Кайфэн. Записки о необычайном

На следующий день погода не порадовала — было пасмурно и мрачно, дул пронизывающий ветер, солнце скрылось за плотными тучами, и слабые лучи, что пробивались сквозь них, совсем не грели. С улицы доносились редкие голоса. Когда задремавшая на столе Дуаньму Цуй проснулась, при виде домашней утвари вокруг не сразу вспомнила, где она.

В завершение прошлой ночи она отправила Лицзи в Преисподнюю.

Так распорядился старейшина...

«Убийство бессмертной — преступление, которого ничем не искупить. Пусть же она навеки останется в Девяти кругах Преисподней, рыдать изо дня в день, кричать от боли из ночи в ночь, простоволосая и истекающая кровью будет переживать все страдания снова и снова, без конца».

Возможно, самое мучительное в мире вовсе не смерть, а невозможность умереть. Прекрасно понимать, что не умрёшь, а поэтому страдания тела никогда не прекратятся. Последняя надежда на избавление уничтожена, и не настанет день, когда оно будет даровано, впереди лишь неизбежный, неизбывный кошмар.

Смерть для Лицзи была бы более милосердна.

Но очевидно, в глазах старейшины жизнь демоницы нельзя было сравнить с жизнью бессмертной девы. Совсем как в мире смертных — жизнь знатных господ ценится дороже жизней простонародья.

Полно, бежавшим с поля боя на пятьдесят шагов зазорно насмехаться над теми, кто убежал на сотню. Разве даже в священной обители бессмертные не делятся по положению и рангам? Бог богатства Цай-шэнь держится горделиво, бог поветрий Вэнь-шэнь робко прячется, Нефритовый император и Сиванму спокойно сидят во дворце, а мелкие божества сбиваются с ног, выполняя их поручения.

Дуаньму Цуй самоуничижительно улыбнулась.

За огромными бронзовыми вратами Преисподней бушующее пламя взвивалось ввысь, полыхало то тёмно-зелёным, то кроваво-красным, отбрасывало на стены жуткие мечущиеся тени. Здесь находилось самое глубокое место под землёй, но рыдания, хрипы и жалобный плач доносились откуда-то ещё ниже, медленно просачивались сквозь землю под ногами, тонкими струйками проникали в плоть сквозь одежду, впивались в кости, веками бормотали тебе в уши, и нельзя было от них ни избавиться, ни сбежать — навсегда они оставались с тобой.

— Таков мой конец? — пробормотала Лицзи, словно зачарованная шёпотами. В глазах её отражалось багровое пламя.

Она шагнула вперёд, невыразимо хрупкая и одинокая.

— Как твоё имя? — ни с того ни с сего окликнула её Дуаньму Цуй.

— Имя?

Лицзи остановилась, и впервые в жизни в её глазах застыла растерянность.

Как же её звали?

Став кошкой-оборотнем, она взяла имя Лицзи, и демоны падали перед ней ниц, называя матушкой-императрицей.

До того У Цзэтянь отняла у неё родную фамилию, и с тех пор в летописях её называли презренной из рода Сяо.

Ещё раньше она была добродетельной супругой Сяо-шуфэй. До сих пор в памяти тот прекрасный солнечный день, когда император Гао-цзун лично украсил её волосы пионом. Благоухающий нежный цветок придавил высоко взбитые локоны, и она подняла руку поправить его, вдруг натолкнувшись на скрытный взгляд урождённой У.

А ещё раньше она, Сяо-ланди, наложница наследника престола, бродила без дела среди цветочных клумб императорского гарема. Под взглядом наследного принца зарделись её белоснежные щёки, она слегка отодвинула от лица круглый веер, опустив ресницы и в застенчивости не смея выразить согласия.

Но что было в самом начале?

В глазах её встали слёзы, и она наконец вспомнила.

Тогда её ещё звали Сяо Ваньэр, и они вместе с подругой развлекались за высокой оградой особняка. Стояла поздняя весна, опавшие лепестки усыпали качели, а подняв голову, можно было увидеть квадрат неба, чистого и прозрачного, как вода.

— Интересно, за кого же выйдет наша Ваньэр, кто будет ей подходящим мужем? — проговорила подруга, восхищаясь её красотой и завидуя ей.

— Ни за кого не пойду, — высоко вздёрнула она голову, — если выйду замуж, то только за императора.

В честолюбии своём всем сердцем желала разделить ложе с сыном Неба, но не ведала, что в императорском дворце жизнь её окажется жемчужиной, подвешенной в глубоком море. Проиграв в борьбе за высочайшую благосклонность императрице У, она не нашла покоя и после смерти — поклялась стать демоном, дабы из поколения в поколение сжимать горло У Цзэтянь.

