В каморке, что за актовым залом

— Привет, — негромко говорит Арсений, оглядываясь на дверь: Павел Алексеевич вышел из кабинета, чтобы ответить на срочный телефонный звонок.

Он садится на место за партой рядом с Антоном, который от неожиданности вздрагивает, ведь он тридцать минут последнего урока косплеит камень — смотрит, не двигаясь, на унылый пейзаж за окном, где разворачивается привычная для ноября картина: практически пустынная улица, ведь весь день идет дождь, а ветер беспрестанно беспокоит и без того голые деревья; затянутое тучами небо, потому что солнце даже не думает подарить людям хоть немного тепла, да редкие прохожие, которые не справляются с зонтами и пытаются обходить дорогу подальше: из-под колес машин в разные стороны опасно разлетаются брызги.

— Привет, — недоуменно отвечает Антон, снимая капюшон, и уставляется на Попова: неужели тот решил поговорить?

После того поцелуя они все же добрались до дома Ляйсан Альбертовны, отдали ей спортинвентарь для секции по спортивной гимнастике, выслушали гневные комментарии по поводу Виталия Васильевича и шипели, пока им обрабатывали раны. Арсению тогда тоже досталось, хоть и меньше, чем Антону: всего-то несильно разбитая губа, синяк и царапина на скуле.

По домам они добирались на такси, чтобы больше не попасть в неприятности, и ехали в полной тишине. На прощание все, что они смогли вымолвить — это неловкое «пока», после которого прошло две недели, и они больше не разговаривали. Точнее, Антон пытался поговорить с Арсением, но тот избегал его или ясно давал понять, что сейчас к обсуждению случившегося не готов. Вот он — закон бумеранга в действии.

Но тот поцелуй стал белым флагом и остановил бессмысленную войну между ними. Розыгрыши и подколы прекратились, командный дух в баскетбольной команде был укреплен, соревнования выиграны, а вот боль в сердце у Антона стала только ярче и неприятнее. Ему было очень обидно: Арсений всегда имел привычку убегать от проблем, особенно, которые сам и устроил — это ведь Арс заварил всю эту кашу с поцелуем, сам попросил, сам потянулся и не хотел отстраняться, льнул ближе и ближе… а что по итогу? Пробудил в Антоне какие-то чувства, саднящие под ребрами, а теперь делает вид, что его не существует!

За это время играния в молчанку Шастун залечивал боевые ранения в виде синяков и ушибов и много думал о том, почему в нем проснулось так много самых разнообразных чувств, а самое главное — как с ними справляться. Но он все время как-то отгонял единственную верную мысль, и поэтому сейчас он (пиздо)страдальчески пребывает в некоем трансе: мало коммуницирует с внешним миром, делает упор на внеклассные занятия и пытается разобраться в себе, осознавая, что Арсения в его жизни опять стало слишком много. Короче говоря, Арсений надоел и от него никуда не деться, но нужно искать пути отвлечения, пока тот не решится на разговор — есть еще похер в похеровницах.

— Павел Алексеевич и Ляйсан Альбертовна попросили нас с тобой разработать новый график пользования каморкой. У Утяшевой сдвинулись тренировки по гимнастике и танцам, так что ей неудобно в четверг, — начинает Арсений, а Антон закатывает глаза и отворачивается, обратно напяливая капюшон, всем своим видом показывая, что он не хочет сейчас говорить с ним на эту тему, ведь ему неприятно: Арсений подошел к нему только тогда, когда ему что-то понадобилось. — Мы можем поменяться днями?

Он-то думал, что Арс хочет поговорить и обсудить все, но нет! Мало того, он еще и посягает на святое: да, спор Антон проиграл, но он никак не может смириться, что Попов все же заграбастал себе каморку. Его бесит, когда он приходит на репетицию, а там все убрано: пыль протерта, бумажки с шутками и сценарием, лежавшие в полном хаосе, аккуратно собраны в кучки, а в воздухе витает атмосфера чистоты, вдохновения и Шекспира. Ладно, этот пункт еще можно пропустить, потому что в основном Антон бесится из-за Арсения и оставшегося после него аромата парфюма.

Но что по-настоящему его злит, так это то, что иногда ему хочется побыть в каморке в полной тишине — это единственное место, где он может побыть наедине со своими мыслями, потому что мама в двухнедельном отпуске, — или позависать с друзьями, но вот незадача: там ребята из драмкружка считают, что они актеры.

— Ну, Антон! — Арсений тыкает его пальцем в ребра, пытаясь привлечь к себе внимание, а Антон аж подпрыгивает на месте, устремляя на него недовольный взгляд. — Ты можешь поговорить со мной?

— Серьезно? — Антон на это заявление аж обалдевше выпучивает глаза. — А ты?

— Знаю, зна-аю, — тянет Арсений, — я виноват.

— Неужели? — бурча себе под нос недовольства, Антон вновь отворачивается, рассматривая серую хмарь за окном. Но Арсений неугомонный и использует запрещенный прием, чтобы обратить внимание Антона на себя — он его щекочет.

— Арсений, ты совсем уже? — взвизгивая от неожиданности, смеясь и складываясь в позу креветки, спрашивает Шастун.

— Давай обсудим все сегодня?

— Обсудим что? График пользования каморкой? — Антон кряхтит и отбивается от Арсения. — Нет, иди нахуй!

— Поговорим обо всем, — Арсений перехватывает руки Шастуна, прижимает к себе и продолжает щекотать. — У тебя же тренировка сегодня? Я приду после нее, у меня тоже репетиция.

— Да отвали ты, я же сказал тебе!

Антон, заваливаясь назад на Арсения, пытается вырваться из его хватки. Но он не рассчитывает силу и резкость своих движений, и они вместе откидываются на шкаф, что стоит позади Антоновой последней парты. Шкаф качается, а цветок в горшке, стоящий на полке этого самого шкафа, опрокидывается — по мнению Антона лучше бы он вовсе упал всем своим весом на темечко Арсению, а то задолбал, честное слово, — и земля из него вываливается точно на голову Попову, собираясь кучкой на его волосах и пачкая лицо. Шастун тоже немного марается, но, успев вовремя отпрянуть, только отряхивает плечи.

Как в дешевой комедии, в момент, когда Арсений вскакивает с места и удивленно пялится на Антона, в кабинет возвращается Павел Алексеевич — да еще и не один — и застает своих учеников в самом что ни на есть непотребном виде.

Учитель останавливается посреди кабинета, удивленно глядя на развернувшуюся картину:

— Рано утром на рассвете умываются мышата, и котята, и утята, и жучки, и паучки. Ты один не умывался и грязнулею остался, — цитирует стихи Чуковского Шастун, смеясь и прерывая свои попытки убрать рассыпанную землю с толстовки. Арсений лишь растягивает возмущенно испачканный рот в форме буквы «О». — Что молчишь, Арсений? Рот в говне?

— Да-а… — тянет Воля, мотая головой, и проходит дальше, к своему столу, уже не удивляясь выходкам этих двоих. — Познакомься, Сережа, это главные звездочки нашей школы. О Шастуне, капитане футбольной команды и команды КВН, я рассказывал. Тот, у которого рот в говне, — поддерживает шутку учитель, а класс смеется, — это Арсений, он главный активист школы и занимается драмкружком. Соболезную, но тебе придется учиться с ними.

