Глава 13. Ужасные перемены. Часть 2
— Нужны ароматические палочки без основы, самые лучшие, курильница для благовоний, лучше всего из яочжоуского фарфора, — утирая слёзы, захлёбывался словами Сяо Цинхуа. — Девять дней подряд возжигать благовония, и мне приснится сон, в котором бессмертные скажут, где карта Инчжоу...
Кивнув, Гунсунь Цэ торопливо записал всё на бумаге.
— Не волнуйся, я всё куплю, — мягко произнёс Чжань Чжао, сочувствуя пиале.
— Не хочу, чтобы ты покупал, кому ты сдался, плевать мне на твою щедрость, — едва не взревел Сяо Цинхуа, а потом скривился, и слёзы снова полились у него из глаз.
— Я схожу, я схожу, — видя, что дело плохо, вмешался Чжао Ху и поспешил забрать у Гунсунь Цэ список. — Не переживай.
— Нужно купить побольше, — всхлипывая, добавил Сяо Цинхуа.
— Непременно, — разве что не поклялся Чжао Ху. — Обязательно куплю так много, что хватит не только на девять дней, а даже на девятнадцать.
— Так почему ты ещё здесь?
— Иду, иду. — Чжао Ху сунул список за пазуху и торопливо выбежал из комнаты, чуть не споткнувшись о порог.
Чжань Чжао мысленно вздохнул — при виде воспалённых глаз Сяо Цинхуа его охватило чувство вины.
— Сяо Цинхуа, послушай...
— И слушать не желаю, от твоих слов только голова болит! — обхватив голову ручками, Сяо Цинхуа плюхнулся на стол и задрыгал ножками. — Катись отсюда подальше, и чем дальше тем лучше!
Чжань Чжао не ответил, но вмешался Гунсунь Цэ
— Я позабочусь о нём, а ты ступай, присмотри за барышней Хунлуань. Хоть она и спасена, но всё ещё очень слаба.
— Но...
— Что ещё за возражения? — притворился сердитым Гунсунь Цэ и потянул гвардейца из комнаты, а в дверях украдкой выразительно подмигнул, прошептав: — Сейчас он ужасно разозлился. Пусть малыш покапризничает, вскоре успокоится... Лучше пока отступи.
— Тогда полагаюсь на вас, — тихо ответил Чжань Чжао. — Если Сяо Цинхуа что-то понадобится, соглашайтесь на всё, а если вам окажется не по силам, зовите меня.
Не успел Гунсунь Цэ ответить, как взбешённая пиала принялась метать громы и молнии.
— Нечего лицемерить, только что всадил нож в спину, а теперь строишь из себя добренького!
Гунсунь Цэ торопливо вытолкал Чжань Чжао из комнаты, наконец убедив его уйти.
***
Девять дней спустя.
Тёмная ночь на новолуние.
Улица Чжуцюэ, переулок Цзиньхоусян, Сихуалю.
Близился час мыши, в Сихуалю царила тишина, длинный переулок Цзиньхоусян погрузился в безмолвие, все огни с обеих его сторон погасли. Лишь два красных фонаря у главных ворот Сихуалю ярко горели, издалека напоминая сверкающие багровые глаза.
Подчинённые Сихуалю уже отправились спать, и огромный двор окутывала кромешная тьма. Послышался едва различимый скрип — медленно приоткрылась дверь флигеля, кто-то высунулся наружу, огляделся по сторонам и, тихонько ступая, вышел наружу, а затем очень осторожно прикрыл за собой створку.
Затем тень торопливо пересекла внутренний двор, миновала круглые ворота, привычно свернула на запад и вскоре очутилась перед дверями кабинета. Снова оглядевшись вокруг, толкнула створку, быстро вошла и закрыла за собой двери.
В кабинете не горел свет, но это вовсе не мешало ей видеть.
Потому что одна из трёх парящих в воздухе карт излучала мягкое свечение.
Карта Инчжоу.
Шагнув вперёд, Лицзи дрожащей рукой дотронулась до лодочки на карте.
Коварные люди могут без проблем работать вместе, главный вопрос в том, доверяют ли они друг другу.
Очевидно, Лицзи ни капли не верила Вэньгу Вэйюю.
