В каморке, что за актовым залом

— Да блять! — сокрушается Антон, захлопывая учебник с ПДД, и идет открывать окно, чтобы впустить в комнату свежий апрельский воздух.

Антон две недели как пытается вернуться в свой обычный ритм жизни. Пока что получается не очень, потому что слишком много дел навалилось на его больную (буквально) голову, но он правда старается.

Например, он решил ответственно взяться за учебу: не прогуливать, выполнять домашку, готовиться к ЕГЭ, чтобы поступить на бюджет туда, куда он хочет (но на всякий случай деньги он все-таки откладывает). На носу концерт КВНа, так что они с командой много репетируют, а еще Антон собирается сдавать на права: отец подарил обучение в автошколе к его восемнадцатилетию. Правда, в пользу всего этого пришлось отказаться от футбола, но ему все равно стоит поберечься — заниматься сейчас из-за тяжелой степени сотрясения опасно. Так что Антон передал титул капитана десятикласснику Афанасьеву. Тот хоть и идиот, но мячи пинает классно.

Однако как только он хочет сесть и поучиться, кому-нибудь обязательно нужно его отвлечь: прийти в гости, написать, позвонить, взбесить, накормить (маме), поорать (Пушистику). В этот раз, пытаясь его отвлечь, кто-то пишет ему смс.

Антон вдыхает свежий после дождя воздух, возвращается на свое рабочее место и тянется до телефона, видя на экране всплывающее оповещение с именем Арсения.

Арсений Попов (15:33):
Воробей, привет, Можно я приду?

Сигнал SOS Ладно. Арсу его отвлекать можно.

Антон Шастун (15:36):
Конечно, малыш.

В чем дело?
И да, после того случая за просмотром фильма, Арсений, как и обещал, не морозился. Они стали больше общаться, Арс лез целоваться и обниматься, они проводили больше времени вместе. А еще набирались опыта в сексуальных практиках: как оказалось, Арсений любит кусаться и оставлять отметины — Антону пришлось идти в магазин косметики и просить продавца-консультанта подобрать ему нужный оттенок тонального крема, чтобы замазывать засосы.

Кажется, они начали встречаться. Но они не обсуждали это, как и их прошлое, о котором все же стоило поговорить, и избегали тему будущего — поэтому и неизвестно, общего или же будущего по отдельности.

Антон боялся спугнуть Арсения и их хрупкое «мы», то счастье, что переполняет его, когда Арсений рядом. Если говорить откровенно, ему было страшно задавать волнующие его вопросы: он так переживал, что ответы разобьют его и так покалеченное сердце. К тому же он не хотел загружать Арсения еще и этим, ведь у того проблемы в семье. Арсению же, на первый взгляд, было похуям. Но это не точно, по нему же ничего нельзя сказать наверняка, так что Антон просто ждал подходящего для разговора момента, стараясь не давить на него. В общем и целом, он довольствовался тем, что имел, и целовал Арсения так, как никогда не целовал.

Только Антон возвращается к книге о правилах дорожного движения, как в дверь начинают звонить. Он думает про себя: «Ничего себе Арс Флэш, конечно», — потому что обычно тот после «сигнала SOS» всегда приходил примерно через пятнадцать-двадцать минут.

— Ира? — спрашивает Антон, открывая дверь и видя перед собой девушку.

Антон правда давно хотел поговорить с Ириной и расставить все точки над «i».
Непозволительно долго он тянул и жалел, прежде всего, себя. Но в последнее время действительно обстоятельства были против: сначала его травма, потом занятость Ирины и ее ангина, которая затянулась на пару недель.

Он ходил навещать девушку вместе с остальными друзьями, как только ей стало легче (течение болезни было весьма тяжелым). А наедине поговорить он так и не смог, просто не решился: ей было так трудно переносить болезнь, и добивать ее не хотелось.

Всем вокруг было понятно, что отношения между ними давно испортились, огонек в глазах Кузнецовой потух. Друзья и знакомые спрашивали Антона:
«Неужели вы расстались?» — на что он лишь отмахивался и всячески уходил от ответа.

Мерзко ли Антону от самого себя? Мерзко. Раздражает ли его то, что эта ситуация все никак не может разрешиться? Абсолютно точно. Хочет ли он перестать врать девушке, которая его безответно любит, и сказать ей наконец правду? Хочет. Хочет безумно.

— Привет, я шла с больницы — меня выписали окончательно. Думаю, дай загляну, — улыбаясь, говорит она, распутывая шарф и протягивая Антону мокрый от дождя зонт, чтобы тот убрал его сушиться. — Чем занимался? Я тебя отвлекла?

Ирина встает на цыпочки, чтобы поцеловать Антона, но он мягко отстраняет ее от себя: он больше не позволит никому касаться своих губ, потому что теперь это право Арсения. И на самом-то деле всегда им было.

Представится ли момент для расставания лучше? Вряд ли такой момент вообще может быть. Но тянуть больше нельзя, потому что теперь Антон понимает:
целовать кого-то, будучи в отношениях с другим, совершенно неправильно, он усвоил урок. Боль Ирины навсегда отпечаталась у него в душе огромными, ноющими ранами; ему кажется, что он никогда не простит себе того, что позволил ей полюбить себя. И все, что он сейчас может сделать, чтобы окончательно не потерять свои моральные ориентиры — это хотя бы не причинять такую же боль Арсению.

Ирина немного отходит назад, опускает голову и кивает. Поднимает свои карие глаза, и она не выглядит удивленной. Она лишь разочарована и похожа на смирившегося человека с дырой вместо сердца, и это почему-то ранит сильнее, чем скандалы, крики или упреки.

—Это была последняя попытка, — Ирина поджимает губы и завязывает шарф обратно. Уже почти тянется до дверной ручки, как Антон просит:

—Не уходи, — и несильно хватает за запястье.

— А если я начала уважать себя? — фыркает она, вырывая руку.

— И это правильно. Но я хочу объясниться перед тобой, — Антон не дает ей уйти и держит только сильнее. — Нет, не хочу — я должен это сделать.

— Ты должен был сделать это давно, — ее голос дрожит — такое бывает, когда человек вот-вот заплачет, — но она старается держать лицо. Кричать ей не хочется, словно она давно уже все осознала и абсолютно приняла эту ситуацию, но почему-то все равно на что-то надеялась. Наверное, надежда и правда умирает последней — Антон об этом знает как никто другой. — И можешь не утруждаться сейчас: я и так обо всем в курсе.

Антон вопросительно поднимает бровь, но обходит Ирину, чтобы преградить ей путь к двери.
Атмосфера между ними накалена до предела, воздух такой тяжелый, словно сейчас вся недосказанность, скопившаяся за эти месяцы, вся ложь и безысходность оформятся в груду боли, и она свалится на них, придавит к земле, раздавит окончательно.

— Почему Арсений заслуживает твоей любви, а я — нет? — и все это все-таки сваливается на голову, а отвращение к себе затапливает новой волной.

— Чушь, — Антон тоже старается держать лицо. — О чем ты говоришь?

— Любой, у кого есть глаза, заметит то, что происходит между вами, а я — уж тем более. Так что не ври мне хотя бы сейчас, — вздыхает Кузнецова. — Хотя бы в последний раз скажи мне правду.

Но Антон молчит. Хочет выполнить ее просьбу, но не может.

— Почему я такая бесхребетная? — задает она риторический вопрос. — Ты причинил мне такую боль! А я, когда стала догадываться, залезла в твой телефон. Я давно обо всем знаю! Я же могла слить все про вас — все бы поверили, потому что уже до этого ходили слухи про тебя и Арсения, — могла превратить твой последний и без того тяжелый год в школе в кромешный ад.

Или можно было сделать еще лучше, больнее: рассказать всем только про него, не затрагивая тебя.

— Ты никогда бы так не поступила, — только и говорит Антон.

Ему не страшно, он не паникует, что Ирина раскроет их секрет. Да, он не хотел, чтобы она была в курсе их отношений, потому что он пытался оградить их с Арсением от лишних глаз, а еще ему было стыдно, что последние восемьмесяцев он влюблен в другого человека, но морочил голову ей. Да и Антон не хотел, чтобы Ира сравнивала себя с Арсением, искала в себе проблему, почему Антон ее не любит, ведь дело-то не в ней. Но он и правда думает, что Ирина бы так не поступила: за два года он Иру все же немного, да изучил — она справедлива, порядочна, у нее доброе сердце. Вся эта грязь не про нее, причинять другим боль она не захочет. Просто не сможет.

А еще Антон осознает, что это просто нервный срыв. Он и сам не понаслышке знает и об этом чувстве отчаяния и отвратительной несправедливости, когда все, чего ты хочешь — это быть с человеком, с которым ты по какой-либо причине быть не можешь. И о боли знает, которая едкой кислотой прожигает сердце, заполоняет легкие злостью.

— Но если бы я все же сделала это? — пытаясь вывести Антона на чистую воду, спрашивает Ирина.

— Я бы пошел на все, чтобы этого не произошло, — твердо отвечает Антон. А на самом деле — признается ей.

Он бы ведь и правда смог найти рычаги давления на Ирину. Отвратительно?
Конечно, но он сделал бы все для душевного спокойствия Арса.

Арсений всегда будет важнее. Это неправильно и ненормально — ставить чувства одного человека выше чувств другого, но если выбор будет между ним и кем-то еще, Антон, не думая ни секунды, выберет Арсения. Встанет за него горой, будет защищать, перегрызет всем глотки, не давая ранить его.
Пострадает сам, но никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах не допустит того, чтобы Арс страдал по какой-либо причине.

Больше никогда.

— Ты достойна большего, я твоей любви не заслуживаю, — смягчается парень, поняв, что это, наверное, прозвучало довольно-таки грубо, да и разочарование на лице Иры говорит о том же. — И если ты хочешь наказать меня, накажи. Ты можешь делать со мной все, что угодно, и это будет правильно, я не буду этому мешать. Может, я даже и сам этого хочу, чтобы почувствовать искупление хоть на малую долю.