Антон наконец-таки прекращает смеяться и переводит свой взгляд на того самого Сережу, о котором говорил Павел Алексеевич: тот недавно упоминал, что скоро в их классе появится новенький. Новенький, кстати, достаточно симпатичный, и они останавливаются взглядами друг на друге. А тем временем Арсению становится немного неловко: все-таки в таком виде появился перед незнакомым человеком и испортил о себе первое впечатление! Он быстро стряхивает с себя грязь и отпрашивается выйти, чтобы умыться. Шастун же идет за веником и совком, чтобы прибраться, пока Воля знакомит класс с новым для них парнем: Сереже Лазареву семнадцать лет, он занимается вокалом в музыкальной школе, а перейти в новую школу посреди учебного года ему пришлось из-за вынужденного переезда с одного конца города на другой.

— Ты пришел немного рановато, до конца урока еще десять минут, — учитель смотрит на свои наручные часы. — Ты пока садись куда-нибудь, мы урок закончим, домашнее задание запишем и сходим с тобой к секретарю, чтобы разобраться с документами.

Сережа кивает, наблюдая за тем, как Антон вываливает землю из совка в мусорное ведро, говорит Павлу Алексеевичу, что цветку хана, получает тетрадкой по лбу от него же, а затем идет к своему месту. Он следует за Шастуном и садится рядом с ним, а тот одаривает его непонимающим взглядом — Антон же уединение любит. Но Сережа пока об этом не знает.

— Я Сережа, — юноша дружелюбно протягивает руку, а Антон неловко ее пожимает. — А, точно… ты уже знаешь, Павел Алексеевич меня представил, — неловко улыбаясь, Лазарев опускает взгляд.

— Ничего страшного, Сережа. Я Антон. Но и ты это уже знаешь, — приободряюще улыбаясь в ответ, отвечает ему Антон. — Сережа, прости, конечно, если покажусь грубым, но… я всегда сижу один, — говорит он, смотря Сереже за спину. — Советую тебе сесть за парту к Наденьке, не прогадаешь. Кажется, ты ей понравился — она прожигает в тебе дыру взглядом...

— Ой, да нет, я… в общем, прости, что нарушил твое личное пространство, но я ненадолго. Павел Алексеевич сказал, что кто-нибудь может показать мне школу: что и где здесь находится. Я, знаешь, тут толком и не бывал, так что… может, ты составишь мне компанию?

— Я? — удивленно переспрашивает Шастун, нахмурившись. — Не хочу показаться теперь еще и недружелюбным, но этим у нас занимаются обычно активисты типа Оксанки или Арсения.

— Я знаю, Павел Алексеевич говорил, — немного теряется юноша, поджимая губы, словно волнуется. — Просто ты капитан футбольной команды, и я бы хотел…

— Хорошо, я понял, — соглашается Антон.

В конце концов, ко всякого рода просьбам Антон привык: к школьной популярности прилагалась востребованность. Сначала у него пухла голова от того, как много людей обращалось к нему по разным причинам, хотя были и плюсы: пока душевная боль была еще достаточно ощутима, Антон брался за любую авантюру и тем самым отвлекался от навязчивых мыслей. А потом он забил болт и научился говорить «нет». Сережа же кажется ему неплохим парнем, который всего лишь хочет прижиться в коллективе и адаптироваться в новой среде, да и Антону вновь нужно чем-то себя занимать, чтобы забыться — это он понимает особенно четко, когда ловит на себе непонимающий и даже недовольный взгляд возвратившегося в класс Арсения. Антон из-за странного поведения Попова только хмурится.

— Если хочешь попасть в команду, предлагаю после экскурсии по школе пойти со мной на тренировку. Мы с тренером посмотрим, что ты умеешь.

— Отлично! — с радостной улыбкой на лице заявляет Сережа. — Договорились!

~•~

♪Ты говоришь о любви, как о призраке,
В который ты не веришь,
И ты никогда не приблизишься
И никогда не сдашься ради того,
Чего ты хочешь больше всего♪

Сережа странный, Антон это замечает — нет, он не такой припизднутый, как Арсений, и даже посоревноваться в этом с ним не сможет, но все же. Он много болтает и расспрашивает обо всем на свете совершенно не по теме, пока Шастун пытается кое-как провести ему экскурсию по школе. А еще они с тренером решают взять его в запас и сообщают, что занятия для него начнутся на следующий день, потому что у него нет с собой спортивной формы, но юноша говорит, что посидит на лавочке. Тренировка, блять, идет два часа, а он решает просидеть на лавочке без дела все это время, пялясь на заебанных, потных парней. И ладно бы они что-то интересное делали, но ведь нет! Самое рядовое занятие.

— Такой ты счастливый, Позов, — замечает Антон, устало валясь с Димой на пол после объявления о том, что тренировка закончена, и пытается привести дыхание в порядок. — Даже отрабатывая пасы светишься, аж блевать тянет. Чему радуешься?

— Такой ты грустный, Шастун, аж плакать хочется, — отвечает ему друг. — Никак Сенька не дает покоя твоему сердечку, да?

Антон показательно куксится и отворачивается от друга.

— Я с Катькой сегодня на свидание иду. Вот и довольный.

— Мой тебе совет, — привстает парень, упираясь на локти. — Когда на твоем пути встречается что-то похожее на любовь, беги, блять, в противоположную сторону и кричи «Все, что угодно, но только не это!»

— Да уж, — отзывается Позов, — смотришь на тебя и твои пиздострадания, и так и хочется внимать твоему совету.

— Ты правда так считаешь? — вклинивается в их разговор Лазарев, появляясь словно из ниоткуда.

Шастун на это пожимает плечами и неуверенно отвечает:

— Э-э, да?

— Извини, я не подслушивал! Я просто хотел сказать, что ты отлично играешь!

Антон все так же удивленно смотрит на парня, хлопая глазами и метаясь между «спасибо», «эм, ну да, я же капитан» и «мы сегодня просто водили мяч и играли в парах, отрабатывая пасы, а ты, как я вижу, немножечко с ебанцой?»

— Мне очень понравилась твоя игра! — продолжает он. Антон чувствует за спиной чье-то присутствие и поворачивается: Арсений стоит позади него с таким же удивленным и в то же время непонимающим лицом. — Расскажешь как-нибудь о своей тактике ведения мяча?..

Арсений на это округляет глаза и прыскает в кулак. Позов предлагает Сереже пойти в раздевалку, где наверняка сам расскажет ему и о тактике, и о технике, и о чем только тот пожелает, лишь бы оставить Арсения и Антона наедине.

— «Расскажешь как-нибудь о своей тактике ведения мяча?» звучало как «Расскажешь о своих любимых позах в сексе?» — с улыбкой на губах, но все же язвительно замечает Арсений.

Он уходит к лавочкам и садится на одну из них, не желая марать свои идеально черные джинсы о грязный пол. Антон еле как поднимает свою тушу и движется следом, практически падая рядом с Арсением, и вытирает пот со лба краем футболки.

— Он так старательно тебя клеит!

— Во-первых, это неправда, — не желая даже думать об этом, говорит Антон, — а твое «он так старательно тебя клеит!» звучит как «я так тебя ревную!» — Шастун передразнивает Арсения, замечая интересную палитру эмоций на его лице. Эта мысль невероятно приободряет: понимать, что Арсений чувствует что-то похожее, что ощущает и сам Антон — приятно.

— Что? Нет! — складывая руки крестом на груди, возмущается Арсений и отворачивается от Антона. — У меня Эд, — отрезает он.

