Кайфэн. Записки о необычайном

Надо сказать, люди порой мыслят очень странно — Гунсунь Цэ ведь сам отправил Чжань Чжао искать Дуаньму Цуй, но всё равно испытал потрясение, когда тот и правда вернулся вместе с ней.

И не просто потрясение.

Потому что первым делом у него вырвалось:

— Ты ведь не приняла её облик?

Вопрос вполне закономерный — однажды укушенный змеёй десять лет боится колодезной верёвки, и если однажды самозванец в облике судьи Бао переполошил всех в управе Кайфэна, то ведь и теперь какая-нибудь злодейка могла притвориться Дуаньму Цуй?

— Господин Гунсунь поистине, как и прежде, светоч разума и прозорливости, — с серьёзным видом сказала Дуаньму Цуй. — Я не просто приняла её облик, я — переодетый мужчина... Заметили?

— Не... — Гунсунь Цэ и сам не знал, она морочит ему голову или же говорит чересчур правдиво.

Чжань Чжао с трудом удержался от смеха.

— Это никуда не годится, — ещё более серьёзно заявила Дуаньму Цуй. — Письмоводитель в управе Кайфэна, а не различаете живого от мёртвого, мужчину от женщины. Следует вдвое урезать вам месячное жалованье...

Не шутите так, барышня Дуаньму. Так давно не виделись, а сразу же лишаете человека половины заработка... Разве господину Гунсуню легко достаются деньги?

Наконец Чжань Чжао не выдержал и рассмеялся в голос.

Его смех привёл Гунсунь Цэ в чувство.

Он сердито глянул на гвардейца, и тот смущённо покраснел.

Хотел было свирепо глянуть и на Дуаньму Цуй... Ох, ладно, эта девчонка давно известна своими проделками, лучше с ней не связываться.

Когда она ловила демона в деле о Шестипалой, то взяла на себя руководство над всеми капитанами, а его одного выгнала спать. Как же она тогда сказала...

«Господин Гунсунь, я не хочу спасти одного, при этом напугав другого до смерти».

А перед тем, как отправиться в Цзиньян усмирять неупокоенные души, как там она говорила...

«По правде говоря, во всём виноват отец вашего императора...»

Даже к императору без уважения, ох, чего ещё от неё ожидать...

По мере того, как мысли его сменялись, лицо принимало причудливые выражения. Чжань Чжао стоял рядом, хладнокровно обнимая меч, с видом, будто его это совершенно не касается.

Взвесив всё как следует, учёный пришёл к выводу, что нетерпимость к пустякам может испортить большое дело...

Поэтому его взгляд, изначально острый, точно клинок, превратился в беспомощный упрёк, глубоко сокрытый под нежностью и подобный тупому ножу, который, трижды подумав, так и не решаешься извлечь из ножен. Сокращённо — «нежный упрёк».

Как ни хотелось ему побеседовать с друзьями о прошлом, но близился полдень, и к терему Собрания гостей за лекарством постепенно прибывало всё больше народу, да ещё то и дело кто-нибудь умолял Гунсунь Цэ выйти и посетить больного, совсем не оставляя ему свободного времени.

Разумеется, Чжань Чжао с Дуаньму Цуй тоже не бездельничали. Как говорится, монахов много, а каши мало — лекарственного отвара на всех не хватало, люди неизбежно пихались, сражаясь за место в очереди, так что Чжань Чжао приходилось лично поддерживать порядок. Дуаньму Цуй поначалу помогала ему, но вскоре на кухне стало не хватать рабочих рук. Присматривавшая за очагом старуха высунулась, пылая жаром, и огляделась вокруг — взгляд её упал на девушку, которая стояла рядом и выглядела не слишком занятой. Без лишних слов старуха вцепилась в неё и потащила на кухню, перепугав Гунсунь Цэ, который подумал, что барышня в недовольстве своём закинет старуху на балку — к счастью, Дуаньму Цуй не рассердилась, а послушно отправилась топить печь.