— И ты мне говоришь, что дело не в Арсении? Всегда все дело было в нем, — Ирина отворачивается, хмыкает. Рассматривает незамысловатый узор дерева на двери прихожей, обводит пальцем завитки, о чем-то задумываясь. — Но представь, что это случилось. И что, хочешь сказать, ваша «непоколебимая» любовь выстояла бы? Сердце бы твое не пострадало? А мир не пошатнулся бы, узнай об этом все? — она поворачивается, с тоской заглядывая ему в глаза.

Антон думает: конечно нет. Больше ничто не помешает ему любить Арсения и быть рядом с ним. Видимо, Ирина читает ответ по невозмутимому лицу Антона, и ее запал иссякает — она на тысячу процентов убеждается в том, что надежды больше нет.

— До чего же мы дошли, Антон? До чего дошла я? Я ведь всего лишь хотела быть той, кого бы ты так рьяно защищал, — вздыхает она, подходя ближе.

Перед Антоном стоит маленькая, сломленная девочка, единственным желанием которой является любовь человека, который ее любви никогда не заслуживал.

— Ты ведь пытался меня полюбить, почему у тебя не получилось? Неужели я настолько плоха? Что во мне не так?

И вот то, чего Антон боялся. И ей не объяснить, что причина их неудавшихся отношений не в ней, а в Антоне — он был легкомысленен и нечестен с ней, и всегда любил другого человека.

— Проблема была во мне, ты просто сделала неправильный выбор. Ты же знала и сама говорила, что я несерьезный, — это все, что он может ответить.

— Ты серьезный в этом плане, Антон. Но только тогда, когда это касается Арсения. Может, я видела это в тебе и надеялась, что смогу занять его место, — слеза все же катится по ее щеке, но она быстро вытирает ее рукавом. — Ты однолюб, и это не плохо. Но какого черта ты заставил меня влюбиться в тебя?

Девушка все же хочет уйти, и Антон больше не преграждает ей путь: он объяснится тогда, когда она будет готова его выслушать, а на сегодня он уже и так сказал слишком много.

— Я не заставлял, и я не знаю, как это работает, но сердцу не прикажешь. Если бы ты могла выбирать того, в кого влюбиться, подчиняясь только голосу разума, ты бы никогда не сделала выбор в пользу меня.

Ирина фыркает, не желая больше продолжать этот разговор. Она хватает из рук Антона зонт и открывает дверь, чтобы пулей вылететь из его квартиры. И она это делает, больно задевая плечом стоящего за дверью Арсения и быстро запрыгивая в еще не уехавший лифт.

— Что?.. — стуча зубами от холода и потирая ушибленную руку, спрашивает Попов в пустоту и оглядывается на девушку.
Антон хватает Арсения за плечо, быстро затаскивает его в квартиру и закрывает за ними дверь.
— Все в порядке? — не понимает Арс.

— В порядке. А ты с ума сошел? — вопрошает Антон, нервно и быстро снимая с Арсения промокшее пальто и зачесывая его мокрую челку назад, чтобы она не лезла в глаза. — Почему без зонта? Весь промок, заболеешь еще.

Губы Арсения трогает легкая улыбка, потому что ему приятна такая забота. Он помогает стащить с себя пальто и благодарно целует Антоновы губы.

— Я в спешке из дома убегал, — объясняет он.

— А, — осекается Антон, смягчаясь, и почесывает лоб. — Что случилось?

В последнее время ситуация у Арсения дома стала хуже: его отец нашел новую пассию, которую он привел в дом. Мачеха, что совсем неудивительно, оказалась той еще сукой, и пасынка своего она не очень-то жалует. Сергей злится, но злится исключительно на сына, считая, что это он во всем виноват: и в постоянных скандалах в их семье, и в непринятии его новой женщины. Он уверен, что все это — подростковая драма Арсения, что тот слишком много на себя берет и выдумывает. На самом же деле стерва всего-навсего пытается выжить Арса из его же дома; он ведь у нее под ногами путается, мешает окончательно охомутать папашу и завладеть наследством, а она пользуется тем, что у них и так отношения натянуты. Поэтому Арсений теперь часто не бывает дома и бросает своим друзьям сигнал «SOS»: даже если отец уезжает в свои командировки, мачеха-то остается дома и пилит только больше, чувствуя над Арсением власть — в любом случае отец не поверит ему, она знает.

Частенько Арсений ночует у Матвиенко или Антона. И Антон не против, чтобы они жили вместе в квартире Шастунов, вот только сам Арс говорил, что ему это очень неудобно: мотаться по хатам, смущать людей. Нельзя вечно так жить, у всех должно быть личное пространство. Да и ведь и у Сережи, и у Антона есть родители, перед которыми ему также неловко, что бы они ни говорили на этот счет, как бы ни входили в его положение и как бы ни поддерживали. Поэтому в последнее время он часто упоминает, что хочет снять квартиру. И ему, конечно, помогает мама и высылает деньги, да и сам он подрабатывает на модельное агентство, но для того, чтобы считать себя полностью финансово независимым и жить отдельно, этого не хватает — не может же он взять деньги отца, в конце концов. Так что в итоге однажды Шастун предлагает ему все же арендовать квартиру за его счет: у него и сбережения есть, да и он опять на работу вышел.
Арсений отказывается, но Антону все равно, он уже подыскивает варианты.

— Оказалось, — тушуется Арсений, опуская глаза в пол и ежась от холода, — что она беременна.

— Боже, — Антон открывает от удивления рот: это конечная. Эта стерва только этого ведь и добивалась. — Неужели теперь от нее никуда не деться?
— Срок три недели. Она вне себя от счастья, отец тоже: считает, что новый ребенок вырастет угодным ему наследником. Теперь мне там не место, эта сука, можно сказать, пустила свои корни насовсем, — фыркает Арсений. — Мне там не выжить.

— Это понятно, — Антон приподнимает голову юноши за подбородок, прося тем самым заглянуть ему в глаза.

— И в этом городе тоже, — тихо добавляет Арсений.

— Я знаю, Арс, — старается улыбнуться Антон и переводит тему. — Сегодня вечером я должен был идти смотреть одну квартиру и сделать тебе сюрприз. Но, видимо, мы поедем вместе, а сюрприз отменяется.

Арсений, что удивительно, соглашается, кивая, и целует Антона.

— Все будет хорошо, но мне надо переобуться, — усмехается Арсений, цитируя песню Тимы Белорусских, и отстраняется от Антона, снимая хлюпающие кроссовки. — А что с Ириной?

— Мы с ней расстались, — вздыхает Шастун, поджимая губы. — Окончательно.

— Мы с Эдом, кстати, тоже, — пожимая плечами, как бы невзначай добавляет Арсений.

Антон в последнее время пытался избегать Эда: ему было жутко стыдно, ведь Эд его друг, а он не мог набраться смелости поговорить с ним и рассказать ему всю правду, признаться в своей подлости. Но Выграновский оказался терпеливым и ждал, когда Антон решится — может, это было по просьбе Арсения.

Они смотрят друг на друга, улыбаясь грустно и вымученно: как бы они ни хотели быть вместе, нет ничего хорошего в расставаниях, и уж тем более в разбитых сердцах.

— Поговорим об этом потом, ладно? — просит Арсений, зябко передергивая плечами и снимая с себя промокшую толстовку. — Может, сходим в душ, погреемся? Я так устал.

— Конечно, — Антон улыбается уголками губ, кивая. Учеба опять откладывается.

— Все наладится, веришь мне? — Арс подходит к нему, обнимая за талию, кладет голову ему на грудь и прижимается сильнее, словно греясь. — Она тебя обязательно когда-нибудь простит. Остынет, и вы поговорите. Может, ты сможешь объяснить ей все или искупить свою вину еще каким-нибудь способом.

Арсений удивительный. Он всегда читал Антона как открытую книгу и всегда знал, что сказать и как поддержать, что бы ни случилось. И теперь, вдыхая запах улицы и дождя с его волос, прижимая его к себе ближе и целуя темную макушку, он чувствует, что на душе становится как-то легче.

— И я знаю, что ты очень переживаешь за меня, но не надо, расслабься. Может, это даже хорошо, что эта дрянь появилась в жизни отца? При таком раскладе он, наверное, отстанет от меня, будет больше думать о своей новой семье? А я наконец-таки смогу вырваться из-под его опеки, забыть все как страшный сон?
Уехать, не боясь, что меня кто-то будет искать? На меня не будут возлагать надежды, потому что я буду в его глазах мерзавцем, и я смогу жить так, как я хочу? — он поднимает свои невозможные голубые глаза, и Антон целует его в нос и в веки — куда придется. Арсений довольно жмурится, не увиливая от поцелуев. — Может быть, все, что ни делается, все к лучшему?

Ему так повезло с Арсением. И Антон думает, что да, действительно, сердцу не прикажешь. Но если бы он мог приказать, если бы он мог выбирать того, в кого влюбиться на трезвую от чувств голову, он знает наверняка: Арс такой чудесный, что в любом случае он бы выбрал его.

~•~

— Спасибо, Шаст, — говорит Дима со звонком с урока, сохраняя выполненное задание и выключая компьютер.

Антон дал ему списать задание по информатике. Для него это, конечно же, было просто, так что он закончил решение еще двадцать минут назад и все время с того момента безотрывно глядит в монитор компьютера, что-то с интересом ища в интернете. Увлекшись, он не реагирует на друга, тем более что слова Позова тонут в гаме класса: ребята радуются последнему уроку последнего учебного дня на неделе, но не спешат разбегаться — ждут, пока вернется учитель по информатике и даст домашнее задание.

— Что это? — Дима подъезжает на стуле к Антону, заинтересованно вглядываясь в экран. — Да ладно?! — удивленно и одновременно радостно восклицает он.

Антон быстро закрывает вкладку сайта с питерским ВУЗом, потому что все в классе на них оборачиваются, в том числе он ловит любопытный взгляд Арсения.

— Это не точно, — быстро отмахивается Антон.

