Кайфэн. Записки о необычайном

Сяо Цинхуа вздрогнул всем телом и проснулся.

Час мыши давно миновал, вдалеке раздавался стук колотушки, знаменующий час быка, в мёртвой тишине ночи отчего-то опускаясь тяжестью на сердце.

В комнате слышалось ровное дыхание — рядом крепко спал Гунсунь Цэ. Сяо Цинхуа долго сидел в оцепенении, с горечью на душе, охваченный отчаянием и беспомощностью. Через некоторое время он вдруг подскочил с мыслью: «Во сне бессмертный рассказал мне, где карта Инчжоу, а я попусту сижу здесь? Да меня поколотить мало!»

Затем он и правда отвесил себе несколько суровых оплеух, нащупал в темноте одежду, с шорохом облачился в неё, снова глянул украдкой на спящего Гунсунь Цэ и остался доволен: «На этот раз я уйду тайком, а когда вы заметите, хе-хе, я уже попаду в Инчжоу».

Эта идея нравилась ему всё больше и больше. Осторожно обойдя Гунсунь Цэ, он слез с кровати, подобрав со стола меч, заткнул его за пояс и выбрался через приоткрытое окно. Оглядевшись по сторонам, убедился, что ничем не замечен, и, гордый собой, направился в переулок Цзиньхоусян.

Следуя указаниям из сна, он благополучно прошёл по улицам, и только в переулке Цзиньхоусян неожиданно перепугался, подумав про себя: «Да это же Сихуалю, что здесь делает карта Инчжоу? Неужели глава уже подчинил кошку-оборотня и отнял у неё карту? Не будет ли большой ошибкой, если я её украду?»

Поразмыслив об этом, он вдруг осознал всю серьёзность ситуации и, заложив ручки за спину, с озабоченным видом стал расхаживать перед воротами Сихуалю взад-вперёд, будто великий мыслитель, но сколько ни ходил, не мог придумать достойного довода.

«Нельзя же уйти с пустыми руками, — убедил он себя, — сперва зайду посмотрю, а там решу».

Надо сказать, преодолеть ограду Сихуалю было гораздо легче, чем стены управы Кайфэна, и, приложив некоторые усилия, Сяо Цинхуа успешно пробрался во двор. Его ножки только коснулись земли, и он даже не успел перевести дух, как раздался ужасный грохот. Подняв голову на звук, Сяо Цинхуа увидел мелькнувший в дверях человеческий силуэт.

Охваченный любопытством, Сяо Цинхуа крадучись добрался до дверей и, приподнявшись на цыпочки, заглянул через порог — боком к нему стоял, поджав тонкие губы, мужчина в белом нижнем одеянии, незаурядной внешности, с тонкими бровями и яркими, точно звёзды, глазами. На лице его всё заметнее проступал гнев — видимо, что-то его сильно разозлило.

Сяо Цинхуа осенило: «Да это же наверняка новый глава Сихуалю, Вэньгу Вэйюй! А он красивый. — Хорошенько подумав, он пришёл к выводу, что здесь нет ничего удивительного: — Моя хозяйка тоже красавица, разумеется, все бессмертные прекрасны».

Вообще-то пусть Вэньгу Вэйюй и выделялся внешностью, но и среди смертных были те, кто мог превзойти его красотой — далеко ходить не надо, вот, например, гвардеец Чжань из управы Кайфэна...

Когда Сяо Цинхуа судил людей и их поступки, не мог отделаться от преклонения перед бессмертными, и даже если простой человек и небожитель оказывались в чём-то равны, для него второй всё равно был выше. Каким бы уродливым ни был бессмертный, в глазах Сяо Цинхуа он всё равно выглядел возвышенным и отрешённым от мирской суеты, выбравшим особый путь. В том, что глубокой ночью очи Вэньгу Вэйюя сверкали звёздами, на самом деле не было ничего необычного. Когда Сяо Цинхуа кое-как успокоился, в глаза ему вдруг бросились висящие в воздухе над бессмертным три карты священных гор, и сердце его пропустило удар: «Так все карты здесь, бессмертные и правда обладают невероятными способностями. Знал бы раньше, не стал просить помощи у Чжань Чжао, а сразу обратился к главе Вэньгу — может, тогда уже добрался бы до Инчжоу».

