Кайфэн. Записки о необычайном

Когда хозяин Ли очнулся, он был твёрдо уверен, что видел, как Дуаньму Цуй вылезла из-под земли, словно чудище.

Но очень скоро отказался от этого убеждения.

Потому что прибывшие из Кайфэна великодушный и начитанный господин Гунсунь и благовоспитанный, вежливый и выдающийся молодой господин Чжань упорно настаивали, что ему показалось.

— Хозяин Ли слишком перетрудился, — растроганно говорил Гунсунь Цэ. — Ваша самоотверженная работа на благо жителей Сюаньпина — поистине благо для нашей Великой Сун.

И, словно засыпать лестью было недостаточно, одним росчерком кисти он выписал ему несколько рецептов для успокоения духа, бодрости ума и укрепления здоровья.

Что до Чжань Чжао, он подробно объяснил произошедшее хозяину Ли с иной точки зрения.

— Барышня Дуаньму из цзянху, а люди оттуда ведут себя не всегда привычно. Хозяин Ли, вам не доводилось слышать о Хань Чжане по произвищу Земляная мышь? Он мастер путешествовать, прорывая подземные ходы. В цзянху каких чудес только не бывает, так что в приёме барышни Дуаньму ничего удивительного...

И так он совершенно заморочил голову хозяину Ли. Тот, конечно, никогда не слышал ни о какой Земляной мыши, но сердцем чувствовал, что такой хороший человек, как молодой господин Чжань, разумеется, врать не станет, а значит, всё так, как он сказал.

Чтобы подтвердить слова Чжань Чжао, прелестная барышня Дуаньму поприветствовала его жестом, принятым у вольных путников, и с весьма героическим видом проговорила:

— Хозяин Ли, мы в цзянху не связываем себя мелочами, прошу, будьте снисходительны к моей ужасной бестактности.

Хозяина Ли охватило глубокое сочувствие — он считал, что такая хорошая девушка не должна скитаться по миру.

Поэтому решил высказаться.

— Ох, барышня, послушайте меня старика... — И затем, в надежде убедить барышню Дуаньму исправиться и встать на добродетельный путь поддержки мужа и воспитания детей, терпеливо и доброжелательно, со множеством отсылок поведал трагическую историю своего старого земляка Чжан Эрню, который «был невежественным, бесчинствовал в деревне, а потом убежал в горы и леса, чтобы стать разбойником, занимался грабежом, и, в конце концов, в осеннюю пору, когда облетают жёлтые листья, заливаясь слезами, закричал: «Я хотел прожить ещё пятьдесят лет!»». Он даже добровольно вызывался поговорить со своими знакомыми достойными молодыми людьми, у которых есть и жильё, и поля, и всего в достатке для счастливой жизни, и если барышне Дуаньму интересно его предложение, то пусть даст ему свою карту бацзы(1), а уж он сходит к гадателю, чтобы подыскать подходящего жениха и выбрать благоприятный день для свадьбы...

Когда Чжань Чжао с невозмутимым видом его перебил, хозяин Ли чувствовал, что ещё не всё сказал. Будь у него достаточно времени, чтобы развить мысль, он бы мог обрисовать Дуаньму Цуй радостную старость в окружении внуков и гармоничную жизнь четырёх поколений под одной крышей. Но напоследок успел лишь торопливо добавить:

— Барышня, в цзянху очень опасно, лучше поскорее покинуть его.

В сердце каждого из тысячи человек — своё представление о цзянху. Ничего не поделать — для хозяина Ли оно было неразрывно связано с печальным концом Чжан Эрню. Однако ему показалось, что слова его не пропали втуне — хотя на лице барышни Дуаньму застыло странное выражение, но к её прекрасным глазам явно подступили слёзы раскаяния и осознания своих заблуждений.

Поэтому хозяин Ли, довольный собой, вернулся в дом с рецептами для успокоения духа, бодрости ума и укрепления здоровья.