У Антона не было никаких особых планов на жизнь после выпуска.
Единственное, он когда-то давно решил, что будет поступать в воронежский ВУЗ на менеджера (потому что с его успеваемостью и амбициями вариантов немного) вместе со своими друзьями — Журавлевым, Макаровым и остальными.
Планы, конечно, были долгоиграющими: они думали, что останутся вместе все той же компанией, потому что выходить из зоны комфорта не хотелось. У них бы началась впечатляющая студенческая жизнь, они бы организовали в универе команду КВН или вступили бы в уже существующую и подняли ее на новый уровень. Может, они даже съездили бы на пару каких-нибудь кастингов в юмористические передачи, и на этом-то, в общем-то, и все. Про поступление на специальность, связанную с IT, Антон и не думал, потому что считал, что это все несерьезно. Но со временем он стал развиваться в этой сфере, а с возвращением Арсения в его жизнь все как-то… закрутилось и изменилось.

— Обсудим это в каморке? — предлагает Поз. — Ты же помнишь, что вы с Арсом обещали мне помочь?

— Значит так! — в кабинет ураганом врывается Павел Алексеевич, и Антон на предложение друга только кивнуть успевает. — Михаила Палыча вызвали по срочному делу, так что он сказал, чтобы вы сохраняли выполненные задания в папке своего класса. Домашнего задания нет, вы все можете быть свободны, кроме команды КВН. У меня объявление.

Все ребята радостно и быстро вываливаются из класса, предвкушая выходные.
Арсений, проходя мимо Антона и Димы, назначает им встречу в каморке через тридцать минут.

— Я все узнал. Выступление в тридцатой школе уже в следующую пятницу! Так что будем усердно готовиться, — говорит учитель, когда в кабинете остаются лишь парни из команды КВН. — Сегодня репетиции не будет, у нас совещание допоздна. Поэтому я предлагаю собраться завтра, если вы не против.

Ребята, конечно же, соглашаются. Им нужно готовиться усердно, чтобы не ударить в грязь лицом: это будет их последняя игра в качестве школьников (за исключением последнего концерта в школе в конце года — комиссия приедет еще раз, чтобы посмотреть на выступление победителей). Новый школьный стадион, к слову, начнут строить уже в мае.

— И еще, чуть не забыл! По секрету скажу вам, что Наталья Андреевна планирует в конце апреля устроить дискотеку в школе. Мы немного затянули, но это в честь победы нашей школы в конкурсе и благодарность вам. Школьный совет принял решение, что тема дискотеки — ретро, девяностые, — парни начинают радостно перешептываться: все они любят школьные вечеринки, тем более теперь, когда это редкость — в головах всех учеников только ЕГЭ и поступление. А ведь еще можно будет продолжить веселье уже за стенами школы. — Значит, мы договорились, все свободны, — объявляет Воля. — И, Шастунец! Горжусь тобой! Учителя тебя хвалят, ты отлично поднял свою успеваемость в последнее время, так держать! Неужели за ум взялся?

— Его вообще не узнать! — добавляет Макаров.

— Видимо, нормально так головой приложился, прости Господи, — вклинивается Матвиенко.

~•~

На столе каморки разложена цветная бумага, клей, карандаши, фломастеры, ножницы и другие канцелярские принадлежности. Антон вырезает сердечки из розовой бумаги с какими-то узорами и разноцветные буквы, пока Позов пишет текст поздравления в открытке.

— Знаешь, я должен сказать, что это странно… — усмехаясь, все же произносит Антон, садясь удобнее в позе лотоса на мате. — На что только не пойдешь ради любви.

Нет, он уважает то, что друг делает для своей девушки. У нее скоро день рождения, и Дима решил смастерить открытку своими руками, потому что Катя любит хэнд-мэйд и всю подобную романтическую хрень. Но все-таки это немножечко странно, что два взрослых, практически совершеннолетних воронежских пацана вырезают фигурки из цветной бумаги, клеят стразинки и занимаются оригами (Позов любит сложности). А в скором времени еще и третий присоединится: Арсений опаздывает, ему нужно зайти к учительнице по английскому, чтобы исправить оценку.

— Я так долго ее ждал, что мне это только в радость, — жмет плечами Дима, отвлекаясь от поздравлений в открытке и приклеивания страз в форме сердечка. Он оборачивается на Антона, выгибая брови. — И чья бы корова мычала: ты вон за своим Арсением готов в Питер рвануть.

— Пока не готов, — признается Шастун, а друг хмурится, непонимающе потирая лоб.

— Блять, — он случайно размазывает по коже клей и берет со стола влажную салфетку. Встает с места, все еще стирая клейкую массу со лба, и обходит стол, чтобы сесть на мате на полу рядом с Антоном. — Так. Ты хочешь об этом поговорить?

— Да, — соглашается Шастун. Он уже себе всю голову сломал, а умный друг плохой совет не даст. — Тебе кажется, что это нелепо, да? Что я замахнулся так далеко?

— Нет. Просто обидно, что ты мне об этом раньше не сказал, а все в себе держал, — Дима все же валится рядом.

— Думаешь, у меня вообще должны возникать такие мысли? Наверное, это глупо? — Антон продолжает сосредоточенно вырезать буквы. — Куда мне? Куда я лезу?

— Ничего не глупо! Что за приступ самобичевания? И я рад, что Арсений на тебя так положительно влияет. Ты вон о каких важных, значительных вещах задумался.

— Как ты думаешь: у меня есть шанс поступить на IT?

Однажды, во время урока информатики в седьмом классе, когда этот предмет, собственно, и стал более «серьезным», Антон понял, что ему вдруг стало очень интересно слушать учителя, который рассказывал о языках программирования.
Вернувшись после школы, он первым же делом проштудировал на эту тему весь учебник информатики и принялся искать в интернете дополнительную информацию о Паскале и С++ — в тот день у него появилось новое хобби.

В свободное от учебы и внеклассных занятий время Антон практиковался в программировании дома, изучал различные статьи, зачитывался учебниками и даже решил пройти пару онлайн курсов длительностью в месяц каждый — и это было в радость, а не в тягость. А уже в девятом классе, когда он понял, что может зарабатывать на этом, он пришел в восторг: это отвлекало его от разбитого сердца. Он нашел одну компанию, которой требовался человек, работающий на непостоянной основе — проще говоря, фрилансер, — который возьмется за новые несложные проекты, на которые более квалифицированные кадры время тратить не хотели.

Антон выше головы и этих самых несложных проектов не прыгал. Думал всегда, что дальше в программировании дороги ему нет, что тот багаж знаний, который у него имеется — это максимум. Он боялся стремиться к чему-то большему и ставить себе цели, боялся разочароваться в себе и в своих мозгах. Он никогда не был уверенным в себе и сидел на месте, когда стоило бежать к своим мечтам.
Иногда он, конечно, проходил курсы «повышения квалификации», ведь IT-сфера постоянно развивается, и продолжал читать статьи ради собственного интереса.
Но он никогда не задумывался всерьез, что это может стать не просто хобби и удачно подвернувшимся фрилансом для начинающего, а настоящей работой. А теперь — задумался.

— Что за вопросы! Конечно есть! — искренне возмущается Дима. — Я всегда тебе твердил, что у тебя талант к программированию… или что у вас там, web-дизайн, блять, IT-технологии, я что, разбираюсь, — Антон усмехается, а Дима несильно трясет его за плечо, чтобы он обратил на него внимание, но и чтобы буквы остались целыми. Антон все же отвлекается, глядя другу в глаза. — Когда ты утверждал, что на большее и не способен, меня всегда это так возмущало! Я никогда не понимал, почему ты, достаточно умный парень, у которого руки, как бы странно это ни звучало, на самом-то деле не из жопы растут, имеешь такие примитивные планы… какой, нахуй, из тебя менеджер, Антон? Ты больше, чем ты о себе думаешь, ты себя очень недооцениваешь! Мало кто в подростковом возрасте, являясь самоучкой, работает на хорошую компанию, зарабатывая деньги. Да у тебя талант, который принесет тебе и успех, и деньги, и хорошую, безоблачную жизнь, и счастье от того, что ты занимаешься любимым делом. Но этот талант нужно развивать, так что тебе нужно вылезать из своего шаткого и неустойчивого мирка, который ты сам себе выдумал и где ты решил для себя, что ты ни на что не способен, что ты этого не заслуживаешь. Если хочешь знать, я очень тебя в этом поддерживаю и очень в тебя верю.

— Не знаю, — Антон откладывает цветную бумагу и ножницы в сторону, устало трет переносицу и кладет другу голову на плечо, вздыхая.

— Понимаю, это решение непростое, выходить из зоны комфорта довольно тяжело, и я тебе ничего не навязываю. Я и сам в ужасе, если честно, и совсем не уверен, точно ли я хочу поступать в мед. Но мне просто обидно за тебя. Я хочу донести до тебя, что ты заслуживаешь большего.

— Тебе и впрямь дорога в медицинский — из тебя выйдет отличный психолог.

— Возможно. А возможно и нет, — смеется Позов. — Просто я много лет ебусь с твоими тараканами и знаю тебя как облупленного.

— Беру свои слова назад, — подхватывает Антон.

Они сидят в уютной тишине еще пару минут, ничего не говоря. Антон думает о том, как же это здорово, когда у тебя есть кто-то, кто искренне за тебя переживает и готов поддержать в любой ситуации. Он улыбается, а когда Дима улыбается ему в ответ, он понимает, что у Позова сейчас наверняка такие же мысли в голове.

Дима вообще золотой человек. Каким бы порой Шаст ни был невыносимым, как бы он ни косячил и ни бесил, Поз оставался рядом. Он никогда не упрекал его за его выбор, а только успокаивал и утешал, давал мудрые советы и прикрывал его спину, когда это требовалось. Дима всегда видел Антона насквозь, и поэтому он направлял его, если тот сворачивал с верного пути, и частенько пытался привести в чувства — когда играли гормоны или болело разбитое сердце. Так что, когда Шастун находился в беспробудном хаосе и темноте и не мог выбраться из своей боли, Дима одним из первых протягивал руку помощи и был лучиком света в темном царстве.