По иронии судьбы, она, как и желала, стала демоницей, однако не могла узнать, где нынешнее воплощение императрицы У.

Затем, сбитая с толку Вэньгу Вэйюем, вознамерилась стать бессмертной и вложила в это все силы, но разве могла предугадать, что, подняв голову, окажется в Преисподней?

Она сама навлекла на себя все беды, нечего винить других.

Не дай она в тот день смертельную клятву... Даже если не смогла бы переродиться в богатой и знатной семье, быть женой земледельца было бы тоже неплохо — найти супруга по душе, не расставаться с ним до самых седин, делить плохо заваренный чай и жидкую кашу, скромно носить терновые шпильки и холщовую юбку, воспитывать детей, играть с внуками...

Говорят, кто дважды родился человеком, будет им и в следующей жизни, но она лишилась даже этой последней надежды.

— Меня зовут Сяо Ваньэр, — прошептала она после долгого молчания.

Голос её прозвучал тихо, но решительно и непреклонно, совсем как в юности, когда она упрямо заявила: «Ни за кого не пойду, если выйду замуж, то только за императора».

Когда Дуаньму Цуй проснулась, в мыслях её на промелькнуло лицо Лицзи, спокойное и печальное.

— Да что это со мной? — встревожилась она, надавив пальцами на виски, озадаченная своими мыслями. — Демоницу вдруг пожалела.

Лучше, когда духи и демоны бессердечны и свирепы, тогда и убивать, и ловить их легче, но то, какой Лицзи была прошлой ночью...

Дуаньму Цуй снова опустила голову на стол, спрятав лицо в ладонях, и со стоном вздохнула. В следующий миг в голову ей пришла мысль, и она резко подскочила.

— Ну точно, с ума сошла. Целый город в беде, а я тут скорблю по демонице...

Взяв себя в руки, она поправила платье, ополоснула лицо студёной водой из чана, и наконец стряхнула с себя утомление и сонливость.

Приблизившись к двери, она выдохнула.

И правда, что можно сделать, выйдя из дома?

На поясе у бога поветрий висит только мешок с болезнями, у него никогда не было при себе лекарств от них. Но стоит ему вытащить чуму, в итоге трупами павших будет усеяно поле, не счесть неприкаянных душ. Чтобы справиться со стремительно распространяющейся болезнью, придётся потратить много сил, и только тогда угроза медленно отступит.

Вдобавок, неизвестно, с чем ещё столкнулась чума, покинув мешок бога поветрий — если с вредоносными испарениями, то усилится до крайности, с противодействием — постепенно сойдёт на нет. Поскольку она постоянно меняется, разве ей подвластно изменить её течение? Единственное решение — надеяться на удачливого лекаря, которому удастся случайно составить рецепт для излечения от неё.

Ещё нужно как можно скорее найти Вэньгу Вэйюя.

При мысли о нём Дуаньму Цуй едва сдерживала пламя гнева.

Хотя она пока что не понимала причины поступков Вэньгу Вэйюя, но если представится возможность, она собственноручно отправит этого мерзавца в Преисподнюю.

После долгих размышлений она наконец ступила за порог.

Сейчас лучше действовать, чем таиться. Чем сидеть в отдалённой хижине земледельца, лучше пройтись везде и присмотреться — может, появятся неожиданные зацепки.

***

В этот час внутри и снаружи терема Собрания гостей гул человеческих голосов напоминал бурление кипящего котла, крики разносились далеко за пределы нескольких улиц.

Гунсунь Цэ поднялся ещё до окончания пятой стражи(1). Как и договаривались вчера вечером, вскоре прибыл человек с первой партией дудника и полыни. Как только Гунсунь Цэ распределил их в нужной дозировке, в тереме Собрания гостей немедленно занялись изготовлением отвара. Вскоре лекарственные травы и дрова стали поступать беспрерывно, на кухне ещё не успели сварить снадобье, как кто-то установил очаг на свободном месте перед входом, кроме того, многие притащили из дома глиняные печки и затопили во внутреннем дворе. Люди приходили и уходили, со всех сторон клубился дым, в нос били запахи угля и лекарственных трав.

Когда немного рассвело, за ворота вынесли прямоугольный столик и расставили на нём кувшины с целебным отваром. Люди подходили по двое-трое с плошками или пиалами и возвращались со своей порцией. На улицах порой видели здоровяков с закрытыми платками лицами, с зычными криками тащивших носилки — и тогда все знали, что несут тяжелобольного в храм Чэнхуанмяо, что в восточной части города, и нужно срочно убраться с дороги.