И эти три коротких слова выбивают почву из-под ног Антона, забирают весь воздух из легких, вонзаются тысячей самых острых ножей куда-то под дых. Весь боевой дух и запал куда-то пропадают, испаряются в неловкости и тонут в обидных словах.

— А, — вырывается короткий звук у юноши, — вот, о чем ты хотел поговорить? Ты меня не ревнуешь… — немного огорченно констатирует Антон. — Да и целовал меня наверняка не ты.

— Вот об этом и хотел, — Антон чувствует на себе взгляд Арсения, но не оборачивается и продолжает отрешенно смотреть перед собой, задумавшись. — Это...

— Ну да, это же просто желание, — снова распаляется Антон, перебивая Арсения, будто бы завершая его невысказанную мысль: он догадывается по настроению их разговора, что Арс сейчас будет выгораживать себя, и какие у него будут оправдания — догадывается тоже. Это практически смешно, если бы не было так грустно. — Это было... несерьезно, да?

— Это было неправильно, я хотел извиниться, — словно не слыша Антона, все же говорит Арсений. — Потому что я уже встречаюсь с человеком, который мне… нравится. И это отвратительно по отношению к нему.

— Всему виной — глупый спор, — обиженно продолжает Антон, пытаясь вывести Арсения на чистую воду. — А так — никаких чувств. Совершенно, — иронизирует он.

— Конечно, все дело в чувствах! — устало отвечает Арсений без доли сарказма в голосе.

— О чьих именно чувствах ты говоришь? — фыркает Антон. — Господи, Арс. Объясни тогда, зачем ты это сделал?

«Зачем ты дал мне надежду?» — хочется спросить Антону, но он себя останавливает. Разве он вообще должен был на что-то надеяться? Все же закончилось тогда, два года назад в столь же холодном октябре? А когда Арсений вернулся, было же и так понятно, что ничего не выгорит больше?

— Это было временным помутнением и слабостью, — грустно говорит Попов, откидываясь на стену позади, и устало обхватывает голову руками. Антон же закатывает глаза: да, именно этого он и ожидал — Арсений продолжает искать себе оправдания. — Не знаю, правда, я не знаю, как так получилось. Я сожалею, и я чувствую себя ужасно, что так поступил с тобой и с Эдом. Ты бы знал, как меня грызет совесть.

Антону почему-то очень неприятно слышать о том, что произошедшее между ними тем вечером Арсений охарактеризовывает как «слабость» и еще невесть что, потому что сам Антон чувствует: это самое правильное, что случалось с ним за эти два года. И Антон, что самое странное, об этом поцелуе не жалел. Он ни капли не терзал себя за то, что целовал Арсения тем вечером; более того, его пробирала дрожь от этого воспоминания, а ощущение губ Арса словно клеймом осталось на его губах. Ровно так же он не испытывал мучений по тому поводу, что он поцеловал кого-то другого, состоя в отношениях с Ириной. Даже мысли не промелькнуло. И в этом нет ничего хорошего, Антон понимает, но вместе с тем он не может отделаться от чувства, что Арсений всегда будет несоизмеримо важнее кого бы то ни было, даже если тот говорит, что все, что произошло — это «временное помутнение».

«Я надеялся», — вдруг мелькает мысль в голове Антона. Ему кажется, будто он проиграл в игре, в которой они оба делают вид, что им все равно друг на друга, что между ними давно ничего нет. Ведь осознание, что он не задумываясь бросил бы все, лишь бы иметь еще одну хотя бы призрачную возможность быть рядом с Арсом, приходит мгновенно. И это пугает.

Внутри него борется множество чувств, которые отчего-то тянут его к Арсению как магнитом, и он не знает, что со всем этим делать. Знает только, что будет очень больно.

— Это же не должно было случиться, — словно уговаривает себя и убеждает Антона Арсений. — Это был всего лишь повышенный уровень эндорфина, не больше. Разве не так? И это ничего не значит сейчас, потому что мы наверняка не предназначены друг другу судьбой, — Антон на это заявление фыркает.

— Что за чушь? — потирая виски от накативших на него усталости и непонимания происходящего, спрашивает он. — Ты сам веришь в то, что говоришь, Арс?

— Нет, подожди, — сопротивляется Арсений, все-таки заглядывая Шастуну в глаза. — Я тогда поздно одумался, ты тогда не пришел. Когда мы снова столкнулись друг с другом, у нас ничего не получилось, и мы просрали единственный шанс, потратив его на… на что? На вражду, такую же, как и тогда когда-то давно, да даже еще хуже. Время идет, ничего не меняется, и мы на грабли не просто наступаем — мы на них танцуем. Так может… нам и не суждено вовсе?

Антону страшно и больно, но он осознает, что был бы готов перевернуть в своей жизни все, бороться и ломать себя снова. Но дело в том, что в этом абсолютно нет никакого смысла, ведь Арсений теперь не пойдет ему навстречу.

Арс, возможно, прав, и Антону придется справляться со своими чувствами в одиночку.

— Ты — не пидор, — грустно усмехаясь и смотря на носки своих кед, говорит Арсений. Антон хочет возразить и оправдаться, понимая, что та фраза Арса очень сильно задела, но парень ему не дает. — И у тебя все отлично: КВН, футбол, популярность, а Ирина — красотка и умница, которая в тебе души не чает. Правда, в последнее время она потухла, потому что ты — придурок, — выражается он, и Антон на это заявление вскидывает брови. Арс улыбается натянуто: самому не хочется об этом говорить и признавать, но нужно. — Да-да, тот еще идиот, не удивляйся. Потому что она не заслуживает такого отношения к себе. Обрати на нее свое внимание, она же такая хорошая девчонка, ей тяжело без тебя… да и с тобой не лучше, ты ей не помогаешь.

Иногда кажется, что единственным решением проблемы является разговор, и нельзя засовывать язык в жопу. Но от этого разговора Антону нисколечко не легче, только почему-то наоборот чувство такое, будто в душу нагадили. И с каждым сказанным Арсением словом внутри него словно образовывается вакуум, который вбирает в себя все чувства, и остается вновь лишь пустота.

— Нам нужно разойтись по разные стороны.

«Как же я смогу тебя оставить?» — мелькает мысль в голове Антона.

— Нужно забыть о том, что было, чтобы прошлое нас не тревожило.

«Я больше не смогу».

— Мы же можем нормально ладить друг с другом. Будем друзьями?

«А сможешь ли ты?»

Прежде чем уйти, Арсений еще раз извиняется. Они болтают пару минут о каморке, договариваются, что их дурацкая вражда закончена и они от этого устали; заручаются, что будут держать дистанцию, больше «не совершат ошибок», а произошедшее в тот вечер останется между ними, ведь у Антона есть девушка, а у Арсения парень, которым необязательно знать обо всем этом.

Шастун подходит к футбольному мячу, который кто-то, свинья такая, не убрал за собой. Он берет его в руки, и у него голова идет кругом: кажется, что они с Арсением ходят по кругу, и от этого уже тошнит.

Он несколько мгновений пялится на мяч, кое-что вспоминая, а затем с силой и злостью его пинает.

