4 страница16 октября 2022, 01:01

Глава 4. О воробьях, распустившемся Воронеже и самом простом выборе на свете

—Антош? — Антон чувствует легкий толчок в плечо. — Антош, просыпайся.

Парень еле как разлепляет глаза, трет их, но все равно щурится от яркого света, которым заполнен зал кинотеатра. Он смотрит перед собой, на большой экран, где идут титры.

— Я заснул, — констатирует факт он, — извини.

Антон честно пытался держаться и не спать ради Ирины, но фильм был слишком скучный и слишком сопливый, так что возможность отдохнуть хотя бы часик, устроившись в очень мягком кресле, и сопеть на плече девушки, прельщала куда больше.

— Ничего. Я все понимаю, — отвечает Ирина, поправляя челку Антона, которая смялась, пока тот спал. — Устал, бедный, — улыбается она.

Конечно устал, ведь на него навалилось столько дел в последнее время — чего только стоит итоговое сочинение, выпившее из него всю кровь! Еще и отчетный концерт уже совсем скоро, а весь свой единственный выходной Антон потратил на то, чтобы провести его с Ирой. Нет, нельзя сказать, что она плохой компаньон, просто она три часа выбирала в магазине косметики тушь и еще какую-то хрень в блестящем тюбике (Антон так и не понял, что это) и спрашивала по сто раз, нравится ли ему тот или иной оттенок розового — пыталась выбрать помаду. Антон сочувствующе вздыхал, жалея всех девушек на свете, которым приходится это делать, и их парней, которые вынуждены делать вид, что они хоть что-то в этом понимают. Да и в кинотеатре они смотрели самую сопливую и дебильную мелодраму на свете, лишенную какой-либо логики и смысла в сюжете. Антон не противник этого жанра в целом, но этот конкретный фильм — перебор; такое снимают для людей с весьма тонкой душевной организацией вроде Арсения.

Однако и Антону пришлось идти на этот фильм. Он хотел порадовать Иру, ведь последние пару недель он старался как можно больше времени проводить с девушкой. После того случая в каморке и слов Арсения, от которых до сих пор очень сильно болело сердце, он понял, что нельзя недооценивать собственные чувства и переживания. И чужие нельзя — ни Арсения, ни Эда, ни уже тем более Ирины, его девушки, которая всем сердцем, кажется, его любит.

Антон хотел дать Ире как можно больше своего внимания и заботы и полюбить ее в ответ, поэтому пробовал узнать ее лучше, ведь за год, что они встречаются, он даже и не пытался — он просто вставал на ее защиту, когда требовалось, и сочувствовал ей, если заходили серьезные темы для разговоров, но не больше.

Антон был убежден, что стоит только обратить на нее должное внимание, он и вовсе сможет влюбиться. Ведь он так этого хочет — полюбить того, кто ему очень подходит и кто будет так же отдавать всего себя.

Ирина хорошая, правда. Она всегда тянулась к Антону всем своим существом, и если копнуть глубже, начать интересоваться тем, что она любит, можно узнать, что она болтает не только о подружках, косметике и девчачьей чуши, и что с ней можно поговорить на множество интересных тем — а может, все это время Ирина и говорила о занимательных вещах, просто Антон не хотел ее слушать. А еще, как оказалось, у них много точек соприкосновения и общих интересов. Но по итогу это вряд ли имеет какой-то смысл.

Антон хотел бы дать Ирине то, чего она хочет и, что самое главное, чего она заслуживает. И он мечтает научиться контролировать свои чувства и свое сердце, но жаль, что не все, чего мы желаем, может воплотиться в жизнь: с каждым днем, проведенным с девушкой, Антон все четче понимал, что эти попытки — пустые. Он не влюбился в нее за год, так есть ли смысл пытаться сейчас? Общих увлечений и осознания того, что человек сможет составить тебе отличную партию, иногда недостаточно для того, чтобы полюбить его. Наверное, есть что-то большее и несоизмеримое, из-за чего наше сердце выбирает конкретного человека. Да и как полюбить кого-то насильно, даже самого хорошего человека на этой планете, когда ты уже влюблен так, что твоя любовь плещется, выливается за края? Когда ты задыхаешься в ней и ты ею полон, а ни в сердце, ни в голове не найдется места для кого-то еще?

Ирина умная, она в сто раз умнее Антона — он это понимает и поэтому задается вопросом: «Если ты не глупышка, почему ты еще водишься со мной и терпишь меня столько времени?»

— Мне пора, Оксана уже здесь. Пройдемся по магазинам, — Ирина надевает пуховик, который не стала сдавать в гардероб, потому что вечером воскресенья народу в кинотеатре очень много, а в очереди стоять не хочется. — Кстати, проверь мобильник, он вибрировал кучу раз.

Антон трет лицо, пытаясь смахнуть с себя сонливость, и тянется в карман за телефоном.

Папа (17:31):
Лера родила! Она в порядке.
Мальчик, 3350 гр, 51 см
Приезжай

Антон подрывается с места, радостно улыбаясь — сон как рукой сняло. У него родился братишка! Хотя бы что-то хорошее произошло за это время.

После развода с его мамой отец сошелся с тетей Лерой. Она оказалась хорошей, доброй и порядочной, и Антону она сразу понравилась, хотя он и думал, что никогда не сможет принять новую женщину возле своего папы (вероятно, диплом психолога сыграл ей на руку). Спустя год они поженились, пытались завести ребенка, но у них никак не получалось из-за проблем со здоровьем Леры. И теперь, спустя столько времени, у них все наконец-таки получилось. Антон рад и за мачеху, что она в порядке, потому что беременность была тяжелой, и что брат родился здоровым.

— У меня брат родился! — восклицает Антон, подхватывая с соседнего сидения свои вещи. — Мне пора ехать.

— Конечно, поздравляю! — Ирина улыбается, и Шастун на радостях целует ее.

Оборачиваясь к выходу, чтобы посмотреть, все ли люди вышли, потому что ему не хочется влезать в столпотворение, Антон ощущает на себе взгляд и поэтому осматривается. И встречается взглядом с Арсением.

Арсений. Ну конечно, Арсений. Любитель сопливых мелодрам.

Арсений растерянно смотрит на Антона, все еще приобнимающего за талию Ирину. Он глядит на них со смятением и хмурит брови, и Антон быстро от него отворачивается — нельзя ему на него смотреть. Тем более тогда, когда он с Ириной, а Арсений с Эдом. Да и сила воли, сдержанность и терпение Антону точно еще пригодятся позже, когда совсем скоро в школе будет идти спектакль с Поповым в главной роли.

Антон, сопровождаемый Ирой, спускается вниз и на лестнице, ведущей к выходу из зала, и встречается с Эдом и Арсом. Он сжимает кулаки, стараясь держаться.

— Здорова, — Антон пожимает Выграновскому руку и приобнимает его. — А мы вас не заметили.

— Да мы опоздали, пришли уже, когда даже реклама закончилась, — говорит Эд, зевая и выходя из кинозала. Антон залипает в телефоне, чтобы вызвать такси, и старается не обращать никакого внимания на Арсения. — Мы в кафешку собираемся. Она тут, неподалеку. Хотите с нами?

— Не, спасибо. Ирина с Оксаной встречается, а мне по делам уехать нужно, я потом расскажу, — Антон быстро надевает пуховик, убирает телефон в карман и, достав сигарету, прячет ее за ухо, чтобы потом быстро раскурить перед входом в торговый центр, пока такси подъезжает к месту.

— Как вам фильм? — как будто чувствуя напряжение, Эд решает разрядить обстановку. — Как по мне — полное говно. Если бы не Арсюха, я бы и не пошел.

— Эй! — Арсений, улыбаясь, толкает Выграновского в плечо. — Фильм, может, и не самый лучший, но книга крутая.

Господи, он еще и книгу читал.

— А мне понравилось, — отвечает Ирина. — Правда Антон уснул спустя полчаса после начала фильма.

— Не мудрено, — вдруг замечает Арсений.

Антон наконец оборачивается на Арсения, ловя его улыбку. Наверное, Арс вспоминает, как раньше он в качестве наказания для Шастуна за проигранные споры выбирал совместный просмотр самых тупых ромкомов на свете и не разрешал засыпать, чтобы от кринжовости и идиотизма фильмов Антону было неловко, а потому больше не хотелось дискутировать с Арсением.

Антон вспоминает то же самое. От этих воспоминаний ему становится так тепло на душе, как будто кто-то внутри включил маленький обогреватель. Но он не позволяет себе улыбнуться в ответ и надолго задерживать на нем взгляд, потому что вспоминает, какое наставление дал себе: нельзя дышать лишь одним человеком, который этого от тебя даже не ждет.