А еще он всегда подставлял свое плечо и разрешал плакаться в жилетку — прямо как сейчас. Антон Диме доверял больше, чем себе, поэтому к его советам он действительно прислушивался. И сейчас он хочет узнать его мнение.

— А что насчет Арсения? По твоему мнению, правильно ли я поступлю, если поеду за ним?

— Вот это я не знаю, тебе нужно говорить уже с ним самим. Вы как, встречаетесь вообще? — Антон жмет плечами, а затем утвердительно кивает, и Дима хмурится. — Я ничего не понял. Да и ты сам ничего не понимаешь, говорю же, вам нужно поговорить. Но если думать только о работе и учебе, в столице или в том же Петербурге у тебя будет еще больше перспектив и возможностей.
А что тебе подсказывает сердце?

— Я не хочу с ним расставаться, а он хочет уехать, — Шастун встает с места, потому что у него уже затекло все тело, и подходит к столу. Он аккуратно отодвигает все, что там лежит, и забирается на него с ногами. — Я не могу его потерять, я люблю Арса, и я хочу поехать за ним, но если он тоже хочет быть со мной.

— Значит, поговори с ним. И если он скажет, что хочет быть с тобой, поезжай за ним… в чем проблема? — не понимает Позов, растерянно хлопая глазами.

— Я не… знаю, — теряется Антон. — Я чувствую, как будто что-то не так. Как будто что-то меня тревожит.

— А переехать в другой город — это то, чего ты действительно хочешь? — Позов хмыкает, задумчиво почесывая подбородок. — Здорово, что Арс подталкивает тебя на такие мысли, но нельзя ехать за ним только ради его счастья.

Антон кивает и потупляет взгляд. Он согласен с Димкой: отлично, когда счастлив тот, кого ты любишь, и он вправду больше не хочет терять Арсения. И с одной стороны кажется, будто единственный здравый выход из этой ситуации — это поехать за Арсением.

Но с другой, если он все же примет решение уехать, это должно быть и ради него самого тоже. Он и сам должен искренне захотеть изменить свою жизнь.
Если у него вдруг не сложится с Арсом, будет ли он готов уехать один? Будет ли он счастлив в Питере? Да и не только в Питере — в любом другом городе, который откроет ему новые дороги для самореализации?

Антон боится, что другой город окажется не его местом, не его домом. Он боится перемен, боится разочароваться, в конце концов, он боится облажаться перед Арсением. Ведь если абстрагироваться от всех эмоций и подумать холодной от чувств головой, Антон и правда не знает, действительно ли он хочет уехать.

— Это кардинальные перемены. И одно дело, если ты побаиваешься, ведь переезд — это серьезный шаг, но ты не сомневаешься в его правильности. И другое, когда ты задаешь себе вопрос: «Действительно ли это то, чего я хочу?» — Сложно это все… — нервно пожимает плечами Антон, кусая внутреннюю часть щеки из-за волнения. — Мне нужно время разобраться.

— Это уже большой прорыв. А с Ириной ты поговорил, я так понимаю? Ты на нее смотреть не можешь, а она мрачная ходит по школе, с двух информатик сбежала вот.

— Да, мы вчера пытались поговорить. Я ей кое-что сказал, из-за чего я себя еще больше ненавижу. Она начала трогать Арсения, и я не сдержался… — он закрывает глаза, опускает голову и мотает ею, не веря, что он и правда угрожал Ирине в ответ. — Я не смог толком объясниться перед ней.

— Тебе давно нужно было с ней расстаться. А ты все тянул, — не в упрек говорит Позов. — Конечно, ты был с самого начала не прав насчет Ирины, но я думаю, что она простит тебя со временем, и ты объяснишься. А ты прости себя, ведь мы все ошибаемся, — Антон невидящим взглядом смотрит куда-то в стену. — Кстати, как вы вчера квартиру посмотрели?

— Арсу хата понравилась. Я оплатил половину первого месяца, и еще половину доплатила его мама, — Антон улыбается, радуясь, что этот вопрос удалось решить, и благодарен другу за смену темы. — Арс сказал, что потом его мама будет высылать полную сумму, потому что она получила повышение на работе. А я буду копить деньги на всякий случай на оплату учебы, вдруг на бюджет не поступлю… и на переезд.

Дима улыбается, радуясь, что друг наконец-таки начинает вылезать из своей спячки, и в этот момент в каморку заявляется Арсений.

— Дьяволица. Терпеть ее не могу, — с ходу заявляет он, имея в виду учительницу по английскому.

Арсений кидает свой рюкзак куда-то на пол и подходит к Антону. Оглядывает его длинные ноги в модных клетчатых штанах, свешенные со стола, и говорит:

— Роналду, ножки — зачет.

Антон смеется, а Арсений подходит ближе, встает между его ног и приветственно целует его сквозь улыбку.

Дима улыбается еще сильнее, отворачиваясь. Решив оставить их наедине, он берет свой рюкзак и уже у двери говорит:

— Я пойду нам за шавухой схожу, не буду вам мешать. Что взять попить? — парни так и не отрываются друг от друга. — Ладно, понял. Выберу на свой вкус.

Да простит их Позов, но Антон последний раз целовал Арсения утром, перед школой, и по его губам он уже изрядно соскучился.

— Птичка? — спрашивает Арсений, отстраняясь, когда дверь за Позовым закрывается.

— М?

— А что… прям красивый Роналду? 

— Ну… да? Наверное, — не понимает Антон. У него в зрачках словно знаки вопроса отображаются.

— Прям красивее меня? А если я шорты надену?

— Нет, Арс, — Антон прыскает со смеху. — Тебе лучше без них.

Арсений игриво поднимает брови вверх и тянется за поцелуем, но когда дверь каморки открывается, он быстро отстраняется от Антона, пугливо смотря на незваных гостей: в душе он надеется, что это Позов вернулся, потому что что-то забыл.

— Это вы! — облегченно выдыхает Арсений. — Стучаться не учили?! Как проходная, блин.

— А че, обосрался? — усмехается Эд, и за ним в каморку заходит Егор, который сначала подходит пожать руку Арсению, а затем и Антону. — А че я стучаться должен? Это вообще-то общественное место.

— «А че, а че», — передразнивает его Арсений. — У макаки и то словарный запас больше.

— И даже макаки ищут себе место для того, чтобы уединиться, а не сосутся на виду у всей школы, — Эд показывает Арсению средний палец, а Егор просто ржет, наблюдая за их привычной перепалкой.

Арсений не выдерживает: берет со стола тетрадку и мстительно кидает ее в сторону Эда. Антон тем временем просто продолжает сидеть на столе в шоке.

— О, пасиб. Я как раз за ней пришел. Забыл вчера, — Эд ловко ловит тетрадь и открывает первую страницу, убеждаясь, что это то, что ему нужно: внутри зарисовки для декораций к предстоящему спектаклю — он теперь помогает Кате. — Че встал и пялишься, как придурок? Пошли к Ляйсан Альбертовне, мы там думаем, какие дома рисовать к спектаклю твоему. Скажешь, че норм, а че нет.

— А ты че, — опять передразнивает его «чеканье» Попов, — не знаешь, как дома выглядят? И это я еще придурок, — Арсений по-показушному недовольно закатывает глаза, а затем поворачивается к Антону, чтобы все-таки получить его поцелуй. Быстро чмокнув его в губы и улыбаясь, он, ничего больше не говоря, разворачивается и выходит из каморки, на что Антон непонимающе смотрит ему вслед, даже не успев задать вопрос. Антон на мгновение паникует: неужели Эд знает, что они встречаются? Начнется ли сейчас ссора? А почему Эд пришел вместе с Егором?

— Не переживай, через десять минут, не больше, верну тебе твоего Сеньку, — словно увидев испуганное и непонимающее выражение лица Антона, объясняет Выграновский, усмехаясь. Антон не успевает ничего возразить или спросить, потому что Эд вдруг нежно обращается к Егору: — Солнышко, подождешь немного? Мы сейчас с Сеней посмотрим варианты домов, он утвердит, какие ему больше нравятся, и мы пойдем домой, — Егор, улыбаясь, кивает.

— А вы… — Антон, приоткрыв рот и вытаращив глаза на эту сладкую парочку, неопределенно указывает на них рукой, — опять вместе, что ли?

— Удивительная проницательность, — улыбается Эд и выходит из каморки.

~•~

— Э-э-э… — только и выдает Антон, оставшись с Егором наедине. Он пытается переваривать весь поток информации, что на него свалился. — Они что, постоянно так общаются? Они же, как бы, раньше… — останавливается он на полуслове, потому что это неприятное слово застревает в горле: грустно за всю сложившуюся ситуацию, да и стыдно. Еще и странно говорить об этом с Егором.

— Что? Встречались? — подхватывает Егор, усмехаясь. — Ага. Могут заткнуться только за редким исключением в виде начавшегося кино или демки нового трека Эда. Но на самом деле это только кажется, что они друг друга ненавидят. Это у них такая своеобразная, но крепкая дружба, — объясняет Егор, но когда он видит растерянное лицо Антона, добавляет: — Я думаю, что они просто слишком долго притирались и пытались быть наигранно милыми друг с другом, играя во влюбленных, но в один момент им это надоело. Так что вот во что это вылилось, — Егор обходит стол и садится на стул. — Какая прелесть! — говорит он, когда замечает открытку Позова. Антон слезает со стола. — Я тоже люблю делать всякие хэнд-мэйд вещи. Как-то раз я даже собственноручно нарисовал Эду валентинку на четырнадцатое февраля, — улыбается парень, и Антон вспоминает, что, действительно, пару лет назад какая-то розовая хрень в стразах висела у Выграновского на стене и сильно выделялась среди плакатов металл-групп и рэп-исполнителей. Антон тогда еще Эда стебал по этому поводу,но тот рьяно защищал творение любимого. — Прикольная идея с сердечком из страз, но я бы еще добавил страз сверху и снизу, как обрамление.

— Хм. Ну да, — призадумывается Шастун, когда смотрит на открытку, и поворачивается на Егора с Обама-фейсом: они с Позовым как раз думали, что на лицевой стороне чего-то не хватает. Егор считает это за зеленый свет, поэтому берет розовые и серебристые стразы и начинает их клеить. — А вы… давно с Эдом вместе опять? — аккуратно начинает любопытствовать Антон.