Поэтому он хотел было войти внутрь и поприветствовать Вэньгу Вэйюя, да только ведь пришёл в спешке и даже не приготовил подарка — не по приличиям. К тому же, он перелез через стену, а не вручил визитный листок — тем более, никуда не годится. Поразмыслив и так, и этак, Сяо Цинхуа понял, что куда ни кинь — всюду клин, и, как ни крути, он оказался в тупике.

Пока Сяо Цинхуа безуспешно пытался разобраться в своих запутанных мыслях, Вэньгу Вэйюй в комнате всё больше терял терпение — глаза его горели нескрываемым безумием, руки сжались в кулаки так крепко, что хрустнули суставы и мертвенно побелели пальцы.

Послышался шум морских волн.

В нос Сяо Цинхуа вдруг ударил запах соли и сырой рыбы, он удивлённо поднял голову. Вэньгу Вэйюй низко зарычал и, резко выбросив руку вперёд, стал что-то искать в карте Инчжоу. Как ни странно, как только он коснулся карты, рука его немедленно ушла внутрь, как будто изображение было объемным.

Сяо Цинхуа потёр глаза, но не успел прийти в себя, как бессмертный вытащил кого-то из карты, схватив за загривок, и безжалостно швырнул на пол.

Когда земля слегка содрогнулась, Сяо Цинхуа едва не подскочил от страха: «Разве такое падение не будет смертельным?»

— Кто дозволил тебе отправиться на остров Инчжоу, злобная тварь? — в ярости спросил Вэньгу Вэйюй.

Послышался сдавленный стон — всё-таки бросили этого человека с огромной силой, и какое-то время он не мог и пошевелиться. Наконец он медленно поднял голову, лицо исказилось мучительной болью, но в глазах читалась насмешка.

Тут Сяо Цинхуа ясно разглядел лицо «злобной твари» и едва не вскрикнул — к счастью, успел зажать рот руками. Сердце его тревожно заколотилось: «Да это ведь кошка-оборотень!»

Пока он пребывал в ужасе и смятении, Вэньгу Вэйюй неожиданно остановился, не спеша склонился над Лицзи, принюхался и впился в неё взглядом.

— Чья кровь на тебе?

С таинственным выражением лица Лицзи вдруг оскалилась, обнажив острые клыки.

— На зубах моих всегда плоть и кровь, угадаешь, чья на сей раз?

— Ты ходила в обитель Цзиньлуань? — С непроницаемым видом спросил Вэньгу Вэйюй.

Услышав лёгкую дрожь в его голосе, демоница подняла голову, уловила в его взгляде мимолётный страх и почувствовала удовлетворение.

— Если хочешь о чём-то спросить — спрашивай. Или боишься? — злобно проговорила она.

Стиснув кулаки, он не проронил ни слова.

— Раз боишься, я тебе помогу, — улыбнулась Лицзи и с трудом поднялась на ноги. — Хочешь спросить, не столкнулась ли я с Дуаньму Цуй в обители Цзиньлуань, хочешь спросить, не мертва ли Дуаньму Цуй — потому что будь она жива, мне ни за что не удалось бы сбежать, ведь так?

— Мне незачем спрашивать, ты ей не противница.

Обворожительно улыбнувшись, Лицзи обернула ладонь рукавом и вытерла пот на лбу Вэньгу Вэйюя.

— Говоришь, что не волнуешься, а вон как вспотел, — ласково произнесла она, и посмотрела на него с лёгкой усмешкой. — Ты прав, я в самом деле ей не соперница... Бессмертные Инчжоу отстали от жизни, и хотя волшебная сила их велика, слишком уж они невнимательны, иначе не позволили бы мне напасть неожиданно...

Не дослушав, Вэньгу Вэйюй схватил её правое запястье, будто заключив в стальные тиски.

До сего момента его гнев не страшил Лицзи, теперь же она слегка заволновалась.

— Что, — выдавила она улыбку, — ты...

На полуслове она услышала, как хрустнула сломанная кость. Лицзи остолбенела, и только когда поняла, что это было её запястье, почувствовала, как резкая боль пронзила всё её тело. Покрывшись холодным потом, она едва смогла устоять на ногах и немедленно пришла в ярость.

— Вэньгу Вэйюй, умерла только Дуаньму Цуй, а не вся твоя семья... — гневно упрекнула она.

Продолжение застряло у неё в глотке, потому что той же рукой, что только что сломал ей запястье, он схватил её за горло.

Рука Вэньгу Вэйюя была не холодной, а даже тёплой, но Лицзи пробила дрожь, холод растекался от горла по всему телу, достигая кончиков пальцев.