Ей нужен был эликсир бессмертия, и пусть методы её были жестокими, но намерения — совершенно ясными. Вэньгу Вэйюй же, напротив, держал всё в строжайшем секрете, говорил полуправду и никогда не отвечал на её вопросы, до сих пор так и не раскрыв своих истинных замыслов, что вызывало у неё некоторое беспокойство.
Иначе говоря, ей казалось, что Вэньгу Вэйюй, скорее всего, разрушит мост, перейдя реку, и убьёт осла, как только помол будет закончен. Она опасалась, что напрасно трудится, таская воду в бамбуковой корзине, и в итоге останется ни с чем.
Ещё больше она боялась, что не сможет уйти живой — Вэньгу Вэйюй, будучи бессмертным, из кожи вон лез, чтобы заполучить карты священных гор, неужели он ступил на путь зла и стал противником небожителей?
Да ладно, вот будет потеха! Даже ей, демонице, никогда не приходило в голову противостоять бессмертным.
Чем дольше она размышляла, тем сильнее её снедала тревога. Она решилась пойти наперекор и обхитрить Вэньгу Вэйюя — первой отправиться на остров Инчжоу и отыскать эликсир бессмертия, а там, если повезёт, сбежать в далёкие края и найти временное укрытие. Быть может, он и не станет её искать.
Какой ещё «феникс запел на горе Цишань»? Решил запугать её Дуаньму Цуй – тьфу, в списке божеств(1) такого имени никогда не было.
Сияние карты Инчжоу постепенно окутало тело Лицзи.
Она вдруг снова помедлила.
Кто знает, какова на самом деле дорога из мира смертных к острову Инчжоу? Что если ей встретится развилка, что если она не доберётся до Инчжоу, что если Вэньгу Вэйюй не солгал, и в обители Цзиньлуань она столкнётся с Дуаньму Цуй — разве идти туда не всё равно, что искать своей смерти?
Уверенность Лицзи несколько пошатнулась, она посмотрела на руку, которой коснулась лодочки на карте, и замешкалась, не следует ли ей отступить.
Неожиданно в ушах прогремел огромный колокол — час мыши настал!
Мягкое свечение стало ослепительным, вмиг застлав взор снежно-белым сиянием, тело, будто подхваченное ураганом, закружило так, что внутренности едва не вылетели.
Как только её разум вновь прояснился, она обнаружила себя в крохотной лодочке посреди необъятных морских просторов. Дул сильный ветер, шумно вздымались волны, то раскачивая лодочку, то подбрасывая в воздух, а затем снова повергая в бушующие воды. Ветер пронизывал до костей и свистел в ушах, безжалостно рвал с головы волосы, будто желая содрать скальп, прилипшая к телу одежда едва позволяла сделать вдох.
Сердце Лицзи чуть не выскочило из груди, она попыталась вцепиться в борт закоченевшими, дрожащими руками, как вдруг увидела что-то и замерла, не в силах отвести взгляд.
Во множестве ли впереди возвышалась величественная священная гора, вершиной пронзая облака, белоснежные, точно яшма, озарённые сиянием солнца и луны. Журавли держали в клювах чудесные лиловые грибы, а в воздухе кружились фениксы и парили драконы.
Священная гора становилась всё ближе, зачарованная Лицзи постепенно смогла разглядеть утёсы и скалы, густые леса, древние кипарисы, и глаза её ни с того ни с сего защипало.
Наконец-то она добралась... до Инчжоу.
***
Перед сном Чжань Чжао завернул к комнате Гунсунь Цэ, чтобы проверить, как там Сяо Цинхуа, но увидел, что учёный как раз выходит со свитком в руках.
— Уже лёг спать, — прошептал Гунсунь Цэ, предугадав вопрос. — Жёг благовония девять дней, сегодня должен увидеть сон. — Он со вздохом покачал головой. — Только чем это поможет? Карта Инчжоу в руках кошки-оборотня, а та слишком сильна. Гвардеец Чжань, ты правда собираешься отнять карту силой? Честно говоря, — задумчиво продолжил он, не дожидаясь ответа, — от этого Вэньгу Вэйюя никакого толку. Барышня Дуаньму разве позволила бы разгуливать нечистой силе? А в последние дни из последователей Сихуалю только барышня Хунлуань не жалела сил, бегая по всем делам. Чем же занят молодой господин Вэньгу?