— Пару недель, — отвечает Егор. Он прикрывает глаза и мечтательно улыбается, о чем-то задумываясь. — Хочешь расскажу, как это было? — спрашивает парень, и не дожидаясь ответа, как настоящая заноза в заднице, он продолжает: — Эд сделал первый шаг. Я был удивлен увидеть его на пороге своей квартиры, а он протянул мне диск, сказав, что скучает по мне и жалеет о том, что все так получилось. И что написал мне трек, представляешь? Он у меня такой сентиментальный, — усмехается Егор, прикладывая руку к сердцу.

Эд? Сентиментальный? Антон хочет покрутить Егору пальцем у виска или обвинить себя в том, что он не так хорошо знает друга, хотя за столько-то времени пора бы уже.

— Я был так… — Егор открывает глаза, поднимая свой взгляд на Антона, — так рад, когда Эд пришел ко мне. Я же ждал его, потому что я практически сразу после расставания понял, что мы совершили большую ошибку. Но к тому времени, когда я решился исправить это недоразумение, у него уже был молодой человек, так что я не стал лезть, — он рассказывает это от чистого сердца, не стесняясь ничего, будто Антон его хороший друг, что, конечно же, не является правдой: Антон и не надеялся на такой откровенный рассказ, но Егора теперь не остановить.

Да уж, он уже и забыл, какой Егор порой болтливый и эмоциональный. Он снова про себя удивляется, как они с Эдом вообще с настолько разными характерами сошлись и встречаются так долго. Наверное, все дело в том, что противоположности и правда притягиваются.

— Не ревнуешь Эда к Арсу? — успевая вставить свои пять копеек, недоумевает Антон.

— Ты вообще видел, как они общаются между собой? — смеется Егор и возвращается к украшению открытки. — Я удивлен, как они столько времени встречались и как обошлось без убийства. Хотя, признаться, сначала я ревновал, но Эд убедил меня, что не стоит. К тому же мы с Арсом дружим, и это он подтолкнул Эда к тому, чтобы тот пришел ко мне, и я ему за это очень благодарен, — Егор так старательно выстраивает композицию из страз, что даже высовывает кончик языка. Антон окончательно запутывается. — А теперь, когда я вижу, как Арс смотрит на тебя, я точно больше никогда не буду ревновать Эда. Уж точно не к Арсению.

— Смотрит «так» — это как? — уточняет Антон.

— Как по уши влюбленный человек, конечно же! — цокает Егор, как будто Шаст — ребенок, который не понимает простые истины. — Шастун, Арсений такой счастливый, а из каморки он вылетел чуть ли не вприпрыжку, как придурок, — у Антона от этих слов на щеках выступает румянец, и он счастливо улыбается,опуская взгляд. — Теперь и ты так же выглядишь.

— Ты не лучше.

Они смотрят друг на друга, а потом начинают смеяться от абсурдности: вся эта ситуация получилась уж слишком нелепой — сглупили все без исключения. И это ведь даже не любовный треугольник, а уже какой-то квадрат получается. Но когда Антона отпускает смех, он думает о том, что если хотя бы один из них тогда думал бы головой, а не шел на поводу у эмоций, то вся последующая цепочка событий могла бы быть совершенно другой, менее драматичной и болезненной для всех.

— М-да, это же полгода… Эда долго ждать пришлось, — призадумывается Антон. — Тяжело было?

— Ну да, непросто. Но ты ждал дольше, — улыбается Егор. — Зачем спрашиваешь? Сам же знаешь, каково это.

— Солнышко, — в каморку возвращается Эд, прерывая их разговор, — я закончил. Прости, что так долго, просто привередливый Арсений долго не мог понять, что ему надо.

— Воробей, — передразнивает его заходящий в каморку вслед за Эдом Арсений, — я закончил. Прости, что так долго, просто тупой Эд долго не мог понять, что мне надо.

— Все, мы уходим, — фыркает Егор, откладывая клей и стразы в сторону. На прощание он пожимает Антону и Арсению руки и практически выталкивает Эда к выходу из каморки, иначе их словесная перепалка не закончится никогда.

~•~

♫Думал, что сам могу решать за двоих людей.
Думал, что нам станет лучше от моих идей.
И, цепляясь за надежду, как за одежду репей,
Становился дальше от тебя еще на ступень♫

— Это так мило — то, что Дима делает для Кати, — говорит Арсений, когда они наконец-таки остаются наедине. Улыбаясь, он сосредоточенно продолжает работу Егора, приклеивая стразы сверху в каком-то замысловатом узоре, и выглядит при этом очаровательно. — Он замечательный партнер.

— Я таким не был, к сожалению, — аккуратно начинает Антон.

Он чувствует потребность в том, чтобы поговорить с Арсением. Наверное, уже пора? Ему нужно разрешить ситуацию и прояснить все раз и навсегда.
Разобраться с их прошлым и будущим, расставить все точки над «i», услышать, как та или иная ситуация выглядела со стороны Арсения. Но Антон не знает, готов ли Арсений к этому разговору, хотя он и так слишком долго откладывал и старался на того не давить. Попытаться стоит.

— Я тоже был не лучшим партнером, — отвечает Арсений, откладывая клей в сторону и поднимая взгляд на Антона.

Они сидят рядом, за одним столом, и Антон берет руку Арсения, чтобы поцеловать его запястье.

— Арс, — начинает он, все-таки касаясь нежной кожи губами, — я не знаю, захочешь ли ты говорить обо всем, но я просто еще раз хочу извиниться за…

— Давай поговорим. Честно поговорим, — вдруг говорит Арсений, перебивая. — Давно пора. Я начну? — Антон кивает, устраиваясь на стуле удобнее. — Я просто… многое хочу узнать и спросить. Но в первую очередь я хочу понять, да и наверное с этого и стоит начать: почему ты не пришел тогда?

— Я думал… — как назло, все мысли в голове расползаются, как тараканы при включении света. А ведь Антон так долго ждал этого разговора. — Не знаю, Арс, что и сказать. На самом деле, я тогда пришел.

— Что? — не понимает он, жмуря глаза. — Что значит «пришел»? Тебя не было.

— Я пришел, но ты меня не видел, — Антон поджимает губы, собираясь с мыслями. — Я смотрел на тебя, и мне было невыносимо. Я знал, что если подойду, то не смогу тебя отпустить, и мы будем страдать только больше. Мне же казалось, что у нас нет будущего, понимаешь? Что все обречено. Как долго мы бы смогли существовать в таких отношениях, я не знал, я в них не верил. Был уверен, что спустя время кто-то из нас перегорит, и оно будет болеть лишь сильнее, так что пластырь нужно сорвать сразу, не мучая друг друга. Думал, что ты уедешь в Москву и у тебя начнется новая жизнь. Я реалист по жизни, Арс, и хотел поступить так, как будет правильнее, старался выбирать менее болезненные варианты, даже если казалось, что это не так. Да, я решил за нас двоих, сделал тебе больно, но я был уверен, что пусть лучше переболит сейчас, чем эта разлука и мучения будут длиться годами.

Арсений кивает, опуская взгляд.

— Я долго корил себя и до сих пор корю, что причинил тебе такую боль. Иногда задумываюсь о том, что мы упустили из-за того, что я принял такое решение за нас двоих. А вдруг все выгорело бы? Вдруг у нас получилось бы? — вздыхает Антон. — Я чувствую вину, что оставил тебя, что не сдержал обещание. Порой мне кажется, что я только и делаю, что приношу тебе боль — и тогда, и сейчас, когда ты вернулся.

Он так любит Арсения и не хочет причинять ему боль, что, бывает, он подумывает: а не оставить ли его в покое? Потому что, вспоминая прошлое, он ощущает себя ненужным балластом, который только и делает, что тянет Арса вниз, к самому дну: не дает начать новые отношения, обижает, напоминает о прошлом, о том, как ему разбили сердце.

— Мне очень стыдно за то, что я делал и что говорил. За то, что я натворил, и как я все просрал. Прости меня, — просит юноша и берет ладонь Арсения, прикладывая ее к своей щеке. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что я тебя люблю, но я понимаю, что приношу только одни проблемы. И если ты решишь уехать, не считая меня частью своей жизни, я пойму.

Признание в любви вырывается вот так просто, потому что они договорились говорить честно, а это сейчас самая правдивая вещь на свете, на которую Антон только способен.

— Антон, что ты несешь? — строго говорит Арсений, обхватывая лицо Антона уже двумя руками и смотря ему в глаза. — Начнем с того, что я виноват не меньше. Я так долго скрывал от тебя, что уезжаю — почти два месяца, и это ненормально. И я был наивным ребенком, думал, что мы навсегда будем вместе, но расстояние — это действительно непросто, особенно, когда тебе всего лишь пятнадцать, — он отпускает его лицо, и они соприкасаются лбами. — Когда я вернулся, то хотел, чтобы мы начали все заново, но что-то пошло не так, и мне какое-то время было тяжело принять твою позицию. Но чуть позже я понял, что ты не хотел зла. Думаю, ты оказался умнее, мудрее и взрослее меня и взвалил на себя всю ответственность... И мы не знаем, как бы сложилась жизнь, приди ты меня проводить. Что ждало бы нас в таких отношениях? Пошли бы они нам на пользу или приносили бы только боль? Где бы мы сейчас были? Мы бы вообще встретились снова? Захотели бы этого или были бы и без того достаточно травмированы? И мы этого никогда уже не узнаем — что сделано, то сделано, время вспять не воротишь и ничего не исправишь. У нас есть только настоящее, где нам повезло быть вместе вновь. И да, я не отрицаю, что поступил ты не очень, пообещав мне одно, а сделав другое, когда так и не пришел на встречу. Я очень ждал тебя, я так сильно в тебе нуждался. Пускай ты сделал мне очень-очень больно, но я понимаю тебя и прощаю. И я знаю, что тебе было не легче, что и я принес тебе боль, и я могу только догадываться, как ты переживал это. Я надеюсь, что и ты сможешь простить меня за все.