Но и не это было холоднее всего, а взгляд Вэньгу Вэйюя, казалось, способный обратить в лёд.

— Если убью тебя, это не вернёт Дуаньму Цуй. — Его взгляд слегка затуманился, словно пронзив тело Лицзи и остановившись в бескрайней дали. — Но мне немного полегчает.

Он всё сильнее сжимал её горло, и демоница из последних сил вцепилась в его руку. Сознание постепенно ускользало, глаза постепенно вылезали из орбит, всё вокруг поплыло.

Казалось, ей снится сон, и она снова съёжилась в тесном кувшине, лишённая рук и ног, погружённая в вино, смешавшееся с хлещущей из обрубков кровью. Величественная и элегантная женщина в фениксовой короне презрительно посмотрела на неё, изогнув губы в победной улыбке, и указала на неё грациозным жестом.

— Отныне урождённая Сяо нарекается презренной фамилией Сяо(1)...

И эта жизнь закончится вот так?

Но пока ей не суждено было умереть, потому что в этот момент кто-то ворвался в комнату.

— Молодой господин Вэньгу, — в смятении проговорил Ю Сюнши, — что вы делаете? Я уже привёл господина Вэня, он ждёт за дверью...

Господин Вэнь?

Вэньгу Вэйюй постепенно пришёл в себя и привёл в порядок спутавшиеся мысли: вспомнил, что собирался сделать, вспомнил свои давно лелеемые замыслы.

Он отпустил Лицзи, больше не удостоив её и взглядом, но и настроения разбираться с «господином Вэнем», в растерянности озирающемся за дверями, у него не было.

— Отведи его отдохнуть, — равнодушно велел Вэньгу Вэйюй. — Дело обсудим завтра.

Когда он вышел наружу, в глазах вдруг потемнело. Пошатнувшись, он ухватился рукой за дверной косяк, что-то ударило его по ноге и быстро укатилось прочь.

Изначально Сяо Цинхуа лежал ничком за порогом и подслушивал, и чем дольше слушал, тем сильнее ему казалось, что что-то здесь не так, а когда Лицзи сказала «умерла только Дуаньму Цуй», в голове у него зазвенело, будто молния ударила прямо по макушке, расколов на части, словно «с башни в тысячу чжанов сорвался, посредине Янцзы канат оборвался(2)», в ушах зашумело, и он не помнил, что происходило дальше.

Он смутно почувствовал, как пришли двое человек, и один из них с криком ворвался в дом и что-то сказал людям внутри. В смятении Сяо Цинхуа позабыл, зачем пробрался в Сихуалю, и, пошатываясь, направился прочь, однако прошёл лишь несколько шагов, как кто-то пнул его, и он скатился по ступеням крыльца.

Наконец он крепко приложился о землю, но не почувствовал боли, только исходящий от неё леденящий холод. Морозный воздух накатывал на него волнами, он тихо лежал некоторое время, прежде чем вдруг осознал: «Моей хозяйки больше нет».

Пока он не думал об этом, было сносно, но теперь слёзы полились без остановки, сердце охватило горечью. Дрожа, как листок на осеннем ветру, он зарылся лицом поглубже в землю и замер так, задыхаясь от рыданий.

Обычно он плакал так, что гром гремел, да моросило мелко, желая, чтобы его вой все соседи слышали, но теперь, страдая по-настоящему, не издавал ни звука, дыхание будто застряло в горле — ни туда ни сюда, и казалось, он так и умрёт, захлебнувшись слезами.

***

Едва забрезжил рассвет, Гунсунь Цэ, вздрогнув, проснулся и повернул голову, но Сяо Цинхуа на подушке не увидел и удивился про себя: «Куда же он опять убежал?»

Когда он огляделся вокруг, у него мороз по коже пробежал, и всю сонливость как рукой сняло. Торопливо одевшись, он отправился на поиски.

Но уже в переднем дворе он увидел, как Чжан Лун и Чжао Ху нетерпеливо тащат за собой приказного. Увидев Гунсунь Цэ, они тут же остановили его.

— Господин Гунсунь, Чжань-дагэ не у себя?

— Гвардеец Чжань сопровождает господина судью во дворец на доклад к императору, однако они уже должны были вернуться, — удивляясь про себя, ответил Гунсунь Цэ. — Зачем он вам?

— Кто решится сказать ему, что случилось? — притопнул ногой Чжао Ху и пихнул приказного. — Расскажи господину, что ты видел в переулке Цзиньхоусян.