Но вместе с тем, поцеловав Ирину на прощание, он осознает, что использовать другого человека как кислородный баллон — неправильно тоже, и это пора прекращать.

— Хорошо провести время, — бросает он и ловит грустный взгляд Арсения прежде, чем раствориться в толпе людей.

~•~

♫Я молюсь, чтобы в доме не погас свет,
И твои глаза горели, как впервые♫

К середине апреля, после бесед с психологом, Арсений все-таки сделал шаг навстречу Антону и они «официально стали парой», чему не уставал радоваться Шастун. Естественно, об этом никто не знал кроме их самого близкого окружения — людей, которым, как говорил Арсений, они доверяли порой больше, чем себе. В остальном они шифровались: мрачный опыт Арса даром не прошел.

Антон начал ценить то, как стилево одевается парень. Те же обтягивающие жопу джинсы — а что скрывать, если такое нужно показывать? Его новые фотосессии он теперь искал без зазрения совести и скачивал их к себе на компьютер, а на некоторых даже присутствовал. Антон приходил на все спектакли с Арсовым участием, даже если тот играл дерево, сидел в первом ряду, а после шутливо дарил цветы в гримерке. Он залипал на то, какой Арсений красивый, сцеловывал родинки с его тела, заслушивался его рассказами и интересными рассуждениями. Смеялся с каламбуров и странных шуток и записывал некоторые для КВНа, много-много целовался и любил засыпать у него на плече, когда Арс медленно перебирал пряди его волос и, шепча «спокойной ночи», целовал в макушку.

Арсению же, по его словам, казалось романтичным простоять в промозглом подъезде целый час, когда встретиться было негде, ведь они шифровались, и целоваться до онемения губ, не желая расставаться; сидеть на холодных ступеньках, обнимаясь и смотря мемы вроде цифры восемь, под которой написано «шесть» — это один из любимых Антона, — и курить одну сигарету на двоих.

Арсению поначалу не нравилось, что Шаст курит, так что он пытался объяснить ему, почему курение — это плохо. Антон правда принимал попытки бросить это дело, но получалось из рук вон плохо. Однако затем Арсений сдружился с друзьями Антона из команды КВН; он до слез смеялся с их шуток, зависал вместе с ними, и со временем сам перенял ужасную привычку этой компании — начал курить. В один момент ему очень понравился запах табака, и все тут. Антон сначала запрещал ему, но потом увидел, как Арсений курит. У него даже это выглядело обалдеть, как эстетично! Антон обожал смотреть, как сигарета тлеет на губах Арсения, как тот выпускает сизый дым из своих легких, и больше этому не противился.

А еще Антон знал, что Арсений всегда рядом, чтобы помочь, если потребуется защитить и поддержать, и Арс знал про него это же. Именно Антону он доверился и выложил все про свое прошлое и даже про отца.

Сергея, отца Арсения, воспитывал строгий военный человек старых нравов, который за любую погрешность и проступок наказывал своего сына побоями и разными изощренными, как кажется Арсу, пытками; тот не хотел о них лишний раз вспоминать в разговоре с Антоном, потому что даже в пересказе и с учетом того, что ему самому не доводилось это переживать, — это было слишком. В их семье все ходили по струнке, а Арсова бабушка, мать отца, и вовсе не выдержала подобной жизни и наложила на себя руки. В такой семье и вырос отец Арсения, превратился в упрямого и безразличного человека, отвратительного гомофоба и сексиста — и это далеко не весь его послужной список.

О своем детстве Сергей сам рассказывал Арсению, когда выпивал и рукоприкладствовал, приговаривая, что это — не больно, это цветочки и ему еще повезло с таким отцом, как он. В остальное время, когда он не напивался и не бил своего сына, он совершенно спокойно клал на его воспитание болт, лишь заставляя того хорошо учиться и держать вектор на экономическое образование, чтобы лучше понимать финансовые махинации, которые тот потом будет проворачивать в их фирме, а затем чтобы и вовсе перенять семейный бизнес. О другом Сергей и слышать не хотел, мнение Арсения насчет его собственной жизни его мало интересовало.

Арсений не мог ему противиться, иначе тот выставлял его на улицу или бил, а идти в опеку или полицию было бесполезно: Сергей влиятельный бизнесмен, связи у него нашлись бы везде, так что у парня были связаны руки и он был совершенно беспомощным.

Но самое ужасное, что сделал его отец, так это то, что он лишил своего сына матери. После развода он взял еще совсем маленького, пятилетнего Арсения под свою опеку, сказав ему, что мать его бросила, и внушая то же самое всю его жизнь. Но на самом деле оказалось, что папаша лишил его маму родительских прав без веских на то причин — это ему выложила почившая тетка по линии папаши в бреду перед самой смертью, но Арс не сомневался, что это правда. «Все решают деньги», — говорил Арсений и объяснял, что с мамой у него всякий контакт отрезан и он по ней жутко скучает.

Она часто ему снилась. Он помнил сладкий запах ее духов и нежные объятия, помнил их походы в ТЮЗ и частые прогулки в парке. Он помнил, какие классные блинчики она пекла ему по утрам, и что перед сном она рассказывала ему сказки, которые выдумывала на ходу. Но каждый раз, когда Арсений скучал по маме и заводил разговор о ней, отец жестко его осаживал, он даже слышать о ней не хотел. Сергей всегда был очень строг и принципиален: тема матери Арсения — табу и всегда находилась под запретом.

Антон думал, что в десять лет пережил самую большую травму в своей жизни, когда его мама и папа тихо и без скандалов развелись, расставшись на хорошей ноте и поддерживая дружеские отношения ради сына. Но вот у кого была настоящая драма, так это у Арсения, и Антон решил помочь ему: отыскать эту женщину через мамины связи, ведь Арс был рожден в Воронежском роддоме, и документы на его маму уж точно должны были быть там. Спустя небольшое время поисков она была найдена, и контакт с ней установился. Арсений так светился, услышав голос своей матери, что Антон и сам был на седьмом небе от счастья.

Они общались тайно, потому что больше никак и не могли: неуемный отец натворил бы дел, узнав правду. Его мать рассказывала, что решила уйти от его отца, потому что тот был настоящим тираном, и она долго ходила по судам, нанимала адвокатов, но у папаши были связи везде, и вернуть Арсения у нее не получалось.

Арсений не злился на мать, потому что и сам прекрасно знал своего отца, и даже обещал в скором времени под каким-нибудь предлогом рвануть к ней в Питер — оказалось, что она перебралась туда, решив начать новую жизнь.

~•~

Они со спокойной душой закончили восьмой класс и вместе проводили лето, практически не расставаясь. Антон даже пригласил Арсения на ужин с его мамой, где он рассказал обо всем родительнице, потому что с ней он хотел быть честным и ничего от нее не скрывать. У него будто камень с души упал, когда мама спокойно отреагировала на новость, что ее сыну сейчас до одури нравится один мальчик. Майя сказала, что она уже давно догадывалась об этом, и если он счастлив, то это самое главное — а с кем, это не так важно. Тем более, что Арсений ей очень нравился.

♫Если нет тебя, то и меня здесь нет
Да и не было в помине♫

Антону особенно запомнился один день из того лета. День, когда он, уворачиваясь от веток, щурил глаза от слепящего света солнца и не мог надышаться запахом леса. Они с Арсом наконец-таки вышли к речке, и он ужасно обрадовался, потому что, несмотря на все красоты, путь был неблизкий, и он успел устать.

Место было очень живописным, тихим, спокойным: жителей в близлежащей деревне совсем немного, к тому же в основном это были пожилые люди. Так что здесь не часто кто-то бывал, если только рыбаки.

На небе не было ни единого облачка, а июльское солнце очень хотело остаться на коже загаром — отличное время для пикника. Пока Арсений вытаскивал из рюкзака покрывало и стелил его на траве, Антон изучал содержимое корзинки: купленные в любимой пекарне Арса булочки, а также фрукты и вино, что достал им их старший товарищ и друг Лёха.

Они ни о чем не разговаривали, потому что наслаждались пейзажами вокруг и звуками природы: весело щебетали птицы, негромко шумела вода, шелестели камыши и ветви деревьев. Антон смотрел вдаль на красивый лес и на водную гладь, попивая вино, в то время как Арсений запрокидывал голову и, нежась на солнце, улыбался.

Антон думал лишь об одном: Арсений красивый. Очень красивый. А еще он смешной, умный, спонтанный, и Антон до смерти в него влюблен. Мама говорила ему, что она завидует: «Ох, когда тебе пятнадцать, все вокруг ощущается острее, чем это есть по сути. Особенно, если дело касается чувств». Но Майя тогда не знала, что все было куда серьезнее и ее сыну (не) повезло куда больше: такие чувства — они надолго. Они самые искренние, светлые и сильные, и не каждому взрослому повезет в этой жизни ощутить это и полюбить кого-то настолько сильно.