Помедли он немного, непременно увидел бы, как Дуаньму Цуй с хохотом упала ничком на стол и, утирая слёзы, вцепилась в гвардейца.

— Чжань Чжао, это всё твоя дурацкая затея...

После того, как переполох улёгся, Гунсунь Цэ вернулся в дом готовить лекарства, а они вдвоём уселись на ступенях крыльца и коротали время за беседой. Вскоре девушка заявила, что проголодалась, и Чжань Чжао сходил в дом за припасённым днём печеньем.

Съев несколько штук, Дуаньму Цуй отставила тарелку и в глубокой задумчивости подняла лицо к ночному небу. Чжань Чжао понимал, что она ждёт бабочек-вестниц, но испытывал смешанные чувства. Не зная, с чего начать, он молча опустил голову.

— Чжань Чжао, под землёй здесь творится что-то странное, — вдруг сказала девушка.

Обомлев, он поднял голову и обнаружил, что Дуаньму Цуй успела отвести взгляд от неба и теперь сосредоточенно смотрела на землю.

— Когда я воспользовалась подземным путём, на мгновение у меня в глазах потемнело, и сердцу стало нехорошо, но тогда я торопилась вернуться, и, к тому же, ощущение быстро прошло, так что я не придала ему значения. А теперь подозреваю, что здесь что-то нечисто. — Приподняв подол платья, она спустилась по ступеням, прошлась взад-вперёд, встала на колени, обеими руками оперлась о землю и, приникнув к ней ухом, внимательно прислушалась.

Подойдя ближе, Чжань Чжао услышал, как она бормочет себе под нос.

— Энергия очень не спокойная. — Она поднесла палец к губам, давая ему знак молчать, и принялась загибать пальцы, шёпотом отсчитывая: — Один чжан, два чжана, три чжана, три чжана и два чи, три чжана и три чи... Точно, три чжана и три чи под землёй. По совпадению, девятью девять в благополучных условиях преумножает благополучие, в несчастливых условиях — преумножает несчастье. Постигшую Сюаньпин беду благополучием никак не назвать, неужели источник зла кроется в трёх чжанах и трёх чи под городом?

После долгих размышлений она наконец поднялась на ноги и отряхнула одежду.

— Похоже, ты что-то выяснила? — улыбнулся Чжань Чжао.

— Если не ошиблась в расчётах, я нашла источник бед Сюаньпина.

— Что ты имеешь в виду?

— Как говорится, какие вода и почва, таких и людей они родят. Вода и почва связаны с землёй, а люди едят пять злаков, которые произрастают из земли. Отсюда вывод — если энергия ци земли благоприятна, то и в мире царят благополучие и спокойствие, если вредоносна, то и люди терпят тяготы и лишения. Ци земли становится энергией воды и пищи, которую пьют и едят люди. Сам подумай, если съешь что-то нечистое, как будешь себя чувствовать?

— Хочешь сказать, ци земли в Сюаньпине загрязнена?

— Не просто загрязнена. Если мои предположения верны, ци земли в Сюаньпине смешалась с миазмами поветрия, поэтому так беспокойно бурлит.

— Бог поветрий всегда распространяет болезни подобным образом?

— Нет, обычно так не бывает. Как правило, зараза распространяется среди людей. Как огонь разгорается от ветра, а после затухает, так и болезнь за несколько месяцев или, быть может, год, постепенно сходит на нет. Но если она проникнет на глубину три чжана и три чи, то останется надолго, загрязнит воду, отравит корни злаков, и люди останутся без питья и пропитания. Когда потеплеет, ци земли поднимется над поверхностью на три чжана и три чи и накроет весь Сюаньпин вредоносными испарениями, всё живое — люди, скот, деревья и травы — погибнет, даже птицы будут падать замертво, пролетая над городом. А как похолодает, ци земли снова уйдёт на глубину, в следующем году вновь поднимется, и так без конца. Чжань Чжао, если так пойдёт, Сюаньпин превратится в совершенно гиблое, заброшенное место и никогда не возродится. Заразу распространили в городе таким образом явно с намерением не оставить никого в живых.

