В каморке, что за актовым залом

— Новый рюкзак? — усмехается Эд, принимая из рук Антона бутылку с водой, которую тот достал из сумки.

Антон и Эд сидят на старом мате в каморке после репетиции, разговорившись о том и о сем, пока Димка отошел.

— Он не отстирался. То есть не выдержал испытания тупыми арсеньевскими шоколадными приколами.

Первую неделю Арсений и Антон не могли взглянуть друг на друга без неприязни: постоянные подколы при всех одноклассниках, шутки и розыгрыши. Началось все с Шастуна, когда тот положил Арсению пару кнопок на стул, вонзившихся в его идеальный зад. Антон утверждал Павлу Алексеевичу, что, на самом-то деле, война началась с Попова, опрокинувшего его в ванну на той вечеринке и облившего ледяной водой. И это была правда, но не вся: Антон проигрывать спор не собирался. Он посчитал, что если он будет доставать Арсения, то тот наверняка сдастся, уступив каморку. А если и нет, то Антон был уверен, что никто не купится на идею с драмкружком!

Однако у Шастуна существует плохая привычка недооценивать соперников. Арсений мало того, что быстро набирал популярность в школе и таким же темпом — ребят в драмкружок, так еще и ответил ему более серьезным розыгрышем: приклеил на суперклей к его спортивной сумке кучу маленьких пластмассовых дилдо (где он их взял — загадка). Антон на это, пожав плечами, усмехнулся, напомнив, что только пидор может такое выдумать (Шастун так не считал, но помнил, что Арсения это очень сильно бесит). Арсению же это дало вдохновение на новые подвиги: например, он мог подсыпать Шастуну в макароны слабительное, развесить по всей школе тупые отфотошопленные плакатики с его лицом или насыпать в рюкзак подтаявшие шоколадки.

В ответ на это Антон взломал страницу Арсения, оставив на ней кучу членов и разослав тупые сообщения всем подряд, даже родственникам; попросил пятиклашек облить Арсения водой прямо посреди учебного дня, а еще подменил его контрольную на несделанную с интересным посланием учителю.

Так весь сентябрь они потратили на розыгрыши. После всего, что было между ними, Антону, безусловно, странно общаться с Арсением на таких тонах, ведь прошли годы и они, вроде как, выросли и изменились, да и Арс, как казалось поначалу, на Антона не злился и имел не самые плохие намерения. Но что поделать? У Шастуна ведь существует какая-никакая репутация, которую следует поддерживать: нельзя просто взять и ударить в грязь лицом, раз они уже начали эту тему с розыгрышами и подколами на виду у всей школы. Тем более что Антон и правда злился на обидные слова Арсения, что создавало почву для придумывания еще более изощренных приколов.

Хотя, честно говоря, за этот месяц Антону стало немного легче переживать присутствие Арсения рядом с собой — он уже не столько злится, сколько грустит. Ведь, если копнуть глубже, Антон не знает, чего боится, почему пугается разговора с Арсом, из-за чего ему так плохеет от одной только мысли о нем, почему он бегал от него в первый день — он вам, блять, не психоаналитик. А еще ему стали часто сниться воспоминания, связанные с Арсением, когда-то давно спрятанные в потайные уголки разума. Они такие теплые и уютные, отчего на душе на какое-то время становится спокойно и блаженно: нет никаких страхов, сомнений и предрассудков, и отчего-то вопросов меньше. А Арсений — тот, что наяву, — ненадолго становится тем Арсом, которого Антон помнил и любил в свои пятнадцать. И такого Арсения переносить действительно проще.

Однако и здесь есть подводные камни: то, что ощущает Антон всего лишь из-за снов-воспоминаний, становится самой настоящей и правдивой вещью на этой планете за последние пару лет. Словно все это время его держали под водой, а теперь он может видеть, слышать, дышать полной грудью.

Теперь он может чувствовать.

Он опять чувствует. Чувствует так много, что это немного пугает.

Так что теперь, спустя время, Антон жалеет о том, что все испортил. Потому что одно его брошенное слово, а точнее некорректное предложение, которое Арсений воспринял не так, как Антон задумывал — с совершенно иным смыслом! — послужило таким триггером и настолько испортило их отношения. Когда в школе он встречается с холодным взором голубых глаз, на его душе скребут кошки. Арс холоден; Антон уже успел за месяц с небольшим забыть ту нежность во взгляде, с которой Попов смотрел на него в первый учебный день.

Была бы у Антона машина времени, он бы все исправил. Потому что ему ведь никуда не деться от Арсения до июля, до получения аттестатов. И вместо того, чтобы на толику попытаться восстановить то прекрасное, что было между ними, или хотя бы сохранять нейтралитет, они отравляют друг другу жизнь.

К октябрю они подуспокоились: хотя никто не собирался сдаваться, розыгрышей стало в разы меньше, потому что они оба были очень загружены — времени и сил на новые приколы почти не оставалось.

Антон после школы занимался в школьной секции футбола, конечно же репетициями команды КВН и по вечерам или в выходные находил время для посещения скейт-парка. Арсений же, после того, как набрал актеров в свой драмкружок, полностью погрузился в приготовление спектакля и не упускал возможности напомнить Антону о том, что спор Шаст все-таки проиграл. Антон же не хотел сдаваться и все отрицал, мотивируя это тем, что репетиций в каморке все еще не было, и находился в пассивном разрабатывании планов новых розыгрышей. Попутно с подготовкой спектакля Арсений ходил на всякие модельные и актерские кастинги (в том числе и онлайн). Антон никогда не интересовался, конечно же, вот еще! Обо всем этом он узнавал через Эда, который с Арсением очень близко сдружился.

— Какие планы на сегодня? Может, залетишь ко мне часов в восемь, как мы с Димкой закончим? Поиграем в «Фифу». Завтра все равно выходной.

— Не, извини, Тох. У меня планы.

— Ничего себе! Рассказывай, что может быть важнее «Фифы», — удивляется Шастун: обычно Выграновский не раздумывая соглашается позалипать с Антоном, а иногда даже ради этого отменяет все свои планы.

— Не что, а кто, — Эд пьет воду и передает бутылку обратно Антону.

— Ого! Ну, тогда кто может быть важнее «Фифы»? — продолжает допрос парень. — Неужели Егор? — хитренько улыбаясь, догадывается Антон.

— Нет, — коротко отвечает ему Эд. — Это Арсений.

— Что? — переспрашивает Шастун, словно не верит своим ушам. Улыбка быстро сползает с его лица, а в груди образовывается зияющая пустота. — Попов?

— Да. Снежная королева оттаяла, — улыбаясь, парень встает с мата и напяливает куртку.

Антон и Эд — хорошие друзья, но Антон никогда не рассказывал Эду об Арсении. Во-первых, в начале их дружбы он просто этого не хотел и даже скрывал, потому что тема ориентации — довольно щепетильная и сложная. Он не знал, как Выграновский может на это отреагировать, да и тем более это ведь касалось не только его. Антон вообще не распространялся об их с Арсением отношениях. Он даже Диме, своему самому лучшему другу, не торопился рассказывать об этом. Во-вторых, когда все-таки выяснилось, что Эд не гомофоб от слова совсем (ведь последний год он встречался с парнем — с Егором, и это не было секретом практически с самого начала этих отношений), этот разговор был уже совершенно не в кассу. Потому что к тому времени Арсений уехал, по школе пошли нехорошие сплетни, а Антон пустился во все тяжкие и пытался доказать всем вокруг, что натуральнее его не найти. Да и к тому же он не хотел вспоминать прошлые отношения и говорить на эту тему, чтобы не бередить старые раны. А теперь Эд, по-видимому, сам запал на Арсения, так что Антону опять этот разговор кажется не к месту.

— Веду Арсения на свидание сегодня. Он должен закончить примерно… — Эд смотрит на наручные часы, — примерно в это время. У него сегодня с Ляйсан Альбертовной читка сценария.

— В каком смысле — на свидание? — уточняет Антон, чувствуя острый укол куда-то под ребра.

— В прямом. Нравится он мне.

Антон зависает: ему от этой новости становится как-то нехорошо, только вопросов в голове опять становится все больше и злость на Арсения возвращается в двойном объеме. Он, конечно, догадывался, что такое может произойти — не дурак ведь, — но до последнего не хотел верить в это.

Антон заметил тот взгляд Эда в начале сентября, но думал, что он несерьезно: вот помирится со своим Егором и оставит Арсения в покое, или по ходу общения они останутся просто друзьями. Но, видимо, где-то Антон просчитался.

Очень крупно просчитался.