— Цзиньхоусян? — в изумлении переспросил учёный. — Там ведь находится Сихуалю?

— Так точно, — ответил приказный. — Сегодня я по службе патрулировал улицу Цжуцюэ, а вернувшись, встретил капитанов Чжао и Чжана...

— Да кто тебя про патрулирование спрашивал? — торопил Чжан Лун. — Давай к важному, что ты видел в переулке Цзиньхоусян?

— Ничтожный в-видел... — От упрёков приказный начал заикаться. — Как там проводили п-похороны...

Гунсунь Цэ впал в ещё большее недоумение.

— Похороны? Какие похороны? Почему похороны?

— Вот и я т-так подумал, но спросить не осмелился, подчинённые Сихуалю что демоны во плоти, капитан Чжан велел избегать их, если увижу...

Теперь заволновался Чжао Ху, досадуя, что нельзя отвесить приказному щелбана.

— У тебя голова на плечах есть вообще? Неважно, что Чжан Лун тебе говорил, просто расскажи господину, что ты слышал.

— Ничтожный слышал, как они говорили, — послушно поведал он после окрика Чжао Ху, — что хоронят прежнюю главу.

— Прежнюю главу? — обомлел Гунсунь Цэ. — Разве это не Дуаньму Цуй? Но барышня Дуаньму жива-здорова на острове Инчжоу, с чего они решили её хоронить?

Видя, что учёный всё ещё не осознал, Чжан Лун поспешно вмешался.

— Она и правда была жива-здорова на острове Инчжоу, но кто знает, какие вероломные демоны могли туда проникнуть? Господин Гунсунь, вы же не забыли, что девять дней назад управа Кайфэна утратила карту Инчжоу.

— Верно, — непонимающе согласился Гунсунь Цэ, — кошка-оборотень потребовала её в обмен на жизнь барышни Хунлуань, и гвардейцу Чжаню пришлось...

Он вдруг остановился на полуслове, и Чжан Лун увидел, как постепенно меняется выражение его лица.

— Вы наконец поняли? — вздохнул капитан. — Мы с Чжао Ху тоже об этом подумали, вот и поспешили посоветоваться с вами. — Он махнул рукой, отпуская приказного.

— Хотите сказать, — помедлив, заговорил Гунсунь Цэ, — что демоница завладела картой Инчжоу, чтобы отправиться туда и навредить... барышне Дуаньму? — Собственное предположение показалось ему немыслимым, и он даже не дал остальным вставить слова. — Невозможно. Барышня Дуаньму поймала бессчётное множество демонов, разве могла она пасть от руки кошки-оборотня?

Чжан Лун с Чжао Ху переглянулись.

— Будь это честный и открытый бой, бояться нечего, — промямлил Чжао Ху, — но демоница вероломна и жестока, боюсь, она пустила в ход грязные трюки...

— К чему ей враждовать с барышней Дуаньму? — недоверчиво покачал головой Гунсунь Цэ. — Нарочно отнять карту Инчжоу, чтобы убить её? Концы с концами не сходятся.

Видя, что Чжао Ху запинается, а взгляд Гунсунь Цэ полон сомнений, Чжан Лун ещё больше разозлился и разволновался.

— Да какая разница, с кем враждовала демоница! — вскричал он. — Вы лучше скажите, почему без всякой причины Сихуалю устроили похороны нашей Дуаньму-цзе?!

Одно слово пробуждает от спячки.

Вздрогнув всем телом Гунсунь Цэ судорожно вздохнул: «А ведь правда, почему Сихуалю хоронят Дуаньму Цуй?»

На некоторое время все трое умолкли, и, пока они медлили, за спинами вдруг раздался голос:

— Кому, говорите, Сихуалю устроили похороны?

Чжан Лун от испуга застыл на месте как вкопанный, а затем с натянутой улыбкой медленно повернулся к Чжань Чжао.

— Ч-чжань-дагэ, ты что сегодня так рано? — запинаясь, спросил он. — Утренняя аудиенция уже закончилась?

— Она всегда заканчивается в это время. Так кого хоронят?

Чжан Лун умоляюще посмотрел на Чжао Ху и Гунсунь Цэ, но первый, кашлянув, опустил голову и принялся изучать носки своих сапог, а второй притворился, будто невозмутимо наблюдает, как поднимается выше и выше золотой ворон(3), одновременно напрягая извилины, чтобы в любой момент отвести подозрения какой-нибудь «Одой солнцу».