♪Ты и я — мы похожи.
Зажигаем огонь и убегаем от пламени,
Мы молимся о шторме,
А затем прячемся от дождя.♪

~•~

После того поступка Антона на юбилее школы Арсений некоторое время переосмысливал сложившуюся ситуацию — считай, он Шастуна избегал. Сначала он злился и был уверен в том, что Антон сделал только хуже, хотя ему было приятно, что за него вступились. Но когда выяснилось, что ситуация благодаря ему разрешилась все же в положительную сторону, Арсений теперь уже просто не мог понять, чем он заслужил то, что Антон для него сделал, почему тот решил ему помочь и, что самое главное, он не знал, как им общаться дальше. Это стоило обсудить, Арсений это понимал, но поговорить по-нормальному у них никак не получалось; самый оптимальный вариант подвернулся тогда, когда Арсений устраивал у себя дома вечеринку: нужно было хоть как-то начинать сглаживать углы и находить заново общий язык с ребятами, восстанавливая репутацию.

Арсений вошел в гостиную, где все танцевали, и взглядом поискал Антона. Шастун, в одиночестве привалившись к стене, и сам ждал Арсения, так что их взгляды быстро пересеклись. Арс улыбнулся и кивнул в сторону, прося этим жестом выйти поболтать.

— Привет, — заходя за Арсением в ванную — самое тихое место в квартире на данный момент, — говорит Антон. Он опирается о тумбу и ставит свое пиво на стиралку: в квартире разрешено пить только некрепкий алкоголь.

— Привет, — смущенно улыбаясь, отвечает Арсений. После столь долгого времени препираний и разногласий между ними разговаривать по-человечески — без подколов, язвительности и сарказма в голосе — как минимум странно, хотя и очень приятно. — Я хотел поблагодарить тебя, — он протягивает парню бумажный пакет, от неловкости ситуации смотря в пол и поглаживая плечо своей левой руки, чтобы чуть успокоиться. Антон же словно не чувствует между ними никакого напряжения от долгого молчания и недопонимания и чувствует себя рядом с Арсением в своей тарелке, будто уже давно ждал, когда они начнут говорить по-человечески. Он с интересом заглядывает внутрь пакета и достает оттуда что-то круглое, обернутое в подарочную упаковку с футбольными мячами. — Открывай.

— В упаковке с футбольными мячами наверняка футбольный мяч? Я думал, что ты можешь придумать что-нибудь оригинальное с твоими-то мозгами.

— Сочту за комплимент, — усмехается Арсений. — Ты открой для начала.

— Очень удивлюсь, если там, м-м, баскетбольный мяч. Полет фантазии какой-то.

Антон разрывает упаковку, и внутри действительно оказывается футбольный мяч. Он вертит его в руках, находит какую-то надпись и всматривается.

— Дзюба? — восхищенно вопрошает парень.

— Ага, — соглашается Арсений, улыбаясь. — Мой отец недавно был на матче, и я попросил его, чтобы он достал для тебя его автограф. Я знаю, что ты любишь «Зенит».

— Спасибо! — Антон на радостях практически лезет в объятия Арсения, но смутившись останавливает себя. Он действительно обожает «Зенит», а этот нападающий — его кумир. — Классная вечеринка. А где сейчас твои родители? В смысле, что вечеринка давно началась, а ты говорил, что тусня продлится еще и до утра…— переводит тему Антон, чтобы ситуация не выглядела такой тупой и неловкой.

— Э-э, спасибо… отец в командировке, а с матерью они в разводе, с ней я вместе не живу.

— О-о… извини, я не знал, — Антон отводит взгляд и чешет лоб, не зная, как замять неловкость. — Все время тусуешь дома один, прям как я, да? — Арсений непонимающе смотрит в ответ, но кивает. — Ну, просто я понимаю тебя. Мои родители тоже в разводе, а мама, с которой я живу, работает врачом. У нее часто ночные смены, да и в общем и целом она на работе частенько пропадает. А насчет подарка — не стоило, правда.

— Ты прости меня за все, что я говорил о тебе раньше, — начинает Арсений, теребя край футболки и сглатывая ком в горле, что мешает говорить. Неприятно осознавать, что ты потратил так много времени на препирания с человеком, который этого не заслуживал совершенно. — Я так не думаю на самом деле, да и ты вон каким совестливым и справедливым на самом-то деле оказался: защищаешь слабых и немощных в свободное время. К тому же у меня уже все подколы кончились, а шутить по сто тысяч раз на одну и ту же тему надоело. Ты не таким уж и интересным человеком оказался…

— Странные извинения, конечно, но они приняты, — морщится Антон, но понимающе кивает, усмехаясь. — И ты меня прости. Мы столько времени потратили на бессмысленную вражду… Если честно, иногда я даже думаю, что мы могли бы стать хорошими друзьями.

— Ладно. То есть, да… наверное, — Арсений смущается и снова опускает голову, а его щеки розовеют от такого признания. — Можем попробовать, — предлагает он, все же нерешительно поднимая взгляд.

— Можем, — соглашается Антон, и Арсений улыбается.

У Антона от этой улыбки внутри фейерверки взрываются самыми яркими красками, а сердце ёкает. Он даже хватается за него, думая, чего это оно его подводит.

~•~

Сначала они вправду всего лишь дружили; за два месяца они много времени провели вместе и познакомились друг с другом заново.

Они действительно стали хорошими друзьями и близкими людьми. Если они оставались вдвоем, то не затыкались: Антон, как признался Арсений, оказался очень даже интересным парнем, с которым всегда есть о чем поговорить, и он на самом-то деле умный. Маты у него не в каждом предложении, и это хорошо; он скидывает смешные, хоть и тупые мемы, а к неуклюжести Арсений привык и даже нашел в ней уникальный шарм. Он ценил в нем честность и прямоту, его целеустремленность и поддержку. Антон тоже изменил свое мнение: Арсений не напыщенный, самовлюбленный индюк, а отличный друг, всегда готовый прийти на помощь; он эмпатичный и приятный в общении человек со своей точкой зрения, очень искренний и внимательный к людям. А что особенно удивительно — Арсений смешной «что просто обосраться», Антон валялся от каламбуров и выпадов Арса.

Арсений, больше не скрываясь, посещал Антоновы тренировки в скейт-парке, даже помогал писать шутки для команды КВН и приходил на их игры между школами Воронежа, поддерживая. Еще он водил Антона на свои кастинги и фотосессии, если тот хотел, а Шастун, конечно же, посещал все спектакли Арсения, сидя в первом ряду и завороженно наблюдая за его игрой.

Они приходили друг к другу на школьные спортивные соревнования, сидели вместе за одной партой, гуляли, один раз даже выбрались за город вместе, сняв частный домик, и просто наслаждались компанией друг друга, знакомясь поближе. Часто они проводили время в каморке или друг у дружки дома, потому что отец Арсения постоянно уезжал в командировки или посвящал все свое свободное время личной жизни, а мама Антона пропадала на работе.

Они играли в приставку, делали домашку, смотрели фильмы и сериалы, обсуждали новые музыкальные новинки, потому что у них, как бы ни было странно, совпадали вкусы и предпочтения; любили вместе пошутить и поболтать о высоком, да им было комфортно просто вместе помолчать — просто сидеть вдвоем на балконе, умещаясь под одним пледом, смотреть на шумный город и думать каждый о своем. Парни любили даже совместный быт. Готовить ужины, распределяя обязанности, вместе собираться и идти в школу — иногда им казалось, что они так много времени проводят вместе друг у друга дома и так часто остаются на ночевки, убегая от давящей пустоты квартир и одиночества, что уже словно живут вместе.

Антон и Арсений нашли друг друга и чувствовали, что подходят друг дружке идеально — как две детальки чего-то важного, и поэтому они очень сблизились и привязались. Они понимали друг друга как никто другой и установили крепкую связь, которой со временем и сами начали бояться.