— Ты мне ничего не рассказывал про него, — ошарашенно констатирует Антон.

— Конечно, не рассказывал, — Эд говорит так, будто бы объясняет простую истину. — У вас такая вражда, что ты вряд ли бы одобрил мой выбор.

— Мы не враги.

— Ага, — усмехается Эд, закидывая одну лямку рюкзака себе на плечо. — Охотно верю.

Да, между ними сквозит неприязнь, недопонимание и обида, потому что осталось слишком много вопросов, потому что много времени прошло, было далеко и очень непросто. Но это никак не вражда и не ненависть. Просто потому что Арсений на ненависть не способен в принципе, а Антон не способен ненавидеть Арсения.

Они ранят друг друга, потому что думают, что так они защищаются от действительности, в которой они давно не вместе. Но они оба знают, что слишком многое было между ними, чтобы обижать друг друга до конца жизни.

Решением проблемы стал бы адекватный разговор, но никто из них не подходит заговорить по-нормальному, без: «Роналду, ножки зачет, девки обычно их не ценят, а такое добро пропадает» или «Арсений, Москва и нормальный театр по тебе уже умылись слезами, вали обратно».

— К тому же, рассказывать и не о чем было: мы просто дружили, точнее, он меня френдзонил. А недавно согласился пойти на свидание, — объясняет Эд.

Антону из-за злости, которая становится все сильнее и сильнее с каждой секундой, уже больше не хочется вернуть все назад, чтобы перестать бесить друг друга или чтобы попросить времени для адекватного разговора. Потому что, если смахнуть с глаз пелену меланхолии и ностальгии, можно заметить: Арсений дает понять, что его и так все устраивает. А тем более теперь, когда у него, кажется, появился парень, он с Антоном разговаривать и не будет.

Ладно. Может теперь Антон ненавидит Арсения.

— Тох? — окликает его друг, щелкая пальцами перед глазами. — Все в порядке?

— Да, — отвисает он, неопределенно махнув рукой. — А Егор что?

— А что Егор? Не складывается у нас, — тихо отвечает парень, рассматривая Антона, чтобы разобрать его странное состояние.

Антону одно непонятно: Эд с Егором так долго встречались, что казалось, будто они идеальная пара. Они же прошли вместе различные подростковые периоды: принятие ориентации, первый поцелуй, первый секс, нелепый рэп Эда, еще более нелепые сопливые песни Егора. Они были такими разными и по какой-то совершенно непонятной причине притянулись друг к другу. Ира всегда говорила, что все дело в знаках зодиака и нумерологии, но Антон уверен — секрет в любви.

Потому что по рассказам Эда, все было как в сказке: между ними была невообразимая химия, отношения были идеальными — без ссор и ругани, с поддержкой и заботой. Эд был очень влюблен, в него были влюблены ответно, и они были счастливы. А что теперь? Грустно так долго любить человека, чтобы в конце описывать ваши отношения простым «не складывается». Это же, блин, не пазл какой-то, для такого должна быть причина посерьезней.

Хотя уж точно не Антону об этом судить.

— Хочешь об этом поговорить? — предлагает он.

— Наверное, нет, — Эд теряет весь свой запал и заметно грустнеет. Антон пристально смотрит на него, пытаясь понять реакцию друга. — Это почему-то… до сих пор слишком больно.

Эд опять уходит от разговора насчет Егора, но он впервые показывает эмоции, не закрываясь от Антона, — и это большой прогресс. Такими темпами он когда-нибудь созреет до открытого диалога о бывшем парне.

Хотя, опять же, не Антону судить об этом.

— Но я убежден, что надо жить дальше.

— Верно, надо жить дальше, — вторит Шастун, кивая и поджимая губы. Он задумывается об этом серьезно и смотрит загруженным взглядом в одну точку.

«Надо жить дальше» — это ведь его девиз после того, как Арсений уехал.

— Эм… Шаст, ты чего загрузился-то так? — Эд опять щелкает пальцами перед его глазами. — Ты против, да? Чтобы я с ним встречался?

— Нет, — старается как можно тверже ответить Антон.

— А в чем проблема тогда? — не понимает Выграновский. — Ты так серьезно против него настроен. Может, я чего-то не знаю, и мне на самом-то деле и не стоит с ним встречаться?

Антону, по сути, нечего возразить против Арсения. У того, как выяснилось, всего лишь пара недостатков, о которых другу знать необязательно. Первый: он такой же упрямый, как Антон, и не идет на нормальный разговор. Второй: теперь он, кажется, встречается с Эдом.

— Да нет, ничего такого, мы просто не поладили. Расслабься, — отшучивается Шаст, вставая с мата и на прощание пожимая другу руку. — Раз «Фифа» отменяется, то возьмусь за какую-нибудь подработку. Есть у меня на примете одна компания, которой нужно написать код. А тебе удачного свидания.

— Ну ладно, спасибо, — недоверчиво говорит Эд, косясь на Шастуна. У него такое выражение лица, будто он сейчас покрутит пальцем у виска, посчитав Антона за поехавшего. — И смотри у меня: станет он моим парнем, и за ваши розыгрыши ты будешь получать пизды от меня.

— Я передумал. Надеюсь, это свидание будет самым отвратительным в твоей жизни, — Антон шутливо показывает другу средний палец.

— До скорого, — смеясь, Эд выходит.

Антон прикладывает руку к сердцу, потому что оно бьется слишком быстро, опирается о холодную стену и закрывает глаза, пытаясь прислушаться к своим ощущениям: что это за неприятное чувство охватывает его и словно царапает стенки грудной клетки, заставляя его чувствовать то же самое, что и несколько лет назад?

— Антон?

Парень открывает глаза: он даже и не заметил, что кто-то зашел. Сколько времени он провел в этой прострации? Пять минут? Десять?

— Все нормально? — с волнением в глазах спрашивает Позов, аккуратно кладя руку на плечо Шастуна. Арсений, стоя рядом с ним, озадаченно глядит на него.

С Димкой они сегодня решили остаться после репетиции, чтобы написать каких-нибудь шуток — их посетила Муза. Но что здесь делает Попов?

— Да так, голова что-то закружилась.

— Ты не знаешь, где Катины эскизы? — словно читая в его глазах немой вопрос, говорит Дима. — Арсений хочет забрать их к себе домой, чтобы Катьке помочь.

Антон показывает в сторону стола, где Катя оставила то, что уже успела сделать из декораций. Арсений забирает папку и, перекинувшись парой слов с Димой, уходит — даже не бросает какую-нибудь колкость в сторону Антона перед выходом: видимо, из сочувствия к его состоянию.

— Он решил Кате с декорациями помочь? Он еще и художник? — отзывается Антон, как только Арсений уходит, и валится на мат. — И швец, и жнец, да и вообще — пиздец.

— Да уж, но это был лучший пиздец в твоей жизни, — усмехается Дима. Он достает из рюкзака булку и газировку и кидает их в руки Шасту: он отходил в магазин, потому что они планировали весь вечер просидеть в каморке. Однако по выражению лица друга можно понять, что планы отменяются.

— Я не хочу, — говорит Антон, убирая еду в сторону.

— То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый… — задумчиво говорит Дима, садясь рядом и открывая бутылку газировки. — Ты же сам отправлял меня в магазин?

— Да я перехотел, как увидел его довольную рожу, — фыркает Антон, складывая руки на груди крестом. — Он же сейчас на свидание попрется. С Эдом, представляешь?

— А, — усмехается Позов, — ну понятно, почему ты загруженным таким выглядел, когда мы зашли. Ревнуешь, да?

— Ревную? Ни за что! — возмущается Шастун, все-таки беря в руки газировку, потому что в горле пересохло. — Флаг ему в руки, ветер в спину, три пера в задницу и паровоз навстречу! — при быстрой жестикуляции Антон неспециально взбалтывает бутылку с газами, и, когда он отвинчивает ее крышку, жидкость пенится, и половина содержимого выливается на него. — Черт!

Он разочарованно смотрит на свою испачканную рубашку, встает с места и идет до пачки салфеток. Они, конечно же, мало чем помогают.

— Хорошо, — глубоко вздыхает Дима, сдерживая улыбку. — Я больше ничего не буду говорить. Я просто буду ждать следующую стадию принятия.

— Меня просто невыносимо раздражает Арсений и то, какие эмоциональные качели я чувствую из-за него, — говорит Антон, вопреки сказанному теряя весь запал. — Но еще больше меня выводит из себя это чувство, — он опирается на стол рукой и закрывает глаза, устало проводя ладонью по лицу. Воспоминания сами собой приходят к нему в голову. — Дежавю, знаешь? Будто это уже случалось с нами прежде, будто мы с ним ходим и ходим кругами… но когда-то же это должно закончиться?