Прохлопотав полдня, Гунсунь Цэ только нашёл время перевести дух, и хозяин Ли поспешил отвести его в сторонку выпить чаю. Он стянул пропитанный лекарствами платок и сделал несколько глотков, как кто-то потянул его за подол одежды. При виде маленькой девочки он поначалу растерялся, но потом вспомнил — это же Сяоцуй.

— Дядюшка, а куда пошёл старший братик? — спросила она, запрокинув голову.

Гунсунь Цэ с улыбкой погладил её по волосам.

— Он заботится о больных в храме Чэнхуанмяо. Подожди, скоро должен вернуться.

Сяоцуй надула губы и, не послушав Гунсунь Цэ, попыталась ручками проделать зазор в толпе, чтобы выйти наружу. Вот только была она маленькая да слабенькая, даже покраснела от натуги, протискиваясь меж людей. Посмеявшись, Гунсунь Цэ не стал нянчиться с ней, а снова повязал лицо платком.

Сяоцуй с трудом пролезла в щель у косяка ворот, но позабыла про ступени и шагнула мимо — к счастью, кто-то шёл навстречу и протянул руку, чтобы вовремя поймать её.

Подняв голову, она увидела девушку в белом одеянии.

Разумеется, то была Дуаньму Цуй.

Покинув дом земледельца, изначально она направилась к центру города, но по пути увидела людей с плошками и пиалами — расспросив, узнала, что в тереме Собрания гостей раздаёт лекарственный отвар врачеватель из Кайфэна, и подошла посмотреть из любопытства.

После того, как удержала девочку от падения, она мимоходом взяла со стола пиалу, поднесла к носу и, опознав обычный отвар от распространения заразы, поставила на место. Потом краем глаза заметила, что девочка зачарованно смотрит на неё и удивилась.

— Что такое?

Глазки Сяоцуй сделались совершенно круглыми от восхищения.

— Сестрёнка, ты такая красивая, — протяжно выдохнула она и тут же добавила: — Если украсишь волосы двумя цветками, нарядишься в платье с цветочным узором, расшитое цветочками из жемчужин, то будет ещё красивее... — С этими словами она с увлечённым видом изобразила всё это жестами.

Украсить волосы цветами, надеть платье с цветочным узором, да ещё и расшитое цветочками из жемчужин...

Ладно тебе, Сяоцуй, не выдумывай, барышня Дуаньму ведь не цветочная фея...

Не зная, плакать или смеяться, Дуаньму Цуй заглянула во двор.

— Странно, — пробормотала она, — отвар против заразы, но где же устроили всех тяжело больных?

— В храме Чэнхуанмяо, — не раздумывая, брякнула Сяоцуй.

— Чэнхуанмяо? Как к нему пройти?

— В ту сторону, — уверенно, ничуть не сомневаясь... наобум показала она.

Гунсунь Цэ посмотрел в их сторону по чистой случайности.

Он просто поднял голову и скользнул взглядом вокруг.

И увидел, как Сяоцуй разговаривает с барышней в белом.

С улыбкой он вновь опустил голову, возвращаясь к отбору трав.

Отобрав половину, Гунсунь Цэ вдруг опомнился: «Разве это не... барышня Дуаньму?»

Резко вскочив на ноги, он перевернул решето с травами, запнулся о стол, опрокинул табурет и помчался по битком набитому людьми двору с такой прытью, что все торопливо уступали ему дорогу. Когда он добрался до ворот, вконец запыхался, и сердце едва не выскакивало из груди.

Но там стояла одна Сяоцуй, глядя на него с широко раскрытым ртом.

— Дядюшка, а вы быстро бегаете, — удивилась она.

Не успел Гунсунь Цэ ответить, как девочка вдруг округлила глазёнки, нагнувшись, прошмыгнула у него под мышкой и с топотом побежала, радостно крича:

— Братик!

Когда он обернулся, Сяоцуй уже обхватила ноги Чжань Чжао и, задрав голову, о чём-то болтала. Он наклонился и что-то сказал, и девочка послушно разжала руки, но, улучив момент, всё же вцепилась мёртвой хваткой в край его одежды. Чжань Чжао только покачал головой, но ничего не мог с ней поделать.

Торопливо подойдя к ним, Гунсунь Цэ даже не справился у Чжань Чжао, как обстановка в храме Чэнхуанмяо, а первым делом обратился к девочке.

— Сяоцуй , как зовут сестрёнку, с которой ты только что разговаривала?

Услышав странные слова учёного, Чжань Чжао внутренне замер.