— Как мама? — прерывает тишину Арсений, поворачиваясь к Антону.

— Я думаю… она немного волнуется и даже напугана, хотя и старается не подавать виду, но все в порядке. Да и она всегда была в восторге от тебя, так что не парься, — улыбается Антон. Он аккуратно ставит пластиковый стаканчик с вином на траву и падает на спину, потягиваясь и подставляя свое лицо солнцу.

— У тебя замечательная мама. Если бы мой отец узнал, что я гей, то он убил бы меня. Причем не фигурально.

— Когда ты закончишь школу, вырвешься из-под родительской опеки и станешь совершеннолетним, мнение отца станет волновать тебя гораздо меньше, — Антон берет ладонь Арсения и прикладывает ее к своему лицу, нежно целуя.

— Не знаю… три года — это очень долго. И он же меня из-под земли достанет, где бы я ни был, — грустно улыбается юноша и отвлекается от разглядывания и облапывания Антона, когда на его телефон приходит оповещение. И это очень кстати: хочется отвлечься и сменить эту неприятную тему. — Оксана, милое мое солнышко, прислала тред из твиттера о воробьях ¹.

— Серьезно? — Антон привстает на локтях и щурится. — О воробьях?

— Ага, — отзывается Арсений и открывает ссылку.

— Я вроде уже говорил, что Оксана немного странная? — посмеиваясь, парень падает обратно на плед.

— Ну, не знаю… по-моему, это мило, — Арсений жмет плечами и листает тред. — Вот, послушай: «Воробьи переживают суровые зимы, чтобы радовать вас своими песнями каждое утро».

— Какая прелесть, — со смешком отвечает Антон.

— Или вот еще: «Воробьи всегда путаются под ногами, потому что хотят признаться вам в любви, но не знают как», — продолжает читать Арсений. — Ого. «Воробьи влюбляются один раз и на всю жизнь».

— Тогда я — воробей, — вполголоса произносит Шастун.

— Это признание? — улыбается Арсений, недоверчиво глядя в глаза Антона, и падает рядом с ним, блокируя телефон и откладывая его в сторону.

— Я так чувствую, — в пятнадцать у Шастуна совершенно не было проблем с выражением своих чувств. Он поворачивается на бок лицом к Арсению, улыбается ему в ответ, притягивает к себе и целует. А затем, о чем-то задумавшись, грустно отстраняется. — Иногда я думаю о том, что я так сильно в тебя влюблен, что действительно прожил бы с тобой всю жизнь. Но потом я размышляю о том, какие мы с тобой разные. Получилось бы у нас? Я — быдлан из Воронежа, несимпатичный, рослый и неуклюжий пацан, постоянно матюкающийся и не знающий, для чего на сервированном столе нужна третья вилка. Я не умный и не такой начитанный, как ты. Бывало, конечно, пару раз, что я взял в руки книгу, — признается Антон, а Арсений, посмеиваясь, по-театральному комично поднимает брови вверх, будто удивлен. — И то только из-за тебя, потому что я хотел понять, о чем ты там постоянно трещишь с Павлом Алексеевичем на уроках литературы, — Арсений смеется, а Антон несильно пихает его в плечо. — Я серьезно. У меня же смазаны нормы приличия, иногда я забываю о манерах. А ты — самый красивый человек, которого я знаю. У тебя получается все, к чему бы ты ни прикасался, да у тебя идеально все! Ты очень-очень умный, культурный и воспитанный, смешной и неожиданный.

Ты разносторонне развит, постоянно ходишь по выставкам, театрам и музеям, пока я сижу во дворе с парнями, которые обсуждают своих девушек, курю и попиваю пивас.

— Я тоже курю, — тихо подмечает Арсений.

— Вот видишь! А это ведь из-за меня. Я еще и порчу тебя, — вздыхает Шастун. — Ты хорошо учишься без каких-либо репетиторов, а свободное время скорее потратишь на помощь другим, на волонтерство, например, чем на ничегонеделание, пока я сижу в трусах в своей комнате, ебланя целый день и пересматривая вторую часть «Брата».

— Хороший фильм же, ну.

— Ты смотрел его только из-за меня, — грустно дует губы Антон и приподнимается на локтях, заглядывая Арсению в глаза. — Ты очень внимательный к людям и умеешь сострадать, у тебя классная фигура, ведь ты даже фастфуд стараешься не есть, хотя как вообще можно удержаться от картошечки фри с сырным соусом? И пиво ты не любишь, что ты за человек такой? — Шастун задумчиво потирает лоб. — Вот я перечисляю и не могу понять: как я тебя такого себе заграбастал? Мы с тобой буквально как красавица и чудовище.

— Птичка, слушай, — начинает Арсений, усмехаясь с нового прозвища Антона. — Многое неправда, во мне много минусов. А я… я люблю твои матюки и неуклюжесть твою обожаю. И табачка наперегонки пораскуривать не избегаю…

— Ну ты и говнюк! — Антон деланно вздыхает. — Еще и стихами разговариваешь!

— Когда я рядом с тобою, о недостатках твоих забываю, — продолжает парень, хихикая и сопротивляясь, пока Антон шутливо закрывает ему рот ладонями, — я восхищаюсь твоей красотою, и вечно с тобою быть обещаю!

— Боже, заткнись!

— Он не верит в мои комплименты, хотя собою он очень хорош. Ты послушай мои сантименты, иначе я устрою дебош…

— Ты невыносим! И какой еще нахуй дебош?

— Но знаешь что, друг мой родной? Тебя я вижу под луной. Тебя я вижу без одежды, оставьте, бабоньки, надежды!

— Ты придурок, — ржет Антон, от смеха чуть ли не заваливаясь на спину.

— А ты говоришь, что я идеален, — Арсений перехватывает юношу за руку, притягивает к себе и целует его в кончик носа — в ту самую милую родинку.

Пока Антон продолжает смеяться, Арсений фотографирует его. Парень, услышав звук затвора и не переставая улыбаться, смотрит в камеру.

— И почему ты считаешь, что ты некрасивый? Это такое заблуждение! Взгляни, — Арсений заходит в галерею и передает Антону телефон, предлагая посмотреть сделанные фотографии. — Я обожаю твою внешность и я правда считаю тебя красивым! А многое из того, что ты перечислил, можно объединить в одно большое «лентяй».

— «Распиздяй».

— Да, на твоем языке, — усмехается Попов, а Антон смотрит в яркие, почти неоновые в свете солнца глаза Арсения, и бабочки внутри него носятся так, что приятно тянет живот.

— Ты же даже не материшься. Господи, как мы сошлись вообще? — Антон как-то неуверенно смотрит на Арсения, поджимая губы: боится, что Арс когда-нибудь передумает и убежит от него, когда до него наконец-таки дойдет. — Я по сравнению с тобой ощущаю себя каким-то говном говяным.

— «Говно говяное»… ну ты и выдал, — смеется Арсений. — Наверное, именно поэтому мы и вместе, — он тянется за поцелуем, но Шастун отстраняется. — Антон, ты меня бесишь. Сейчас в табло получишь за свои сомнения, — Антон удивленно поднимает бровь. — Почему до тебя всегда доходит, как до жирафа? — он деланно вымученно вздыхает. — Прекрати сомневаться в себе, я же в тебе по уши! Ты всегда был очень внимателен ко мне, поддерживал, оставался рядом, даже когда я был невыносим. Ты хороший друг, внимательный парень, у тебя отличное чувство юмора, а какой ты харизматичный! Ты справедливый, честный и любишь прямоту, очень добрый и чуткий, и тоже умеешь сострадать. А еще тебе нравится театр! Да у тебя куча достоинств, устанешь перечислять, да и мне лень, потому что от вина и солнца меня разморило. В общем и целом, был бы я поэтом, то сказал бы, что у тебя очень пламенное и страстное сердце.

— Так ты и есть поэт, — закатывает глаза Антон.

— Ну, тогда у тебя очень пламенное и страстное сердце.

— Спасибо, — фыркает Шастун, но Арс все же получает свой поцелуй — Арсений в поцелуй улыбается, и у Антона идут мурашки по коже.

— А вообще, Воробей, — Арсений отстраняется, обнимая и утыкаясь в Антоновы ключицы, а затем поднимает на него взгляд, — у тебя глаза зеленые, как лето, а мои — как море. Они отлично друг другу подходят. И этого хватит.

