня, моя жизнь мало интересовала людей, и никто больше меня не донимает. Но я все отвлекаюсь.
Уэйн выглядел очень расстроенным и рассерженным одновременно. Я долго стояла с открытой дверью, не впуская и не прогоняя его, не зная, что делать, не зная, что произойдет.
- Привет, – произнес парень тихо. – Можно я войду?
Его голос, несмотря на внешний вид, не звучал хоть сколько-нибудь печально. Он был грозным, не терпящим возражений, суровым. Я осторожно отступила, пропуская его внутрь, но мне казалось, что я совершаю огромную ошибку.
- Тут такое дело, Кэс, – говорил он, прохаживаясь по комнате и рассматривая стены. – Мы друзья, да?
- Да, – ответила я после долгой паузы, нутром чуя, что то, к чему он ведет, делает из меня отвратительного человека. – Да, Джордан.
- Тогда почему, – его ноздри невольно расширялись, когда он сердито вдыхал воздух. – Все, что мой друг сделал после освобождения – это потаскал меня по самым ненавистным местам и столкнул с не самыми приятными людьми? Где дружба?
- Я помогла тебе с жильем, – я даже не пыталась его обвинить, хотя, возможно, стоило. Я сразу начала оправдываться. – Да и ты сам сказал, что между нами уже...
- Я знаю, что я сказал, Кэс! – закричал он, выйдя из себя. Его темперамент стал более неустойчивым после тюрьмы. – Я знаю. Но я верил в тебя. Больше, чем в себя. Однако при первой же возможности ты слилась. Я защищал тебя при любых обстоятельствах, а ты...
- Да, Джордан. Я стала очень дерьмовым другом, – я старалась быть спокойной, хотя внутри все клокотало. Я просто знала, что если я дам себе волю и начну кричать, то из этого вообще не будет никакого толку. А так еще есть шанс спасти что-то теплое между нами. Хотя я теряю его. Теряю своего лучшего друга. – И я не слилась. Я... забылась. Возможно, это даже хуже, но я честно хотела с тобой повидаться и провести классно время.
- Но этого не случалось. Тебе стало все равно. Видимо, это я заслужил за все свои старания.
Он прошелся по комнате еще раз и остановил взгляд на книжной полке. Там было достаточно пусто, потому что я собрала книги, которые нужны по учебе и отдельно мои книги по дизайну, а их было не так много. Но еще там было несколько элементов декора. И среди них был стеклянный кораблик. Более утонченный, чем тот, что был найден мною когда-то.
- О, я помню, – очень низким и нарочито тихим голосом произнес Уэйн. – Хранишь сувениры из прошлого?
- Это другой, тот разбили, – спокойно отвечаю я, но чувствую беду. Мне страшно, Джордан звучал зловеще, будто в любую секунду сорвется с цепи. В этот момент в открытом проеме прихожей показался мужской силуэт. – Но мне важны некоторые воспоминания.
Парень взял кораблик в руку, рассмотрел со всех сторон очень внимательно и громко рассмеялся. Но потом он перестает. Сейчас он стоит, замахнувшись статуэткой прямо на меня, когда я инстинктивно вжалась в себя и закрыло лицо руками. Этот момент длится всего секунду, но для меня это вечно.
- Нахуй кораблик! – заорал он и со всей своей силой ударил вещицей об пол. Та разлетелась на мелкие куски, но тирада еще не закончилась. – Нахуй воспоминания! Нахуй тебя, Лифф! Даже сейчас, когда я стою тут и пытаюсь добиться от тебя хоть чего-нибудь, ты ведешь себя как инертное дерьмо!
- Что здесь происходит? – не выдерживает Джеймс, и я не знаю, на что отвечать, как реагировать, мои эмоции мечутся туда-сюда, но страх перебарывает все. Я молчу, пока Джордан разносит все мои нервы и предметы интерьера в клочья.