— Ты только что сказала, что, когда потеплеет, энергия земли поднимется, — встревожился он, — значит, сейчас зараза в Сюаньпине пока не достигла полной силы?

— Сейчас ещё холодно, — покачала головой Дуаньму Цуй, — ци земли не достигает поверхности, и зараза пока не распространилась повсюду.

— Ци земли ещё не достигла поверхности, а умерло уже столько людей, если она поднимется... — При одном мысли Чжань Чжао содрогнулся от ужаса. — Ты знаешь способ решить эту проблему?

— Исцелить от болезни мне не под силу, но привести в порядок местную энергию земли я, пожалуй, сумею. — Дуаньму Цуй наконец улыбнулась. — Нужно лишь пресечь корень заразы, и поветрие в Сюаньпине сойдёт на нет.

Она вошла в дом и направилась к Гунсунь Цэ.

Объяснив в двух словах проблему с энергией земли, Дуаньму Цуй дала ему распоряжения.

— Господин Гунсунь, ступайте к хозяину Ли, пусть завтра он соберёт в городе крепких парней, все должны повязать лица двухслойными лекарственными платками и в самом иньском месте Сюаньпина выкопать большую яму глубиной три чжана и три чи. Также пусть кто-нибудь приготовит побольше тазов, вёдер и любой посуды с водой. Я сотворю заклинание, чтобы вытянуть ци земли в воду и выжгу истинным пламенем Самадхи.

Гунсунь Цэ сначала испугался, потом обрадовался и, даже ничего не сказав, помчался наверх искать хозяина Ли, да так спешил, что чуть не споткнулся о ступени, что позабавило девушку.

— Дуаньму, — негромко окликнул её Чжань Чжао.

— Что такое? — обернулась она.

Он молча указал за окно.

В бескрайнем ночном небе сначала загорелись звёздочки, затем собрались в скопления и, словно хлопья снега, затрепетали в воздухе, то поднимаясь выше, то опускаясь.

Дуаньму Цуй поспешила наружу.

Бабочки-вестницы вернулись, и она надеялась, что они успешно справились с заданием.

Чжань Чжао же не двинулся с места, неосознанно сжав Цзюйцюэ. Губы его слабо изогнулись в бледной улыбке.

Жизнь человеческая подобна влекомой течением ряске, череда встреч и разлук — обычное дело, и раз уж их не избежать, то лучше принимать хладнокровно.

Но как ни убеждал себя, в сердце всё равно всколыхнулось сожаление, неотвязно просачиваясь в мысли, и вырвалось неслышным вздохом.

Именно в этот момент снаружи донёсся гневный голос Дуаньму Цуй.

— Что значит, ни на небесах, ни под землёй не нашли Вэньгу Вэйюя?

— Барышня Дуаньму сердиться изволит? — услышав её яростный крик, осведомился у гвардейца Гунсунь Цэ, как раз спустившийся с хозяином Ли.

Чжань Чжао промолчал.

Хозяин Ли, вытянув шею, выглянул в окно.

— Девушки в раздражении всегда швыряют вещи или рвут что-нибудь, посмотрите-ка, сколько бумаги успела нарвать за такой короткий срок.

Чжань Чжао горько усмехнулся. Поиски бабочек-вестниц не увенчались успехом, и Дуаньму Цуй в ярости сняла заклятие, так что теперь всё вокруг усыпали обрывки сюаньчэнской бумаги — неудивительно, что хозяин Ли решил, будто это она нарвала столько. Пока он говорил, девушка уже вернулась в дом, всем видом выражая нетерпение. Гунсунь Цэ хотел было поинтересоваться, что её расстроило, но, заметив выражение её лица, немедленно прикусил язык.