Арсений спустя время делился воспоминаниями: тогда он уже догадывался, что то, что он чувствует к Антону — совсем не по-дружески. Это его пугало и от этого хотелось отгородиться. Он думал, что нужно было оставить Антона и что ему тогда не стоило предлагать дружбу: это даже смешно, какая на хрен дружба, когда одно случайное прикосновение человека равняется сильнейшему электрическому разряду! И пока Арсений все это время бежал от своих чувств, размышляя, как от них избавиться и что ему делать, до Антона всегда доходило долго.

Он уверял себя, что все дело в Арсе: вот такой вот он человек, к которому тянет как магнитом, с которым интересно, спокойно и хорошо и который тебя вдохновляет, будоража нервы. Но чувства Антона росли в геометрической прогрессии, когда он по прошествии времени узнавал Арсения и становился к нему все ближе и ближе. Он начал осознавать и принимать тот факт, что, когда Арсений улыбается, внутри него что-то переворачивается и сладко тянет живот. Что к нему хочется быть ближе, его хочется касаться, а даже от самой незначительной близости перехватывает дыхание. И это с самого начала, с первого появления Арсения на пороге 8 «А» класса и до момента, когда Арс, стоя на его кухне воскресным утром и переворачивая блинчики на сковородке, восторженно рассказывает о роли, что досталась ему в новом спектакле театральной школы — никогда дружбой и не было.

В какой-то момент они оба поняли: тяжело дружить с человеком, о котором ты постоянно думаешь перед сном и в которого ты жутко влюблен. Точно так же, как тяжело держать с ним дистанцию, не решаясь оборвать такую нужную связь признанием, как им обоим казалось, в своих ненужных чувствах.

— Привет, — Антон находит Арсения на балконе. У того вечеринка по случаю его пятнадцатого дня рождения в самом разгаре, а он здесь, стоит в полном одиночестве со стаканом в руке и подставляет свое лицо мартовскому, но еще холодному ветру и редким каплям. — А мне казалось, что ты против алкоголя, — он закрывает балконную дверь на защелку и намекает на то, что все его гости ужратые вусмерть. А ведь он был уверен, что на вечеринках Арсения люди так не напиваются — это арсеньевский принцип, которому Антон следовал: он и сам геройствовал в этот день, посасывая за весь долгий вечер всего лишь вторую баночку некрепкого пива с вишневым вкусом.

— Привет. А толку запрещать, если все равно придут со своим? Это же вечеринка, так что все нормально, — улыбаясь и поворачиваясь к парню, отвечает Арсений.

— Кто ты и куда ты дел Арсения? — шутит Антон, подходя к Арсению чуть ближе, и ежится: на балконе очень холодно, совсем не по-весеннему. И как только Арс здесь стоит столько времени?

— Чего это ты закрылся? — Арсению же холод как будто нипочем. Он опирается спиной на подоконник и отставляет стакан.

— Чтобы ты подарок мой примерил. Это зрелище только для меня, — играя бровями, Антон протягивает Арсению небольшой сверток в подарочной бумаге. — Открывай давай, может, настроение поднимется. У тебя сегодня день рождения, а ты какой-то грустный.

— Странно, когда причина твоей грусти пытается тебя развеселить, — бурчит себе под нос Арсений, но Антон не слышит половину его слов из-за какофонии звуков: за дверями балкона — гам вечеринки и музыка, а под окном шум машин.

— Арс, ты в порядке? — вопрошает Антон, потому что Арсений пялится в одну точку позади него. Попов отвечает тихое «да», а Шастун ставит на подоконник свое вишневое пиво, берет его стакан и пробует: водка с соком. — Понятно, почему ты такой заторможенный. Давно ты пить начал?

— Сегодня, — отрезает Арсений и разрывает подарочную бумагу. — Серьезно? — удивленно поднимая брови, он достает из свертка балетную пачку. Ну, практически — это бесформенная ярко-розовая юбка из множества слоев фатина в блестках, купленная в детском магазине.

— Как и говорил: день рождения, балетная пачка, — напоминает Шастун. — Я не шутил.

Арсений смеется и примеряет. Он еле как влезает в юбку, а затем кружится, отчего она поднимается вверх.

— Арсений, — Антон, усмехаясь, деланно хватается за подбородок и качает головой, будто оценивая, — какая же ты красавица.

Арсений, продолжая кружиться, уже чувствует себя неважно: ему и без этого было нехорошо, а теперь и вовсе перед глазами вертолеты и все плывет. Он закономерно запинается о какую-то коробку, в которую отец сложил всякий хлам, и теряет равновесие, не имея сил устоять на ногах. Благо Антон успевает его подхватить, так что Арсений падает ему в руки.

— С кем поведешься, от того неловкости и наберешься. Извини, — неловко шутит юноша, пытаясь встать на ноги и выбраться из теплых рук. Но Антон не выпускает его из своих объятий, решив, что это идеальный момент.

Ему в глаза неотрывно, пускай и неуверенно, а может даже испуганно смотрит Арсений, и все вокруг становится тихим и неважным; все отходит на задний план, потому что Антон тает под этим взглядом.

Антон думает, что хотел бы остаться здесь навсегда, в этом моменте, когда Арсений так близко, в его объятиях, что дух захватывает, а чужое горячее дыхание опаляет щеку. Он мечтает, чтобы те капли, что долетали до них сквозь открытое окно, превратились в кислотный дождь , потому что сейчас больше всего на свете он хочет раствориться в Арсении и не отпускать его от себя ни на шаг.

— Ты зря тогда за меня вступился, — вполголоса признается Арсений, на что Шастун непонимающе хмурится. — Ну, тогда, на юбилейном концерте, — уточняет он.

— В смысле? Почему зря?

— А что, если то, что про меня говорили, является правдой? — практически шепотом, будто бы чувствуя острый укол стыда за два месяца недомолвок, признается Арсений. Они не разговаривали на этот счет, а Антон, по мнению Арсения, в те слухи попросту не верил.

Антон кусает губу и задумчиво смотрит на Арсения, которого он до сих пор держит на весу, и непонятливо вопрошает:

— И что? Я говорил правду и с Раневской согласен: каждый волен распоряжаться своей жопой, да и членом так, как он того хочет. Меня не ебет, кого ты ебешь, Арс.

— Я никого не ебу… — ошарашенно и немного разочарованно бормочет Арсений в ответ с нотками грусти в голосе: словно он так и знал, что Антону он интересен лишь в качестве друга.

— Ну, значит, меня не ебет, кто ебет тебя, — шутит Шастун.

— Все не так, пошляк, — недовольно пихает его в плечо парень, чуть не валясь с Антоновых рук, но Шастун его удерживает. Арсова футболка задирается, и Антон касается голой кожи, отчего Арсений шумно сглатывает. — Я не приставал ни к кому, как говорили, будто я какой-то извращенец. Но то, что я поцеловал одного парня в прошлой школе, правда. Он ответил мне на поцелуй, а потом что-то пошло не так. Может, он испугался, я у него не спрашивал. Он мне… нравился, наверное… я не знаю.

— Так нравился или не нравился? — не понимает Антон.

— Не знаю.

— Ты либо влюбляешься, либо нет. Третьего не дано.