Вопрос риторический, так что Дима не отвечает, а лишь грустно поджимает губы: общение между этими двумя можно описать натянутой ниточкой, которая в любой момент может порваться, и неизвестно, что после этого их ждет. Лишь одно все вокруг знают точно: будет очень больно.

Ребята остаются сидеть в каморке еще час, болтая, а затем расходятся. Антон решает весь оставшийся вечер провести в скейт-парке, и ему почему-то опять хочется повторять про себя фразу Эда: «Надо жить дальше».

~•~

Они встретились впервые, когда им было по четырнадцать.

В восьмом классе, в октябре, на пороге класса Антона появился Арсений. Странно было видеть новенького посередине года, особенно, когда тот и сам не хочет вдаваться в подробности, по какой причине перевелся в другую школу.

Антон по своей натуре всегда был тихим, стеснительным и неконфликтным, но открытым к новым знакомствам человеком. У него был один лучший друг: Димка Позов; общался он только с ребятами из команды КВН, а из класса только с Эдом, и не сказать, что в школе он имел популярность. Арсений же всего за пару недель прижился в коллективе: в классе он стал любимчиком и заводилой, да и с ребятами чуть ли не со всей школы общался свободно.

Он нравился всем — девчонки к нему клеились, мальчишки набивались к нему в друзья, а учителя были в восторге от такого умного, ответственного, деятельного ученика и активиста школы. Однако, несмотря на общительность Арсения и кротость Антона, они не поладили сразу: в процессе безобидного разговора они не поняли друг друга и сцепились языками; слово за слово, и они сразу стали неприятелями. Арсений морщился от количества мата в речи Антона, смеялся над его неуклюжестью, не понимал, как можно быть таким ленивым и безответственным, высмеивал «несерьезное увлечение юмором», говорил, что он невежда и идиот. Антон считал Арсения «гребаным модником», «жополизом» и «человеком с мотором в жопе, который его бесит». Он терпеть не мог его напыщенность, самовлюбленность и то, как Арсений постоянно пытался выставить себя перед другими в лучшем свете. Он был уверен, что Арсений такой дружелюбный ко всем, потому что он корыстный и точно ищет для себя выгоду. Антон с иронией называл любовь Попова к театру и фотосессиям «высоким искусством», шутил насчет его педантичности и облегающих жопу джинсов.

— Господи, скейтер-мальчик-летний-вечер , ты на эту классную девчонку позарился? Гадкий утенок! Спасибо тебе, что хотя бы моешься!

— Да уж, куда мне до тебя! Натяни давай свои штанишки до груди, как ты это делаешь, чтоб они тебе всю жопу обтянули, и иди нахуй!

— Чего тебе покоя не дает моя жопа? И это джинсы с высокой талией, недоумок! Устроил мне тут «Модный приговор»!

— Ты любитель Первого канала, что ли? Понятно, почему у тебя вместо мозгов — вата!

— Я, в отличие от тебя, телевизор не смотрю. А ты, дай угадаю, — Арсений деланно почесывает подбородок, — сидя перед теликом, любишь материться и почесывать свое пивное пузико, пялясь в экран, где идет второсортный футбольный матч?

— Нет у меня пивного пуза! А ты начал ходить на танцы, дай угадаю, — язвит Антон, — учишься балету? Подарю тебе на день рождения балетную пачку!

Они не могли терпеть компанию друг друга, а однажды, когда их поставили дежурить вместе в кабинете, чуть не подрались. В любой удобный момент они пытались задеть, подколоть и переплюнуть друг друга в чем бы то ни было. Но они почти везде держали ничью: Арсений был хорош в баскетболе, Антон — забивал голы для футбольной команды школы. Попов блистал на уроках литературы, но не знал, чем отличается С++ от Паскаля , в то время как Шастун не отличал ямб от хорея и терпеть не мог учить стихи, но решал для всего класса задачки по информатике. Арсений выигрывал на конкурсе чтецов и с успехом участвовал в спектаклях театральной школы, в которой он учился; Антон писал отличные шутки для команды КВН и ездил на соревнования по скейтбордингу, занимая призовые места.

Арсений говорил Антону, что ему должно быть стыдно, ведь он курит в свои четырнадцать, зависает со старшеклассниками и пьет с ними пиво, сидя во дворах и подъездах, а то и в каморке — «как у тебя только совести хватает, Шастун, в школе-то!» Антон же замечал, что у Арсения слишком длинный нос, который он сует не в свое дело — «и как ты только кастинги в модельные агентства проходишь с таким шнобелем?» Арсений высказывался, что у Антона нет мозгов, потому что он их отбил, пока катался на скейтборде. Антон отвечал, что даже если у Арсения мозги и есть, то он ими особо не пользуется: большого ума не надо, чтобы кривляться на камеру или бегать по сцене, зачитывая примитивный текст.

Между тем Антон после первой встречи с Арсением сильно поменялся, это заметили все. Да и Арсений в присутствии Антона выеживался и становился совсем другим человеком, нежели со своими одноклассниками или друзьями.

Несмотря на вроде как их неприязнь друг к другу и брошенные злые слова, что порой задевали до глубины души, Арсений, как он рассказывал позже, ходил на все соревнования Антона по скейтбордингу и с неподдельным восхищением в глазах наблюдал, как тот делал каспер или бета флип . Ему очень нравилось смотреть на то, как Антон, словно без малейшего труда, покоряет препятствия, стоя на доске, и как он плавно приземляется на скейтборд после прыжка.

Бывало даже, что Арсений приходил на его тренировки, когда на душе было погано, и просто смотрел, как тот катал. Иногда, тренируя новые трюки, Антон падал, но упорно вставал и продолжал набивать себе синяки до тех пор, пока не получится или пока от ушибов он уже не сможет стоять. Арсений восхищался терпением, силой духа и целеустремленностью Антона и хотел быть в чем-то на него похожим. Арсений просил Позова и Выграновского не рассказывать Шастуну, что он там был (один раз его заметили в толпе на соревнованиях, и еще один — когда Дима встречал Антона после тренировки). Антону о его визитах знать было необязательно, они же как бы враги.

Еще, по рассказам Арсения, он ходил на выступления их школьной команды КВН под предлогом «давайте посмотрим, как Шастун облажается». Но Шастун никогда не лажал — может, потому, что Арсений знал, как Антон сильно волнуется и стесняется сцены, так что он всегда повторял про себя как мантру: «Шаст, у тебя получится». И если Антон запинался на своей реплике, то, когда он смотрел в зал, он всегда видел в толпе спокойного, успокаивающе кивающего Арсения. Это помогало ему собраться, и он, как ни в чем не бывало, продолжал свое выступление. Помимо прочего, Арсений не стесняясь особенно громко болел за двадцатый номер на футбольных матчах их школы, когда того вызывали из запаса — в большой толпе огромного спортзала ведь все болели за команду, верно?

Для Антона стало откровением, что он для Арсения (каким бы он порой ни был бесячим бараном, который ничего не смыслит во многих вещах, вечно матерящимся дворовым быдлом; неуклюжим, невежливым) — очень простой в общении, смешной и харизматичный парень. Арсений это понял, наблюдая со стороны, втихую, пока Шаст не замечал. И он совсем не гадкий утенок, совершенно нет! У него забавная родинка на кончике носа, глубокого зеленого цвета глаза, милая улыбка и заразительный смех. Иногда юноша ловил себя на мысли, что Антон хорош собой: с ним хочется сблизиться, узнать его получше, иметь возможность рассматривать его красивое лицо в открытую и наблюдать, как собираются морщинки-паутинки возле его глаз, когда он смеется.

Антон же про себя отмечал: Арсений очень красивый. Он хоть и высмеивал его за то, что все вокруг называли его красавчиком, но чего греха таить и замалчивать факты? Это же так и есть. На уроках, вместо того чтобы конспектировать слова учителя, Шастун смотрел на то, как Арсений смахивает свою челку, падающую на лоб, и забавно хмурится, если не получается решить какой-нибудь пример. Он глядел на его профиль, подмечая про себя какие-то детали, или засматривался на то, как Арсений смеется. Антон залипал на фотографии парня часами, в частности на профессиональные: для этого он заходил в группу различных модельных агентств и кастингов, ища новые работы. Ему очень нравилось то, как Попов получался на фотках, а самые сильные эмоции у него вызывали странные и необычные фотосессии.