— Не знаю, — ответила Сяоцуй, — я с ней не знакома.

— А она не говорила, куда направилась?

— Кажется, говорила, да я позабыла, — поразмыслив, покачала головой девочка.

— Только ведь беседовали, а уже позабыла? — разволновался Гунсунь Цэ.

Сяоцуй робко спряталась за спиной Чжань Чжао, ротик её скривился, в голосе послышался плач.

— Я тогда думала о платье с цветочным узором и не обратила внимания, что она сказала...

Видя, что глаза девочки наполнились слезами, Чжань Чжао пожалел её.

— Господин Гунсунь, если нужно кого-то найти, давайте потихоньку разузнаем. Сяоцуй, возможно, и правда не помнит.

— Опять же, не уверен, она или нет, — словно не слыша его, пробормотал Гунсунь Цэ, — обознаться не должен был, но по логике это не может быть она, неужто глаза подвели...

Слова его только ещё больше озадачили и запутали Чжань Чжао. Учёный долго бормотал себе под нос, как вдруг что-то пришло ему в голову. Он подошёл к ближайшей печи, вытащил горящую хворостину, затоптал огонь и обожжённым до угля концом нарисовал на земле портрет всего несколькими штрихами.

— Посмотри-ка, — подняв голову, позвал он Сяоцуй, — она с тобой разговаривала?

Гунсунь Цэ просто боялся, что глаза помутились и обознался, потому и нарисовал портрет Дуаньму Цуй.

Сяоцуй вытянула шею посмотреть и, тут же позабыв о слезах, радостно захлопала в ладоши.

— Дядюшка, вы так здорово рисуете! Очень похоже получилось.

Невесть отчего подтверждение Сяоцуй, наоборот, заставило Гунсунь Цэ несколько усомниться в себе. Помедлив, он повернулся к Чжань Чжао.

— Гвардеец Чжань, кажется, я видел барышню Дуаньму, ты не хочешь... поискать её?

Тот долго не сводил глаз с портрета.

— Бывают похожие люди, — наконец прошептал он, — господин Гунсунь, вы, наверное, обознались.

Договорив, она слегка приподнял подол одежды и медленно взошёл по ступеням крыльца, оставив позади Сяоцуй и Гунсунь Цэ.

— Гвардеец Чжань, даже если я правда ошибся, можно ведь и поискать, — разволновался Гунсунь Цэ.

Чжань Чжао замер, но так и не обернулся.

— Ладно, — наконец сдался учёный, — я обознался. Пусть очень похожа, но наверняка не она.

Сяоцуй посмотрела на Чжань Чжао, на Гунсунь Цэ, не удержавшись, подбежала ко гвардейцу и подёргала его за край одежды.

— Братик, что с тобой?

После долгого молчания Чжань Чжао медленно опустился на одно колено и поставил девочку прямо перед собой.

— Сяоцуй, девушка, которую ты видела, правда похожа на ту, что нарисовал дядюшка Гунсунь? — тихо спросил он.

— Точь-в-точь, — закивала девочка и, подумав, мотнула головой. — Но сестрёнке нужно принарядиться. — Подумав ещё, она добавила: — Вот если бы она украсила волосы цветами и надела платье с узором из цветов...

— Куда она пошла? — перебил Чжань Чжао. — Отведёшь меня?

— Хорошо.

Только слово сорвалось у неё с языка, как её охватила растерянность. Сяоцуй озадаченно уставилась на перекрёсток: куда же всё-таки пошла прекрасная незнакомка?

Проводив взглядом Сяоцуй с Чжань Чжао, Гунсунь Цэ натянул рукав на ладонь и утёр со лба испарину. «Говорю, что она — не решаешься поверить, говорю, что не она — опять не хочешь верить, — подумал он. — Прав я или нет, всё равно ведь не успокоишься, пока не увидишь собственными глазами».

Девочка провела Чжань Чжао по нескольким улицам, и чем дальше они шли, тем больше отклонялись в сторону. В душе Чжань Чжао зародились сомнения, и он остановился.

— Сяоцуй, ты правда видела, что она пошла в эту сторону?

На глазах девочки выступили слёзы.

— Да, — изо всех сил закивала она.

Конечно, она не знала, куда направилась Дуаньму Цуй, но сначала не хотела разочаровать Чжань Чжао, а теперь испугалась, что он, обнаружив её ложь, перестанет обращать на неё внимание. Из упрямства девочка решила, ошибаться — так до конца, и упорно твердила, что Дуаньму Цуй пошла этой дорогой.