— Арс, — шепчет Антон, улыбаясь.

— И я не хочу повторения прошлых ошибок, понимаешь? Я действительно собираюсь уезжать, и я сказал тебе об этом сразу, — Арсений немного отстраняется, чтобы заглянуть в зеленые глаза напротив. — И ты — часть моей жизни. Я тоже тебя люблю, Воробей, и, если признаться честно, я даже и не переставал.

Антон не может сдержать счастливой улыбки после признания Арсения, а его сердце ухает вниз. Это непередаваемое чувство, когда человек, которого ты любишь, говорит, что чувствует к тебе то же самое, ведь это все, что тебе было нужно.

От знания, что Арсений любит Антона в ответ, все начинает вставать на свои места. Но вместе с этим у Антона появляется стойкое ощущение, что они ходят по замкнутому кругу. Все повторяется, словно кто-то сверху, усмехаясь, помещает их в ту же самую ситуацию, что и два года назад, и наблюдает, повторят ли они свои собственные ошибки вновь, когда у них появился еще один шанс быть вместе.

— Но я не знаю, что мы будем делать дальше, все повторяется. Я не могу оставаться здесь, ты и сам это понимаешь.

— Я знаю. Я тоже не буду говорить тебе, что мы с тобой на пони поедем по радуге в волшебную страну, или давать тебе обещания, которые я не смогу сдержать — я не уверен в том, что будет дальше. Но я буду честным с тобой, и мы вместе обязательно придумаем выход из этой ситуации, придем к тому, чтобы сделать правильный выбор. Ты только дай нам время, — Антон, опираясь руками о колени Арсения, заглядывает ему в глаза, пытаясь вложить в этот взгляд уверенность вместе с нежностью и просьбой о еще одном шансе. — Доверишься мне еще раз?

Арсений соглашается и, довольный ответом, целует Антона. Нежность его так и переполняет.

— Не говори о себе плохо, Воробей. Я никогда этого не понимал, ты же так много мне помогал и делал для меня. Более того, я бы даже сказал, что ты спасал меня. И ты заботился, хотя тебе было больно, ведь я не отвечал тебе взаимностью, и ждал меня, пока я бегал от себя и своих чувств. Ты ошибался, но когда ты был нужен, ты всегда был рядом и выручал меня, — Арсений оставляет поцелуи-малютки на щеке Антона. — И ты рассказываешь, какой ты плохой, а все почему-то повально в тебя влюбляются.

— Неправда.

— Правда, Антон, правда, — усмехается Арсений, — иногда, конечно, хочется повырывать всем ноги из-за ревности, но ты очаровательный, и мне совершенно ясно, почему ты пользуешься популярностью. И если бы не эти люди, я бы никогда не пришел к тому осознанию, что сейчас имею.

— Давай по порядку? — хмурится Шастун. — Я так и не знаю, почему ты вернулся.

— У отца плохо шли дела по бизнесу, вот и все. Он замахнулся слишком далеко, на столицу, а это оказалось сложнее, чем он думал.

— А тебе? Тебе в Москве понравилось?

— Нет. Я сменил две школы. Я был местным фриком, — пожимает плечами Арсений, заметно погрустнев. — Я думал, что в Москве мне прижиться будет проще, столица же, но я выглядел не так, говорил не так, вел себя не так… а дети, они и в Африке дети, и они жестоки, так что я частенько попадал в передряги. Потом научился защищать себя, записался на курсы самообороны.

— Ужасно, — Антон берет Арсения за руку в знак поддержки.

— Да, мало приятного. Но я все-таки играл в театре, ходил на кастинги, старался учиться. В общем, делал все, чтобы не загоняться по пустякам, да и сейчас это все уже неважно, — натянуто улыбается юноша. — Когда я понял, что мы расстались, я пытался тебя забыть. Но спустя время я понял, что не могу. Так что, если быть честным, я следил за твоими социальными сетями, хотя там мало, что менялось, спрашивал о тебе у Сережи Матвиенко… я не мог забыть тебя, начать новую жизнь. Говорю же, не переставал тебя любить. Пытался начать с кем-нибудь отношения, но все было не так, с тобой ни в какое сравнение не шло.
Наверное, это ненормально, но я ничего не мог с собой поделать, — признается Арсений, нервно зачесывая челку назад.

Действительно: наверное, такая привязанность и больная любовь ненормальны и неправильны, и Арсению нужно было бы пытаться жить дальше. Но с другой стороны, Антон ведь именно это и делал все два года, и к чему это привело?
Разве он был счастлив? Разве то, что он делал, чтобы забыть Арсения, можно назвать нормой? Разве обманывать себя было правильно?

Арсений хотя бы не врал себе.

— Когда я узнал, что мы с отцом возвращаемся обратно в Воронеж, я был счастлив, я не жалел о переезде обратно и минуты, мне было легко бросить все, чтобы только увидеть тебя, — продолжает свой рассказ Арсений. — Я надеялся, что мы сможем решить все наши разногласия, что мы поговорим, и все будет как прежде. Я мог поступить в другую школу, начать новую жизнь, но решил, что будет лучше вернуться в старый коллектив, вернуться к тебе. Сережа отговаривал, потому что был уверен, что этим я сделаю себе больно, ведь тебе наверняка все это уже давным давно неинтересно, и ты совсем изменился: у тебя другая жизнь и девушка, с которой ты встречаешься уже год. К тому же он считал неправильным, что он помогает мне жить пустыми надеждами и способствует тому, что я не могу начать жить нормально, не озираясь на прошлое. Я не слушал его, хотел тебя увидеть и просил не говорить тебе, что я должен приехать. Хотел сделать сюрприз.

— У тебя получилось, — усмехается Антон. — Так вот почему Матвиенко тогда, в сентябре, выглядел таким виноватым! — озаряет парня. — Он знал, что ты приедешь, и хотел меня предупредить! Так?

— Так, — соглашается Арсений. — Я, знаешь, все грезил, какой будет эта встреча: что я почувствую, когда тебя увижу, и как ты отреагируешь на мое возвращение — я надеялся, что ты обрадуешься, но все было не так, ты от меня бегал.

— Я был в шоке, — признается Антон. — Я не знал, о чем с тобой говорить и как я вообще это переживу, потому что при виде тебя мне становилось страшно и больно. Мне кажется, что мое сердце сразу хотело сказать мне о том, что я и не забывал тебя никогда, что чувства до сих пор есть.

— А я понял, что да, я все еще по тебе сохну, когда ты в первый учебный день уворачивался в столовой от запущенной Позом булки и чуть не шандарахнулся с табуретки, — Шастун прыскает со смеху, откидываясь на спинку стула, и опять чуть не валится. Благо Арсений рядом, и он его удерживает. — Господи, Шаст, доживи, пожалуйста, до выпуска, — просит он, еле как унимая смех. — А что насчет тебя?

— Когда ты уехал… — улыбка с лица Антона сползает моментально. Он затихает ненадолго, пытаясь собраться со своими мыслями, и тихо начинает: — Первое время я из комнаты почти не выходил: я чувствовал вину, боль от разбитого сердца. Мне было стыдно и горько за то, как я поступил с тобой. Все это нахлынуло на меня одной волной, и справляться было очень тяжело. Я не жил, а существовал… — рассказывает Шастун, погружаясь в свои воспоминания. — Я сутками лежал на кровати и пялился в потолок. Ни с кем толком не общался, не хотел есть, не хотел жить. Если все-таки выбирался куда-то, то все делал на автомате, из рук вон плохо — я с той поры ничего особо и не помню. Было так сложно, понимаешь? — Антон еще не уточняет, но Арсений уже кивает. — Продолжать жить дальше было очень сложно. Мне не хотелось возвращаться домой, где все напоминало о тебе. Тяжело было в скейт-парке, потому что я не находил тебя взглядом на трибунах. Все соревнования, кстати говоря, я тогда проигрывал, а потом и вовсе все это забросил на какое-то время, — грустно усмехается Антон. — Невыносимо было идти в школу, садиться за нашу последнюю парту и смотреть на пустое место возле себя. Знаешь, я до одиннадцатого класса сидел один, не разрешал никому садиться рядом с собой:это всегда было твое место, даже если тебя не было рядом.

Антон пытается улыбнуться, Арсений тоже. Им, конечно, не смешно ни капли — Арсений, например, стыдливо опускает взгляд, замечает у себя на штанах ниточку и колупает ее, пытаясь спрятать волнение.

— Как-то раз, спустя месяц, я заметил, что ты поставил мне лайк на фото в Инстаграме, — хмыкает Арсений и смотрит на Антона, оставив нитку в покое. — Даже жить захотелось. Я злился, конечно, но я та-ак обрадовался! А потом...
потом лайк пропал. И ты пропал.

— Это было случайно! Я так себя корил, ведь я считал, что не имел права напоминать тебе о себе, — объясняет Антон. — Поначалу, да, я тоже следил за твоими социальными сетями — это давало немного сил. Но со временем я понял, что этим самым делаю только хуже, и я перестал себя мучать. Дал себе установку: если я хочу тебя забыть, так делать нельзя. У меня… — Антон запинается, делая глубокий вдох и выдох. Он опускает голову, закрывает глаза.
Воспоминания о том времени — самые мрачные в его жизни. Арсений ободряюще кладет руку ему на колено, и Антон поднимает взгляд. Он берет Арсову руку и продолжает: — У меня были панические атаки, когда я возвращался домой, в пустую квартиру. А еще у меня была диагностирована депрессия — мама повела меня к доктору чуть ли не силком. Я сидел на антидепрессантах, — Арсений от удивления приоткрывает рот, чуть сильнее сжимая его руку: он, наверное, и не догадывался, что все было настолько серьезно. — В школе было очень тяжело, я ходил туда через раз, и мама даже перевела меня на домашнее обучение. Тем более что люди вокруг только усугубляли ситуацию: они ведь не тупые и не слепые, они заметили мое состояние после твоего отъезда, вспомнили прошлогодние слухи о тебе, сопоставили все, и про меня тоже пошли сплетни. Только они были жестче.
Один раз чуть до избиения не дошло.

