Глава 9. Письмо с прошением. Часть 3
Три дня спустя в Вэньшуй прибыли Бао Чжэн, Гунсунь Цэ и остальные.
Встретившись с Чжань Чжао и обсудив обстоятельства дела, Бао Чжэн в сопровождении Чжан Луна и Чжао Ху отправился в уездную управу, Ван Чжао и Ма Хань пошли выяснять у местных о Лян Вэньци и Ван Даху, а Гунсунь Цэ по просьбе Чжань Чжао осмотрел Дуаньму Цуй.
— Что с ней, господин Гунсунь?
Учёный отпустил запястье девушки.
— Ни сердцебиения, ни дыхания. Будь на её месте обычный человек, он наверняка был бы мёртв.
— Вы имеете в виду...
— Гвардеец Чжань, — усмехнулся Гунсунь Цэ, — мы с тобой оба знаем, что бесполезно судить барышню Дуаньму меркой обычного человека. По словам Ли Саня, она умерла два месяца назад, любой другой уже через месяц после гибели имел бы явные признаки разложения. Полагаю, душа барышни Дуаньму покинула тело, где-то задержалась и ещё не успела вернуться.
Чжань Чжао вздохнул с облегчением.
— Я тоже так подумал, вот только...
— Как бы ни хотели помочь, мы всё равно не знаем, как быть с проблемой барышни Дуаньму, так что остаётся лишь успокоиться и ждать её возвращения... — сказал Гунсунь Цэ, поднимаясь на ноги. — Убийство Лян Вэньци и правда очень подозрительное.
— Вы совершенно правы, — кивнул Чжань Чжао. — За два дня я многое узнал из уст тех, кто в тот день присутствовал на месте преступления. Однако все от мала до велика упорно твердят, что Лян Вэньци был демоном и злодеем, какого убить мало. Народ здесь невежественный — семья Ван под видом изгнания демона на глазах у всех зарубила Лян Вэньци насмерть и, благодаря людской молве, скрыла своё злодеяние. Поистине жестокий замысел. Не узнай о нём Дуаньму Цуй, Лян Вэньци так и остался бы навеки несправедливо обвинённым, и его имя порочили бы ещё долгие годы после смерти.
— Поднебесная велика, — вздохнул Гунсунь Цэ после долгого молчания, — кто знает, сколько ещё несправедливо обвинённых, подобных Лян Вэньци, в тех краях, куда не достигает наш взор. Скольким из них способна помочь барышня Дуаньму, и чьи дела сможет рассмотреть господин Бао?
Чжань Чжао поднял голову и посмотрел на собеседника необыкновенно тёмными и блестящими глазами.
— Поймаешь одного — и одним злодеем станет меньше. Рассудишь одно дело — Поднебесная станет чище. Нельзя достичь совершенства, но можно жить с чистой совестью.
Вернулись с расследования Ван Чжао и Ма Хань, которым удалось выяснить крайне важные сведения.
Во-первых, несколько дней назад пошли слухи, что Ван Даху обещал выдать свою дочь Ван Сю за Лю Бяо, единственного сына семьи Лю из западной части города.
Во-вторых, хотя сам Лю Бяо — студент, но отец его в молодости служил в охранном отряде и знаком со многими бандитами и разбойниками.
Теперь обстоятельства дела по большей части прояснились. Даос, который в тот день совершил убийство, скорее всего, вовсе не даос, а нанятый семейством Лю проходимец из цзянху.
Вечером в управе уезда Вэньшуй зажгли огни — слушалось дело Лян Вэньци.
В таком захолустье духовная и культурная жизнь простого народа обычно крайне бедна, вряд ли выдастся другая возможность посмотреть, как сам Неподкупный Бао, чья слава гремит по всей Поднебесной, ведёт судебное заседание — само собой, все лоб расшибить были готовы, лишь бы поглазеть на этакое зрелище. Разумеется, приходили не только ради судьи Бао — у Чжань Чжао, Гунсунь Цэ и четверых капитанов имелись свои поклонники. Увы, Ван Чжао и Ма Хань остались на постоялом дворе охранять Дуаньму Цуй — но это не помешало местным жителям со всеми домочадцами заполонить и зал управы, и её двор, так что оживление царило небывалое.