— Я имею в виду... — с трудом подбирал слова Чжан Лун. — Не знаю, кого хоронят Сихуалю, должно быть, у этого Вэньгу Вэйюя волшебная сила слабовата, ведь будь здесь наша Дуаньму-цзе, разве какая-то злобная тварь погубила бы кого-то из них...

— Правда? — Чжань Чжао посмотрел на Чжао Ху.

— П... правда, — нервно откликнулся тот.

— Господин Гунсунь? — всё ещё сомневался Чжань Чжао.

— Им никогда не нравилось поведение Вэньгу Вэйюя, вот и болтают, — взяв себя в руки, ответил Гунсунь Цэ. — Гвардеец Чжань, ты ведь ещё не завтракал, на кухне уже должно быть всё готово, давай я их потороплю...

Изучающий взгляд Чжань Чжао задержался на лице учёного. Почувствовав, как горят щёки, тот с большим трудом сохранил невозмутимость.

— Ладно, если вас не затруднит, — бледно улыбнулся Чжань Чжао, развернулся и ушёл.

Спустя долгое время Чжан Лун выдохнул, Гунсунь Цэ тоже перевёл дух.

Только Чжао Ху растерянно почесал голову.

— Чжань-дагэ ведь сказал «ладно», значит, должен был зайти в управу? Почему же он вышел?

Гунсунь Цэ раскрыл рот.

— Скорей... Скорей за ним! — вдруг завопил он. — Он... отправился в Сихуалю.

***

Старые фонари в переулке Цзиньхоусян уже убрали, и издалека было видно, что на их месте висят белые с ритуальными надписями.

Вэньгу Вэйюй в накинутой на плечи белой шубе на лисьем меху стоял под вывеской Сихуалю, а рядом двое подчинённых, поддерживая стремянку, давали указания товарищу наверху, который убирал красный фонарь.

— Левее, да, сними с крючка, ага, теперь немного наклони...

У крыльца стояли четверо мастеров бамбуковых изделий, по двое держа два огромных белых фонаря. Дрожа на ледяном ветру, они притопывали ногами, чтобы согреться, как вдруг услышали позади шаги, а обернувшись, узнали гвардейца Чжаня из управы Кайфэна, и торопливо посторонились.

Чжань Чжао задержал взгляд на фонарях в руках мастеров, затем поднял голову к вывеске Сихуалю.

Тот, что стоял на стремянке, опустил голову, и при виде Чжань Чжао лицо его исказилось ненавистью, глаза зловеще сверкнули, он охнул и будто бы случайно выронил фонарь прямо на голову гвардейцу.

Оттолкнувшись носком сапога, Чжань Чжао легко подпрыгнул, поймал фонарь и осторожно опустил. Последователь одним прыжком соскочил со стремянки и со злобой накинулся на него:

— Чжань Чжао, ещё хватило наглости явиться?

Гвардеец оторопел.

— В Сихуалю горе, зачем срываешь гнев на чужих? — раздался недовольный голос Вэньгу Вэйюя. — Ты ещё здесь?

Последователь оцепенел, потом вдруг сплюнул, свирепо зыркнул на Чжань Чжао и стремительно прошагал во двор. Те двое, что стояли рядом, тоже криво усмехнулись, убрали стремянку.

— Заносите и следуйте за мной к счетоводу за серебром, — обратился к мастерам-фонарщикам один из них.

Когда они удалились, Вэньгу Вэйюй тяжело вздохнул и повернулся к Чжань Чжао.

— Будьте великодушны, господин Чжань, не спорьте с ними — пусть они и не застали главу Дуаньму, но всё же принадлежат Сихуалю и, конечно, скорбят.

— Ваши слова мне непонятны, глава Вэньгу, — покачал головой Чжань Чжао. — Прошу, объясните.

— Ничего удивительного, что вы не понимаете, — усмехнулся Вэньгу Вэйюй. — Как говорится, гроза может налететь неожиданно. Вообще-то, несложно предсказать, когда поднимется ветер и соберутся тучи, трудно предугадать, на какого безвинного человека обрушится гром. Кто мог подумать, что главу Дуаньму постигнет такое несчастье.

Похолодев всем телом, Чжань Чжао шевельнул губами, но не смог вымолвить ни слова.

— Правду сказать, на всё воля судьбы. Инчжоу на протяжении сотен и тысяч лет оставался священной землёй за морем, кто знал, что прошлой ночью нечистая сила доберётся туда, застигнув всех врасплох, и едва не посеет хаос.