Хлопоты затянулись до самого захода солнца, только тогда вокруг терема Собрания гостей наконец всё утихло, и остались лишь пара человек, которые помогли хозяину Ли занести стол внутрь. Один из них, молодой человек по имени Хэ Саньгуй, днём поддерживал порядок вместе с Чжань Чжао, чем произвёл на него хорошее впечатление. Видя, как он с трудом тащит стол, гвардеец хотел подойти помочь, как вдруг позади раздался звонкий девичий голос.

— Гуй-гэ.

Оглянувшись, он увидел симпатичную девушку, одетую как дочь простого земледельца. На локте у неё висела бамбуковая корзинка, накрытая полотном, но источающая аромат и тепло — видимо, она принесла ужин для Хэ Саньгуя.

И точно, тот поспешил опустить стол и, расплывшись в улыбке, вытер руки о подол одежды.

— Договорились ведь, что зайду, как закончу здесь... — обратился он к девушке. — И всё равно прибежала.

Потупившись, та прикусила губу, откинув полотно, достала из корзины пышущую жаром паровую лепёшку и протянула ему.

— Ты ведь ужасно устал, Гуй-гэ, на, поешь.

На словах-то Хэ Саньгуй согласился, но рукой не шевельнул, только простодушно улыбался, глядя на девушку.

— Так будешь или нет? — надула она губы.

Хэ Саньгуй с перепуга почти схватил лепёшку, будто боялся, что кто-то отнимет.

— Дурачок, — захихикала девушка.

Беседуя, они отошли в сторонку.

— Молодой господин Чжань, — почтительно сказал Хэ Саньгуй, проходя мимо Чжань Чжао.

Гвардеец с улыбкой кивнул, и девушка, видя, что внешность у него незаурядная и манерами он выделяется, невольно глянула на него ещё разок, а потом зашепталась с Хэ Саньгуем.

Пока Чжань Чжао провожал взглядом юную парочку, в сердце его воцарились тепло и радость. «Если бы все люди в этом мире жили в таком согласии и счастье, как они, — подумал он про себя, — без забот и печалей, как было бы прекрасно».

Из глубокой задумчивости его вывело покашливание рядом.

— Чжань Чжао, хватит таращиться, не то глаза выпадут.

Невольно улыбнувшись, он обернулся — Дуаньму Цуй обеими руками почтительно протягивала ему чашку с чаем. Лицо её сохраняло торжественный вид, но глаза сверкали озорством.

— Ты ведь ужасно устал, Чжао-гэ, выпей...

Не договорив слово «чаю», она согнулась от смеха, опрокинув чашку и облив нижний край одежды Чжань Чжао.

Он прекрасно понимал, что она услышала разговор Хэ Саньгуя с его подругой, и решила поддразнить его, так что только с усмешкой покачал головой. Видя, что время идёт, а Дуаньму Цуй никак не перестаёт хохотать, он вздохнул.

— Барышня Дуаньму, хватит смеяться, а то разогнуться не сможешь.

От этих слов смех её и правда поутих. Едва подняв голову, она увидела, как Чжань Чжао качает головой.

— Барышня Дуаньму, ты точно печь топила, а не забиралась внутрь?

Ахнув, Дуаньму Цуй торопливо вытерла лицо тыльной стороной руки.

— Как же так, — заволновалась она, — понятно теперь, почему они надо мной смеялись... Ещё осталось?

На самом деле щеки Дуаньму Цуй лишь слегка испачкались золой, не так и заметно, но, потерев лицо, она размазала её так, будто кто-то черкнул по нему разведённой тушью и, как назло, оставил большое пятно прямо на кончике её носа. В сочетании с её взволнованным и серьёзным видом смотрелось ужасно забавно.

— Почти нет, чуть-чуть осталось, — сдерживая смех, ответил Чжань Чжао и поднял руку, чтобы стереть золу.

На полпути его вдруг посетила мысль: в этикете есть запреты, между мужчинами и женщинами есть различия, и так действовать не подобает. Снова встретив Дуаньму Цуй после долгой разлуки, он не сдержал чувств и немного преступил границы дозволенного, но это ещё было приемлемо — и даже так он потом думал про себя, что поступил невоспитанно. В таком случае, разве не будет опрометчиво вести себя подобным образом сейчас, прямо на улице?