Пусть Ван Даху и был богачом, но в таком положении никогда прежде не оказывался. С трепетом стоя в судебном зале, он поднял взгляд на суровое лицо Бао-гуна, в голову ему невольно пришёл образ Яньло-вана в тёмных палатах загробного дворца, ноги подогнулись, и он рухнул на колени.
Бао Чжэн поднял деревянный молоток и тяжело ударил им по столешнице. Когда он опустился, Ван Даху снова задрожал всем телом.
— Отвечай, что ты скрыл о смерти Лян Вэньци?
— Господин судья, тут нет ничего тайного, — кланяясь в землю, отвечал Ван Даху. — Дочка моя тяжко заболела, а в тот день постучался к нам странствующий даос и сказал, что в доме обосновался демон. Недостойный, поверив словам даоса, приготовил алтарь, чтобы поймать нечистую силу — это больше сотни моих земляков видели своими глазами...
— Хозяин Ван правду говорит, — крикнул из толпы зевак какой-то доброхот, — Лян Вэньци точно был демоном.
Бао Чжэн не произнёс ни слова, но Чжань Чжао, положив руку на рукоять Цзюйцюэ, обернулся и скользнул по толпе пронзительно-холодным взглядом. Зеваки струхнули и больше не осмеливались шуметь.
Благодаря поддержке Ван Даху осмелел и поднял взгляд на Бао Чжэна.
— Каждое слово, сказанное простолюдином — чистая правда. Прошу господина Бао рассудить по справедливости.
— Чистая правда? — сурово и резко вопросил Бао Чжэн. — Поверить словам странствующего даоса, что Лян Вэньци — демон, что за дикость! Где этот даос?
— Ушёл с-странствовать, — на лбу Ван Даху выступил холодный пот.
— Известно ли его имя? Откуда он взялся? В каком храме служит?
— Э-э... — Ван Даху остолбенел и долго мялся. — Дочка тогда была тяжело больна, и я, как человек простой, от безысходности обращался ко всем лекарям, схватился за даоса как за спасительную соломинку, мне было не до того. Теперь, когда вы сказали, и правда кажется, что это несколько... несколько...
— Господин судья, дозволите ли сказать слово простолюдину? — из расступившейся толпы вышел дюжий мужчина с густой курчавой бородой.
— Назови суду своё имя.
— Лю Тяньхай. Сегодня семья Ван породнилась с нашей, негодный мой сын Лю Бяо на днях возьмёт в жёны Ван Сю.
— И что ты хотел сказать? — хладнокровно спросил Бао Чжэн.
Лю Тяньхай с заносчивым выражением лица воздел руки к судье.
— Слышал, как вы говорили, что в деле Лян Вэньци есть скрытая подоплёка. Однако убил его бродячий даос, а хозяин Ван пребывал в неведении. Господин судья не стал преследовать даоса, а вместо этого создаёт трудности хозяину Вану, не слишком ли...
Лю Тяньхай нарочно не стал договаривать, только смотрел с вызовом. Подстрекаемый им народ вокруг тут же зашушукался.
— К тому же, — с ещё более самодовольным видом продолжал Лю Тяньхай, — господин судья вызвал хозяина Вана, не позволив оправдаться. Человек явился на суд, но где же проситель?
Бао Чжэн на миг растерялся — в этом деле и правда отсутствовал проситель, имелась лишь половина переданного Дуаньму Цуй письма с прошением. Обычно Бао Чжэн не вёл дела столь небрежно, но раз посланец прибыл от Дуаньму Цуй, все в управе Кайфэна пришли к заключению, что ошибки быть не может. Именно поэтому он приехал издалека и тут же приступил к разбирательству, не подготовившись к подобным вопросам. Назвать просителем Дуаньму Цуй — не по правилам, тем более, сейчас девушка застряла между жизнью и смертью и вряд ли способна спорить с Лю Тяньхаем.
Пока он колебался в нерешительности, раздался ясный голос Чжань Чжао:
— Проситель, разумеется, Лян Вэньци.
Нечего и говорить, что при этих словах все вокруг, включая и Лю Тяньхая с Ван Даху, судорожно вздохнули. Даже Бао Чжэн, Гунсунь Цэ и остальные представители правосудия опешили.
— Господин судья, вызовите в суд Лян Вэньци, — обратился Чжань Чжао к Бао Чжэну.
Чуть помедлив, тот заметил, что у Чжань Чжао созрел план, и кивнул.
— Зови.