- О, вот твой новый друг, наверное? Поплачешься ему о том, что я такой несдержанный! – он ходил, и глаза его, хоть и свирепые, еле сдерживали слезы. Я чувствовала, что ему нужно что-то ответить, дать понять, что он ошибается.
- Джордан, я не...
- Молчи! Что ты можешь мне сказать? – он горько усмехается и становится напротив меня. – Тебе важны воспоминания, которые связаны с домом, где никто не уважал тебя, но о своем друге ты вспомнить не пожелала, хотя он был в шаговой доступности.
- Ты не прав, я вовсе не хотела, чтобы ты чувствовал себя брошенным. Я просто дура, которая сконцентрировалась на делах, забыв о других вещах.
Джеймс молча наблюдал за всем, подойдя ближе ко мне. Он стоял сбоку, и Джордан периодически поглядывал на него. Мы стояли так еще с минуту. Потом чернокожий все-таки разорвал молчание.
- Я заходил сказать, что уезжаю. Навсегда. Мы вряд ли еще увидимся, и я думал попрощаться. Вышло плохо.
Я молчала, потому что из последних сил пыталась сдержать слезы. Но когда я все-таки не справилась, и они начали скатываться по щекам, Уэйн развернулся и начал уходить.
Не знаю, чем я думала. Я помчалась к нему и обняла его со спины.
- Джордан, спасибо тебе за все, правда, – шептала я так, чтобы слышал только он. – Будь счастлив в том, что найдешь для себя.
Он обхватил мои руки и сжал ненадолго. Мы попрощались. Скандально для самой последней встречи. Буду надеяться, что еще увижу его, но почему-то все внутри твердит, что этот силуэт я больше никогда не узрю.
- Ну, наше знакомство всегда отличалось неловкими ситуациями, – Джеймс постарался очень мягко улыбнуться и почесал затылок. – Возможно, настала моя очередь смущаться.
Сквозь слезы я улыбнулась, потому что рада была находиться сейчас в этой квартире не одна.
Орвелл выслушал всю историю, которую он пропустил. Пришлось посвятить его в те подробности, которые я когда-то опустила. Пожалуй, иначе я просто не смогла бы объяснить сцену с Джорданом человеку, которому доверяю. Сказала ли я слишком много? Мне кажется, что да. Но что сделано, то сделано. Лондонец сидел и слушал до поздней ночи, и когда у меня уже просто не оставалось сил, уложил спать.
Утро холодное. Сейчас каждое утро становится холодным и неприятным. В квартире пусто и тихо, чему я даже удивлена. Но одиночество не длится долго, поскольку дверь снова открывается, и я вновь вижу знакомое лицо. Он улыбается.
- У тебя совсем нечего есть, – говорит Джеймс так, будто все то, что происходило вчера, сегодня не имеет никакого значения. Я знаю, что для него это не так, и искренне уважаю его за это. – Я сходил в магазин, у нас будет роскошный завтрак.
- Спасибо, – смягчаюсь я. – Извини, что вчера вышел такой разговор.
- Ничего.
- Какими судьбами ты здесь? – я решила не медлить с расспросами. Сейчас уже нет ничего, что могло бы еще нанести мне увечий. Ну, в краткосрочной перспективе.
Я буквально вижу, как до этого – в моих глазах непоколебимый – парень смущается и отворачивается. Затем он вздыхает и говорит, все также не смотря на меня.
- Я ожидал тебя увидеть. Даже надеялся на это, – он быстро находит, чем занять руки, продолжая готовить. – Хотел показать тебе Лондон с другой стороны, которая могла бы тебе понравиться.
Он ставит передо мной чашку с чаем и тарелку с круассаном. Затем садится, и все его движения кажутся мне неестественными, будто очень долго обдуманными. Я продолжаю хранить молчание, не зная, что сказать. Где находится грань, которую нельзя нарушать?
- Кстати, я закончил нашу работу и устроился в эту компанию. Они позволяют мне заниматься учебой и соблюдать гибкий график.