Множество мыслей пронеслось в его голове в мгновение ока.

Когда он сказал, что у неё на лице ещё осталась грязь, Дуаньму Цуй хотела вытереть её, но он протянул руку, и она, естественно, опустила свою.

— Чжань Чжао? — удивилась она, видя, что он замер на полпути.

Опомнившись, он опустил голову с лёгкой улыбкой и мягко произнёс:

— Не шевелись.

С этими словами он натянул рукав, закрывая кисть руки, и осторожно стёр золу с лица Дуаньму Цуй.

Среди женщин всего мира, не говоря уже о бессмертных девах, едва ли найдётся та, которая не заботится о своей красоте — Дуаньму Цуй и правда стояла неподвижно, на редкость послушная, только глаза так и бегали, не замирая ни на миг.

Когда она посмотрела за спину Чжань Чжао, на лице её расцвела улыбка.

— С возвращением, господин Гунсунь.

Обернувшись, Чжань Чжао в самом деле увидел выходящего из-за поворота учёного — после обеда тот обегал окрестные дома, осматривая больных, и наверняка утомился.

И действительно, когда Гунсунь Цэ приблизился, стало видно, что выглядит он подавленно.

Сердце Чжань Чжао сжалось.

— Осмотр больных не дал результатов, господин Гунсунь?

— Пока даже не понимаю, с какого конца подступиться, — кивнув, ответил тот охрипшим голосом. — Выписал несколько рецептов от обычного поветрия, но не знаю, будет ли от них толк. — Затем, вдруг подумав о чём-то, он обратил полный надежды взгляд на Дуаньму Цуй. — Барышня Дуаньму, ты ведь бессмертная из высшего мира, может, есть какой-то чудодейственный эликсир или пилюля, благовещий дождь сладкой росы...

Ещё прежде, чем он договорил, та покачала головой.

— Это только легенды, что ходят в народе... О болезнях из мешка бога поветрий мне и самой мало что известно.

Не в силах скрыть разочарования, Гунсунь Цэ натянуто улыбнулся.

— Я так и думал, будь у тебя способ излечить болезнь, не стала бы ждать до сих пор... — Поразмыслив, он повернулся к Чжань Чжао. — По пути мне пришло в голову ещё несколько рецептов, дело не терпит отлагательств, я отберу нужные травы и сегодня же ночью приготовлю лекарства.

Гвардеец уже понял его невысказанную просьбу и кивнул.

— Составьте список нужных трав, и я пробегусь по аптекарским лавкам и куплю их.

Приняв решение, они не стали медлить и вошли в терем Собрания гостей. Отыскали кисть и тушь, и Гунсунь Цэ записал все требуемые лекарственные травы. Вскоре список был готов, но тушь ещё не высохла, так что Дуаньму Цуй забрала у него листок и осторожно подула на него. Весь день проведя в хлопотах, учёный так и не нашёл времени побеседовать с ней, и теперь чувствовал себя несколько неловко.

— Барышня Дуаньму, в Сюаньпине сейчас неспокойно, боюсь, в ближайшее время не удастся отпраздновать твоё возвращение должным образом. Вот через несколько дней...

— К чему праздновать, — не поднимая головы, возразила та, — бабочки-вестницы скоро вернутся с новостями, и сегодня ночью я уйду.

У Гунсунь Цэ дрогнуло сердце — он предполагал что угодно, но не ожидал такого ответа и на какое-то время застыл на месте, лишившись дара речи.

— Не... останешься ещё на день? — наконец прошептал Чжань Чжао.

— Хочу поскорее найти бога поветрий, — покачала головой Дуаньму Цуй, — нельзя, чтобы он и дальше распространял заразу. Если задержусь, кто знает, сколько ещё невинных людей пострадает. — С этими словами она передала ему листок со списком трав.