Антон хочет сказать что-то вроде «ну ты и спизданул», но тактично молчит. Это, вообще-то, самая романтичная вещь, которую ему когда-либо доводилось слышать.

— Антон? — зовет Арсений.

— М? — улыбаясь и щурясь от солнечного света, юноша поправляет пушистую челку Арсения, оставляя в уголке его губ поцелуй.

— Я и правда не идеален. У меня прыщи, — немного грустнеет Арсений. Антон удивляется, а потом заливисто хохочет.

— О боже, какой ужас! — деланно охает Антон, закрывая рот рукой, на что Арсений обиженно пихает его в плечо, тщательно скрывая прорывающуюся улыбку. — Арс, ну и что? Они есть у всех подростков. И у тебя их немного, не беспокойся.

— Нет, ну ты все-таки дурак, — сдавшись, смеется Арсений, еще раз пихая Антона. — Но знаешь что? Несмотря на это, я тоже тебя люблю.

Антон расплывается в улыбке, валится на спину, притягивает Арсения к себе и целует его.

С каждым днем они становились все ближе и ближе друг к другу, влюблялись все сильнее и сильнее, хотя от переполняющих эмоций и чувств казалось, что больше уже некуда. Они были вместе всегда, а однажды, когда Арсений крупно поссорился с отцом и сбежал из дома, он неделю жил у Антона. Отец ударил Арсения, когда юноша впервые решил заикнуться, чем на самом деле он хочет заниматься после окончания школы.

Они делали друг друга лучше и счастливее. Они были друг для друга особенными людьми. Они были жутко влюблены. Спустя время никто из них уже не задавался вопросом, правильно ли то, что между ними происходит — это были самые настоящие, искренние и чистые чувства, на какие только способно человеческое сердце. Ведь когда тебе пятнадцать лет, ты любишь человека, как в последний раз.

~•~

О

тчетный концерт приближался, и времени на любовные драмы не оставалось. Его вообще не было ни на что. Антон только-только успевал еще раз навестить братишку в больнице, посетить его выписку и по вечерам на часик заглядывать к ним в гости — Антон маленьким Артуром очарован и, если честно, он очень соскучился по отцу. Он тоскует по их совместному времяпрепровождению: по походам в кино, прогулкам в парке, редкой, но все же удачной возможности съездить загород на рыбалку или пикник — даже после развода с мамой папа всегда старался уделять ему достаточно внимания и ласки. Вот только в последнее время не получается, но Антон понимает, что сейчас у отца появился маленький ребенок, и надеется, что они еще обязательно смогут наверстать упущенное.

В общем и целом, времени на копание в башке по случаю чувств не было. К тому же Антон не видел ни Ирину, ни Арсения — последний был занят не меньше и носился по школе со своим спектаклем, как в жопу ужаленный.

И вот день спектакля наконец настал.

Представление для комиссии было разделено на два дня: в первый будет спектакль Арсения, классический «Ромео и Джульетта», а во второй — концерт команды КВН. Естественно, юмористам соревноваться не с кем, но волнения от этого не меньше, ведь на них возлагается большая ответственность — нужно удивить комиссию. Они приготовили развлекательную программу в духе веселых и находчивых, добавив кое-что от себя. Антон понимает, что они репетировали много и долго, отрабатывая навык импровизации, но он все равно мандражирует перед выходом на сцену. Однако первому нервничать придется Арсению.

Если честно, Антон был в предвкушении: смотреть на Арсения на сцене всегда было очень интересно и любопытно. Он перевоплощался так, что Антон всегда забывал, что, вообще-то, Арсений — это Арсений, а не герой, сошедший со страниц какой-нибудь книжки. И он понимал, что будет лучше не идти на спектакль, ведь он только более менее отучился постоянно на него поглядывать, а чем все закончится, он догадывался.

«Но на “Ромео и Джульетту” пойдет практически вся школа, все родители и учителя, и не появиться там будет как минимум странно» — уговаривал себя и находил оправдания Антон. Так что теперь он сидит в зале, ожидая начала представления, нервно отбивает ногой ритм какой-то незамысловатой песенки, засевшей в голове, и то и дело вытирает о джинсы вспотевшие от волнения ладони.

Когда представление начинается, первое, о чем думает Антон — что надо отдать должное Кате, которая потрудилась на славу и сделала такие красивые декорации и оформление сцены. Второе — что в ателье, в котором для ребят шили костюмы, работают настоящие профессионалы: Антон не может отвести глаз от нарядов будто бы прямиком из четырнадцатого века.

Это удивительно: продумана словно каждая мелочь — и в декорациях, и в костюмах, и в актерской игре обычных школьников, так что Антон с каждой секундой все больше и больше погружается в происходящее на сцене. Ему кажется, будто перед ним действительно оживает трагедия двух влюбленных из средневековой Вероны.

Антон раньше не понимал любви к театру, но благодаря Арсению все же осознал, что это — настоящее искусство. Антон жалеет, что за два года после расставания он так и не нашел в себе сил, чтобы посетить какой-нибудь спектакль: это было бы тысячным напоминанием об Арсении, которых Антон избегал.

Но теперь это все уходит на задний план: для Антона не существует людей вокруг, как и посторонних звуков тоже. Все на свете становится неважным и целый мир замирает, когда Арсений появляется на сцене и зачитывает монолог Ромео. Он хорош собой: челка зачесана назад, грим на лице выделяет голубые глаза, он спокоен и сосредоточен. Арсений погружен в своего персонажа, отыгрывает свою роль так, что ни у кого вокруг не остается сомнений, что у него талант и это его призвание, а сердце Шастуна пропускает удары. Антон заворожен и не может отвести взгляда от юноши — невозможно быть таким красивым.

Но Арсений может.

Антон так упорно воздвигал стены, отнекивался, старался не обращать на него внимание, потому что было слишком больно. Но когда Арсений, незаметно для происходящего на сцене, глазами выискивает в зале Антона и легко кивает ему — так же, как и когда-то давно, ища поддержку — сердце Антона замирает, а стены рушатся.

Антон сомневается во многом; он не уверен в том, правильно ли поступает, как ему двигаться дальше и что делать. Но одно он знает точно: он очень сильно влюблен в Арсения, и от этого ему не убежать.

— Антон? — из прострации юношу выводят Лазарев, легонько трясущий его за плечо, и бурные аплодисменты вперемешку с воплями. — Пора идти. Спектакль окончен.

— Гаснет свет, — улыбается одними лишь уголками губ Антон, проводя ладонью по лицу, чтобы смахнуть наваждение.

— Что? — непонимающе вопрошает Сережа, а Антон берет свой рюкзак и встает с места.

«А Арсений спел бы в ответ: “И многоточий больше нет”», — грустно подмечает про себя Шастун.

— Ничего. Пошли, говорю.

Этот вечер они провели вместе с Сережей, потому что Антону катастрофически нельзя было оставаться одному.

~•~

— Мне пора идти, — сообщает Сережа, заходя на балкон к Антону и кутаясь в свой пуховик.

— Ладно. Я провожу тебя, докурю только, — Антон рассматривает город, его огни и высотки, и слушает звуки машин: совсем недалеко пробка, и люди раздраженно жмут на клаксоны своих автомобилей, потому что им хочется поскорее добраться до дома.

Он курит уже вторую сигарету подряд, потому что нервяк не отпускает, а становится только больше, ведь завтра выступать и Антону тоже.

— Ты в порядке? — с волнением в голосе спрашивает Сережа и аккуратно касается Антонова плеча.

От взгляда Сережи не укрылось, что за последний час Антон ходил курить уже три раза. А еще он постоянно нервно трясет ногой, пьет вино прямо из горла, теряет нить разговора и не может усидеть за просмотром фильма.

— Да. Просто переживаю насчет завтрашнего выступления, — пожимает плечами парень и выдыхает сизый дым из легких. — Знаешь, мы же решили добавить в нашу программу кое-что новенькое… Мы придумали пару импровизационных игр, в которые можно сыграть с залом. Очень страшно облажаться.

— Я уверен, что все будет хорошо. Ты же знаешь — если что, я рядом, — Сережа заботливо поднимает спавший с одного плеча Антона плед и натягивает его обратно. Антон растерянно смотрит на него, ничего не говоря.

Нет, конечно, они друзья, которые заботятся и поддерживают друг друга, спору нет, однако эти слова были сказаны с какой-то странной интонацией. Но Антон так устал и запутался, что совсем не хочет об этом думать, и поэтому он пропускает это мимо ушей: он никогда самостоятельно не заметит Сережиных улыбок, заботы, нежности, прикосновений, что бывают чересчур ласковыми, и влюбленного взгляда, потому что ждет всего этого совсем не от него.