Раскрыв несчётное множество преступлений, разве мог Чжань Чжао не разгадать её обман? Сердце его наполнилось разочарованием и горечью, но всё же ему жаль было упрекать свою маленькую проводницу.

— Сяоцуй, давай вернёмся, — помедлив, ласково предложил он.

— Нет, сюда, она пошла сюда, — задыхалась девочка, яростно мотая головой.

Не успел Чжань Чжао раскрыть рот, как позади фыркнула девушка.

— Уважаемый друг, если хотите разузнать дорогу, спросите лучше кого-нибудь другого, не повторяйте мою ошибку. Эта девчонка указывает, куда попало, из-за неё я только понапрасну сделала крюк.

Чжань Чжао показалось, будто в голове у него прогремел взрыв, уничтожив все мысли. В ушах стоял гул, точно рядом кружил целый рой пчёл, но когда он захотел повернуть голову, обнаружил, что шея его задеревенела, и невозможно ей пошевелить.

Казалось, в это мгновение сердцебиение стало бесконечно замедляться, словно он с головой погрузился в воду, глядя сквозь рябь ласковых изумрудных вод в омытую ими высь. Между небом и землёй воцарилось спокойствие, как на заре мира, и лишь последние тёплые лучи солнца плясали на прозрачных волнах.

Сяоцуй, похоже, заметила, что с Чжань Чжао что-то не так, и в недоумении подняла голову.

— Братик, что с тобой? — обеспокоенно спросила она.

— Ты не его спрашивай, малявка, ты куда меня отправила, а? На взбучку нарываешься? — Приблизившись, Дуаньму Цуй нарочно сделала суровое лицо и наклонилась с видом, будто собирается дотронуться до лба девочки.

Испуганная Сяоцуй немедленно юркнула за спину Чжань Чжао, спрятав лицо в подоле его одежды, через мгновение робко высунулась, натолкнулась на делано сердитый взгляд Дуаньму Цуй и снова отпрянула.

Не выдержав, девушка прыснула со смеху, и только тогда подняла голову и посмотрела на Чжань Чжао.

Сердце её вдруг затрепетало.

Этого же человека она видела прошлой ночью — лицо закрыто платком, одет в точности так же, но глаза его светятся таким знакомым теплом и сердечной заботой... В мире не могло быть второго такого.

Если бы барышня Дуаньму снова не узнала его, то ей осталось бы только пойти и побиться лбом об южную стену.

Нет, южная стена обрушилась бы от её стыда.

Она хотела сказать ещё пару слов с каменным выражением лица, но её глаза и губы сами собой растянулись в улыбке.

— Чжань Чжао?

С этими словами она протянула руку, чтобы стянуть платок, скрывающий его лицо, но на полпути замерла.

— Сначала договоримся. Если нет, то тебе не повезло... я буду не я, если не устрою тебе взбучку.

Глаза Чжань Чжао слегка защипало.

— Не слишком ли ты жестока, барышня Дуаньму, — с негромким смехом сказал он.

Поджав губы, Дуаньму Цуй улыбнулась и снова собралась снять с него платок, но не смогла дотянуться. Вздохнув, уже обеими руками потянулась к узелку на затылку.

— Так туго завязал, — посетовала она, — и не боишься, что снять не сможешь...

Прежде, чем она закончила фразу, он притянул её к себе за талию и заключил в объятия.

— Чжань Чжао... — ошеломлённо проговорила она.

— Ещё немного, Дуаньму.

Девушка слегка растерялась, встреча после долгой разлуки и знакомый запах на миг спутали её мысли.

Объятия Чжань Чжао были тёплыми, полными успокаивающей силы. Однако она всё-таки уловила в них слабеющие скорбь и горечь.

Он... очень тосковал? «Что же произошло за те десять дней, — невольно задумалась Дуаньму Цуй, — что я провела в Инчжоу?»

Она безотчётно обняла Чжань Чжао в ответ, словно так могла передать ему немного утешения и силы духа.

Опустив голову, она нечаянно увидела стоящую рядом Сяоцуй. Глаза девочки округлились, а рот раскрылся так широко, что туда поместилось бы яблоко.

«Лучше... не смотри...»

Дуаньму Цуй очаровательно улыбнулась.

И картина перед Сяоцуй неожиданно переменилась.

Девочка увидела себя среди сотен цветов, с воткнутыми в волосы цветками, одетую в платье с цветочным узором, расшитое бесчисленными цветочками из круглых жемчужинок, и с букетом полевых цветов в руках...

«Ах, как красиво, — подумала Сяоцуй, — ничего прекраснее в мире нет...» 

---------------------------------

(1) Пятая стража — время с 3 до 5 часов утра.