Антон хоть и цеплялся за излишнюю дружелюбность Попова и говорил, что все это — поиск выгоды с его стороны, но на самом деле он знал и видел, что люди сами тянутся к Арсению. Он ведь выделяется из толпы и приковывает к себе взгляды, не пытается соответствовать каким-либо стандартам; он такой, какой он есть, а собой он хорош.

Арс — неординарный человек-сюрприз, от которого не знаешь, чего ждать, и он за гранью понимания Антона — этим к нему притягивало, как магнитом. Это как открыть для себя новый жанр в литературе или в музыке и с головой пропасть в нем, желая узнать больше, утонуть в этом и прикоснуться к прекрасному. Порой Антон не мог уследить за витиеватыми мыслями Арсения: такое часто бывало, когда на уроках литературы ученики высказывали свое мнение о прочитанном произведении или что-то комментировали. А так хотелось! Антон даже стал читать классические произведения, которые задавали на лит-ре, чтобы понимать, о чем Арсений рассказывает: он восхищался его мышлением и словно погружался в другой мир.

В другой мир Антон погружался и тогда, когда под предлогом «посмотрим, как Попов обосрется» вместе со всеми одноклассниками он приходил к Арсению на спектакли в театральную школу. Он наблюдал, как юноша погружался в роль, уходил в себя, словно становясь другим человеком — Антон считал, что у Арсения талант. И все вокруг замирало и пропадало — и зрители, и другие актеры, и звуки, и свет, — когда Арсений выходил на сцену и, в ответ Антону, искал его взгляд.

Между ними не было ничего, кроме безосновательных злых шуток и подколов, но, не договариваясь, они поддерживали друг друга в важные моменты их жизни одними только наполненными небезразличием и заботой взглядами. И эта поддержка почему-то была ценнее любой другой: Арсений смотрел на Антона, а Антон на Арсения, и все вокруг приобретало какой-то особенный смысл.

Так произошло потому, что это были очень нежные и светлые, но вместе с тем глубокие и сильные чувства, что зарождались в совсем юных сердцах. На самом деле, они друг друга очень цепляли и их друг к другу тянуло — до мурашек и частого сердцебиения, кучи вопросов к себе и страхов. Это все перемешивалось между собой: на подкорке сознания обществом было заложено, что это — неправильно, так быть не должно; все эти ощущения очень пугают, особенно, когда такое с тобой происходит впервые. Но вместе с тем чувства не давали спокойно вдохнуть, притягивали и манили. Да так манили, что парни ничего не могли с собой поделать. А единственной, пускай болезненной и извращенной возможностью оказаться рядом, при этом доказывая себе, что ты «нормальный» (как диктует тебе общество и узколобые люди из провинции), стала вражда.

Отталкивать друг друга и прятать голову в песок гораздо проще, чем признать, что ты влюблен — это ведь означает, что тебе нужно сломать внутреннее сопротивление, чтобы принять себя таким, какой ты есть, когда окружающие тебя люди — а особенно дети — жестоки. Их разумы окованы предубеждениями и стереотипами, и они точно тебя не поймут.

Но от себя не убежишь. Чувства брали верх, однако ни один, ни другой не знали, как найти подход друг к другу и сыскать точку соприкосновения.

Но все решил один случай.

Зимой, после очередного отчетного спектакля Арсения в театральной школе, на который ходили все одноклассники, пошли нехорошие слухи о Попове. В театралке Арсений учился на тот момент уже около пяти лет, и многие ребята, учившиеся вместе с ним, были давно с ним знакомы, так что они знали, почему он перевелся из прошлой школы, в которой проучился немалые семь лет. И кто-то из них решил поведать об этом и новым одноклассникам.

Оказалось, что Арсения в предыдущей школе гнобили из-за того, что «Попов признался в чувствах однокласснику», как рассказал один парень. Травля началась так же зимой и продолжалась потом всю третью четверть, а в конце учебного года ему даже успели тумаков надавать. В начале восьмого класса все стало только хуже. Арсений уже не мог с этим мириться и попросил отца перевести его в другую школу.

К счастью в новой школе, узнав, почему Арсений перевелся из прежнего учебного заведения, сразу бить его не начали, но все теперь смотрели на него так, будто он какой-то прокаженный. Все те, кто раньше к нему так тянулся и хорошо относился, перестали общаться с ним из-за этих слухов. Школьники шептались за его спиной, называли его нелестными словами («пидор» и прочее), а сам же Арсений поник. У него не было сил даже отвечать на подколки Шастуна, вот насколько все было плохо.

Шастун по своей натуре — человек справедливый и сострадающий. Он считал, что, во-первых, никаких доказательств, подтверждающих ту ситуацию, нет ни у кого. Зачем обвинять человека на пустом месте? Даже для убийц существует презумпция невиновности! (Конечно, слухи — на то и слухи, но ведь все это так незаслуженно и неправильно!) Во-вторых, смотреть, как гаснет вечно веселый и активный Арсений, Антону было тяжело на физическом уровне. Еще он не мог терпеть, когда кого-нибудь травили, унижали и оскорбляли. А может все дело было в том, что у Антона от Арсения, тихо шифером шурша, крыша ехала не спеша.

Иррационально тем отношениям, которые между ними были, ему хотелось Арсения защитить. Но Антон ничего не предпринимал в этой ситуации, только наблюдал, как Арсений приходит в школу грустный и медленно гаснет. Он не знал, как ему можно помочь, да и вряд ли бы Попов принял от него помощь.

Спустя время стало легче: все посудачили да и забили, и хотя репутация у Арсения была не очень, с этим можно было жить. Однако через пару недель ситуация накалилась вновь, когда всплыли новые подробности: оказалось, что Арсений к тому парню, бывшему однокласснику, «приставал» в самых разных смыслах этого слова. Попов тогда школу посещал через раз, толком ни с кем не общался — у него осталась только парочка ребят, с которыми он очень близко дружил с начала года, — и, поговаривали, раздумывал над тем, чтобы опять перевестись в другую школу.

Все поменялось в день концерта, посвященного юбилею школы, в котором команда КВН принимала участие. Вынырнув из-за кулис перед началом и посмотрев на весь зал, Антон заметил, что Арсений зашел внутрь. Люди, как и всегда, начали переглядываться и перешептываться за его спиной. А Попов, смотря себе под ноги, тихо прошел на последний ряд и занял место в углу, чтобы его никто не видел и не доставал: несмотря на все, что творилось сейчас в его жизни, ему хотелось посмотреть, какую программу приготовил Антон и его друзья из команды.

Началась музыка, оповещающая о начале концерта, зал затих. Антон, глубоко вздохнув и сжав кулаки, набрался смелости, вырвал из рук ведущего мероприятие десятиклассника микрофон и вышел на сцену. За сценой послышалось негодование худрука, Павла Алексеевича, и организаторов концерта, а в зале поднялись аплодисменты: дети встречали ведущего и ждали начала праздника.

— Всем привет, — начал Антон, практически выбегая на сцену. Он переминался с ноги на ногу и от волнения забывал, как дышать. — Вы знаете, что я не ведущий. Но перед началом концерта я бы хотел сказать пару важных слов. Я отниму у вас всего лишь минуточку времени.

Арсений заинтересованно поднял голову, услышав голос Антона, и удивленно посмотрел на сцену. Их взгляды пересеклись.

— Я просто хотел сказать, что меня очень злит то, что происходит у нас в школе, да и вообще в обществе. Речь идет об одном человеке, которого последние две недели у нас активно травят. И за что травят? За слухи? Я не буду называть имен, но вся школа наверняка знает, что мы с ним в контрах и постоянно друг друга раздражаем. Но даже для меня это последнее свинство, — кусая губы и осматривая зал, заявил Шастун.

Арсений, ошарашенно оглядываясь, съежился и вновь спрятался за спинами — лишь бы не пялились. Зал же затих, не ожидая этого от человека, который и сам к Арсению вроде как относился не самым лучшим образом. По логике он должен поддерживать эту травлю или хотя бы игнорировать, ведь Шастун по своей природе всегда был тихоней, а никак не главным борцом за справедливость.

— Это, наверное, странно, что именно я решил высказаться по этому поводу, раз мы с этим человеком в контрах. Однако у нас с ним натянутые отношения потому, что на то есть причина, и наша вражда с ним происходит в двустороннем порядке, а чем занимаетесь вы? Тем более что многие из вас, сидящих в зале, совсем недавно к нему тянулись, хотели с ним дружить и были не согласны со мной, с моей позицией к этому парню, — Антон нервно сглатывает. — Так что с высоты своей вот этой вот позиции я могу сказать, что травить человека просто так, не зная всей ситуации или, уж тем более, верить не имеющим почву слухам, несправедливо и по отношению к нему, и к вам самим. Это же лицемерие, раньше вы во многом его поддерживали! — продолжает Шастун.