- Поздравляю! – искренне радуюсь я не только его успеху, но и тому факту, что могу что-то сказать. – Ты не мог не получить эту работу, вложив в нее столько сил.
- Ты тоже постаралась, – улыбается он и не дает мне вставить и слова. – Я, в общем-то, был на конференции и удивился, что ты не поехала от своего университета. Там я встретил очень крутого парня, Фреда, и он сказал, что вы знакомы.
- Так и есть. Фред мне очень много помогает, – я стараюсь аккуратно выбирать слова, чтобы не вызвать лишних расспросов.
- Ну, от него я и узнал, что ты решила на какое-то время совсем плотно осесть в Ливерпуле.
Я не могу найти слова. Мне очень неловко, особенно когда я осознаю, что мой приятель приехал из Лондона только для того, чтобы увидеть меня. И почему-то я боюсь испортить ту доверительность между нами. Те эмоции, которые когда-то были. Мне очень важно подобрать наиболее правильные слова.
- Да, он совершенно верно все сказал, – мямлю я. – Сам понимаешь, в моей жизни так много событий, что я могу совершенно запустить учебу, и хоть на меня не давят, я осознаю ответственность.
- Я буду жутким эгоистом, но позволь мне это, – он улыбнулся, и я не могла сопротивляться в принципе. – Я очень скучал. У меня сейчас как-то не особо ладится общение с людьми, тем более хоть сколько-нибудь дружеское. Ты совсем не ешь, не надо так.
- А? Да, да, конечно, – я на ходу задумываюсь о его словах и о том, что мне страшно их слышать. Это будто чужие ожидания давят на меня. Разламываю круассан, а в нем так много шоколадной начинки, что она выливается и растекается по тарелке. Долго смотрю на это темно-коричневое пятно, и мне кажется, что сама на себя гляжу оттуда. Ком застрял в горле. – Как же это у тебя и не ладиться с другими людьми что-то может? Ты же до жути харизматичный.
Он смеется. У него очень звонкий смех, который эхом отдает от стен. Я начинаю нервничать.
- В чем-то ты права, конечно, но тот же Фред не менее харизматичен, чем я.
- Он вообще человек-загадка, – вдруг вставляю я. Сама от себя не ожидав.
- Да, в этом тоже что-то есть. Ты очень проницательна, Кэсси, – мне кажется, он просто старается сохранять спокойствие и отвлечь меня, но видит, что это не помогает. Сжав мое запястье, он спрашивает. – Может, все-таки лучше не запирать себя, а дать развеяться? Ты в порядке?
Я в смятении. Я хочу сгинуть. Мне нравится тепло его руки и в то же время я хочу отпрянуть и зажаться в угол так, что меня оттуда невозможно будет вытащить. Что со мной?
- Я так уязвима, – шепчу я, закрывая глаза. – Джеймс, я не знаю... я не знаю, как долго это продлится. Эта мнимая безмятежность.
- Она не мнимая. Вселенная дала тебе время насладиться покоем, – как же он старается. Хотя бы ради этих стараний я должна пытаться собрать свои силы в кулак.
- Ощущения говорят иначе. Прости, – я медленно вынимаю руку из его ладони. Неловко, максимально неловко.
- Тебе нужна помощь, – констатирует он, и это совсем не звучит, как вопрос.
- Нет, Джеймс, я разберусь сама...
- Я вижу, как ты страдаешь. Это не есть хорошо, – он снова мягко улыбается. На самом деле, между нами никогда не было такого рода разговора. И я и не знала, что он может быть таким. Он более решителен, чем Фред, он сразу, напрямую, говорит, что он делает и почему. Это непривычно. – Ну, и я еще вчера подумал и решил остаться на какое-то время в Ливерпуле, живу двумя этажами ниже.
Мне страшно. Снова. И я пугаюсь не Джеймса, а того, что он к такому не готов. Я не знаю его так хорошо, но есть у меня ощущение, что он не знает, на что идет.
Почему страшно мне, а не ему?