Она прошла мимо них и, не говоря ни слова, направилась к лестнице наверх, как вдруг...

— Дуаньму, ты что-то скрываешь от нас.

Гунсунь Цэ вздохнул про себя — ему казалось, что сейчас Чжань Чжао не стоило открывать рот.

И точно, Дуаньму Цуй замерла и медленно повернулась.

— И что же я скрываю от тебя?

Услышав недобрые нотки в её голосе, Гунсунь Цэ поспешил глазами дать знак Чжань Чжао.

Тот отвернулся, сделав вид, что не заметил.

— Днём ты сказала, что должна спешить, чтобы отыскать бога поветрий, — спокойно и мягко произнёс он. — Но только что я слышал твои гневные слова, и на самом деле ты хочешь найти Вэньгу Вэйюя.

Гунсунь Цэ снова не сдержал вздоха — Чжань Чжао слишком надавил на неё, а Дуаньму Цуй всегда поддаётся на ласку, а не на принуждение, так что подобные вопросы неизбежно вызовут её неудовольствие.

«Вы же только встретились после долгой разлуки, зачем же...»

Она в самом деле ответила без капли вежливости.

— Я многое скрываю от тебя, обо всём должна докладывать? Дела царства небесного тебя не касаются.

Гунсунь Цэ нахмурился — по его мнению, её слова были несколько резки.

Чжань Чжао не ответил, но спустя некоторое время с усмешкой опустил взгляд, скрывая смешанные чувства.

— Что ж, верно.

— Вот и прекрасно, — завершила разговор Дуаньму Цуй и поднялась по лестнице.

Ситуация несколько озадачила хозяина Ли.

Гунсунь Цэ стало обидно за Чжань Чжао — кому угодно было ясно, что Дуаньму Цуй не в духе и готова поссориться из-за любой мелочи.

Хотя он был хорошо знаком с ней, но при тщательном подсчёте, с Чжань Чжао его связывала куда более близкая дружба. Когда он услышал, как девушка осадила гвардейца, ему тоже стало не по себе.

— У барышни Дуаньму тяжёлый нрав, тебе... — не удержавшись, обратился учёный к Чжань Чжао и хотел было сказать, что ему не стоит относиться к её словам серьёзно, но тот с лёгкой улыбкой заговорил сам.

— Такой уж у Дуаньму характер, не принимайте близко к сердцу.

«Близко к сердцу? Мне-то что принимать близко к сердцу?» — Гунсунь Цэ открыл рот, но, поразмыслив, не стал ничего говорить.

Неожиданно он услышал шаги — это Дуаньму Цуй вернулась, с топотом проскакав большую половину лестницы, и, вцепившись в перила, обратилась к Чжань Чжао.

— Только что я была не в духе и ответила слишком резко, ты ведь не принял близко к сердцу?

Это явно было извинение, однако произнесла она его угрожающим тоном, с каким разоряют семьи и грабят хижины, да ещё и словно подразумевая: «Попробуй только принять близко к сердцу...»

Гунсунь Цэ с хозяином Ли одновременно повернули головы к Чжань Чжао.

Губы того дрогнули в улыбке.

— Нет, — покачал он головой.

— Вот и прекрасно, — раздельно произнесла Дуаньму Цуй, сверля его взглядом.

И без лишних слов развернулась и ускакала наверх.

Хозяин Ли вытаращил глаза и раскрыл рот, уверенный, что ему почудилось.

— Барышня... — недоверчиво посмотрел он на Гунсунь Цэ. — приходила... чтобы попросить прощения?

Все помолчали.

— Похоже, что так, — наконец выдавил из себя Гунсунь Цэ.

Чтобы извинение прозвучало так, будто она явилась с ножом взыскивать долги... Хозяин Ли был потрясён до глубины души.

Цзянху и людей оттуда в его представлении окутало ещё одним слоем непроницаемо-густого тумана.