Горестно вздохнув, Вэньгу Вэйюй краем глаза заметил, как мертвенно побледнел Чжань Чжао, и холодно усмехнулся про себя.

— Хотя кошку-оборотня удалось схватить, остров Инчжоу лишился одной из бессмертных, и Сихуалю постигло великое горе. На допросе мы выяснили, что демоница сумела подняться на священную гору с помощью карты Инчжоу. Безусловно, бессмертные в прошлом не продумали решение тщательно, оставив карты священных гор, и коварная злобная тварь воспользовалась возможностью...

— Что с Дуаньму Цуй?

Перебитый на полуслове Вэньгу Вэйюй не мог сдержать гнева.

— Странно, что вы спрашиваете, господин Чжань, — холодно улыбнулся он. — Разве не видите, что все в Сихуалю в трауре?

— Дуаньму Цуй — бессмертная Инчжоу, как она могла пасть от руки демоницы? — вскинул голову Чжань Чжао.

— Так вот что неясно господину Чжаню. — Выражение лица Вэньгу Вэйюя очерствело. — Различия между божествами и чудищами такие же, как между добром и злом. Не все праведники — великие мастера, и среди последователей тёмных учений нередки выдающиеся люди. Глава Дуаньму обладала большой силой, но была весьма не осмотрительна — если не путаю, прежде она едва не погибла, уничтожая демонического комара. Кошка-оборотень очень сильна и коварна, кто мог предвидеть, что она тайно замыслила погубить главу Дуаньму?

Чжань Чжао застыл в оцепенении, чувствуя, как ясность его сознания неотвратимо испаряется, словно вода с поверхности. Его разум будто пронзили тысячи игл, глаза защипало, в ушах шумело так, что он явно не должен был ничего услышать, однако прекрасно расслышал следующие слова Вэньгу Вэйюя...

— Затем я узнал, что вы собственными руками передали карту Инчжоу кошке-оборотню. Без карты она бы никогда в жизни не смогла добраться до Инчжоу, и глава Дуаньму не погибла бы... Жизнь непредсказуема, и нельзя винить вас в случившемся. Но пусть вы и не убивали Божэня, он умер из-за вас, поэтому последователи Сихуалю неизбежно будут испытывать к вам ненависть. Чжань Чжао, как говорится, душа первого министра должна быть так широка, чтобы в ней можно было плавать на лодке — будьте снисходительны, проявите толику уважения ко мне и трагически погибшей главе Дуаньму, не спорьте с ними, хорошо?

Слова были произнесены с такой злобой, что кровь Чжань Чжао, и так уже бурлившая в венах, поднялась к самому горлу. Заставив себя сглотнуть, он почувствовал металлический привкус на языке, прижал руку к груди, развернулся и пошёл прочь.

Вэньгу Вэйюй с прошлой ночи был переполнен горем и яростью, только не знал, куда их излить, и теперь, встретив Чжань Чжао, выместил всю злость на нём. Видя, что у гвардейца словно душа отлетела, он почувствовал ни с чем не сравнимое удовольствие и, запрокинув голову, оглушительно расхохотался.

Услышав этот смех, Чжань Чжао пошатнулся, ноги вдруг подвели его. Спешившие ему навстречу Чжан Лун и Чжао Ху, оценив ситуацию, внутренне похолодели и поспешили поддержать друга слева и справа, прошептав:

— Чжань-дагэ, вернёмся в управу.

Отсмеявшись, Вэньгу Вэйюй вдруг задохнулся, медленно прикрыл глаза и долго стоял так, а затем с силой пнул брошенный на землю красный фонарь, так что тот отлетел подальше.

***

Покинув кабинет Бао Чжэна, Гунсунь Цэ увидел, как Чжан Лун выходит из комнаты Чжань Чжао с подносом, а Чжао Ху следом за ним прикрывает дверь.

Увидев его, Чжан Лун кивнул на дверь и поджал губы, покачал головой и молча отправился на кухню.

— Как гвардеец Чжань? — шёпотом спросил Гунсунь Цэ, подойдя к Чжао Ху.

— Что тут скажешь, — удручённо отозвался тот. — Не только Чжань-дагэ, мне и самому сегодня кусок в горло не лезет. Уж не знаю, что Вэньгу Вэйюй наговорил ему, но судя по состоянию Чжань-дагэ, похоже, случившееся с Дуаньму-цзе не враньё. Господин Гунсунь, по-вашему, Дуаньму-цзе правда могла...