— Спасибо, — улыбается Шастун, неловко отводя взгляд и самостоятельно поправляя плед на плечах.

— Можно тебя кое о чем спросить? — вполголоса интересуется Сережа, словно боится услышать ответ. Антон кивает, поворачиваясь к юноше и опираясь на перила балкона. — Между тобой и Арсением… что-то есть?

Антон давится дымом от неожиданности. Даже курить больше не хочется, и он тушит сигарету в пепельнице.

— С чего ты это взял?

— Ну, в школе болтают о вас, — начинает парень, а Антон закатывает глаза. Люди постоянно о чем-то трещат, и что с того? — Ходят слухи. Все говорят, что у вас очень странные отношения. Не расскажешь?

— А я должен? — брови Антона взлетают вверх. Не настолько они с Сережей близки, чтобы рассказать тому о своем самом сокровенном — Арсении. — Ничего особенного, просто каждый раз, как Арсений решает поучиться в нашей школе, мы бесим друг друга — такая вот традиция у нас своеобразная установилась за эти годы. И к тому же я с Ириной встречаюсь.

Звучит твердо и убедительно, хотя Антон весь вечер думает о том, что ему с Ириной нужно расстаться.

Он не хотел бегать от себя и играть с чужими чувствами, а только пытался сделать как лучше, но получилось как всегда. Ему от Арсения никуда не деться, и сегодня, смотря за тем, как тот летал по сцене, Антон в этом убедился.

Он в Арсении — по уши, он в нем увяз, да так, что не выбраться. И чувства такие же сильные, как когда-то давно. Они не возвращались, Антон понимает это. Они даже и не уходили.

«Тогда я воробей».

Проблема только в том, что эти чувства, скорее всего, и не нужны никому вовсе. Но это не значит, что нужно использовать других людей.

— Просто я замечаю, как ты на него смотришь.

«Да я же, блин, не смотрю! Я же так пытаюсь!» — думает Антон.

— И как ты сегодня следил за ним на сцене… Арсений, конечно, хороший актер. У него талант, но дело-то в другом.

— И в чем же? — со смешком на губах спрашивает парень.

— Я мечтаю, чтобы однажды кто-нибудь и на меня смотрел так, будто я — восьмое чудо света, — вздыхает Сережа, подходя ближе к перилам и опираясь на них ладонями. Он глядит на черное небо, пытаясь разглядеть звезды, а Антон нервно сглатывает комок, вставший поперек горла. — И я вижу, как ты пытаешься бежать от него: не смотришь лишний раз, стараешься не сталкиваться с ним в коридорах, не садишься рядом или напротив… хотя очень хочешь.

«Блять», — только и думает Антон, но виду не подает.

— И как он на тебя смотрит. Это отдельная история.

— И как же он смотрит? — все еще пытаясь держать невозмутимое лицо, саркастично спрашивает Антон.

— С тоской и болью… не знаю, будто ему тяжело тебя любить, но он ничего не может с этим поделать.

Удивительно, как человек, с которым ты общаешься всего лишь месяц, читает тебя как открытую книгу. Наверное, когда кто-то испытывает к тебе что-то примерно то же, что испытываешь и ты, даже если и к другому человеку, это сразу бросается в глаза.

— Я прав?

— Что? — теряется Антон. — Конечно же нет. Между нами с Арсением нет ничего. Я же говорю, я в отношениях, как и он.

— Ясно, — неверяще и даже как-то обиженно усмехается Сережа и кивает в сторону выхода. — Пошли, проводишь меня.

Сережа надевает ботинки в прихожей, и Антон чувствует себя очень неудобно перед ним, но он не знает, как замять эту неловкость.

— Ты не переживай, — распрямляясь и закидывая на плечи рюкзак, говорит Сережа. — Я уверен, что завтра у вас все получится. Я же как-то видел вашу репетицию, там все было классно.

— Спасибо, — Антон благодарно улыбается Сереже за смену темы, навалившись на стену спиной. — Я очень на это надеюсь, потому что…

Антон не успевает договорить свою мысль, потому что раздается стук в дверь. Он хмурится, думая, кого принесло в такое время: уже почти девять, на улице непогода, и он никого не ждал.

Отворив дверь, он видит перед собой растерянного и поникшего Арсения. Тот дрожит, чуть ли не стучит зубами, на его скуле сливового цвета синяк, а на ресницах тают снежинки, падающие с капюшона — сегодня ужасная метель. Когда юноша переводит взгляд за спину Антона и видит Сережу, он меняется в лице и устало закрывает глаза.

— Все ясно. Зря я пришел, — разочарованно говорит Арсений. Он разворачивается и сбегает вниз по лестнице, и Антон ошарашенно смотрит ему вслед.

— И ты еще будешь утверждать, что между вами нет ничего? — обиженно, но нисколько не удивленно, замечает Сережа.

— По крайней мере, я так думал, — Антон устало трет переносицу и мотает головой, но все же быстро берет куртку с вешалки, надевает ботинки и хватает ключи. — Я сам уже ничего не понимаю. Поговорим об этом потом, а я пойду за ним, ладно? Захлопнешь дверь за собой?

Сережа кивает, и Антон выбегает на лестничную клетку. Быстро минуя этажи, потому что лифт ждать долго, он на ходу застегивает пуховик, накидывает на голову капюшон и даже успевает затянуть шарф на шее, который нашелся в рукаве куртки.

Он ловит взглядом фигуру Арсения уже на улице: парень заворачивает за угол дома. Повезло еще, что он не успел уйти далеко — на улице такая метель и снегопад, что Антон его силуэт вдалеке и не разглядел бы.

— Арсений! — зовет его Шастун, ускоряясь. Парень идет дальше, словно не слыша, и когда Антон его нагоняет, то разворачивает к себе за локоть и спрашивает: — Арс, в чем дело?

— Извини, что потревожил. Мне уже пора идти, — парень выворачивается из его рук, чтобы уйти, но Антон вновь его перехватывает.

— Не еби мне мозги, Арс! — повышает голос Антон. Это, конечно, типичный Арсений, но что за детский сад? Сам пришел, как побитый щенок с просьбой в глазах помочь ему, сам себе что-то напридумывал, ушел и еще выпендривается. — Боже, какая холодная… — говорит он, касаясь ледяной руки Арсения. Антон берет его ладонь в свою, сует их руки в свой большой карман пуховика; другой рукой придерживает капюшон, чтобы не слетел — ветер ужасный, а мокрые, противные снежинки бьют в лицо, — и тащит Арсения к дому. Тот не сопротивляется: слишком замерз и устал.

В лифте они молчат: Арсений смущенно смотрит в пол, а Антон поглядывает на Арсения, не находя ни единой причины его такого поведения.

Антон смотрит на Арсовы подрагивающие ресницы, симпатичный носик, тонкие губы, и думает о том, что сейчас он все бы отдал, лишь бы к нему прикоснуться. Но все, что он может себе позволить — это аккуратно стряхнуть с его плеч и головы снег, прежде чем завести его в квартиру.

— Значит так, — говорит Антон, переступая через порог квартиры и закрывая дверь за собой. — Сейчас ты идешь в душ, долго стоишь под горячей водой, чтобы отогреться, иначе заболеешь. А я сделаю тебе чай, и мы поговорим, ясно? — Арсений кивает. — Или ты, может, голодный?

Арсений вновь согласно кивает, улыбаясь, снимает с себя всю промерзшую верхнюю одежду и быстро шмыгает в ванную комнату. Через пару минут, когда Антон, постучав, заходит в ванную, чтобы отдать ему полотенце и сухую одежду, он видит, как Арсений дрожащими и непослушными от холода пальцами безуспешно пытается расстегнуть пуговки рубашки.

Он решает помочь и вынимает из петелек белоснежные пуговицы не менее дрожащими, но не от холода, руками, стараясь не задевать нежную кожу с многочисленными родинками.

~•~

♪Устала голова,
Ей слишком много дней.
В ней спутаны слова,
Голоса, имена и ты♪

Пока Арсений отмокает, Антон успевает потискать и покормить кота Пушистика — белобрысая и пушистая (как ни странно) жопа просит внимания и еды. У него даже остается время на то, чтобы прибраться в своей комнате, ведь Антон решил, что Арсений будет ночевать там.

Услышав, что Арсений заканчивает водные процедуры, Антон греет ему суп, а затем уходит в гостиную — вчера они с мамой начали украшать комнату к празднику.

До Нового года осталось всего лишь две недели, а они с мамой очень любят всю эту новогоднюю атмосферу, так что Антон с удовольствием развешивает гирлянды и мишуру. И когда он уже почти заканчивает украшение елки, в комнату входит Арсений с тарелкой супа в руках и усаживается на диван.