— Стыдно признаться, но из-за того, что я считал себя преданным, я не особо задумывался, насколько тяжело было тебе, — Арсений виновато поджимает губы, берет Антоновы руки и прикладывает их к своему лицу, словно пытаясь извиниться в немом жесте. — Точнее, я знал из рассказов Сережи, что ты грустный, что редко в школу ходишь, но ты и до этого ее прогуливал. Я не думал, что все настолько серьезно, — Арсений ластится щекой к его ладоням, тяжело вздыхает. — Мне так жаль. Я тоже причинил тебе так много боли...

— Немного погодя стало легче: антидепрессанты начали действовать, а еще я бежал от реальности — нашел работу, — будто пытаясь успокоить Арсения, говорит Антон. — Не вини себя за это. Обстоятельства были сильнее нас.

— От этого почему-то не легче, — Арсений целует ладонь Антона — куда может достать.

— А я не унываю. Лера говорит, что нам с тобой повезло. Мы нашли друг друга вновь и пытаемся сохранить отношения. У многих и этого нет, — Антон нежно проводит большим пальцем по щеке Арсения. Арс улыбается, как будто немного расслабляясь. — Знаешь, мне казалось, что я смирился с мыслью, что мы расстались, что тебя больше нет в моей жизни. А потом в один момент все мне твердили, что я неправильно поступил, и я начал колебаться. Однажды, примерно спустя четыре месяца, я чуть не написал тебе. Смешал свои таблетки с алкоголем, увидел Матвиенко, который мне нагрубил из-за тебя, и мне стало так больно. Я так любил, я так скучал, мне было невыносимо. Я чувствовал, что я не должен был этого делать, что отношения на расстоянии — фигня, но я так больше не мог. Я готов был согласиться на твой вариант, который считал неправильным, лишь бы еще раз увидеть тебя, услышать твой голос. Но я наткнулся на одно фото в Инстаграме, где ты и какой-то парень сидели, приобнявшись, — Арсений хмурится, и Антон уточняет: — Симпатичный кареглазый брюнет... кудрявый такой, в шляпе. Ты так улыбался и выглядел таким счастливым, что я все понял.

— А-а... это мой друг из театра, Саша… в шляпе — потому что спектакль репетировали, — вспоминает Арсений. — Я и правда был счастлив на том фото, потому что этот человек был единственным, кто понимал и принимал меня в этом городе. Ты так и не написал мне из-за этого фото? Потому что подумал, что между нами что-то есть? — разочарованно подытоживает он. — Но между нами ничего никогда не было.

— Да. Я подумал, что это твой парень или что-то типа того. Что ты живешь дальше, что ты меня забыл, — соглашается Антон, а Арсений грустно вздыхает.
— У меня внутри все оборвалось тогда. Я понял, что все мои страдания бессмысленны, что это меня разрушает, а учитывая то, что это больше не имеет смысла для тебя — это точно было пора заканчивать. Я закрылся от всех чувств, у меня была одна только цель: забыть тебя, и я к ней шел, — от этих воспоминаний у Антона бегут мурашки. — Мне надоели пиздострадания и травля, и я решил брать себя в руки и что-то делать, чтобы болело меньше. В тот период я занялся делами по максимуму: я взял на себя ответственность и стал капитаном команды КВН, решил начать развивать свою физическую форму и серьезно взялся за футбол. Мне повезло: я нашел новое хобби, которое стало моей работой — это хорошо отвлекало. А еще я расширял круг общения, даже если не очень-то и хотелось — для меня было главным не оставаться одному.
Словом, я загрузил себя как мог, и так правда было проще справляться со своими чувствами и разбитым сердцем, но я много ошибался на пути к жизни без тебя. Как-то получилось, что репутацию мне удалось восстановить: своими стараниями в футболе и КВНе я завоевал уважение ребят. Время прошло, все забыли слухи о том, что у нас с тобой что-то было, я стал достаточно популярным в школе, и девчонки начали обращать на меня внимание. Ты сказал про трех, но их было больше, Арс. С тремя я только встречался по паре недель, у остальных я и имени не вспомню. Я, конечно, слишком сильно палку не перегибал, но все равно это отвратительно. И то, грань я не перешел только потому, что появилась Ирина.

— Сережа рассказывал, что ты долго за ней бегал.

— Так и было. Полгода где-то, в девятом классе, — Антон прокручивает воспоминания в голове. — Она перешла в нашу школу, была первой красоткой и очень неприступной девчонкой. И это стало, знаешь, такой типичной историей из романов. Я ей цветы, шоколадки, подарки. Поступки всякие тупые романтичные, свидания, жесты, а она: «Шастун, потеряйся. Ты мне неинтересен», «Шастун, я с тобой в жизни никогда не буду встречаться, потому что ты несерьезный». Я старался всячески доказать, что да, Ирина, ты права, я несерьезный и мне нельзя верить, но своего я добьюсь. И я добился. Правда, я в нее так и не влюбился, как обычно это бывает в тех же романах… она просто разожгла во мне азарт тем, что морозилась, а потом мне с ней было удобно. Я ей подарки делал, внимание всячески уделял, у нас был неплохой секс. Помогал, как мог, старался быть для нее опорой, потому что у нее судьба непростая… да, я чувствовал к ней какую-то нежность и сочувствие, ощущал за нее ответственность: я поддерживал ее, вытаскивал из всяких передряг, защищал и был уверен, что и ей хорошо. Понимаешь, я думал, что ей этого достаточно и что ей со мной тоже удобно, но я даже не замечал того, как она на самом деле ко мне относилась. А, может, я просто не хотел этого видеть. И это все кажется мерзким сейчас, но тогда меня это увлекло, и я забывал о своем разбитом сердце. Однако, как оказалось, взамен я разбивал его другим.

— Самое главное, что ты все это осознаешь сейчас, Антон. Это все хреново, но всю жизнь себя винить за это нельзя, — Арсений поддерживающе улыбается, поправляя челку юноши. — Жаль, что мы сразу не смогли найти общий язык и нормально не поговорили.

— Об этом я жалею больше всего. Я неправильно себя повел. Я сказал не то, что хотел.

— Понимаешь, когда ты намекнул, что я пидор… — Арсений закусывает губу, задумываясь. — Ты словно обесценил все то, что было между нами когда-то. Ты же вступился за меня на том концерте в школе, поддерживал меня больше всех, когда я пытался принять себя, заботился и помогал. Я же прошел большой путь — нет, мы вместе его прошли — и я много всего наслушался, и я любил тебя, а по итогу… — подбирает он слова, чтобы точнее выразить свою мысль. — По итогу, когда я вернулся, это было чуть ли не первое, что я от тебя услышал. Хреновее всего в мире — это услышать такое от тебя.

— Арс, я правда хотел не так выразиться. Но я был пьян, напуган и ничего не понимал.

— Я понял это позже. Но тогда мне казалось, что ты сказал это так, словно между нами ничего и никогда не было, будто для тебя это больше ничего не значит, не имеет никакой ценности. Я же тем временем все два года мечтал о том, чтобы вернуться к тебе, и летел в Воронеж не на самолете, а на крыльях любви, а тут такое.

— Я тогда перепил и не мог связать и два слова... На самом деле, я просто хотел тебя предупредить, чтобы ты был аккуратнее на людях. Все то, что говорили люди про меня, вдруг стало слишком сильно меня ранить.

— Мне казалось, что ты спокойно принял свою ориентацию? Относительно меня так точно.

— Арс, если бы все узнали про нас, когда мы были вместе, я бы забил: для меня в этом мире не было ничего важнее тебя. С тобой мне было море по колено, а без тебя… все потеряло смысл. А еще столько всего разом навалилось, что я не знал, как мне с этим справляться. Было и так тяжело, а травля все только усугубляла, — объясняет Антон, нервно кусая губы. — Когда ты уехал, я так долго восстанавливал свою репутацию натурала, чтобы не травили, ты бы знал. И я не хотел снова окунаться в это все, и не хотел, чтобы тебя это задело. Так что я не имел в виду ничего такого… но что-то пошло не так, слово за слово между нами, и эту машину уже было не остановить. К тому же я злился, ведь мне казалось, что я только склеил свое сердце, а тут ты вернулся. Хотя на самом деле я просто выстроил вокруг себя стены. И я был напуган, потому что чувствовал так много всего, и не знал, что мне делать, — Антон устало потирает переносицу. — Арс, прости.

— Я тогда вдрабадан напился даже, — усмехается Арсений, решая перевести тему. — Так отстойно мне не было никогда.

— Отстойно было сожрать макароны с твоим слабительным, а потом час не отходить от школьного толчка, — фыркает Антон, а Арсений начинает смеяться.

— Хуже только объяснять всем своим родственникам и друзьям, зачем ты отправляешь им члены, или объясняться перед этой дьяволицей, почему вместо пяти заданий ты сдал работу с единственной фразой: «Suck my dick, bitch». И что это за фраза вообще? Какой порнухи ты насмотрелся?

— Очень горячей, — играет бровями Антон.

Учительница по английскому, кстати говоря, с того розыгрыша Арсения и невзлюбила.

— А ходить полдня с рюкзаком, обмазанным шоколадом, и убеждать всех, что это не говно, по-твоему, лучше? — Арсений заходится в смехе еще сильнее. — Или отрывать от своей сумки маленькие пластмассовые дилдо на виду у всей школы? Кстати говоря, я все еще не могу тебе простить то розовое убожество, пришитое к моим любимым счастливым шортам!

— У меня так долго болели пальцы от пришивания пайеток... а вообще, зуб за зуб! Хотя ту футболку, которую ты мне подменил на физкультуре, я до сих пор ношу! Я в ней сплю.

Они еще какое-то время угорают с рассказов о последствиях их розыгрышей, и Антон признается, что носит одно маленькое дилдо с собой в рюкзаке — как небольшой талисман на удачу. Арсений сыплется, когда Шастун проводит параллель с игрушечным членом и какой-нибудь монеткой из южных стран, что лежит в кошельке «для привлечения денег». И больших денег, может, этот дилдо ему и не принес, но кое-чей член — еще как.