Глубокой ночью Чжань Чжао всё ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, и в конце концов поднялся и накинул на плечи одежду. Если подумать, хотя они с Дуаньму Цуй частенько задирали друг друга, но на деле никогда не ссорились.

Он невольно стал раскаиваться — разве так уж важно, ищет она бога поветрий или Вэньгу Вэйюя? Пусть поступает, как хочет.

Ведь при обычном положении дел, даже если в душе возникли сомнения, следовало, не подавая вида, обдумать их про себя, а не безрассудно задавать вопросы.

Или же из-за близкой дружбы с Дуаньму Цуй он счёл, что может спрашивать просто так?

Её слова «тебя не касается» яснее ясного провели границу между ними. Сначала он не подумал об этом, но теперь впал в уныние.

Душа наполнилась горечью, даже улыбка вышла натянутой.

Только он расстроился, как в дверь комнаты вдруг постучали.

Очнувшись от своих дум, Чжань Чжао удивился про себя и поднялся открыть.

— Чжань Чжао, — только он распахнул створку, тяжело вздохнула Дуаньму Цуй, — я была слишком резка с тобой, ты ведь не принял близко к сердцу?

Он остолбенел.

— Почему ты ещё не спишь? — вырвалось у него.

— На душе покоя нет, куда уж заснуть.

Видя, что она стоит в одном нижнем платье и лишь набросила верхнее на плечи, Чжань Чжао поспешно пригласил её в комнату. В то время по этикету династии Сун мужчине и женщине не подобало находиться наедине среди ночи, но, во-первых, они были друзьями, во-вторых — людьми широких взглядов, а в-третьих, личность Дуаньму Цуй была особенной, так что обошлось без неловкости.

Усевшись за стол, Дуаньму Цуй сначала подпирала щёки обеими ладонями, а потом, словно утомившись до крайности, опустила голову на сложенные руки и посмотрела на Чжань Чжао.

— Я стала бессмертной не путём совершенствования, поэтому всегда так несдержанна. Не обижайся на меня.

Закрыв дверь, он улыбнулся её словам.

— Не обижаюсь... Я ведь сразу сказал тебе.

— Твои слова прозвучали неискренне, — удручённо молвила Дуаньму Цуй, — так что я им не верю.

Ещё и неискренним называет...

— По-моему, мои слова были более искренни, чем извинение барышни Дуаньму, — вздохнул Чжань Чжао.

— Ага, — выпрямилась она с победным видом, — всё-таки обиделся.

— Разумеется, нет, — покачал он головой. — Только больше не проси прощения подобным образом. Если рассердила кого-то, такое извинение лишь подольёт масла в огонь и выйдет тебе боком.

Хмыкнув, Дуаньму Цуй снова посмотрела на него.

— А ты бы тоже ещё сильнее рассердился?

— Если бы кто-то другой повёл себя так со мной, я бы рассердился. Но ради тебя, пожалуй, могу потерпеть.

Девушка улыбнулась.

— Тогда я искренне прошу у тебя прощения, — поразмыслив, добавила она.

Это была чистая правда — поднявшись по лестнице, она уже пожалела о своих словах, иначе не вернулась бы.

— Я знаю, — кивнул Чжань Чжао.

— Сразу бы сказал. — Дуаньму Цуй почувствовала, что её старания были напрасны. — Зря заставил меня побегать.

— Ты ведь сама решила, что извинений недостаточно, и не могла успокоиться.

— Неправда, — немедленно принялась отпираться она, когда её тут же раскрыли.

— Вот как? Тогда почему же? Потому что мой ответ на твои извинения прозвучал недостаточно искренне?

— Потому что я бессмертная, а бессмертным, естественно, следует мыслить широко и не быть мелочными.

Улыбка на лице Чжань Чжао стала ещё шире. Ничего не говоря, он подвинул свечу на столе ближе к Дуаньму Цуй и пригляделся к её лицу.

— Не покраснела.

— Что?

— Довод притянут за уши, а ты даже не покраснела.