Это все было опрометчиво с его стороны, ведь Антон знал, как люди относятся к этой теме, и его могли начать травить точно так же, как Арсения. И хоть он был не таким популярным, в гноблении мало приятного. Но его понесло: он ощущал такую несправедливость, и ему так хотелось защитить Арсения, что здравый смысл покинул чат.

— А если это не просто слухи? — донесся вопрос из зала до Антона, и он на секунду потерялся.

— А даже если это не просто слухи, какое вам дело до того, какую жизнь ведет этот человек? Каждый имеет право прожить свою жизнь так, как он того желает, — пожимая плечами, отвечает парень. Он и правда всегда придерживался этой позиции и никогда не совал свой нос в чужие дела. Антон думает, как было бы хорошо, если бы все люди были того же мнения.

— Вообще-то, люди говорят, что он к кому-то приставал. А если он ко мне пристанет?

— Афанасьев, слухам не верь, а сначала проверь, — Антон в ответ этому умнику из 7 «А» крутит пальцем у виска. — Вы хотя бы раз видели, как он к кому-нибудь приставал? Были такие случаи?

В зале тишина.

— Вот именно, что нет! Так что зачем попусту балаболить и наговаривать на человека? — возмущенно отзывается на молчание Антон. — Этот человек, можно сказать, божий одуванчик! Правда, если дело не касается меня, — зал хихикает, а Арсений выныривает обратно из своего убежища и, улыбаясь, смотрит ему в глаза. — В любом случае, как бы там ни было, я хочу рассказать одну историю. Когда-то очень давно, еще в СССР, на одном партийном собрании обсуждали актера Геннадия Бортникова и его нетрадиционную ориентацию: тогда это считалось за преступление. Однако Фаина Раневская, входившая в состав этого собрания, сказала: «Боже мой, несчастная страна, где человек не может распорядиться своей жопой».

— Шастун! — рявкает из-за кулис Павел Алексеевич: Шастун выражается на аудиторию всей школы, включающую и учителей, и директора. — Ты, конечно, все правильно говоришь, но подбирай слова!

— Извините, — неловко улыбается Шастун, оборачиваясь на классного руководителя. — Фаина Георгиевна также добавила: «Запомните, каждый волен распоряжаться своей жо… — останавливается Антон, цензуря свои слова, — так, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уё…», — ну, вы поняли! — опять останавливается на полуслове парень и, поджимая губы, заканчивает речь. — Это все, что я хотел сказать. Спасибо за внимание, и я надеюсь, что концерт вам понравится!

Весь актовый зал сидел в шоке, переглядываясь и перешептываясь с новой силой, пока Антон уходил за кулисы. Арсений прикрыл рот рукой и отвел удивленный взгляд, съезжая вниз по спинке стула: ему явно было приятно, что за него вступились, да еще кто вступился — Антон Шастун собственной персоной! Но между тем он боялся, что Шастун мог сделать только хуже, что травля могла начаться с новой силой, да еще и самого Антона могло задеть. За кулисами Димка и Сережа же одобрительно хлопали смелого друга по плечам, Павел Алексеевич восхищался его поступком, и только спустя пять минут концерт начался.

Травли Арсения больше не наблюдалось — по крайней мере, в открытую. Были люди, которые больше с ним не общались, но в общем и целом все вернулось на круги своя. Репутация человека, можно сказать, была восстановлена, а в городе появился новый герой.

~•~

— Тош? — Ирина несильно трясет парня за плечи, пытаясь разбудить.

Антон заснул во время фильма «Дрянные девчонки»: ему, по-видимому, фильм совершенно не понравился. Тем более что кино для просмотра выбирала Ира, а вкусы в выборе фильмов у них очень сильно различаются.

— Фильм закончился, и мне пора ехать домой, — она потягивается, но затем обратно ложится на грудь Антона. — Хоть так, но я все же наконец-таки смогла урвать свой лакомый кусочек, — девушка поворачивает голову, смотря Шастуну в глаза и водя по его торсу пальцами. Она намекает на то, что за последнее время они мало времени проводят вместе.

Антон толком Ирину и не слышит: он до сих пор еще не до конца проснулся и пытается отойти от сна — ему вновь часто снится Арсений или воспоминания, связанные с ним.

— Хороший сон приснился? Ты улыбался.

— Очень, — немного привставая с места, а то у него уже затекло все тело, говорит Антон и улыбается еще сильнее. Он не врет: отличный тогда день выдался, было приятно защитить чью-то честь. Даже если тебя и не просят.

— Надеюсь, он связан со мной?

— Конечно, — Антон целует Иру в макушку, приобнимая, а на душе у него скребут кошки.

Антон какое-то время, а точнее целый год, безразлично относился к тому, что он ничего особо к Ирине не испытывает, да и слова Димы всерьез не воспринимал: последние пару лет он похуист. К тому же он почему-то думал, что и Ира того же мнения. А если и нет, то хороший секс, внимание, подарки и помощь окупают отсутствие любви с его стороны с лихвой — его эмоциональность и чувственность после всего произошедшего с Арсением была чуть больше, чем у лампочки. Перегоревшей лампочки.

А теперь, после возвращения Арсения, Антон почему-то с каждым прожитым днем все больше и больше корит себя за отсутствие чувств к ней: Дима, наверное, был прав. Разве он сможет полюбить ее так, как бы хотел, и так, как она того заслуживает?

Ирина же настоящая красавица и умница. Она успевает хорошо учиться, мечтает поступить в университет где-нибудь в Европе, усиленно учит английский. Она хорошая, заботливая девчонка, да и в постели стонет, как порнозвезда — была бы воля Антона, он дал бы ей премию «Лучшая актриса года» по мнению AVN Awards , честное слово. И она нужна была ему чрезвычайно, как и он ей: одно время они тянулись друг к другу, как утопающий тянется к спасательному кругу, и помогали друг другу.

Ирина искренне нравилась Антону, и он всегда будет благодарен ей, но на этом далеко не уедешь.

— Я по тебе очень соскучилась.

— Извини. Я был очень занят, ты же знаешь, — Антон поворачивает голову к Ире, зевая. — КВН, футбол, скейт-парк…

«Я тоже по тебе жутко скучаю», — должен сказать он, но не говорит. Он не хочет лгать, он и так слишком заврался.

— А еще Арсений, — немного обиженно замечает она.

— Ир, — просит Антон, — не начинай.

— Ну что «Ир»? — дует губы Кузнецова. — Твое свободное время, которое мы бы могли провести вместе, ты вечно тратишь на Попова.

— Ирина…

— Да еще на что тратишь-то? На розыгрыши? Как дети малые, ей-богу!

Антон вздыхает: ох уж эта быстрая смена настроения, он к этому никак не может привыкнуть. Минуту назад она была готова замурчать в его объятиях, а теперь опять выносит мозг насчет Попова.

— А что мне делать-то, по-твоему? Сдаться ему? — фыркает ей в ответ парень. — Слушай, я правда очень замотался сегодня и устал, а еще мне нужно будет пораньше встать, чтобы забрать футболку в фотостудии для Арсения. Затем успеть подменить ее в его спортивной сумке: завтра физкультура вторым уроком.

— Ну вот, о чем я и говорю! Даже встать пораньше собираешься, а это прям героический поступок с твоей-то стороны, — Ирина вздыхает и отводит глаза. — Что там хоть написано-то будет?

— «Я говно говяное».

Ирина фейспалмит и начинает собираться домой.

— Ну он меня постоянно дразнит, что у меня фантазии нет, припоминает мне мое «говно говяное». И раз так, то пусть именно это и будет на спине его футболки, — объясняет Шастун, наблюдая, как девушка собирается.

— А если он заметит подмену?

— Во-первых, он не заметит, потому что в мужской раздевалке тусклое освещение, а никто не торопится вкрутить другую лампочку, — оживляется Антон от предвкушения классного розыгрыша. — И, во-вторых, даже если и заметит, что, конечно, очень маловероятно, его простую черную футболку я заберу и спрячу после подмены. Не выйдет же он в спортзал с голым торсом, так что в любом случае он ее напялит, — Антон улыбается, играя бровями, на что Ирина лишь устало мотает головой. — Не останешься? Мама на ночной смене сегодня, — из вежливости спрашивает юноша.

— Я лучше домой вернусь, пока еще не слишком поздно. Мама и так будет злиться, что в одиннадцать приехала и уроки не успела сделать. Я уже вызвала такси.

«Останься со мной, я правда по тебе соскучился» — это то, что он не может сказать ей.