Он задавал вопросы и сам же с удовольствием на них отвечал, Чжань Чжао с трудом удалось вставить слово.
— Как глава, Вэньгу Вэйюй, подобно полководцу, разрабатывает план сражения, сидя в палатке, планирует стратегию победы за тысячи ли, ему не обязательно лично принимать участие во всём.
Поразмыслив, Гунсунь Цэ согласился, что это разумно.
— Надеюсь, что так, однако справиться с демоницей нелегко, даже барышня Хунлуань едва не лишилась жизни... Подожди, пока Сяо Цинхуа не увидит во сне, где сейчас карта Инчжоу, и попроси помощи у Вэньгу Вэйюя, так будет больше шансов на успех.
— Я тоже так думаю...
Пока они разговаривали за дверью, Сяо Цинхуа не пропустил мимо ушей ни единого слова из их беседы. Холодно усмехнувшись, он отвернулся к стене.
«Даже если мне приснится, где находится карта Инчжоу, тебе, Чжань Чжао, я не скажу. Иначе, добуду я карту, и что с того? Кошка-оборотень станет шантажировать тебя жизнью какой-нибудь барышни Хун или барышни Люй, и ты ведь опять послушно отдашь карту? На ошибках учатся, и теперь я достану её своими силами».
***
Она поднималась в гору по извилистой тропинке. Сквозь клубы облаков проступили белые камни и пышная зелень, на полпути к вершине послышалась оживлённая беседа и смех. Лицзи с дрогнувшим сердцем пошла на голоса и, укрывшись за деревом, стала наблюдать.
В высоком павильоне за круглым столом сидели несколько мужчин в высоких шапках и просторных одеяниях, рядом стояли цветущие небожительницы, столик рядом ломился от невиданных доселе изысканных кушаний и свежих фруктов, от дурманящего благоухания которых текли слюнки.
Преисполнившись зависти, Лицзи прислушалась к разговору — и зависть её постепенно угасла, сменившись скукой и презрением. Ей казалось, что беседа этих людей не имела никакого смысла и вызывала сонливость.
О чём вообще они говорят?
Сначала обсуждали Лаоцзы, Мугуна и Гуан Чэнцзы, затем перешли к чжоускому Му-вану, яньскому Чжао-вану и Вэй Бояну, продолжили про Сяо Ши, Дунфан Шо и Чжан Даолина(2), будто перечисляя по несколько достигших бессмертия с древности до наших дней. Утомившись, заговорили о «Истинной карте пяти священных пиков», «Каноне рождения божественного духа» и «Истинном каноне возвышения духа Люцзя»(3). Потом от теории углубились в практику: обсудили, как хуайнаньский ван Лю Ань(4) изготовил эликсир бессмертия, что если человек обрёл дао, то его петухи и собаки тоже возносятся на небеса. Бесконечные многословные речи их время от времени выдавали превосходство бессмертных и показную горечь, что жизнь простых людей — будто ряска, которую не поймать рукой.
Будто во сне, Лицзи, казалось, вернулась во дворцовый сад Великой Тан, где золотой шёлк был украшен яшмой, где всё вокруг пышно цвело — разве бессмертные перед ней не походили на родовитую знать и высокопоставленных чиновников, разжиревших от безделья, разврата и пристрастия к вину? Те разлагольствовали так же велеречиво, имели столь же непомерные амбиции и ни на миг не сомневались в своей правоте.
Вэньгу Вэйюй правильно сказал — какие там небожители, в сравнении с обычными людьми, они всего лишь обладали бессмертием и большей волшебной силой.
Исполнившись презрения, Лицзи развернулась, нарочно наступив на ветку.
Сломанная ветка хрустнула довольно громко, но бессмертные в павильоне даже глазом не моргнули, не говоря уже о том, чтобы посмотреть в сторону звука.
Они слишком долго жили в благоденствии, свободные и ничем не связанные в священных краях Инчжоу, давно сложили оружие и отпустили лошадей на южные горы, утратив всякую бдительность.
Демоны могут существовать лишь в бренном мире, откуда им взяться в Инчжоу?