Дуаньму Цуй задохнулась от возмущения, но через миг медленно прикрыла глаза, подавляя гнев, а когда вновь их открыла, улыбнулась до странного обворожительной улыбкой.

Чжань Чжао тут же почуял недоброе.

— Тебе так нравится, когда на лице румянец? — на редкость ласковым тоном спросила Дуаньму Цуй. — Так я могу сделать твоё лицо красным навсегда, хочешь?

— Не нужно. — У Чжань Чжао волосы встали дыбом.

— Да ты попробуй, — ещё более пленительно улыбнулась девушка. — Ты ведь носишь красное чиновничье одеяние, должен давно привыкнуть к этому цвету. А с пятнами на щеках, будто раскрасневшись от вина, очаруешь множество девиц.

— Не смею утруждать барышню Дуаньму, — скрипнул он зубами.

— Какие уж трудности, — невинно протянула она, — достаточно рукой махнуть.

И она вдруг подняла правую руку.

Чжань Чжао не растерялся и мгновенно произвёл безупречный захват, поймав её ладонь.

Но тут же нахмурился.

— Почему такая холодная?

Обомлев, Дуаньму Цуй отстранилась, поднесла руки к губам, подышала на них и потёрла.

— Так холодно же.

— Я пришла к тебе по делу, — покачала головой Дуаньму Цуй, — ещё ничего не рассказала, как могу уйти?

Чжань Чжао накинул ей на плечи своё верхнее одеяние.

— По какому делу?

— Насчёт Вэньгу Вэйюя. — Она закуталась поплотнее. — И вообще-то... мне не следовало скрывать это от тебя.

И она рассказала о своих предположениях насчёт бога поветрий и Вэньгу Вэйюя.

Чжань Чжао хмурился всё сильнее, в глазах его постепенно разгорался гнев.

— Так и знала, что ты разозлишься. — Дуаньму Цуй опустила голову, обеими руками неосознанно вцепившись в верхнее одеяние. — Наверняка скажешь, что бессмертные совсем потеряли стыд и совесть, раз готовы ввергнуть народ в пучину бедствий... Эти слова уже давно звучат у меня в голове. Если злишься, лучше бранись про себя, не надо вслух... Как бы то ни было, мы с Вэньгу Вэйюем оба бессмертные из Инчжоу, если ругать его, то и у меня достоинства не останется...

Он долго не произносил ни слова.

— Я промолчу.

Вздохнув с облегчением, Дуаньму Цуй повернула лицо к горевшей на столе свече.

— Но я не нашла Вэньгу Вэйюя, даже отправив столько бабочек-вестниц, — спустя некоторое время заговорила она. — Вот что меня... ужасно тревожит.

— Не переживай так, — поразмыслив, утешил её Чжань Чжао. — Возможно, то, что не удалось отыскать его, даже хорошо.

— Почему же? — изумилась Дуаньму Цуй.

— По крайней мере, он не продолжает творить зло в мире смертных.

Помолчав, она покачала головой.

— Ты веришь, что он убивает просто так и станет сидеть сложа руки после совершения столь бесчеловечных поступков? Я вот не верю, он наверняка замышляет что-то ещё более масштабное.

— Его правда не найти?

— Да. — Стоило напомнить об этом, настроение Дуаньму Цуй рухнуло в пропасть.

— Есть ли в трёх мирах место, куда не могут проникнуть бабочки-вестницы?

— Нет... — покачала она головой, но потом вдруг будто вспомнила о чём-то. — Хотя, строго говоря, есть такое место.

— Где?

— В подземном мире.

Хотя Чжань Чжао не понимал, что такое «подземный мир», всё же продолжил строить предположения.

— Не мог ли Вэньгу Вэйюй спрятаться там?

— Не мог, — не дожидаясь, пока он договорит, покачала головой Дуаньму Цуй.

— Точно? — не вполне поверил он. — В некоторых вещах в этом мире нельзя быть полностью уверенным, Дуаньму, что если...