А ведь она осталась бы. Ради него — осталась бы, стоит только попросить.

— Ну ладно, — Антон думает: хорошо, что Ирина решает не оставаться у него с ночевкой, и даже незаметно от нее облегченно выдыхает, потому что за весь вечер, проведенный вместе, он уже устал слушать ее сплетни, рассказы о подружках, смотреть неинтересные ему фильмы. Он даже трахаться уже заманался. Нет, Ира и правда классная девчонка, но не для него.

Антон знает: они никогда не будут с ней на одной волне, как он был с Арсением.

От этой мысли по коже даже мурашки бегут.

— Смотри не проспи, а то шалость не удастся, — говорит девушка, надевая пальто и ботинки в прихожей. — Может, позвонить тебе с утра?

— Да нет, спасибо. Сам как-нибудь.

— Или Дима разбудит, — фыркает Кузнецова. — Ладно, мне пора, такси подъехало. Люблю тебя.

Антон неловко улыбается, так ничего и не ответив, целует девушку на прощание и закрывает за ней дверь.

«Я тоже тебя люблю» так и не срывается с его уст, потому что это одна из самых болезненных неправд на свете.

Перед сном Антон решает проверить ленту Инстаграма. Он улыбается, замечая в профиле Журавля новое фото с недавней репетиции КВНа и фотографию у Димы с Катей. Но ему становится как-то не по себе, когда он видит в профиле Сережи фотку с Поповым, на которой тот лучезарно улыбается.

Ему снова снится Арсений.

~•~

♫Мы друг друга совсем не слышим,
Разговор шуршит, как фитиль.
Взрыв обожжет и заложит уши,
Разлетится по стенкам плоть,
Обнажив съежившиеся души,
По всем нужным швам не забыв сердца распороть♫

— Ублюдок, сука, ебучий… — Антон смотрит, как Журавлев, их с Арсением соперник, отбирает у того мяч. — Ой, блять, уебан! — возмущается он, размахивая руками. — Надо было мне пас отдать, я сзади стоял!

— Зачем я буду отдавать тебе пас в такой решающий момент, если ты мазила?! — отвечает ему Арсений, оборачиваясь.

Вся команда хмурится, а Эд показательно цокает: это уже конец игры и все устали, а эти двое до сих пор находят силы на то, чтобы сраться. Они готовы в любой момент разорвать друг друга, а их препирания уже всех достали: они мешают игре и командному духу — так им соревнования сроду не выиграть.

К середине октября, после подмены Антоном футболки Арсения на физкультуре и ответной шутки Арсения в пришивании розовых пайеток и атласных лент к любимым футбольным (к слову говоря, счастливым!) шортам Антона, розыгрыши резко сходят на нет. Это связано с катастрофической нехваткой времени, да и к тому же Арсений и Антон теперь в одной баскетбольной команде: скоро соревнования и им нужно защищать честь школы. Так что они обходятся всего лишь упреками и подколами.

Антон расстроился, когда впервые увидел Арсения на тренировке, хотя удивляться здесь было нечему: рост ему позволяет, и он всегда любил баскетбол — в восьмом классе Арсений этим спортом серьезно увлекался. Нужно отдать должное: в то время получалось у него классно, хотя и сейчас Арс не теряет хватки. Но Антон, конечно же, Арсению (да и никому вокруг) об этом не скажет. Вот еще!

Ни у того, ни у другого никаких ресурсов на баскетбол нет, но их даже и не спрашивали: просто поставили перед фактом и все. Антон всегда ездил на подобные соревнования, так что он привык. В общем, им приходится помогать школе, терпеть друг друга из последних сил и неделю пахать как проклятым. Да, именно терпеть — Антон по-другому и не может описать свои чувства к Арсению.

Антон жутко бесится с присутствия Арсения во время игр, потому что после того разговора с Эдом в каморке у него непереносимость Попова, пропало желание перестать с ним сраться, и постоянно горит жопа по этому поводу. Теперь уже даже сны-воспоминания не помогают ему успокоиться — вот так все плохо. Арсений с октября еще и занимается в каморке с драмкружком два раза в неделю, сукин сын! То, что спор проигран, злит Антона еще сильнее, хотя он и не подает вида и все отрицает.

— Это командная игра! Если ты хочешь повыебываться в одиночку, сходи на свои любимые фотосессии. Даже потеть не придется!

— Откуда ты знаешь, каким трудом мне даются эти фотосессии? — фыркает Арсений, направляясь в сторону Антона. — Хотя, конечно, это ведь мне говорит человек с одной единственной нормальной фотографией, которая стоит у него на аватарке во всех социальных сетях.

— Мне просто было лень ее менять. И у меня не только одна нормальная фотография, понятно? — Антон понимает, о чем говорит Арсений — это же та самая фотография, — но он не подает виду и язвительно продолжает, идя навстречу: — Да и, по твоему мнению, у меня фоток должно быть сотни тысяч, как у тебя?

— Ну не одна же удачная, причем двухлетней давности! — чуть тише говорит Арсений, подойдя к Антону. — Хотя надо отдать должное фотографу, — он ухмыляется, сказав это еще на пару тонов тише: слышать это всем необязательно.

Антон сжимает кулаки: Арсений продолжает сыпать соль на рану, и Шасту так хочется стереть эту ядовитую улыбку с его лица!

Ту самую фотографию, про которую говорит Арсений, два года назад сам Арсений и сделал. Антон на ней так светится и улыбается, потому что за объективом ему сказали что-то очень приятное и он по-настоящему счастлив. Антон знает, что значимость и настроение этого фото ему вряд ли когда-то получится переплюнуть, да и получился он там вроде неплохо.

Честно говоря, это его любимая фотография — поэтому он и не менял аватарки в социальных сетях. Но об этом Арсению, опять же, знать необязательно.

— Зачем же? — деланно удивляется Антон. — Не надо, тот фотограф полный придурок!

— Да ты что?! — нервы Арсения трещат по швам, и он почти бросается на Антона с кулаками, да и Шастун уже встает в стойку. Но разъяренного Попова перехватывает Эд, а Антона — Журавлев.

— Так, все! Тренировка окончена! — громко командует тренер, выходя из своей учительской каморки, когда слышит шум. Стоило ему отойти на минуту, а эти двое уже опять успели повздорить.

Эд и Журавлев отпускают драчунов без опаски: вряд ли они начнут бить друг друга прямо перед тренером. Но Арсений и Антон все равно продолжают со злостью смотреть друг на друга, готовые сцепиться в любой момент, и их сокомандники недовольно переглядываются, понимая, что будут разнимать их уже в раздевалке.

— Шастун и Попов, останьтесь!

Ребята из команды счастливо выдыхают, надеясь, что тренер сможет как-нибудь утихомирить их. Арсений кивает Эду, мол, «я в порядке, иди», и Антону от этой нелепой, по его мнению, заботы, хочется блевануть.

— Ваши ссоры уже всем надоели, оставьте их за пределами баскетбольной площадки! Нам нужна сплоченность и командный дух, а вы готовы поубивать друг друга, так не пойдет! Что мне с вами делать?

— Замените Арсения на другого игрока! — предлагает Шастун.

— Мозги себе замени, идиот! — отвечает ему Попов, толкая Антона в плечо. Шастун в долгу не остается и пинает Арсения по щиколотке.

— А ну, перестаньте! — гаркает на них Виталий Васильевич. — Вас из команды я выгнать не могу, вы оба отлично играете. Но я знаю, что нужно сделать для вашего же блага и сплочения.

Тренер машет им, призывая идти за ним. Они втроем заходят в небольшую тренерскую комнатку в спортзале, и Виталий Васильевич протягивает каждому по большому пакету.

— Значит так, шурики. Завтра у Ляйсан Альбертовны и ее девчонок соревнования по спортивной гимнастике в третьей школе. Сегодня я должен был завезти ей домой этот спортивный инвентарь, но это сделаете вы. До Ляйсан Альбертовны от школы идти тридцать минут, в процессе прогулки вы поговорите, выясните, наконец, свои отношения и нормально сыграете на соревнованиях, — объясняет мужчина, на что Антон закатывает глаза, а Арсений хмурится, думая о том, что как только они выйдут за пределы спортзала, то сыграют в «камень, ножницы, бумага». Проигравший потащит спортинвентарь один. — И я позвоню Ляйсан Альбертовне, которая подтвердит, что вы добрались! Вместе! Оба шурика! — продолжает учитель, словно слышит, как у Арсения в голове проносится эта мысль.

— Виталий Васильевич, время-то уже восемь часов. Мне, например, еще уроки нужно делать, да и темно на улице.