Вызвать Лян Вэньци — дело нешуточное, все присутствующие знали, что в тот день его, как демона, обезглавил даос, как же он может явиться в зал суда? Потому все вытянули шеи, опасаясь пропустить самое интересное. Двое уездных приказных внесли носилки, накрытые белым полотнищем, под которым явственно угадывалось безголовое тело, и в нос ударил едкий запах негашёной извести. Сообразив, что приказные извлекли труп Лян Вэньци из могилы, зеваки испуганно попятились.
Поначалу Лю Тяньхай ещё выглядел ошеломлённым, но разглядев, что принесли всего лишь мёртвое тело, не сдержал холодной усмешки и снова повернулся к Бао Чжэну.
— Господин Бао, и это ваш так называемый проситель? Просветите невежественного, каким образом мертвец подал жалобу, как принёс письмо с прошением?
— Господин Гунсунь, — не дав ему договорить, вмешался Чжань Чжао, — будьте добры, покажите письмо с прошением, присланное в управу Кайфэна.
Гунсунь Цэ обомлел, но, видя едва заметный кивок Бао Чжэна, взял со стола письмо с прошением и показал Ван Даху.
— «Здесь»? — в голос расхохотался Лю Тяньхай. — Что «здесь»? И это — письмо с прошением? Господин Бао, все говорят, что вы решаете судебные дела будто божество, что столь неподкупного чиновника не видели два поколения — боюсь, это всего лишь домыслы простого народа.
— Молчать! — обрушились на него Чжан Лун и Чжао Ху, шагнув вперёд прежде, чем он успел закончить. — В зале суда запрещается оскорблять господина судью.
Лю Тяньхай был дерзким с рождения, да к тому же за годы службы охранником понабрался дурных привычек у бандитов, потому только холодно фыркнул, ничуть не испугавшись, и сложил руки в почтительном жесте перед Бао Чжэном.
— Господин Бао, раз проситель — мертвец, письмо с прошением — не пойми не разбери, на мой скромный взгляд, вам не следует ставить в затруднительное положение хозяина Вана. Если вы ещё не выяснили, кто преступник, не мешало бы потерпеть несколько дней, пока его не найдут, а сегодня простолюдин, уж простите, откланяется.
Когда он договорил, народ вокруг снова зашумел, на сей раз разочарованно: все легенды, что судья Бао способен рассудить как влиятельных и знатных, так духов и божеств, теперь казались пустыми россказнями.
Хохотнув, Лю Тяньхай развернулся и послал выразительный взгляд кому-то в толпе — студент в сером, ведя за руку юного слугу, направился к выходу. Чжань Чжао заметил их и, пусть не знал, кто этот студент, но счёл его подозрительным. Только он собрался преградить ему путь, как перед глазами что-то мелькнуло, засвистел ветер, пронизывающий холодом до костей, швырнул в лицо песок и мелкие камешки. Короткое время в судебном зале бушевала буря, на расстоянии локтя нельзя было различить человека, все, не в силах разлепить глаза, только и могли, что закрывать головы руками.
Вскоре ветер стих. Когда Чжань Чжао открыл глаза, сердце его дрогнуло.
Бесчисленные фонари, горевшие в зале и во дворе, погасли в мгновение ока.
Воцарилась необыкновенная тишина, людей наполнил невыразимый ужас. Гунсунь Цэ неожиданно почувствовал, что письмо с прошением в его руках зашевелилось, а когда опустил взгляд, увидел, что оно дёргается, будто пытается вырваться, источая при этом изумрудно-зелёное свечение. В этот час за стенами управы стояла кромешная тьма, и все взгляды сосредоточились на предмете, который держал Гунсунь Цэ. Тот с дрогнувшим сердцем разжал руки, и письмо само собой поплыло вперёд, повисло в воздухе и расправилось так, что стал ясно оторванный край. Тем временем белое полотно, покрывающее тело Лян Вэньци, медленно приподнялось, и другая половина прошения, мерцающая тёмно-зелёным, выплыла у него из рук. Чжань Чжао вдруг понял: вторая половина письма была у Лян Вэньци.
Итак, две части прошения соединились в одно, и слова «здесь несправедливость» приковали к себе взгляды. В толпе раздались возгласы, кто-то рухнул на пол, лишившись чувств.
— Так Лян Вэньци правда убили незаслуженно, и теперь он пришёл с жалобой к господину Бао! — охрипшим голосом воскликнул кто-то.