Бог поветрий, сбитый с пути истинного Вэньгу Вэйюем, бесчинствовал и распространял заразу в мире людей — настоящий позор для бессмертных, и туманными словами Дуаньму Цуй пыталась хоть как-то прикрыть его.

Чжань Чжао взял лист бумаги и медленно сложил его.

— Тоже верно, — согласился он после долгого молчания, снова помедлил, не зная, что и сказать, и слегка улыбнулся. — Пойду за травами.

Гунсунь Цэ хотел было остановить его, но видя с каким подавленным видом тот уходит, опустил протянутую руку.

Когда гвардеец ушёл уже далеко, он тяжело вздохнул.

— Барышня Дуаньму, твоё возвращение не лучше, чем если бы ты... совсем не вернулась.

Дуаньму Цуй рассеянно смотрела вслед Чжань Чжао и пропустила слова учёного мимо ушей. Опустив голову, она задумалась и нахмурила брови.

— Господин Гунсунь, мне кажется, что Чжань Чжао не такой, как прежде, но не могу сказать, в чём именно... Что произошло в управе Кайфэна за несколько дней моего отсутствия?

— Какие «несколько дней»? — едва не подскочил от неожиданности Гунсунь Цэ. — Ты разве не знаешь, на сколько пропала?

— Если не считать время, проведённое в Цзиньяне, в Инчжоу я пробыла всего дней десять.

Гунсунь Цэ испытал такое потрясение, что долго таращился на неё, прежде чем успокоиться.

— И чем же ты занималась эти дни в Инчжоу?

— Да ничем особенным. — На лице Дуаньму Цуй отразилась досада. — Сначала до бесконечности спорила со старейшинами, они все настаивали, что я совершила проступок, я же считаю, что всё сделала правильно. Что же, тогда я должна была стоять в стороне, увидев как безвинно погиб Лян Вэньци? Но в итоге они всё равно решили, что я преступила заповеди, и отправили меня в заточение в обитель Цзиньлуань, ну а я со злости и отправилась туда. К счастью, меня пришёл проведать старший брат, после его визита меня не посмели снова запирать и отпустили через несколько дней. Вскоре в Инчжоу проникла демоница и убила бессмертную, и старейшина поспешно велел мне вернуться в мир людей... В общем, ничем не занималась, попусту потратила время, ничего интересного.

От этих слов на сердце Гунсунь Цэ легла печаль, и в то же время его охватило ощущение нелепости происходящего.

— Барышня Дуаньму, — удручённо проговорил он, — не знаю, как считают дни в Инчжоу... Но помню, что ты отправилась в Цзиньян усмирять демонов ещё в позапрошлом году.

— В позапрошлом? — недоверчиво переспросила девушка, немало изумившись.

Подумав хорошенько, она постепенно переменилась в лице.

— Точно, — пробормотала она, — в царстве небесном дни текут исключительно медленно, Магу(1) ведь рассказывала мне, что как-то долго не ступала в мир смертных, и безбрежное море обернулось тутовыми рощами... Я даже не подумала... Оказывается, прошло столько времени... — Когда она наконец подняла голову, глаза её затуманились. — Господин Гунсунь, мы и правда... давно не виделись.

— Говоришь, давно не виделись, — печально вздохнул учёный, — но ведь на самом деле не понимаешь, насколько давно. Ты сказала, что попусту потратила время... Но для управы Кайфэна это были тяжелые времена. В особенности для гвардейца Чжаня — он же думал, что стал причиной твоей гибели, винил себя и предавался самобичеванию, простому человеку с таким не справиться.

От потрясения Дуаньму Цуй лишилась дара речи, не в силах привести в порядок спутавшиеся мысли.

— Почему он решил, что виноват в моей смерти? — удивилась она. — Разве я не в добром здравии?

Поскольку она совершенно ничего не знала о том, что случилось за прошедший год, Гунсунь Цэ поведал ей о ключевых событиях — как Вэньгу Вэйюй возглавил Сихуалю и ополчил его против управы Кайфэна, как кошка-оборотень, угрожая жизнью Хунлуань, вынудила Чжань Чжао отдать карту Инчжоу, и как в Сихуалю устроили похороны Дуаньму Цуй.