— Да-да, Виталий Васильевич, — саркастично отзывается Шастун, — Арсений у нас темноты боится. И бабаек, которые в ней живут.

— Единственная бабайка в этом городе — это ты. Ты вечно пугаешь меня своей тупостью, — Арсений уставляется на Антона, словно пытается испепелить его взглядом.

— Так, шурики, хватит! Пойдете по главной людной улице, и никакая бабайка вас не тронет. И пойдете быстрым шагом, чтобы успеть еще и уроки сделать. Вам все ясно?

Парни молчат.

— А если нет, то в школе найдется много работы! Нина Алексеевна, наша уборщица, с удовольствием уступит вам пару классов под уборку, тогда у вас будет еще больше времени для выяснения отношений. Или лучше всего будете драить большой спортзал! — почесывая усы, громко говорит тренер. — Вам все ясно? — повторяет он.

— Ясно, — отвечают в унисон парни и берут по мешку.

~•~

♫Спешу к тебе, но топлива запас почти выжжен…
Долечу, пусть даже из последних сил, я
Залечу твои обгоревшие крылья.
По плечу — любых препятствий полосы,
Если финиш — на моем плече твои волосы♫

В раздевалке пусто, только Эд остался дожидаться Арсения: им до дома нужно идти в одну сторону, да и они же влюбленные голубки, которые не расстаются друг с другом чуть ли ни на минуту.

Они оба рассказывают Выграновскому, пока переодеваются, какое наказание им досталось, как всегда подкалывая друг друга. Арсений говорит, что Эду необязательно идти с ними и терять время, тем более что на улице противный дождик и всего лишь пять градусов.

Они прощаются с Эдом у школы. Антон пожимает своему несмотря ни на что другу руку, а Арсений его целует: Попов знает, что Шастун уведомлен об их отношениях, и не стесняется; к тому же уже темно и у школы в такое время никого нет.

Антону так неприятно на это смотреть, что просто жуть — иногда это буквально физическая боль. Вот и сейчас, отворачиваясь от этих двоих и шагая по направлению к дому Ляйсан Альбертовны, он несильно бьет себя по груди через слой холлофайбера осенней куртки и шепчет своему собственному сердцу, которое невыносимо ноет: «Да прекращай, глупое! Нечего тут».

Антон свой пакет со спортинвентарем смог засунуть в большой и почти пустой новый рюкзак: спасибо идиоту Попову с его шоколадными приколами, а также собственной безответственности, из-за которой у него не было времени с утра, чтобы сложить туда учебники. Арсений же, обогнав Антона, чтобы не дышать его сигаретным дымом, тащит мешок со спортивными мячами: такое уж точно в сумку не засунешь.

— Куда прешься? — прерывает их напряженное молчание Антон, когда Арсений заворачивает в темные и безлюдные в такое время дворы, тем самым меняя их маршрут.

— Если пойдем дворами, то сократим путь на десять минут и быстрее друг с другом расстанемся, — отвечает Арсений, — а лично я об этом мечтаю.

— Больше не боишься бабаек? — язвит Антон. — И как же неприятно, ой-ей-ей! Не плюй мне в душу, умоляю.

— У тебя ее нет, — Арсений сильнее натягивает свой капюшон, потому что дождь начинает усиливаться.

— Ты так думаешь? — Антон фыркает и кидает сигарету себе под кроссовки. Он даже не успевает ее затушить: красный огонек тут же гаснет под каплями дождя.

— Не льсти себе, Шастун. Уж я-то, как никто другой, об этом знаю, — отвечает Арсений, оборачиваясь на него. — Ты же не пришел в тот день, — своими словами он делает болезненный укол куда-то в солнечное сплетение.

Антон не знает, что на это можно ответить, а вина и стыд вдруг затапливают его с головы до ног — как в ту осеннюю ночь, ровно два года назад. Прикусив язык, он просто шагает дальше за Арсением, что идет чуть спереди. Эта тишина между ними становится настолько неловкой и даже громкой, что хочется сказать хоть что-нибудь, лишь бы ее нарушить.

— Почему, — Арсений резко останавливается, и Антон чуть не впечатывается в него. — Почему, Воробей? — он поворачивается.

Он спрашивает это с такой тоской и еще не пережитой болью, что у Антона в горле встает ком и сердце готово вновь разбиться на мелкие осколки, а когда-то данное Арсением прозвище отчего-то тяжелым грузом остается на душе.

Антону даже кажется на мгновение, будто им снова по пятнадцать и они вернулись в ту ночь. Все действительно повторяется: холодный осенний вечер, дождь, воронежский двор, накатывающее отчаяние, грусть и стыд. Бешеное сердцебиение, неуверенность в правильности своих решений, предстоящий нелегкий разговор.

— Я ждал. Почему ты не пришел? — продолжает Арсений. По его лицу стекают капли дождя, потому что его капюшон постоянно сползает с головы, да и дождь с каждой минутой льет только сильнее, не оставляя им никаких шансов остаться сухими. — У меня к тебе только один вопрос: почему? Все же могло сложиться по-другому.

— Я считал, что ничего не получится. Мне казалось, что так будет правильно, — низким, осипшим голосом, словно это и не его голос вовсе, наконец отвечает Антон. За эти полтора месяца после возвращения Арсения они впервые говорят честно и открыто, и Антону почему-то больше не хочется злиться и язвить. Его словно прибило к земле грустью Арсения и неожиданной собственной полнотой чувств. — Какое-то время я сомневался, но думал, что лучше оборвать все сразу. Потом перестал себя винить, решив, что ничего уже не исправить.

— Казалось ему… — разочарованно вторит Арсений и проводит ладонью по лицу, пытаясь стереть с себя капли дождя. — Ему казалось, а мое сердце было разбито.

— Мне жаль, — искренне признается Антон, а внутри уже целый ураган из сожаления, вины и обиды в ответ. — И мне было не легче, мое сердце тоже было разбито. Если бы у меня имелось чуть больше времени на то, чтобы разобраться в своих мыслях, то я, возможно, принял бы другое решение, — пытается напомнить он о том, что они оба хороши, и осадить Арсения.

— Ты же обещал, и это было не сложно — просто взять и прийти, когда ты так нужен, — нервно и разочарованно отвечает Арсений, снимая с себя раздражающий капюшон. Антон заглядывает в его глаза, и под желтым светом уличного фонаря кажется, словно у него выступают слезы. — Ничего ведь не было закончено, — на выдохе, с надломом.

Антону вдруг почему-то хочется, чтобы так было до сих пор — не закончено.

— Парень, — обращаются к Антону. Арсений, стоявший спиной к обратившемуся, вздрагивает от неожиданности и поворачивается. — Позвонить телефончику не найдется?

— Пиздец, — интеллигент матерится, значит дело и вправду дрянь. Арсений встает рядом с Антоном, закатывая глаза. — Сократили путь, называется, — говорит он шепотом.

— Давно пора понять, что ты в Воронеж вернулся, — возмущенно, но устало замечает Шастун, между тем пытаясь отойти от накативших чувств. — Это тебе не Москва, по дворам он пошел шататься почти в девять вечера.

— Так что? — нахально улыбаясь, спрашивает второй парень. Он вширь, как два Шастуна, и Антон в голове просчитывает все риски. Он понимает, что ему не суждено выйти из этой перепалки без синяков.

— Извините, у меня нет с собой мобильника, — с сарказмом отвечает юноша, поджимая губы, и несильно толкая Арсения в плечо. Антону хочется, чтобы Арсений распознал его сигнал, додумался и побежал прочь — так хотя бы у него телефон не отожмут, да и симпатичная мордашка останется невредимой. У Антона не в первый раз отжимают телефон, да и не впервой ему получать люлей от местных гопников, он как-нибудь переживет это, в отличие от Арсения: у того кастинги. — Мама наказала и телефон забрала.

— Ну конечно, — усмехается один из гопников.

— А я все же поищу, — второй, тот, что амбал, без промедлений заезжает Шастуну прямо по скуле, отчего он заваливается на спину и падает в лужу.

Но Арсений, вопреки ожиданиям Антона, не убегает. Он бросает на асфальт пакет с чертовыми мячами для гимнастики и пытается справиться с тем, что поменьше. Они даже дерутся на равных: Антон это замечает, когда, скрючившись креветкой от прилетевшего удара ногой по животу, он переворачивается от боли на бок. Он и не знал, что Попов умеет кулаками махать.

Гопник, обрабатывающий Антона, видит, что его другу заехали по башке — да так, что тот падает назад, наверняка очень больно ударяясь головой об асфальт. Поэтому он решает двинуться на помощь, считая, что с Шастуном он уже расправился.