Холодно усмехнувшись, Лицзи приняла решение и направилась в обитель Цзиньлуань.
Прежде Вэньгу Вэйюй дал ей точные ориентиры местности Инчжоу и, главное, предупредил избегать обители Цзиньлуань.
Кто мог подумать, что вместо этого она пойдёт прямо туда.
Намерения не поспевали за переменами, обстоятельства сменялись, будто расклад в вэйци.
Обитель Цзиньлуань находилась в отдалении, на вершине священной горы, за скалами выше павильона, похожая на иллюзию и едва различимая в тумане.
Внутри она выглядела как обычное жилище и совсем не походила на даосские храмы мира смертных с высокими статуями Владыки Лао. Лицзи сначала удивилась, но, поразмыслив, посмеялась со своей глупости: на острове Инчжоу повсюду бессмертные, незачем ставить их статуи.
Она снова вспомнила слова Вэньгу Вэйюя, что эликсир бессмертия хранится под резным яшмовым столиком в обители Цзиньлуань. Поискав вокруг и ничего не найдя, она прошла по дорожке, ведущей во внутренний двор, и очутилась будто в ином мире. Благоухали весенние травы, звонко пели летние иволги, пышно цвели осенние хризантемы, дурманили ароматом зимние сливы — все времена года мира смертных встретились в этом месте без преград. Лицзи снова охватило завистью: как ни крути, а быть бессмертным куда лучше.
В задумчивости она быстро окинула взглядом двор и вдруг заметила человека. Вздрогнув всем телом, невольно бросилась обратно в обитель и прижала руки к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце и подкашиваются ноги. Когда наконец удалось успокоиться, она не удержалась и украдкой выглянула посмотреть.
Девушка, однако, будто ничего не заметила. Одетая в струящееся изумрудное платье, в руке она сжимала обмакнутый в киноварь кончик кисти, а другой конец прикусила зубами, словно раздумывая о чём-то. Затем взяла кисть в руку и взмахнула ей, легко рисуя в воздухе, а закончив картину, коснулась её — и вспорхнул, захлопав крыльями, толстый зелёный попугай. Увы, он оказался слишком тяжёлым и вскоре присел на ветку сливы, разразившись криками.
— Со скуки можно помереть в одиночестве под запретом покидать обитель Цзиньлуань, — вздохнула девушка, вскинула руки и спрятала в рукава.
Заклубились облака, засвистел ветер, и всё во дворе — цветы и травы, попугаи и певчие птицы — исчезло в небытие. Теперь стало видно, что никакого внутреннего двора здесь не было — там, где над высоким павильоном облака были гуще всего, лежала скрытая от взора глубочайшая бездна, а недалеко позади девушки, в облачной дымке стояла ещё одна башня — видимо, внутренний храм обители.
Только тогда Лицзи поняла, что всё увиденное эта девушка создала, чтобы развеять скуку, а когда та сказала про запрет покидать обитель, в голову тут же пришла мысль: уж не Дуаньму Цуй ли это?
Погрустив, девушка вдруг посмотрела в сторону переднего зала. У Лицзи зашумело в ушах при мысли, что её вот-вот обнаружат — кто же мог подумать, что бессмертная со вздохом снова опустит голову и примется с подавленным видом теребить облака и туманы.
Сердце Лицзи бешено колотилось: «Эликсир бессмертия явно во внутреннем зале обители Цзиньлуань, но здесь отбывает заточение Дуаньму Цуй, как же мне добраться до желаемого? Если не достану эликсир, разве путешествие не будет напрасным?»
Вновь незаметно взглянув на девушку, она подумала: «Вэньгу Вэйюй всё повторял, что Дуаньму Цуй из полководцев, но, судя по всему, сейчас ничем не отличается от уже виденных здесь бессмертных дев и вряд ли владеет особенно мощным волшебством. Если я ударю со всей силы, едва ли она устоит...»
Пока она колебалась, девушка отряхнула платье и направилась в передний зал. Говорят, люди быстро соображают. За десяток с небольшим шагов Лицзи перебрала в уме несметное множество идей и вдруг набралась дерзости: «Да она же, как те бессмертные, даже не представляет, что в Инчжоу ворвалась демоница, так что лучше я воспользуюсь преимуществом — легко уклониться от прямого удара, трудно уберечься от удара в спину, я внезапно нападу из засады и нанесу, насколько возможно, тяжёлый удар, и тогда она не сможет мне помешать».