— Когда распространились слухи о твоей смерти, гвардеец Чжань ужасно корил себя и стал совсем молчаливым... — со вздохом завершил он свой рассказ. — Теперь ты вернулась, и хотя он ничего не говорит, но я вижу, что в глубине души он... правда... очень счастлив.

От его прямоты глаза Дуаньму Цуй наполнились слезами. При мысли, что Чжань Чжао, с его привычкой держать чувства при себе, испытывал душевные муки, но заставлял себя держаться как ни в чём ни бывало, ей тут же стало за него больно. Она злилась на себя, что не была рядом, чтобы утешить его — но позабыла, что будь она рядом, откуда бы взяться ложным слухам о её гибели?

— Господин Гунсунь, если я смогу сделать хоть что-то, чтобы сделать его счастливым... — наконец заговорила она. — Я даже умереть готова.

Дамы и господа, вполне естественно, что барышня Дуаньму от переизбытка чувств говорила совершенно искренне, не задумываясь. Но ни в коем случае не принимайте её слова за чистую монету — если её и правда отправить на смерть, она тут же найдёт способ выкрутиться.

«Зачем такие суровые меры? — подумал про себя Гунсунь Цэ. — Просто задержись на пару дней, и он будет счастлив».

Вот только пока бог поветрий разгуливает на свободе и распространяет болезни, губя людей без числа, и малейшее промедление грозит ещё большими жертвами — к месту ли такие слова?

С тяжёлым вздохом он оставил эту мысль, как вдруг увидел, что глаза Дуаньму Цуй загорелись.

— Придумала! Господин Гунсунь, ждите здесь, я сейчас вернусь.

Недоумение на лице учёного сменилось потрясением — прямо на его глазах Дуаньму Цуй по макушку провалилась под землю...

Первая реакция (восхищённо): Это же легендарное умение ходить под землёй?

Вторая реакция (сокрушённо): О небо, она ушла под землю!

Гунсунь Цэ невольно посетовал, что нельзя стукнуть со всей силы по тому месту, где скрылась Дуаньму Цуй, чтобы выбить её оттуда. «Я столько тебе рассказал, — досадовал он, — а ты всё равно сбежала!»

Как известно, если крыша протекает, дождь будет идти всю ночь — именно в этот момент снаружи послышались голоса Хэ Саньгуя и Чжань Чжао.

Гунсунь Цэ окаменел.

Чжань Чжао уже вернулся, но как же ему сказать?

Едва он вошёл, взгляд его скользнул вокруг, постепенно угасая.

— Ясно, — ровным голосом произнёс он.

«Что тебе ясно?» На лбу Гунсунь Цэ мгновенно выступила испарина.

— Она сказала, что скоро вернётся, — в отчаянии объяснил он.

— Ясно.

— Она правда сказала, что вернётся.

— Ясно.

В этот миг Гунсунь Цэ «ясно» ощутил на себе, что значит «плакать хочется, но слёзы не идут» и «бить себя в грудь и топать ногами от горя».

Затем Чжань Чжао погрузился в необычайное молчание, за ужином почти не ел, словно его тяготила тревога.

— Она правда сказала, что скоро вернётся, — повторил учёный, не находя себе места от волнения.

— Господин Гунсунь, за едой не разговаривают.

У Гунсунь Цэ язык отнялся — эти же слова он произнёс, когда четверо капитанов галдели за обедом, так что Чжан Лун подавился едой, и никак не ожидал, что Чжань Чжао вернёт их ему.

Наткнувшись на непробиваемую стену, учёный в крайнем возмущении принялся за еду, свирепо захватывая палочками и с невероятной скоростью закидывая куски в рот, так что и Чжань Чжао было за ним не угнаться.

После захода солнца Гунсунь Цэ пробовал разные рецепты, украдкой поглядывая на гвардейца, но тот с каменным лицом неподвижно стоял у окна, обнимая меч и устремив взгляд куда-то далеко.