Даже не договорив, он не смог сдержать дрожи.

Утром, услышав вести из уст приказного, они с Чжан Луном пусть и страшились подобного исхода в глубине души, но на самом деле не верили в его возможность, и лишь увидев Чжань Чжао с Вэньгу Вэйюем у ворот Сихуалю, почувствовали недоброе. А днём, узрев реакцию друга, почувствовали, будто сердце пронзило холодом — и без слов поняли, что слухи о гибели Дуаньму Цуй, скорее всего, правдивы.

Они с Гунсунь Цэ молчали друг напротив друга, вспоминая облик Дуаньму Цуй и чувствуя растерянность и невыносимую горечь.

— Господин Гунсунь, — снова заговорил Чжао Ху, уже едва не задыхаясь от сдерживаемых слёз, — как будет время, поговорите с Чжань-дагэ. Я пойду вниз.

Гунсунь Цэ вздохнул.

По правде сказать, в управе Кайфэна больше всех был дружен с Дуаньму Цуй, разумеется, Чжань Чжао. Когда он беседовал об этом с господином Бао, тот тоже вздохнул, что барышня Дуаньму и гвардеец Чжань были не разлей вода, и попросил Гунсунь Цэ подыскать слова утешения. Но сказать легко, а как его утешить?

С другой стороны, он и представить не мог, какие мысли сейчас одолевают Чжань Чжао, учитывая, что Дуаньму Цуй покинула Кайфэн уже больше года назад, и в прошлом году в Вэньшуе тот старец сказал, что она больше не вернётся в мир смертных...

Он прекрасно понимал, что подобная мысль неуместна, но всё равно не мог от неё отвязаться: если никогда больше не сможешь встретиться с человеком, велика ли разница, жив он или мёртв?

Но можно ли сказать такое Чжань Чжао?

После долгих колебаний он всё-таки толкнул дверь в комнату.

Чжань Чжао сидел за столом, сосредоточенно глядя на свечу. Оплывшего воска накапало уже целую горку, тщедушный огонёк трепетал, будто вот-вот погаснет.

Гунсунь Цэ постоял в дверях, нарочно откашлявшись погромче.

Чжань Чжао не пошевелился.

Испытывая неловкость, учёный задумался, но так и не нашёлся, что сказать, и, помедлив ещё немного, развернулся, собираясь уходить, как вдруг застыл на месте.

Это же...

У шкафа сбоку разве не Сяо Цинхуа стоит?

Когда он успел войти?

За день, что его не видели, Сяо Цинхуа стал выглядеть другим человеком... ох, нет, другой пиалой — грязный и потрёпанный с головы до ног, словно ползал по болоту, лицо вымазано чем-то чёрным, и только опухшие глаза жутко сверкают, яростно сверля взглядом Чжань Чжао.

— Сяо Цинхуа! — воскликнул Гунсунь Цэ. — Где ты был весь день? Ты знаешь...

Поразмыслив, он проглотил остаток предложения: судя по всему, уже знает.

Услышав имя Сяо Цинхуа, неподвижно сидевший Чжань Чжао вздрогнул всем телом и медленно обернулся.

Гунсунь Цэ вдруг заметил, что что-то тут не так — он никогда не видел такого ожесточения на лице Сяо Цинхуа и такой ненависти в его глазах.

— Господин Чжань, гвардеец Чжань, Храбрец с Юга, теперь-то ты доволен?

От столь жуткого тона у Гунсунь Цэ волосы встали дыбом.

Чжань Чжао промолчал, только с горечью скривил губы, и во взгляде мелькнула неприкрытая боль.

— Сяо Цинхуа, — поспешно вмешался учёный, — я понимаю твои страдания, но нельзя винить гвардейца Чжаня, тогда он поступил так ради спасения барышни Хунлуань...

— Одну спас, другую погубил — хорош же обмен у вас в управе Кайфэна!

Гунсунь Цэ хотел сказать ещё что-нибудь, но Чжань Чжао удержал его, покачав головой.

— Он злится, — прошептал гвардеец, — пусть ругается, если ему станет легче, то и мне тоже.

— «Если ему станет легче, то и мне тоже»? — странным голосом повторил Сяо Цинхуа. — Чжань Чжао, даже в такой ситуации, умрёшь, а будешь притворяться добреньким?