— Я всегда любил, как твоя мама готовит, — улыбается он, шмыгая носом. Пушистик, почуяв запах мясного бульона, быстро отвлекается от елочного шарика, с которым он играл на полу, и запрыгивает на диван, ластясь к Арсению. — И Пушистика любил. Он голодный?

— Нет. Только делает вид.

— Как всегда, — Арсений не перестает улыбаться. Отвлекаясь от кота, он рассматривает елку, уже почти украшенную Антоном. — Поправь гирлянду, там, справа. Она немного косо висит.

— Где? — оборачивается парень и не может отвести от Арсения глаз.

После душа Арсений взъерошенный, как воробей — Антону очень хотелось бы, чтобы он был Воробьем в их понимании, — такой уютный и домашний, в Антоновой одежде, кутается теплее в толстовку и поджимает ноги под себя.

Арсений отставляет тарелку на кофейный столик, подходит к елке, поправляет гирлянду в том месте, о котором он говорил. Берет из коробки с остальными елочными игрушками стеклянный красный шар, начиная помогать Антону с украшениями, хотя осталось совсем немного.

— Мне очень понравился сегодняшний спектакль, — улыбается Антон, отчего-то чувствуя себя очень счастливым. Полчаса назад до нервного срыва ему оставалось всего ничего: он волновался из-за своих чувств, из-за концерта, из-за догадывающегося Сережи — да чуть ли не из-за всего на свете, так много вещей свалилось на его голову! А сейчас ему спокойно и хорошо, словно больше его ничто не тревожит: присутствие Арсения оказывается лучше всякого успокоительного. То, что делает с людьми любовь, Антону всегда казалось странным и пугающим. — Правда, было очень здорово, начиная от декораций и заканчивая вашей игрой. Особенно твоей.

— Спасибо, — Арсений усмехается, смущенно глядя в сторону. Антону кажется, что на его щеках выступает румянец.

— Придешь завтра на наш концерт?

— Конечно приду, — Арсений вешает игрушку и отходит на пару шагов назад, оценивающе смотря на ель.

Антон так рад это слышать, что чуть ли не прыгает и не визжит от восторга. Но он быстро возвращает себя с небес на землю: у Арсения, вообще-то, парень в команде, а еще Матвиенко, его лучший друг, да и он хочет посмотреть отчетное выступление команды КВН не меньше, чем директор, комиссия или добрая половина школы. Так что да, конечно — он придет. Однако совсем не ради Антона.

— Я слышал, что ваша команда за два года добилась больших успехов? Уверен, во многом это твоя заслуга, — переводит тему Арсений, пытаясь замять возникшую неловкость.

Антон улыбается и пожимает плечами. Конечно, это его заслуга в частности: после того, как Арсений уехал, а сам он стал капитаном команды, Антон мог часами сидеть в каморке, работая над сценарием и шутками. Он продолжал думать о КВНе дома, лежа в кровати — лишь бы навязчивые, тоскливые мысли хотя бы ненадолго ушли из его головы.

Пока Антон не спеша поправляет игрушки на елке, а Арсений доедает суп, попутно указывая, где елочные шары висят не там, где нужно, они еще немного болтают на отвлеченные темы: о музыке, кино и спектакле, а Антон рассказывает о новом формате, что они приготовили на завтра.

— Устал? — спрашивает Антон, когда Арсений отставляет тарелку на кофейный столик и зевает, поглядывая на часы: уже почти половина одиннадцатого. Антон замечает, что Арсений немного дрожит. — Заболел, — констатирует он, вздыхая. Шастун ищет в домашней аптечке градусник, сует его Арсению и командует: — Иди в мою комнату.

Арсений не сопротивляется: слишком устал, слишком болеет. И пока он заруливает в спальню, Антон прихватывает из аптечки пакетик «Терафлю», идет на кухню и ставит кипятиться чайник.

Руки подрагивают, так что открыть пакетик жаропонижающего удается не с первой попытки и немного порошка просыпается мимо кружки — но это мелочи. Антону важно успеть хотя бы немного успокоить свое шальное сердце, поэтому он делает глубокий вдох и выдох.

Эйфория от появления Арсения на его пороге проходит — такой себе анальгезирующий эффект, — и Антон вновь начинает волноваться: он так влюблен в Арсения, что сил нет, но ему нужно держать себя в руках — и это только усиливает нервоз. Что ему говорить? Или лучше поставить вопрос по-другому: о чем ему не стоит говорить? А еще он переживает за Арса: что его отец опять учудил, что тот снова решил сбежать из дома? Стоит ли спросить об этом, или это будет лишним?

Захочет ли Арсений вновь открыться ему?

Размышления Антона прерывает противный свист чайника. Он вздрагивает, вновь делает глубокий вдох и выдох и наливает кипяток в кружку с лекарством.

— Всего лишь тридцать семь и шесть, ничего страшного, — говорит Арсений по возвращении Антона в комнату.

— Но и ничего хорошего. Держи, выпей хотя бы немного, станет легче, — он протягивает ему горячую кружку и садится рядом, на корточки.

Конечно, Антон не хочет совать нос не в свое дело, тем более, что Арсений поставил рамки в их отношениях. Но он и правда волнуется за него, и разве он не имеет право быть посвященным, ведь Арсений пришел просить помощи именно к нему?

— Арс, в чем дело?

Арсений, потупив взгляд, смотрит на свои руки, пьет противопростудный напиток и не торопится дать ответ.

— Ладно, я все понимаю, ты не должен ничего мне рассказывать, но я надеюсь, что ты в порядке, — Антон собирает слова в кучу и достает из кармана домашних штанов мазь. — И я знаю, как это будет звучать сейчас, тем более, что у тебя есть Эд и другие друзья, и я, наверное, всегда буду последним в списке твоих контактов, но… если ты хочешь, ты можешь остаться у меня, как когда-то давно. На сколько потребуется.

Арсений на мгновение поднимает на него свои глаза, коротко, но благодарно улыбается и устремляет свой взор обратно, на дымку возле кружки. Однако Антон не дает ему спрятать взгляд: он осторожно берет его за подбородок, одними лишь глазами спрашивая разрешение. Арсений соглашается, кивая, и тогда юноша поворачивает его лицо на свет, чтобы видеть размеры синяка. Он аккуратно наносит на его кожу мазь, чтобы отечность спала и гематома быстрее бледнела.

— Я пойду спать в гостиную. А ты располагайся и чувствуй себя как дома, — говорит Антон, когда заканчивает с синяком. Он поднимается с корточек и берет телефон с зарядкой, намереваясь направиться к выходу из комнаты, но Арсений ставит кружку на прикроватную тумбочку чуть громче, чем следовало бы — словно он хочет обратить на себя внимание. И Антон, вздрогнув от неожиданности, оборачивается. — Все… в порядке?

— Не уходи, останься со мной, — вдруг громко просит Арсений, приглашающе поглаживая по второй половине кровати рукой. А затем, словно испугавшись того, что он сам сказал, вполголоса добавляет, укрывшись одеялом до носа: — Меня морозит, — и зябко ведет плечами, будто пытаясь доказать это.

Это, вообще-то, ни хрена не аргумент: на Арсении теплая толстовка, в руках у него толстое зимнее одеяло, а еще он выпил жаропонижающее, и ему скоро должно стать легче.

Но Антон соглашается.

Арсений неуверенно ложится, удобно устраивая одеяло на свои плечах, и наблюдает за действиями Антона: Антон выключает свет, врубает неяркий ночник и берет со стула теплый плед — Арса смущать ему не хочется. Но когда Арсений, увидев в его руках плед, отрицательно мотает головой, ком встает у него поперек горла. Он кладет плед обратно, где был, и несмело укладывается в кровать, ложась на бок чуть поодаль от юноши и рассматривая чужой профиль. Спустя пол минуты Арсений не выдерживает и, выбравшись из своего кокона, накрывает чужое плечо одеялом — хотя Антону даже не холодно.

И ведь все это необязательно — начиная сном в одной кровати и заканчивая им же под одним одеялом. Но Арсению этого хочется, и это почти похоже на признание в желании быть ближе, так что у Антона всего лишь сердце останавливается на пару мгновений и мозг отключается, не желая функционировать. А когда Арсений, спрятав носик под одеялом, улыбается лишь одними глазами и высовывает одну руку из своего укрытия, чтобы поправить спадающую Антону на глаза челку, Антон забывает как дышать, и трепетная дрожь охватывает его с головы до пят. Поддаваясь нежности, он льнет к руке Арсения, и тот ведет по его щеке пальцами. В этот момент сердце Антона разгоняется от нуля до сотни ударов, набирая такой ритм, что готово пробить грудную клетку. Глаза сами собой закрываются, чтобы он мог ярче и весомее ощутить это прикосновение, и чтобы все его чувства сконцентрировались только на ладони Арсения.