От вновь нахлынувшего сочувствия он совсем позабыл, как его заткнули за ужином, и затянул старую песню.

— Она правда сказала, что быстро вернётся.

— Господин Гунсунь, занимайтесь лекарствами.

Только учёный набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, как снаружи раздался истошный вопль хозяина Ли, который наводил порядок во дворе, а потом что-то тяжёлое рухнуло на землю.

— Простите, не хотела вас так напугать, — послышался затем виноватый голос Дуаньму Цуй.

Гунсунь Цэ почувствовал, как вся кровь ударила ему в голову, и резко подскочил — словно вмиг рассеялись облака и показалось солнце, словно с него сняли многолетнее несправедливое обвинение, он едва не пустился в пляс, заливаясь слезами.

— Я же говорил, что она скоро вернётся, — взволнованно повторил он.

— Господин Гунсунь, так ведь и я вам говорил, что ясно вас понял, — обернувшись, на редкость безмятежно сказал Чжань Чжао.

Когда он вышел за дверь, Дуаньму Цуй сокрушённо вздыхала, склонившись над лишившимся чувств хозяином Ли. Заслышав шаги, она подняла голову, расплылась в улыбке и бросила ему что-то.

— Чжань Чжао, это тебе.

Он без раздумий поймал холодный и твёрдый предмет, старинный, но с таким знакомым чеканным узором.

Взгляд его просветлел, губы дрогнули, словно в затаённой улыбке.

Давно не виделись, Цзюйцюэ.

Он со звоном вытащил меч из ножен. Клинок засверкал, словно вода, бросая блики на землю, сразу видно — оружие, не имеющее равных в мире, будто никогда и не был сломанным и не подлежащим восстановлению.

Барышня Дуаньму и правда искусная мастерица.

Рядом вздохнул Гунсунь Цэ и снова попытался уйти, чтобы позвать подчинённых хозяина Ли.

«Всего-то увидел, как она вышла из-под земли, — бурчал он про себя, — что тут такого уж страшного? Нужно шире смотреть на вещи...»

До ушей его доносилась беседа Чжань Чжао и Дуаньму Цуй.

— Управа Кайфэна совсем не изменилась.

— Да.

— У тебя в комнате хорошо прибрано.

— Да.

— Правда, пока я искала Цзюйцюэ, перевернула всё вверх дном.

Он не нашёлся с ответом.

— Ван Чжао как будто поправился...

— Да... Откуда ты знаешь?

— Когда уже забрала Цзюйцюэ, случайно заметила его у окна, мне показалось, что он потолстел, ну, я и посоветовала ему есть поменьше.

— А он... что сказал?

— Я торопилась обратно и не стала дожидаться ответа.

В сотне ли, в управе Кайфэна Ван Чжао застыл как деревянный петух, вытаращив глаза, зубы его стучали, ноги обмякли. Стоя перед Чжан Луном, Чжао Ху и Ма Ханем, он всё мямлил и никак не мог перейти к сути, обогнав в этом даже вдову Сян Линь(2).

— Я правда видел, — взахлёб рассказывал Ван Чжао. — Заметил, как какая-то воровка переворачивает всё вверх дном в комнате Чжань-дагэ, и хотел спрятаться за окном, чтобы атаковать из укрытия. Но тут она подняла голову и посмотрела на меня — и кого я увидел, как не нашу Дуаньму-цзе? Она даже улыбнулась мне и сказала «Ван Чжао, ты потолстел, ешь поменьше»... 

----------------------------------

(1) Магу — «конопляная дева», бессмертная дева, помогающая людям. Чудесными заклинаниями заставила отступить море и вернула людям значительную часть побережья в провинции Цзянсу, превратив его тут же в тутовый лес. По другой версии занималась приготовлением снадобья бессмертия. Живя на горе, Магу изготовила чудесное вино, отведав которого, её слепой отец прозрел.

(2) Вдова Сян Линь — героиня рассказа Лу Синя «Моление о счастье».