— Не может быть никаких «если». — Она явно не прислушалась к его словам. — Чжань Чжао, то, что Вэньгу Вэйюй мог войти в подземный мир, столь же маловероятно, как то, что ты сможешь родить ребёнка.

— Ты поставила меня в слишком затруднительное положение, Дуаньму, — не зная, смеяться или плакать, ответил он.

***

Утром следующего дня Гунсунь Цэ пришёл к Чжань Чжао обсудить раскопку средоточия иньской энергии в Сюаньпине, сказал, что хозяин Ли уже собрал крепких работников и после завтрака они отправятся в заброшенный ичжуан в южном предместье города. Закончив с приготовлениями, Чжань Чжао хотел было спуститься со второго этажа, но Гунсунь Цэ неожиданно вцепился в него и, помедлив, заговорил.

— Гвардеец Чжань, будь уступчивее с барышней Дуаньму.

Видя, что его не понимают, учёный пустился в многословные объяснения, что девушки легко обижаются, что Чжань Чжао следует опустить голову и уступить ей. А то ведь только встретились после долгой разлуки и тут же разругались — нехорошо, мужчине стоит проявить великодушие и не быть мелочным. Затем он понял, что неверно употребил слово «мелочный», и дополнил свою речь, подчеркнув, что не считает Чжань Чжао мелочным, а просто к слову пришлось.

Чжань Чжао прыснул со смеху, только теперь сообразив, что Гунсунь Цэ пытается примирить его со вчерашним.

Пока они говорили, дверь впереди со скрипом открылась, и из комнаты вышла Дуаньму Цуй, на ходу закалывая волосы. Нефритовые подвески игриво покачивались у её ушка.

Гунсунь Цэ немедленно заволновался.

— Гвардеец Чжань, ты пока спускайся завтракать. — Учёный подтолкнул к лестнице. — С барышней Дуаньму я сам поговорю, думаю, за ночь её гнев поостыл, а твоё присутствие всё только испортит. Положись на меня, я всё устрою...

Настойчиво напирая на свой благородный порыв, краем глаза он заметил, что девушка приближается к ним, и выругался про себя, досадуя, что под рукой нет мешка или шкафа, чтобы запихнуть туда гвардейца...

— Чжань Чжао, — позвала Дуаньму Цуй.

«По голосу как будто... — озадачился про себя Гунсунь Цэ. — уже помирились».

— Только утром заметила, что подол платья порвался, лень штопать, к тому же, эти два дня моталась туда-сюда, ещё и испачкала. У тебя есть серебро? Хочу купить несколько вещей на замену.

— В городе должна быть плательная лавка, только не знаю, открыта ли ещё. Схожу с тобой сегодня, как закончим с делом.

— Предупреждаю заранее, у меня нет денег, чтобы вернуть тебе.

— Будешь так говорить, никто тебе не одолжит.

— Потому и беру взаймы только у тебя.

Болтая и шутя, они плечом к плечу спустились по лестнице, оставив Гунсунь Цэ позади. Хозяин Ли, встретивший их по пути, был совершенно сбит с толку — ещё вечером они готовы были броситься в битву друг с другом с обнажённым мечом и натянутой тетивой, а сегодня общаются мирно, словно мягкий ветерок и мелкий дождик. Постояв в недоумении, он поднялся к учёному.

— Э-э-э... — Наконец любопытство победило, и он не удержался от расспросов. — Всё-таки молодёжь скора на гнев, но столь же быстро и остывает. Значит... они помирились? Наверняка ваши уговоры помогли?

— Причём тут я? — вдруг вышел из себя Гунсунь Цэ. — Ничего не знаю, пусть потом не приходят ко мне, не буду лезть в их дела.

Взмахнул рукавом и удалился.

----------------------------------------

(1) Бацзы — «восемь знаков», древнекитайский метод предсказания судьбы по дате и времени рождения человека.