Чжань Чжао почувствовал лишь смертельную усталость.

— Я думал, лучше умру, чем снова ступлю за порог управы Кайфэна, но... — холодно усмехнувшись, сменил тему Сяо Цинхуа. — Хозяйка перед смертью просила передать тебе кое-что, хочешь услышать?

Остолбенев, Чжань Чжао даже не успел ответить, как тот продолжил:

— Хозяйка сказала, что в тростниковой хижине осталось ещё несколько...

Голос его становился всё тише и тише, и Чжань Чжао невольно наклонился ближе, как вдруг перед глазами его что-то сверкнуло, и раздался встревоженный возглас Гунсунь Цэ:

— Берегись!

Не успел он отшатнуться, как почувствовал укол в висок чем-то острым, как иголка, а подняв взгляд, увидел, что Сяо Цинхуа с озлобленным и свирепым выражением лица обеими ручками сжимает меч.

Коснувшись виска, он почувствовал каплю липкой влаги, посмотрел на пальцы — и правда кровь.

Гунсунь Цэ разволновался, но Чжань Чжао покачал головой.

— Да сколько у него силы? Пустяки.

Не обращая на него внимания, Гунсунь Цэ всё равно тщательно осмотрел рану, убедился, что это лишь тонкая царапина, а кровь выступила красного цвета — значит, яда нет, и только тогда успокоился. Взглянув на Сяо Цинхуа, он почувствовал лишь с трудом сдерживаемую ярость, негодование и горечь.

— Что значит «пустяки»? — с дрожью в голосе возмутился учёный. — Немного выше и ты бы лишился глаза.

Подумав об этом, он запоздало содрогнулся и трясущейся рукой указал на Сяо Цинхуа.

— Совсем голову потерял? Убийца — кошка-оборотень, при чём тут гвардеец Чжань?

— Плевать мне, кто убийца, — побагровев глазами, прошипел Сяо Цинхуа. — Без карты кошка-оборотень в жизни не добралась бы до Инчжоу, и тогда моя хозяйка была бы жива! Если демоница — убийца, то Чжань Чжао — её пособник и должен понести ответственность! Чжань Чжао, я тебя не пощажу, берегись и не попадайся на моём пути!

С этим предостережением он холодно фыркнул и удалился.

Такое поведение Сяо Цинхуа вызвало у Гунсунь Цэ возмущение и непонимание — жаль, что нельзя вскрыть ему череп и посмотреть, насколько велик его мозг, что чёрное выдаёт за белое, извращает истину и не различает правду ото лжи. Повернувшись к Чжань Чжао и видя его печальное лицо, он снова попытался утешить его.

— Не принимай его слова близко к сердцу, сам знаешь, вразумлять его без толку, он упёртый как осел и не способен свернуть с дороги. Сейчас ему гнев в голову ударил, лишив ясности сознания, как успокоится, сам всё поймёт...

Чжань Чжао молчал. Фитиль свечи догорел, огонёк мигнул несколько раз, и в комнате вдруг стало темно.

Вздохнув, Гунсунь Цэ вспомнил, что свечи должны быть в нижнем выдвижном ящике шкафа, и наклонился, чтобы достать их, как в темноте послышался тихий голос Чжань Чжао.

— Господин Гунсунь, я совершил ошибку?

Учёный застыл на месте.

— Весь день об этом думаю. Когда жизнь Хунлуань висела на волоске, разве смог бы я смотреть, как она умирает? Сколько бы ни размышлял, я понимаю, что, встань передо мной снова этот выбор, всё равно отдал бы карту. Но если бы в тот момент знал, что отдать карту — значит обречь Дуаньму на смерть, поступил бы я так же? Хунлуань ни в чём не повинна, я не мог пожертвовать её жизнью, чтобы защитить Дуаньму. Но если мои действия погубили Дуаньму, я всю жизнь буду мучиться чувством вины. Господин Гунсунь, как бы вы поступили на моём месте?

Как бы он поступил? Гунсунь Цэ оцепенел, размышляя. Чувства его смешались, и он почувствовал себя глупцом.

В этом мире нельзя заполучить и то, и другое, тут не обманешь ни Татхагату, ни чиновника.

-----------------------------------------------

(1) Сяо — 萧 (Полынь) и 枭 (Сова, также образно о плохом человеке, также «выставлять на шесте (голову казнённого)»).

(2) Цитата из «Продолжения жизнеописания Цзи-гуна».

(3) Золотой ворон — образно о солнце.