Её правая рука постепенно увеличилась, целиком покрылась чёрной шерстью, стала прочной, как железо, а когти заострились, как стальные иглы. Лицзи незаметно собрала демоническую силу и почувствовала, как в теле забурлили кровь и ци, и бесчисленные потоки силы ринулись в правую руку. Видя, что девушка приближается, Лицзи с резким криком собрала всю мощь и ударила когтями.
Прежде, сражаясь с Чжань Чжао, Лицзи одним ударом легко смогла оставить царапины на мече Цзюйцюэ, вынудив его отступить, что уж говорить теперь, когда она атаковала из засады, не щадя собственной жизни? Удар был столь мощным, что стёр бы в порошок огромную глыбу, разве могла скучающая девушка предвидеть такое неожиданное развитие событий? Она отлетела в сторону, орошая всё вокруг брызгами крови, даже облака и туманы, казалось, окрасились алым.
Обрадованная Лицзи даже не стала проверять, как сильно она ранена, а на потоке ветра бросилась во внутренний зал. Однако далеко улететь ей не удалось — щиколотку пронзила резкая боль, будто её клеймили раскалённым железом.
— Опустись, — прошипела бессмертная, вцепившись ей в ногу, и изо всех сил потянула её вниз.
Лицзи похолодела, будто её окатили ледяной водой — разве она не ранила эту девицу?
Торопливо оглянувшись, Лицзи увидела в её глазах холодную ярость и невольно испугалась, но когда присмотрелась внимательнее, снова успокоилась: одной рукой она зажимала горло, и тёплая красная влага вытекала сквозь пальцы — рана явно была тяжёлой.
Лицзи немедленно отскочила, вырвавшись из захвата. Девушка, похоже, истратила последние силы на этот отчаянный порыв, куда ей вынести ещё один удар? Пошатнувшись, она хотела было заговорить, но изо рта её хлынула кровь, и, отступив на пару шагов, чтобы опереться на стену, бессмертная холодно уставилась на демоницу.
Сначала та растерялась, но, видя, что противнице уже не хватает сил сражаться, удивилась и обрадовалась, а через мгновение ей в голову ударило бурное ликование, сердце распирало от самодовольства.
— Дуаньму Цуй, — не удержалась она, — кое-кто сказал мне, что я должна молиться, чтобы никогда в жизни не встретиться с тобой, а по-моему, молиться об этом следовало бы тебе.
Радостно рассмеявшись, она сорвалась с места и стремительно, будто стрела, ворвалась во внутренний зал.
Когда демоница скрылась из виду, бессмертная не выдержала — ноги её подкосились, и она сползла по стене, чувствуя, как пальцы стали скользкими и липкими. Помимо раны на шее, из груди и живота её тоже лилась кровь, пропитывая одежду. В отчаянии — дело было плохо — она торопливо сосредоточилась на своей духовной сути бессмертной девы, чтобы уберечь душу, иначе раны тела повлекут за собой рассеивание изначального духа, и последствия даже вообразить страшно. Сохраняя хладнокровие, она услышала свист ветра — демоница вернулась и остановилась перед ней.
Когда она подняла взгляд, та наклонилась над ней, помахав перед её лицом флаконом из белой яшмы.
— Через несколько дней я стану небожительницей, полагаюсь на заботу бессмертной Дуаньму, — самодовольно объявила Лицзи.
— Так ты пришла украсть эликсир! — гневно сдвинув брови, вскрикнула она, но горло пронзило болью, и вырвался стон. Одной рукой пришлось зажимать шею, другой опираться на землю, только глаза сверкали яростью.
— По правде говоря, я должна благодарить бессмертную Дуаньму, что преподнесла мне эликсир, — с улыбкой произнесла Лицзи и, расхохотавшись, самодовольно направилась прочь из обители.
Но, пройдя лишь несколько шагов, услышала за спиной окрик.
— Стой.
Слегка опешив, Лицзи замерла на месте, краем глаза заметила, что девушка уже стоит, и поразилась про себя, откуда у неё нашлись силы подняться на ноги.