Антон слушает эту волшебную тишину, нарушаемую лишь тяжелым от болезни дыханием Арса, и растворяется в моменте.

— Мой отец не обрадовался успеху нашего спектакля и ударил меня — это были поздравления от него, когда я вернулся домой. Он был не в себе и нетрезв, — нарушает тишину Арсений, все же решая открыться Антону, а Антон грустно вздыхает, отстраняясь от Арса и проводя по лицу ладонью: надо было догадаться. — Но меня ждал еще один сюрприз: он признался мне в том, что увидел на моем мобильнике сообщения от Эда. Они весьма прозрачно намекали на то, что у меня отношения с ним, поэтому отец пригрозил мне вызвать проститутку, «чтобы выбить из моей головы всю дурь».

— Арс, — говорит Антон, пытаясь вложить в свой голос все сочувствие, на которое он только способен.

— Я еле удрал, благо успел до того, как эта женщина и впрямь приехала! Я пытался объяснить отцу, что это мой друг так шутит. Но он вряд ли счел это за правду, хотя и очень хотел в это верить. Не знаю, чего он хотел добиться, но спектакль он устроил мне не хуже моего — очень впечатляюще, — Арсений находит в себе силы улыбнуться.

— Вот же поехавший, — коротко комментирует Антон.

— Ага. Он был в стельку пьян. Уж не знаю, по какому поводу он так напился — я так его расстроил, или кто-то еще, — но мне нужно было бежать оттуда. Однако мне некуда было пойти. Матвиенко где-то проводит время с Оксаной и отключил мобильник, а Эд не берет трубку. Да и он не поймет, — Арсений двигается к Антону ближе и обнимает его.

Он утыкается носом в ключицу парня, немного дрожа из-за температуры. Антон удивлен и замирает на мгновение, но все-таки прижимает Арса к себе, ощущая такое родное тепло, и невесомо ведет кончиками пальцев по его лопаткам, чтобы успокоить. Каждая клеточка тела тянется к Арсению, и все мысли в голове только о том, как бы помочь ему.

— Я в ужасе и боюсь представить, на что еще он способен. Мечтаю как можно скорее свалить отсюда, но куда? Я не смогу уехать к матери, я несовершеннолетний, а она лишена прав на меня. Вариантов у меня больше нет, и я не знаю, что мне делать.

— Ты все-таки продолжаешь общаться с мамой?

— Да… я летом был у нее, а отец думал, что я в Питер с друзьями отдыхать ездил, — Антон чувствует кожей, как Арсений улыбается. — Мама показала мне город, мы много гуляли, шопились и болтали. Она делала мне те самые блинчики, как в детстве… и пахнет она все так же, представляешь? И ты ни за что не поверишь: она работает в театре! Наверное, отец и поэтому в том числе так категорично настроен против того, чтобы я поступал на актерское.

— Доминирующие гены у тебя — это точно гены матери, — усмехается Антон, прижимая Арсения к себе ближе в попытке согреть. — Ты можешь уехать к ней, когда тебе исполнится восемнадцать. Это же всего лишь через три месяца, даже меньше, — говорит Шастун быстрее, чем думает.

— Хорошая идея, и я по маме соскучился, но я уже устал переезжать и менять школы. Я хочу спокойно доучиться, это же одиннадцатый класс, — Арсений поднимает свой взгляд на него и касается щеки кончиками пальцев. — Но я не жалуюсь, знаешь, когда-нибудь мы обязательно будем с ней вместе, и… спасибо тебе. Если бы не ты, я бы ее никогда не нашел.

— Не за что, — Антон не перестает улыбаться. Арсений к нему так близко, что его горячее дыхание опаляет губы. Он смотрит Антону в глаза неотрывно, прервав разговор на минуту, и о чем-то размышляет.

— Знаешь, говорят, что после черной полосы всегда идет белая, — нарушает тишину Арсений, — а я ведь даже не знаю, как выглядит белая.

Арсений грустит, и эта грусть передается Антону воздушно-капельным путем. Антон думает, что несмотря на все, что между ними было, и несмотря на то, что они не имеют возможности быть вместе, Арсений был и остается его белой полосой в жизни. Жаль только, что для Арсения это наверняка не так.

— Все будет хорошо, Арс. Все обязательно наладится.

Антон хочет сделать Арсения счастливым, но вряд ли этому желанию суждено исполниться. Поэтому все, что Антону сейчас остается — с сочувствием кивнуть Арсению и притянуть его для объятий в знак поддержки, ведь именно этого Арс и ждет, вдруг решив поделиться с Антоном своими чувствами и мыслями. Арсений не сопротивляется, а льнет к Антону ближе, и Антон крепче обнимает его.

Антон уже и забыл, каково это — обнимать Арсения. Уже и забыл, каково это — быть на своем месте.

— Спасибо, — тихо говорит Арсений, пока Антон мягко перебирает его волосы.

Так проходит несколько минут. Арсений расслабляется в руках Антона, и Антон уже думает, что Арс засыпает, как тот вдруг выбирается из объятий.

— Птичка, скажи… — потупив взгляд, произносит Арс. — Что у тебя с Сережей?

— Что? — ошарашенно выдыхает Антон, нахмурившись.

— Между тобой и Сережей что-то есть? — переспрашивает парень, неотрывно смотря в глаза. Взгляд у него почти умоляющий, и Шастун уже окончательно запутался — что Арсений от него вообще хочет-то?

— Ничего у меня с ним нет, — у Антона все еще приоткрыт рот от удивления.

— Как это — ничего? — не понимает юноша. — Ты ему нравишься.

— Ничего между нами нет, мы друзья. В любом случае, для меня мы в таком ранге отношений.

— Он так на тебя смотрит…

— Ой, чего вы заладили-то все: смотрит-смотрит, завели шарманку, блять! Мне надоели уже эти разговоры! Слишком много гейщины на квадратный метр и одного человека. Воронеж совсем распустился, — устало вздыхает Антон, закатывая глаза, а Арсений довольно улыбается. — Вот че ты лыбишься? — не понимает Антон, хотя и сам не может не улыбаться. — Почему ты вообще спрашиваешь об этом?

— Ну, а как же? Некрасиво получается, ты ведь с Ириной встречаешься, — лукавит тот.

— А ты, значит, все за Ирку переживаешь? — усмехается Антон. — А не за себя ли?

— Может, и за себя, — Арсений неопределенно пожимает плечами, и Антон считает это за признание. Но он не успевает развить тему, потому что Арс решает сам перевести ее в другое русло.

— Отец завтра уезжает в командировку на две недели, но я думаю, что он хочет с какой-то теткой своей очередной Новый год встретить, так что все в порядке. А до лета я дотерплю и перекантуюсь как-нибудь, в итоге выпущусь и сбегу. Например, в Питер, мне там очень понравилось, — Арсений обратно зарывается носом в ключицы Антона. — Какие у тебя планы после выпуска, Воробей?

Антону становится тяжело вдохнуть. Когда его все-таки догоняет мысль, что Арсений все равно уедет, ему кажется, что его словно ледяной водой окатили: он и представить себе не может, что Арс вновь пропадет и он снова его потеряет. Конечно, жить с отцом-тираном невозможно, но от этого Антону не менее больно.

От этого осознания у него неприятно скручивает живот, и Антон понимает, что больше не хочет врать себе, окружающим, Арсению. Он не хочет менять себя, ломать свои чувства, винить себя за то, что он испытывает к нему, и бежать от этого.

Он решает сказать все так, как есть — это единственное, чего он хочет. Простой правды бы ему, пускай больной и не той, которую сейчас хочет услышать Арсений, но которая важна Антону, ведь он знает, как бывает в жизни: порой все меняется так быстро, что ты не успеваешь по-нормальному поговорить с человеком и объясниться перед ним.

Арс должен знать о его чувствах, прежде чем принять решение о том, чтобы удрать. Он должен знать, как много значит для него, ведь Антон не хочет повторения старой истории.

— На менеджера буду поступать, наверное, — растерянно отвечает Шастун. — Арс?

— Да? — юноша поднимает на него свой взгляд.

— Я думаю, — начинает Антон, — что мне нужно расстаться с Ириной.

— Почему?

— Потому что я больше не могу мучить ни ее, ни себя — в этом ты был прав. Но ты ошибся, когда решил, что для этого я должен быть с ней, — Арсений на это грустно поднимает уголок губ вверх. — Мне странно, что ты то интересуешься Сережей, то не понимаешь, почему я хочу расстаться с Ириной. Словно ты не знаешь, что если передо мной встанет выбор между тобой и всеми остальными, я, не поколебавшись и минуты, всегда буду выбирать тебя.