— Вот прикопался. Это же сейчас уже неважно, — Арсений пытается вырваться, но Шастун не отпускает и пытливо пялится, ожидая ответа на свой вопрос. — Во всяком случае, я думал, что он мне симпатизировал, и я захотел проверить себя. Знал бы, где упаду, подстелил бы соломку. То есть, не проверял бы, он ведь потом всем рассказал.

— Ты жалеешь об этом, потому что тебе не понравилось? Или просто потому что он всем разболтал? — прощупывает почву Шастун. Ему кажется, что он немного перебарщивает с напором и любопытством, и этим выдает себя. Его щеки заливаются румянцем.

— Не знаю, — честно признается Арсений, улавливая смущение Антона и блеск в его глазах, и его словно озаряет. — Из-за того, что он всем разболтал, все чувства во мне смешались. Я так и не понял, чего хотел.

Градус в голове, жар кожи Арсения, словно током отдающийся на нервных окончаниях кончиков пальцев и отчетливее ощущающийся под холодностью балконного воздуха. Контраст температур, приоткрытые губы и неровное дыхание юноши.

Желание, нежность, любовь, страх и нерешительность — в тот момент в Антоне тоже было много чувств, которые перемешались между собой. И парень знал, что нужно сделать, чтобы разложить все по полочкам. Хотя вариант, конечно, был не самый лучший: Арсений не расскажет об этом всем — это уж совсем какой-то театр абсурда получится, — но получить в челюсть он от него может. Или их совсем недавно налаженные, дружеские отношения могут испортиться окончательно. Антон это понимал, но хотел рискнуть, потому что близость Арсения была похожа на изощренную пытку.

— А сейчас? — все-таки решает спросить юноша, нервно облизываясь. Его глаза лихорадочно блестят и бегают по лицу Арсения, грудь быстро вздымается от предвкушения и мыслей, что в этот момент все может кардинально поменяться и он получит то, что так давно хотел. Он сильнее сжимает руками талию Арсения, наконец останавливаясь взглядом на его губах. — А сейчас ты знаешь, чего хочешь?

— Того же, чего и ты, — намекает Арсений, потому что сам он на это наверняка больше не решится. Прикусив губу, он быстро и неровно дышит, а Антон чувствует, что его сердце сейчас готово пробить грудную клетку — Арс дал зеленый свет.

«Лучше плохо, чем никогда» — с этими мыслями Антон, чуть нагнувшись, целует Арсения. Мягко, нежно, боязливо, что его оттолкнут — мало ли, может он что-то не так понял. Но Арсений отвечает и, мало того, податливо открывает рот, обводя своим языком чужой.

Антону кажется, что кровь внутри него кипит, от горячих рук под футболкой бросает в дрожь, а сам он весь как оголенный провод. Эмоции зашкаливают, нежная кожа Арсения под пальцами ощущается такой нужной, и юноша словно плавится в чужих объятиях.

По телу бегут мурашки, когда Арсений то кладет свои теплые ладони на шею, то поглаживает руки, то прижимается к горячему телу все ближе и ближе, а внутри словно что-то взрывается раз за разом после каждого прикосновения от переизбытка чувств и эмоций. Эндорфины ударяют в голову покруче алкоголя, ведь ответная нежность и ласка означают, что чувства взаимны.

Антон, наконец, понимает, как сильно он в Арсения вляпался.

Неизвестно, как долго они не смогли бы отлипнуть друг от друга, если бы не внезапный, сильный стук в дверь. Арсений резко отпрянул от Антона, пугливо посмотрел в глаза, как побитое животное, всем своим видом извиняясь. Он вылетел с балкона в квартиру, как пробка от шампанского.

Это был Дима, который хотел предупредить, что их обоих уже потеряли. Хорошо, что нашел их именно Позов, а не кто-то другой.

~•~

Следующую неделю они не общались, как бы Антон ни пытался выяснить причину такого поведения Арсения. Тот шугался от него, как чокнутый, хотя и не переставал грустно смотреть в его сторону. Антон замечал эти взгляды, и ему от этого было в разы тяжелее. К тому же все вокруг спрашивали у него про Арса, потому что никто не понимал эти резкие колебания в их отношениях: то они по полгода ссорятся и подкалывают друг друга на каждом шагу, то перестают, то один за другого вступается, то идут на мировую, то они друг друга избегают.

Сам Антон как-то спокойно принял то, что между ними случилось той ночью, как будто это что-то само собой разумеющееся: к этому же все и шло, да и чувства им настолько овладели и он был в такой эйфории, что разум выключился. Когда эмоции поутихли и пришло осознание, что да, он втюхался в парня — да еще в такого упрямого (но классно целующегося) осла (красавчика), который его избегает (но в которого он влюблен по уши), — то стало немного не по себе, ведь до этого мальчики ему не нравились. Но это чувство быстро прошло, потому что он был сконцентрирован не на том, в кого влюбился, а как сильно.

Антон не паниковал. Он прочитал множество статей на эту тему, обсуждений в интернете, даже спросил о мнении на этот счет у мамы — она женщина умная, врач высшей категории, — хотя и сказал, что это нужно его приятелю; поговорил с Димкой и откровенно рассказал ему обо всем, а Поз Антона поддержал, дав тому подзатыльник за «ты правда не собираешься от меня отказаться?» Единственное, за что Антон боялся — это что же будет дальше: как это примут остальные

друзья, родители, одноклассники, общество? Он изводился, ведь с одной стороны ему закладывали в голову, что это неправильно, когда мальчики любят мальчиков. А с другой он понимал, что когда он рядом с Арсением — это самая правильная вещь в мире, а он самый счастливый человек на планете. От этого осознания страх уходил на второй план.

Антон, несомненно, немного переживал, что кто-то что-то да узнает, но ведь он об этом кричать на каждом углу не собирался, да и можно быть чуточку аккуратнее на людях. Конечно, Антону не хотелось бы скрывать свои отношения — это ведь наверняка очень утомляет, он осознавал это наперед. И ему хотелось бы кричать повсюду о том, как он влюблен, держать Арсения за руку при всех, целовать его и никого не стесняться: быть свободным и честным по отношению к окружающим и, в первую очередь, к себе. Но это проблема не Антона и Арсения — пятнадцатилетних подростков, которые очень неосторожно влюбились друг в друга. Это — проблема целого общества, которую пока никто не в силах решить.

В общем и целом, спустя неделю Антон окончательно словил дзен и перестал волноваться, и поэтому он решил дать Арсению время на подумать и точно так же принять себя. Антон больше не тревожил Арса и дал ему полную свободу: он решил, что когда придет время, тот сам подойдет и заговорит, если посчитает нужным. И спустя почти две недели Арсений все-таки решился на разговор. Он застал Антона одного в каморке, когда тот остался после репетиции писать номера для команды КВН — муза всегда приходит тогда, когда ей заблагорассудится. Только так, увы.

— Привет, — бесшумно закрывая за собой дверь, произнес Арсений. — Можем поговорить?

— Здорова, — удивленно отвечает Антон, откладывая тетрадь и поворачиваясь к Арсению. — Без проблем.

— Я хотел извиниться, — юноша подходит ближе и садится на край стола. — За то, что я вроде как ответил на твой поцелуй, а потом сбежал и не хотел с тобой разговаривать столько времени. И это не значит, что ты мне не нравишься.

— А что, я тебе все-таки нравлюсь? — играя бровями и лукаво улыбаясь, вопрошает Шастун, на что Арсений только недовольно мотает головой, но все равно усмехается в ответ.

Антону от этой улыбки и от того, что Арс наконец-таки решил поговорить, хочется прыгать от счастья.