Не успела Лицзи опомниться, как увидела, что бессмертная стиснула блестящие зубки, посуровела лицом, потемнела глазами, будто готовая пожертвовать собой смертница — и поняла, что дело приняло скверный оборот. Только хотела уклониться — с ладони бессмертной сорвался язык пламени, и в следующий миг её руку пронзила невыносимая боль, а когда разжала ладонь, яшмовый флакон лопнул от жара истинного пламени Самадхи, и эликсир обратился в золу.
Опалённая пламенем Самадхи рука причиняла Лицзи ужасные страдания, но когда она увидела, что эликсир бессмертия уничтожен, сердце её сдавило болью ещё сильнее. Она некоторое время стояла на месте, двигались только мышцы лица, пока не остановились в свирепом и жестоком выражении.
— Дуаньму Цуй, ты сама напросилась!
Бессмертная с глубоким вздохом слабо усмехнулась и тыльной стороной руки вытерла кровь с губ. Лицо её стало невыразимо спокойным.
----------------------------------------
(1) Речь о списке божеств, который в романе «Возвышение в ранг божеств» получил Цзян Цзыя. Согласно этому списку герои династии Чжоу и некоторые из их павших противников династии Шан были возвышены в ранг божеств (отсюда и название романа).
(2) Лаоцзы — древнекитайский философ VI-V веков до н. э., которому приписывается авторство классического даосского философского трактата «Дао дэ цзин», в большинстве даосских школ Лаоцзы традиционно почитается как божество.
Мугун (Дунвангун) — в древнекитайской мифологии Владыка Востока, муж Владычицы Запада Сиванму. В даосской мифологии почитается как один из верховных богов, покровителей бессмертных.
Гуан Чэнцзы — один из легендарных даосских бессмертных, считающийся воплощением Лаоцзы, жил в отшельничестве в каменной келье в горах Кунтун.
Му-ван — полулегендарный правитель Чжоу, предание о путешествии которого к Сиванму было популярно в Древнем Китае. Предположительно, прообраз Дунвангуна.
Чжао-ван — правитель царства Янь эпохи Сражающихся царств, возвёл Золотую башню и созвал на службу благородных мудрецов.
Вэй Боян — знаменитый даос II века, по преданию достигший бессмертия, известный своими работами по даосской алхимии, автор трёхтомного трактата «Совмещение трех (техник на основе) чжоуских перемен», считается также первым, описавшим химический процесс производства пороха в 142 году.
Сяо Ши — дочь Му-гуна, играла на флейте-сяо столь искусно, будто пели фениксы, вознеслась на небеса вместе со своим супругом.
Дунфан Шо — полулегендарный китайский учёный, чиновник времен империи Ранняя Хань. После смерти причислен к даосскому пантеону как божество. В позднейших сборниках и канонах даосизма Дунфан Шо выступает как укротитель чудовищ и обладатель волшебной силы, а также похититель трёх волшебных персиков бессмертия из сада богини Сиванму. Съев персики, Шо стал бессмертным. С тех пор его почитают как защитника от призраков, болезней, а также как бога долголетия.
Чжан Даолин — даосский патриарх, живший во время поздней династии Хань (II век), основатель даосской Школы Небесных Наставников. Считается, что Чжан Даолин не умер, а взошёл на Небо вместе со своей женой Юн и двумя учениками на горе Цинчэншань (Сычуань).
(3) Истинная карта пяти священных пиков — особая карта, которую древние даосы использовали как амулет, защищающий от бедствий и дарующий благословение богов. Создание её приписывается Верховному достопочтенному Владыке Лао (Лаоцзы), в действительности создана на рубеже конца династии Хань и периода Вэй-Цинь. Сейчас эта карта хранится в храме Чжунъюэмяо на горе Суншань уезда Дэнфэн, провинции Хэнань.
«Истинный канон возвышения духа Люцзя» — даосский трактат, использовался для предсказания будущего, достижения долголетия и бессмертия, управления духами, призраками и божествами.
(4) Лю Ань — правитель Хуайнани, внук основателя династии Хань Лю Бана, участвовал в создании трактата «Хуайнань-цзы» («Трактат учителя из Хуайнани»).