Арсений удивленно приоткрывает рот, не ожидая такого признания, и растерянно смотрит на Антона, хлопая глазами.

Антону это было нужно, потому что чувства внутри него — как бомба замедленного действия, которая может взорваться в любой момент и задеть всех вокруг до болезненных шрамов. Он должен был сказать это, а Арсений должен был это услышать. И Антон понимает, что Арсений с Эдом, с которым тот хочет построить нормальные отношения, и Арс убежден, что им не суждено быть вместе. Но ведь сегодня кое-что изменилось.

Надежда. У Антона появилась надежда. Не зря же Арс обратился именно к нему, ведь на самом деле у него много знакомых, к которым он мог прийти; не зря он в его объятиях, и не зря он его ревнует.

Антону приятно думать об этом. Ему приятно вспоминать, как Арсений погрустнел, когда увидел за его спиной Сережу. В радость знать, что Арсений к нему не охладел. Да, запутался, боится, не понимает — но никак не растерял свои чувства к Антону. «Заплутал, бродяга», — смеется с собственной мысли Антон. Но, возможно, этот самый бродяга еще сможет найти дорогу домой? Верно же?

Бесит, правда, что путь этот точно будет тернистым и долгим — это же Арсений, у которого непонятно, что за каша в голове. Но оно того стоит, ведь это Арс. Его Арс, Антона, в которого он влюбился три года назад, и которого он не хочет отпускать и сейчас.

— Я хочу, чтобы ты знал: я буду ждать тебя, Арс. Сколько потребуется.

Так и будет. И неважно, где окажется Арсений — в Питере, в Москве, в Африке или за полярным кругом, — Антон будет ждать его сколько угодно и где угодно. На самом деле, все просто: если Арсений до сих пор что-то к Антону чувствует, то все остальное неважно, потому что Антон чувствует тоже, и этого достаточно. Они опять притянутся друг к другу, Антону хочется уповать на это. А дальше они разберутся.

В эту ночь Антон долго не может заснуть, потому что у него в голове слишком много мыслей. Но когда Арсений перестает дрожать и начинает тихо сопеть, обмякая в его объятиях, Антон утыкается носом в пушистую челку, вдыхая аромат клубничного, любимого Арсением шампуня, и тоже проваливается в царство Морфея.

Этой ночью он спит так сладко, как никогда.

♪И все, что ядом поливают облака,
И все, что рядом,
Полыхает от любви. Где-то
Голоса, имена и ты♪

~•~

До начала концерта остается десять минут. На выступление должны прийти мама, папа с Лерой и, конечно же, Арсений. Нервозность из-за концерта перемешивается с воспоминаниями о вчерашнем вечере, отчего руки подрагивают и дыхание постоянно сбивается, и Антон решает умыться холодной водой.

Парень черпает в руки ледяной воды, умывает ею лицо и ему действительно становится легче. Он опирается рукой на раковину, опускает голову и трогает свои ключицы, словно так он сможет удостовериться, что вчерашний вечер — не его фантазия. Сердце бьется так бешено и отдается в ушах, что Антон даже не сразу замечает, что в туалет кто-то зашел.

— Привет, — Лазарев подходит к соседней раковине и опирается на нее. — Как дела? Догнал вчера Арсения?

— Ага, — вздыхая, говорит он и набирает в руки воды.

— И что же, — возмущенно начинает Сережа, но тут же осекается и смягчается, — что же он хотел?

— Ничего особого, надо было перекантоваться у кого-нибудь, — Антон плескает себе холодной воды в лицо, показывая всем своим видом, что он не собирается говорить на эту тему — дело не столько в Арсении, сколько в том, что он не будет открывать чужие тайны.

— Ясно, — говорит Сережа, и Антон отчетливо слышит в этих четырех буквах, что тот ему не верит. — Переживаешь о выступлении? — Сережа наблюдает, как Шастун подходит к диспенсеру с бумажными полотенцами, вытаскивает несколько и вытирает ими лицо.

— Переживаю, — кивает он, наконец поворачиваясь к юноше. — Знаешь еще какие-нибудь методы, чтобы привести нервишки в порядок?

— Курить тебе нельзя… и вряд ли какие-либо слова тебя успокоят, — Сережа подходит к Антону и поправляет ему галстук, а затем и воротник рубашки. — Но у меня есть кое-какая идея.

— Какая? — улыбаясь и выгибая бровь, спрашивает Антон.

Он уже представляет, что Сережа, его личный супергерой, смог протащить с собой какую-нибудь выпивку; что сейчас он бахнет сто грамм для храбрости, и все станет гораздо проще. Но Сережа лишь выжидающе смотрит ему в глаза, так и не убрав рук с его плеч, и шумно сглатывает. Улыбка сползает с лица Антона.

Сережа прикрывает глаза и целует его. Мягко прижимается своими губами к чужим, сжимая плечи, а Антон, оторопев, никак не отвечает. Он только заносит руки, чтобы оттолкнуть парня, но не успевает, потому что Сережа отстраняется сам.

— Что это было? — ошеломленно спрашивает Антон, хотя это сейчас, наверное, самый глупый вопрос на свете.

— Это… а на что это похоже? — поджимает губы Сережа, так и не открыв глаза, а Антон стоит, неверяще пялясь на него с до сих пор занесенными вверх руками. — Ты так ничего и не понял?

Антон неуверенно и негромко отвечает: «Нет», — а парень наконец открывает глаза и грустно улыбается.

— Это случилось прошлой весной, когда я впервые увидел тебя, — Сережа опускает взор в пол, — на одном из выступлений вашей команды КВН в нашей школе, когда вы, конечно же, одержали победу…

— Что? — не понимает Антон, растерянным взглядом уставившись на Сережу. — «Случилось» что?

— Я влюбился в тебя прошлой весной, — наконец-то уточняет юноша, и у Антона чуть не отвисает челюсть, будто бы он никогда не догадывался об этом. — Ты был таким ярким, живым и красивым, летал по сцене, очень смешно шутил, и я просто потерял голову. Я нашел тебя в социальных сетях и все хотел написать тебе, но не решался — стеснялся, да ты и так не был обделен вниманием. А когда мы переехали, я настоял на том, что я должен попасть именно в эту школу, именно в этот класс — к тебе… Я так хотел с тобой пообщаться и познакомиться поближе. Когда я увидел тебя… я был на седьмом небе от счастья. Пребывал в такой эйфории, что даже сам не ведал, что за чушь я порой несу. Я обычно не такой баклан, каким мог показаться, — Сережа несмело улыбается. — Но это уже все… неважно, — запинается он, все же поднимая взгляд.

— Тогда зачем ты сейчас говоришь мне это все?

— Прости, Антон, мне просто нужно было это сказать, признаться тебе наконец, чтобы отпустить всю эту ситуацию. Между нами должен быть хоть один откровенный диалог… потому что мне нужно двигаться дальше, понимаешь? — Шастун запутывается только сильнее, но не прерывает Сережин словесный поток. — Я так хотел понравиться тебе и сблизиться с тобой, и я так долго пытался, до последнего надеялся… но я все же взглянул на ситуацию трезво. Особенно после вчерашнего. И я понял, что это мне не под силу, — Антон все еще непонимающе мотает головой, и тогда Сережа объясняет: — Быть влюбленным в тебя действительно тяжело, ведь ты в Арсении по уши, — Антон чешет затылок, еле как выдерживая грустный взгляд карих глаз. — Прости еще раз. Давай будем считать, что этот поцелуй — отвлекающий маневр, позволяющий тебе чуть меньше волноваться перед концертом. Или что это поцелуй на удачу, — вымученно улыбается Сережа.

И уходит, оставляя Антона в полном недоумении. Когда дверь уборной хлопает, юноша вздрагивает — настолько его нервная система расшатана.

— Спасибо, «друг», — бурчит он, устало вздыхая и потирая лоб. — Ну пиздец.

Это, конечно, отрезвляет и отвлекает от мыслей о концерте, но нисколько, блять, не успокаивает.

Курсив – прошлое.

♫NAT feat. Samplekilla – Улыбнись
♪ Sirotkin – Голоса, имена и ты

——————————————————
Всем доброго времени суток)
Дааа,проду я задержала конечно 😅
Но,у меня просто не было времени её выставить,уж простите(

А ещё предлагаю теперь установливать барьеры)
Ну-с барьер на следующую часть 3 комментария и 4 звёздочки)
От этого и будет зависеть когда будет прода,мне так проще)

Всем пока,люблю вас безумно!)💞

4 страница16 октября 2022, 01:01

Комментарии