— Арс, сзади! — вставая на колени, кричит Шастун.

Антон харкает кровью и встает на ноги, думая, как бы им выйти из этой ситуации живыми, пока Арсений не кричит внезапное:

— Беги!

Антон на секунду замирает, удивленно глядя, как Арсений дает дёру, а потом и сам быстро стартует с места, чуть не упав от боли в животе. Но он тут же чувствует резкий выброс адреналина, отчего боль становится менее заметной, когда, мельком обернувшись на ошарашенного амбала, видит рассерженное лицо — до такой степени, что оно больше похоже на разваренный пельмень — и огромную тушу, движущуюся в его направлении..

Он включает режим Флэша мгновенно; по пути даже успевает схватить пакет с мячами и видит, как второй гопник встает и собирается бежать за ними.

— Мячи, блин! Арс, мячи! — кричит он, рванув за Арсением. Арс на это только ржет и прибавляет скорости, удостоверившись, что Антон встал и бежит за ним. — А то Василич прибьет же!

Они бегут очень быстро под действием разыгравшегося в крови адреналина, игнорируя тяжелые, прилетающие по лицу капли дождя, пронизывающий ветер, большие лужи под ногами, холод и боль. Вопреки логике все это ощущается как эйфория, и под ее действием они несутся мимо множества дворов и подъездов, а на их лицах, несмотря на ссадины и синяки, расцветают улыбки от глупости ситуации и счастья, что им удалось отделаться малой кровью.

Арсений, удостоверившись, что уже как метров пятьдесят за ними не слышится погони, потому что амбал вряд ли в их паре знаменитый бегун, а второго он хорошо приложил об асфальт, забегает в небольшой переулок. Он хватает Антона за запястье, потянув его следом за угол какого-то дома под небольшой козырек.

Если говорить честно, Шастун впечатлен поступком Арсения и его храбростью. Он ведь мог бросить его, своего неприятеля, и не портить здоровье и внешность.

— Теперь мы квиты, — сообщает Арсений шепотом, словно отвечая на мысли Антона, а Антон непонимающе глядит на него, будто ждет последующих объяснений.

Они стоят так близко друг к другу, пытаясь перевести дух, что Шастун чувствует на своей шее горячее дыхание Арса. От контраста этих ощущений — прохлады осеннего воздуха и жарких выдохов — бегут мурашки по коже. Антон цепенеет, ненадолго уходя в свои воспоминания.

— Ну, помнишь, как ты вступился за меня на юбилейном концерте школы три года назад? — наконец объясняет Арсений, выводя Антона из своих мыслей. — До сих пор помню то высказывание Раневской.

— Да уж, — Антон улыбается. — А где ты научился так драться?

— Курсы самообороны брал уже в Москве. Поверь, там тоже отнюдь не все дети дружелюбны, — фыркает Арсений. — Повезло, что мне достался не амбал — не та весовая категория. А то у нас шансов не было бы от слова совсем.

Антон хочет сказать что-то в ответ, но Арсений шикает на него, прикладывая указательный палец к своим губам, тем самым прося его замолчать. Он прикрывает глаза и вслушивается в звуки вокруг, однако слышит только шум ударяющихся о землю капель дождя и клаксон заезжающего в соседний двор автомобиля. Удостоверившись, что вокруг точно нет никаких посторонних странных звуков, он открывает глаза, натыкаясь на изучающий взгляд зеленых глаз.

Перед Антоном, совсем близко, стоит Арсений — глаза в глаза. Он впервые за два года без него и за полтора месяца рядом с ним может смотреть на него так близко, и эту возможность — наконец-таки вновь изучить его — он не может упустить.

Арсений очень красивый. С его волос вниз по лицу стекают капли воды, его губы приоткрыты, на нижней — припухлость и не запекшаяся кровь. Он смотрит доверительно, смаргивает со своих длинных, пушистых ресниц капельки воды и выглядит сейчас таким беззащитным, что хочется прижаться к нему и не отпускать.

Погони действительно больше нет; слышится только недавно успокоившееся, но уже вновь неровное от близости дыхание Арсения, и Антону кажется, словно он слышит бешеное биение собственного сердца. На улице, как говорил Арсений, противный дождик и пять градусов. А у Антона внутри так тепло, словно он у костра сидит. Он так много чувствует рядом с Арсением, будто тот запускает его сердце и делает его живым.

Все дело, наверное, в том, что сейчас он глядит на нос-кнопку, которую ему когда-то нравилось шутливо кусать. На губы, которые он любил целовать. На многочисленные родинки по всему телу, которые ему нравилось считать, пока Арсений смеялся. Глаза, на которые он смотрит, а в голове проносится их негласное «моремореморе» — почти забытое, отчего внутри вновь взрываются звезды, разлетаясь на тысячи и тысячи осколков, что резко врезаются во внутренние органы, мешая нормально дышать.

♫Мы с тобою, как струна с ладами,
Ненадолго врозь♫

— Воробей, я все же… — обращается к нему Арсений, запинаясь на полуслове. Он глядит в глаза так нежно, что на секунду Антону кажется, что сердце не выдержит нагрузки и остановится. — Я все же выиграл спор. Это факт.

— Да, — Антон впервые соглашается с этим, усмехаясь.

— Значит, ты должен мне желание, — несмело улыбаясь в ответ, очень тихо, практически одними губами произносит Арсений, словно сам боится того, что говорит. — Помнишь? — он мягко касается скулы Антона.

Впервые за полтора месяца Антон ощущает, что между ними с Арсением действительно какие-то пятнадцать сантиметров, а не долгие-долгие километры разлуки и тоски. Наверное, потому что Арсений больше не притворяется, да и Антону это уже невмоготу. Он ведь раньше был уверен во всем: и в Ирине, и в своих чувствах и их отсутствии, и знал, что ему нужно от этой жизни, ведь за два года он выстроил план и хотел четко следовать ему. Но с возвращением Арсения все перед ним отчего-то вдруг становится неправильным. Все вокруг, когда Арсений касается Антона, становится смазанным и неважным.

— Помню, — отвечает Антон, слизывая капли дождя со своих губ. Арсений кивает. — Чего бы ты хотел?

Антон, выжидающе смотря в просящие голубые глаза Арсения, что неотрывно глядят в его зеленые, наконец понимает, чего так боялся все это время после его возвращения: он вспоминал жизнь после ухода Арсения и боялся, что все может повториться вновь. Наверное, он чувствовал, что их опять притянет друг к другу, и что не сыщется такой лопаты, которой потом получится разгрести все то, что может случиться.

♫Скоро нас опять прижмет друг к другу,
Возвратится звук♫

— Я бы хотел, чтобы ты сейчас поцеловал меня.

И оно случается.

И он ничего не может с этим поделать. Да и не хочет.

Антон старается не думать, почему так быстро бьется сердце в его груди, когда нежные губы Арсения касаются его губ, почему металлический привкус крови парня на его языке будоражит нервы, почему к нему хочется прижиматься все ближе и ближе, не отступая ни на миллиметр. Почему он углубляет поцелуй, а Арсений отвечает с таким же напором, совсем не имея сил оторваться от его губ, даже если уже и не хватает кислорода. Почему он весь сейчас, до кончиков пальцев, как оголенный провод, стоит Арсению слегка коснуться его руки.

Все это время они были непрочно связаны их воспоминаниями, болью, подростковой драмой и разбитым сердцем — их прошлым, как тонкой нитью. И поэтому их отношения по возвращении Арсения были столь болезненными и неправильными, совсем как когда-то давно. Но теперь Антон чувствует, что та самая ниточка, которой можно было раньше описать их общение, рвется с треском, больно ударяя по коже и оставляя шрамы, потому что Антон понимает: то, что есть между ними — всегда было, есть и будет намного большим, теперь это уже не тонкая нить, теперь это не только прошлое. Теперь это — хрупкое настоящее, в котором все очень неопределенно.

Настоящее, в котором Антон опять может целовать Арсения.

Но вопреки этому он убеждает себя, успокаивая: просто дорвался. Он уверен: просто адреналин. А совсем не потому, что в действительности все дело всегда было в самом Арсении, в которого Антон до одури влюблен — и тогда, и… кажется,сейчас.

♫А пока лишь — оглушающая тишина вокруг♫

♫ Noize MC – Питерские крыши

Курсив – прошлое.

——————————————————
Всем доброго времени суток ✌️
Ну что ж вот и глава как и обещала)
И ещё хочу кое о чём попросить можете написать в комментах как лучше как раньше с моими словами в конце или без?
Буду рада читать ваши комменты❤️
Следующая глава в воскресенье 😉