— Если бы ты мне не нравился, я бы тебя не целовал, — Арсений выдыхает и проводит ладонью по лицу, собираясь с мыслями.

А после этих слов Шастуну хочется танцевать ламбаду. Он не умеет, но вот прям хочется.

— Просто, понимаешь… меня из-за таких вот вроде как неправильных симпатий столько травили, ты бы знал. Я столько наслушался — я и пидор, и извращенец, — и били меня, так что я был уверен, что подобного не должно быть в моей жизни, раз почему-то люди говорят об этом так плохо.

— Люди так говорят, потому что они узколобые идиоты и им нечего больше пообсуждать. И жизни у них своей нет.

— Наверное, — улыбается Арсений одними лишь уголками губ. — Отец мой вообще об этом слышать ничего не хочет, он чуть не прибил меня, когда узнал причину того, почему я хочу перевестись в новую школу. После этого я еще долго убеждал его, что это все неправда. Короче говоря, я от себя все эти мысли прогонял всегда и не пытался к тебе приблизиться, даже несмотря на то, что ты мне нравился. Считал, что враждой буду отдалять тебя от себя и перестану что-то к тебе чувствовать. А когда мы все-таки подружились, все пошло наперекосяк.

— А что изменилось?

— Я разговаривал с друзьями на тему своей ориентации, они меня поддержали… — Арсений мнет в руках шнурок от толстовки, волнуясь. — Сережа Матвиенко знает о нас, — вдруг выдает он. Антон напрягается, но старается не подавать виду. — Это ничего? Я доверяю ему больше, чем себе.

— А я доверяю тебе, — успокаивает его Антон. В конце концов, он ведь тоже рассказал о них своему другу, Диме.

Арсений за доверие благодарит Антона улыбкой, продолжая свой рассказ:

— А потом я решил записаться к психологу. Вот уже три сеанса было, стало легче, и мне посоветовали с тобой открыто поговорить. А ты… как ты вообще к этому относишься?

— Ну, наверное, я бисексуал. Это меня испугало, но я много читал об этом, — Антон задумчиво пожимает плечами. — Я просто… постепенно принимал тот факт, что ты мне нравишься, и все. Свою стадию отрицания я прошел, по-видимому, за эти полгода, что мы с тобой безустанно срались.

Арсений улыбается, но стыдливо отводит взгляд.

— Люди говорят, что так быть не должно, — улыбка сползает с его лица. Арсений поджимает губы, несильно качает головой и все же поднимает глаза. — Что это неправильно. И будут говорить всегда, независимо от того, что мы думаем на этот счет.

— Мне все равно. Я считаю правильным то, что велит мне сердце.

— И что же оно велит тебе?

— Тебя любить, — отвечает Шастун, на что Арсений впадает в ступор: Антон так просто и открыто об этом говорит. — Арс, со мной такого еще никогда не было.

— Со мной тоже, — юноша решает признаться в ответ.

— Я сижу сейчас здесь, с тобой, и мне кажется, что это самое правильное из того, что когда-либо могло произойти в моей жизни, — Антон аккуратно берет его за руку, а Арсений на это заявление довольно улыбается, склоняя голову. — И я не буду слушать чужое мнение на этот счет, меня оно не колышет.

— Мне нужно еще немножко времени. Это ничего?

— Конечно, почему ты спрашиваешь? — деланно возмущается Антон. — Я же тебя ни к чему не принуждаю. Так что сколько потребуется, — Шастун сильнее сжимает ладонь парня. Он пододвигается к нему на стуле, но задняя ножка не выдерживает и ломается. Антон теряет равновесие, с грохотом и «сука-блять-ёпперный-театр» валится на спину.

Арсений сначала испуганно спрыгивает со стола и обеспокоенно кидается к Антону, заглядывая тому в глаза и пытаясь по его состоянию разузнать тяжесть травм. Но когда Шастун в полном порядке начинает подниматься, почесывая место на голове, где скоро будет шишка, Арсений покатывается со смеху.

— Шастун, ну ты даешь! — складываясь пополам, произносит Попов. — Давай помогу встать.

Арсений, все так же продолжая смеяться, протягивает Антону руку, чтобы тот встал. Он резко тянет его на себя, да так, что Шастун в него буквально впечатывается.

Попов смущенно отступает назад, но зрительного контакта не прерывает и кусает губы. А спустя мгновение он быстро, но мягко целует Антона.

— А то вдруг ты завтра со своей неуклюжестью навернешься с лестницы насмерть или еще что, а я буду жалеть, что не успел поцеловать тебя еще раз, — практически шепотом объясняет Арсений и выходит из каморки.

~•~

♫Я еще никогда так долго
Не воевал без шансов на победу.
А с недавних пор даже думаю,
Что может и вовсе лучше сдаться♫

Что остается человеку, который чувствует себя отверженным, кроме как перестать убиваться и взять себя в руки?

Нет, конечно, это пришло к Антону не сразу — какое-то время он ходил в полной апатии, выражал свою безучастность абсолютно ко всему, что его окружало, тосковал и вместе с тем даже до конца понять не мог, почему ему так грустно. Неужели все те чувства, эмоции, боль, которые Антон старался забыть практически два года, возвращаются?

А что, если они никуда и не уходили?

Однако благодаря пинкам тренера (ведь Антон еле передвигался по полю и мазал мимо ворот), нагоняям Павла Алексеевича (ведь Антон забывал слова сценария программы КВНа на репетициях к отчетному концерту) и пиздюлям команды и друзей, Шастун вспомнил, что за его размышлениями, печалью и непережитой любовной драмой есть реальный мир. В нем он — собранный, сосредоточенный капитан футбольной команды, например. А еще — внимательный и трудолюбивый капитан команды КВН, который должен отлично выступить и не ударить в грязь лицом перед комиссией, написать хорошие шутки, много репетировать, готовясь к соревнованиям между школами Воронежа, и привести своих ребят к победе. Кроме того, он ученик одиннадцатого класса, у которого на носу итоговое сочинение и в общем и целом ЕГЭ, и постоянная подработка, где горят дедлайны. И к тому же он — отличный парень для своей девушки, которая хочет больше внимания к себе, и хороший друг для своих друзей, которые хотят проводить с ним больше времени. И за все это он несет ответственность.

Так что Димка помогал с учебой (и очень был удивлен рвением Антона) — нужно было закрывать хвосты, да и к итоговому сочинению готовиться. Антон много репетировал с командой КВН и продолжал писать шутки, мог остаться после тренировки, чтобы поупражняться лишний часик. Много времени он проводил со своими друзьями: Дима безустанно рассказывал о Катьке, которую он наконец добился и с которой совсем недавно начал встречаться, и спрашивал советов. С Эдом они продолжали зависать, не разговаривая об Арсении, потому что не хотелось совершенно. Да и Выграновский никогда о своей личной жизни особо много не трепался — так, объяснял в общих чертах, и то, если Шастун спрашивал. А еще Антон хорошо поладил с Сережей Лазаревым, спустив на тормозах его странное поведение в начале их знакомства. Он решил, что тот просто очень нервничал, чувствуя себя в новой обстановке неважно. Сережа оказался общительным и приятным; они любили погулять и поболтать ни о чем и обо всем, сходить в киношку, и как итог — они очень сблизились. Между тем Антон записался на соревнования по скейтбордингу, которые пройдут только через пару месяцев, но все же стоило начинать тренироваться уже сейчас, ведь он потерял форму. А еще он трудился как пчелка, чтобы заработать Иринке на золотой браслетик и букетик получше.