— А что было дальше? — продолжает их серьезный разговор Попов.

— У тебя надо спросить, почему ты тогда поцеловал меня, когда мы от гопников убежали.

— Не знаю? Захотелось, — отвечает Арсений, пожимая плечами.
Захотелось ему, подумать только! У Антона весь мир перевернулся, земля из-под ног ушла, а ему просто захотелось!

— Адреналин, эйфория, все такое. Дождь, романтика, ты красивый, я скучал, почему бы и нет, — Антон закатывает глаза. — Почему ты не рассказал Эду всю правду про нас? Вы же друзья.

— Мы не были настолько близки, чтобы я рассказывал ему о самом сокровенном, если честно. Я боялся, как он может отреагировать, да и ведь это была не только моя тайна. О тебе из близких знала только моя мама и Поз, которым я доверяю больше, чем себе. А потом разговор был уже не в кассу, я пытался тебя забыть. Когда ты вернулся, я считал, что столько времени прошло, значит я не должен уже к тебе что-то испытывать. Пока я пытался разобраться в себе, вы тянулись друг к другу как магнитом.

— Если бы ты тогда сказал Эду правду, мы бы с ним не встречались. Все бы пошло по-другому.

— Ты об этом жалеешь?

— Нет, это был опыт. У нас с Эдом вообще интересный случай получился: оба пытались забыть тех, кого по-настоящему любили. Поначалу получалось, потом как-то не очень, — Антон весь обратился в слух: эта тема его интересует больше всего. — Я был уверен, что должен быть с Эдом, ведь он — идеальный вариант, а еще мне нужно было забыть тебя, потому что я думал, что у нас с тобой никогда ничего не получится — даже судьба против… и когда я поцеловал тебя, я очень винил себя, потому что это было некрасиво и неправильно по отношению к Эду.
Я железобетонно для себя все решил и направлялся к тебе, чтобы поговорить и поставить точку в наших отношениях, которую мы не поставили еще тогда, два года назад. Но получилась, сука, какая-то запятая, потому что я увидел, как тебя клеит Сережа. Я и так еле как Ирину терпел, а тут такое! Как он на тебя смотрел, от злости аж зубы скрипели. А еще это: «Расскажешь о тактике ведения мяча?» Нет, это, конечно, было смешно, но все же. Это уже был первый звоночек, что бороться с чувствами к тебе было бесполезно, но я упертый.

— А я просто сох по тебе. Не знал, что мне делать, а когда мы в каморке сидели и смотрели фильм, я увидел, что ты переписываешься с Эдом и улыбаешься, как кретин. Мне хотелось пустить себе пулю в лоб.

— Мне Эд прислал мем. До сих пор почему-то угораю, — Арсений достает телефон и быстро ищет в галерее эту картинку.

— «У тебя плохое настроение? А ты попробуй без улыбки повторить: «Миша-Мишенька, Медведь, научи меня пердеть!» — читает Антон. — Арс, блять?
Серьезно?

Арсений только смеется сильнее.

— В твоем стиле, поэтому мне стало смешно.

Вот так накручиваешь себя, а потом выясняется, что человек читал не любовное послание, а мем из «Одноклассников».

— На самом деле, тот субботний вечер с тобой в каморке за просмотром фильма стал одним из самых лучших после моего возвращения.

Антону кажется, что все лучшие вечера в его жизни так или иначе связаны с Арсением. Да и вообще многое, что есть хорошего в нем — это непременно благодаря Арсу.

— Жаль, что мы по-разному восприняли тот вечер. Я же потом решил, что раз ты вернулся и живешь своей жизнью, мне нужно продолжать жить своей. Я выстроил стены, старался вообще на тебя никакого внимания не обращать и подумал, что смогу влюбиться в Ирину. Но это так не работает, и я стал чувствовать себя только дерьмовее, потому что от тебя мне было никуда не деться, а Ирине я дал веру в том, что у нас еще действительно что-то может получиться.

— И что потом?

— Суп с котом, Арс. Увидел тебя на сцене, и понеслась пизда по кочкам. А еще ты дал мне надежду, придя ко мне и приревновав к Сереже, и я понял, что буду ждать тебя. Потом Сережа признался мне в своих чувствах, а я банально не мог порвать с Ириной, хотя давным давно стоило это сделать. Я жрал себя за то, как много дерьма приношу в жизни людей.

— У нас к тому времени отношения с Эдом тоже уже испортились. Мы поняли, что мы друг другу не заменим тех, по кому действительно скучаем, а на новогодних каникулах вообще еле как друг друга вытерпели. Хорошо хоть, что ты приехал восьмого числа, иначе еще пару дней — и мы бы начали убивать.

— Я всегда думал, что у вас были достаточно неплохие отношения, — хмыкает Антон.

— Поначалу были. Потом мы стали друг друга раздражать, потому что я — не Егор, а он — не ты. Я напился тогда, потому что понял: мне от тебя никуда не деться тоже, все мои попытки забыть тебя тщетны. Ты еще спросил, люблю ли я его, а у меня перед глазами была красная бегущая строка: «Вообще-то я, кажется, люблю тебя», а ты еще был таким заботливым и хорошим, что я вообще растаял, — Антон на это заявление счастливо улыбается. — И я решил, что буду плыть по течению: например, мы будем понемногу сближаться, общаясь, налаживая контакт, однако меня смущала Ирина.

— Я трус. Я просто слишком долго тянул, — начинает Шастун, но Арсений его перебивает:

— А потом… твоя травма.

— Даже говорить об этом не хочу.

— Нет. Мы же договорились, что наконец честно поговорим и расставим все точки над «i», — заявляет Арсений. — Это был переломный момент. Я думал, что с ума сойду. Когда я вдруг осознал, что тебя может не стать, — сглатывает он, смотря невидящим взглядом на окольцованные руки Антона, — я стал сожалеть о том, что мы так много времени потратили на вражду и избегание друг друга. Я же так тебя люблю, и все, чего мне тогда хотелось, это увидеть тебя и удостовериться, что ты в порядке. Вообще ничего не имело смысл тогда, кроме тебя. Но мне нужно было время, чтобы разобраться со всем — и с Эдом, и с тем потоком чувств, что на меня свалились, да и тебе нельзя было переносить какие-либо эмоциональные потрясения.

— И когда ты разобрался?

— С Эдом мы расстались спустя пару дней после твоей травмы. Сели, так сказать, за стол переговоров, честно поговорили, все обсудили, сошлись на одном мнении. Я ему все рассказал про нас, и он ответил, что в обиде на тебя, потому что ты раньше ему об этом не сказал. Но я взял с него слово, чтобы он к тебе не лез и не нервировал — из-за твоего состояния здоровья — и что ты сам придешь к нему и заговоришь, когда будешь готов, — спокойно сообщает Арсений. — Он мне в ответ признался, что до сих пор любит Егора, и мы решили остаться друзьями. Любовники из нас не очень, а вот друзья из нас получились классные, даже несмотря на наши подколы. Эд, конечно, любит мозги выносить, и мы иногда ссоримся, но в большинстве случаев мы ладим.

— Когда вы расстались? — округляет глаза Антон. — Это было месяца два назад, если не больше! Почему ты не сказал?

— А почему ты не спрашивал?

— Вот это позиция, охуеть просто!

— Антон, ты вообще до сегодняшнего дня состоял в отношениях с Ирой, что ты мне предъявляешь? — Антон думает, что ладно: один-один. — Что у тебя было в голове, для меня тоже было загадкой. Но я старался сближаться с тобой потихоньку, начиная с малого. Пытался быть рядом, поддерживать, показывать, что я тоже тебя жду, что я здесь для тебя. Я хотел создать для тебя комфортную обстановку, потому что тебе нельзя было волноваться и переживать, и я не хотел напугать тебя.

— А что было тогда на диване? — искренне не понимает юноша, выпучивая глаза. — Это ты так пытался не напугать меня? Зачем ты этот фильм выбрал?

— Я честно не знал про эту откровенную сцену и даже не предполагал, что все обернется вот так. Но мы, кажется, оба этого хотели, потому что твой организм оповестил об этом однозначно, а потом и мой тоже, и все случилось, — усмехается Арсений. — Так что это была сплошная импровизация.

— Ладно. Но надо будет повторить эту штуку с кино.

— Определенно, — Арсений целует Антона и тянется к нему за объятиями, но случайно задевает рукой цветную бумагу, и она, кружась, падает на пол. — Блин, мы никогда не закончим эту открытку. Поз нас убьет, — он смеется, и Антон подхватывает.

Теперь их отношения нельзя описать уже одной тонкой порванной нитью прошлого или хрупкой нитью настоящего. Антону теперь хочется, чтобы было и будущее. А будущее — это уже не просто ниточка.

Будущее — это множество прочных нитей, сотканных из принятых решений, совершенных поступков и доверия, которые прочно переплетаются между собой в одну судьбу.

Хотеть совместного будущего и прилагать для этого все усилия — это, наверное, и есть любовь.

♫Но лестница в небо оказалась расшатанной стремянкой, Годной лишь на то, чтоб достать с антресоли банку.
Возьму под мышку, отнесу в кладовку — пусть пылится.
Прости за все и, ради Бога, перестань мне сниться♫

♫ Noize MC – Выдыхай

––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Всем привет!)
Ну что ж вот она–для кого-то долгожданная для кого-то не очень 7 глава.

Очень извиняюсь за отсутствие проды в течении месяца, надеюсь что дальше главы будут выходит хотя бы раз в неделю(может и чаще😉)

Надеюсь вы получите удовольствие от прочтения этой главы💗

Мы кстати, приближаемся к концу этой замечательной истории)

P.S. С Новым  2023 годом вас,мои дорогие читатели🎄💗
Желаю чтоб в этом году было много позитивных эмоций и яркий воспоминаний!

Ну а сама я надеюсь что этот год будет намного лучше чем прошлый💔..
(хотя очень страшно всё это говорить,так как в прошлом году мы говорили эти же слова и вот оно как получилось..)

~💙💛~