И когда он стал разгребать все свои дела, нагрузив себя до предела, когда стал быстро засыпать, чувствуя в конце дня лишь приятную усталость, а не боль вперемешку с не выходящим из головы ароматом чужого парфюма и призрачными ласковыми прикосновениями на своей коже, — тогда жить стало гораздо проще.

— Ой, — Антон снимает наушники и смотрит на вошедшего, когда чувствует, как хлопнула дверь, пустив по стене вибрацию. Он сидел в одиночестве в каморке на мате, оперевшись спиной о стену, и слушал музыку. — Извини, я не знал, что ты будешь здесь.

Конечно, сегодня же не учебная суббота. Антон иногда приходит сюда под предлогом поработать или когда действительно горят дедлайны по написанию шуток и номеров, и никто, ни охранник, ни администрация школы, этому не препятствует.

— Ты часто здесь так зависаешь? — говорит Арсений, чтобы замять неловкость. Он проходит к столу, ставит рюкзак на стул и вытаскивает из темного закутка декорации, что Катя оставляет здесь на хранение.

— Бывает, когда мне хочется одному побыть, — Антон наблюдает за Арсением и глаз отвести не может: в последний раз они наедине оставались недели три назад, а в остальное время Антон запрещал себе на него пялиться. — У мамы выходной, она хочет с подружками дома собраться, а мне не хочется… шума и гама.

— Ясно, — уголками губ улыбается Арсений, — и понятно теперь, почему ты так на меня злился из-за каморки. Это твое убежище, да? Которое я отобрал.

Антон видит, что Арсению тоже очень нужно место, где можно спрятаться от окружающего мира. Да и, наверное, создание драмкружка было одним из его путей к отвлечению от всего того, что Арсения мучило по возвращении обратно в Воронеж.

От осознания этой мысли делить каморку становится как-то легче и не так раздражающе.

— Теперь это и твое убежище тоже, — по-видимому это звучит так откровенно и доверительно, что Арсений замирает на месте. Антон прекрасно помнит слова Арсения о том, что между ними ничего нет, и Арс не хочет переходить эту границу, так что он добавляет: — Если хочешь, конечно.

— А я вот, — заминает неловкость Арсений, — пришел посмотреть, что с декорациями, да и Катьке помочь… — он перебирает эскизы девушки и уже готовые работы.

— В субботу? — неверяще усмехается Антон. — И я знаю, что Катя сама прекрасно справляется, у нее в запасе две недели. Да и у нее уже есть помощничек в лице Позова.

Арсений, потупив голову, наконец поворачивается к Антону и коротко, но емко объясняет:

— Отец.

Антон поджимает губы и кивает — это очень доверительно уже со стороны Арсения. И Антон расспрашивать Арса и лезть к нему в душу не собирается: они не в тех отношениях, чтобы такой разговор был уместен, да и ему хватает одного слова, чтобы понять, почему он здесь.

Так что единственное, что он может сделать — это каким-нибудь образом попытаться отвлечь Арсения от его проблем.

— Я хотел посмотреть фильм, — сообщает Антон, указывая на телефон. — Хочешь присоединиться?

— Да, — Арсений благодарно улыбается и откладывает папки с эскизами в сторону, а затем садится рядом с Антоном на мат. — С удовольствием, Воробей. А что за фильм?

— «Шестое чувство».

— Почему выбор пал именно на него?

— Так велит мне мое сердце, — Антон включает фильм и устраивается поудобнее, — а значит, я сделал правильный выбор.

Они оба смотрят друг на друга, улыбаясь и вспоминая прошлое, а затем отворачиваются, думая каждый о своем.

— Возьми наушник, — просит Антон, — у меня динамик на телефоне сломался.

И они нечаянно касаются друг друга, когда Антон передает наушник. Арсений немного вздрагивает, но не подает виду, а Антон зажмуривает глаза и на мгновение забывает, как дышать.

Арсений пристраивается ближе, чтобы сесть удобнее и хорошо видеть дисплей телефона, и Шастуна от запаха его парфюма ведет. Воздействие Арсения на него и последующая реакция собственного организма Антона пугают. Может, им и правда стоит держаться друг от друга подальше?

~•~

Антон уже и забыл, как классно смотреть кино с Арсением. Тот хороший зритель и никогда не мешает наслаждаться фильмом, комментирует только по делу и выстраивает интересные теории относительно сюжета. На мгновение Антону даже кажется, что они вернулись года на два назад, в какой-нибудь теплый летний вечер, когда Арсений обнимал Антона со спины и хрустел попкорном, иногда целуя его в макушку. Единственной заботой в их жизнях тогда было только то, что курить хотелось ужасно, а друг Леха, который покупал им сигареты, уехал на учебу в другой город, и попросить было некого.

Антон, украдкой посматривая на Арсения, наконец понимает: он до сих пор его любит, ведь на то он и Воробей.

Когда тебе пятнадцать, то все вокруг уверены, что в этом возрасте все чувствуется острее, чем это есть на самом деле, а другой человек кажется таким нужным только потому, что внутри бушуют гормоны. Вот только даже спустя время в Антоне ничего не меняется.

Эта простая истина сваливается на Антона, как снег на голову, запутывает мысли в голове, сбивает с просмотра фильма и становится большим открытием, ведь в последнее время он твердил себе, что то, что он чувствует — чушь и потраченных нервов не стоит. Он заглушал свои эмоции и чувства, не давал им волю, отнекивался от душевной боли, бежал без оглядки от того, чего так хотелось. Но похоже, что он поздно опомнился и в итоге остался ни с чем. И это ощущение только усиливается, когда Арсений, услышав об оповещении, пришедшем на телефон, достает мобильник и принимается читать смс. Он ярко улыбается, а Антону становится не по себе, потому что краем глаза он видит, что сообщение прислал Эд.

Арсений быстро строчит ответ, напрочь забывая и о фильме, и о существовании Шастуна, что сидит с ним бок о бок. Антону кажется, словно кто-то внутри него зверски скребется, пытаясь выбраться наружу — наверное, это его чувства, которых так много, что они готовы разорвать грудную клетку, и о которых он не может рассказать Арсению. Они же гребаные недодрузья, которые избегают друг друга.

И Антон вдруг понимает, о чем говорил Эд. Наверное, он никогда еще не понимал друга лучше, чем сейчас, и все, что ему остается — это посочувствовать. Потому что теперь Антон не понаслышке знает, каково это.

Это действительно слишком больно. И будет болеть всегда.

В этот момент Антон принимает тот факт, что у него все еще есть чувства к Арсению. Но вместе с тем его собственное шестое чувство подсказывает, что он никогда не станет счастливым, если весь его мир сконцентрируется на одном лишь человеке, который к тому же отрицает всякую возможность любить его в ответ.

Надо жить дальше, верно?

♫Ты знаешь, что я обожаю тебя,
Хоть большего я тебе дать не могу.
Надеюсь, в чужих объятьях тебе будет спокойно,
Ведь я больше не могу вынести твоей любви♫

Курсив – прошлое.

♪ Gareth Dunlop and Kim Richey – One and the Same
♫ Lewis Capaldi – Lost on You

——————————————————
Всем приветик ✌️
А вот и собственно глава,как и обещала)
В комментах насчёт моих слов после глав так никто и не сказал,значит они будут)
Следующая глава во вторник😉