Потрясённый Бао Чжэн внимательно присмотрелся к письму с прошением — слова «здесь несправедливость» постепенно исчезли, но с поверхности заструился изумрудно-зелёный туман, собираясь в воздухе воедино. Поначалу напоминавший пар над кипящей водой, он приобрёл очертания взрослого человека, и стоявшие ближе ясно увидели, что перед ними не кто иной как Лян Вэньци.
Ситуация и в самом деле вызывала ужас — хотя Лян Вэньци обрёл человеческий облик, но всё знали, что он бесплотен, и если попытаться толкнуть его, рука пройдёт насквозь. Трусливые уже грохнулись в обморок, а те, кто посмелее, пришли в неописуемое волнение, думая про себя: «Сегодня и правда испытали нечто новое».
— Ты... ты... — запинаясь, проговорил Ван Даху, и так уже перепуганный до оцепенения.
С полным печали взором Лян Вэньци склонился перед ним в глубоком поклоне.
— Уважаемый тесть, меня правда несправедливо обидели.
Ван Даху не успел ответить — Бао Чжэн ударил молотком по столу.
— Ван Даху, погнушавшись бедственным положением Лян Вэньци, ты вознамерился разорвать помолвку, вступил в сговор с бродячим даосом, дабы тот под предлогом изгнания демона обезглавил юношу — отвечай, так было дело?
От окрика судьи в голове богача совсем всё смешалось.
— Простолюдин бы никогда... — дрожа от страха, начал он.
— Отец, — зазвенел горестный девичий голос, не дав ему договорить, — так это был ты? Это ты подстроил убийство Ци-гэ?
Когда Чжань Чжао поднял взгляд, увидел, как из толпы нетвёрдой походкой вышла девушка, наряженная прислужником — и тут же вспомнил, как Лю Тяньхай делал знак студенту со слугой. Значит, это — Лю Бяо и Ван Сю. Никто не ожидал, что Ван Сю, переодевшись, смешается с толпой, чтобы послушать заседание суда.
Перебитый дочерью, Ван Даху ещё больше растерялся и едва сумел успокоиться.
— Вздор, такого я не совершал.
Ван Сю молчала, из глаз её градом катились слёзы.
— Хозяин Ван, люди говорят: не лей слёз, пока не увидишь гроба, — съязвил один из зевак, не в силах больше наблюдать это. — Зять твой уже явился в суд, а ты ещё упрямишься. Не боишься после смерти спуститься по восемнадцати ступеням преисподней?
Ван Сю долго смотрела на отца в упор с безграничной печалью во взгляде, а затем повернулась к Лян Вэньци.
— Ци-гэ, моя семья виновата перед тобой.
Не ответив, тот медленно отступил на шаг назад, на лице его вдруг возникла до жуткого странная улыбка.
— Сю-мэй, почему от тебя так дурно пахнет?
Ван Сю застыла на месте.
Да что там, не она одна — многие в зале растерялись, недоумевая, что происходит.
Ясно же, что это Ван Даху виновен в убийстве Лян Вэньци, почему же убитый подозревает Ван Сю?
— Ван Сю, — шагнул вперёд Чжань Чжао, — ты вступила в сговор с посторонними, чтобы убить Лян Вэньци, и вводила суд в заблуждение, пытаясь свалить вину на собственного отца. Настолько утратила всякую человечность, что отказываешься признать свои преступления? — И, не дожидаясь ответа девушки, обратился к Бао Чжэну: — Господин Бао, в убийстве Лян Вэньци гораздо больше подозрений падает на Ван Сю, нежели на Ван Даху.
— Что тебе удалось выяснить, гвардеец Чжань? — кивнув, спросил Бао Чжэн.
— Ранее ваш подчинённый побывал на заброшенном кладбище на западе города в поисках Дуань... и Лян Вэньци. Раскопав могилы, я обнаружил, что оба они похоронены в гробах, а когда спросил об этом Ли Саня, слугу семейства Ван, тот ответил, что хозяин, помня о родственных узах, не смог похоронить Лян Вэньци небрежно. Если бы Ван Даху замышлял убить зятя, то ему совершенно незачем хорошо обходиться с его телом. По этой причине ваш подчинённый уже тогда заподозрил, что Ван Даху не дошёл бы до того, чтобы убить Лян Вэньци, пусть и недолюбливал его. Это первое.
Бао Чжэн в глубине души согласился.
— Во-вторых, помню, барышня Дуаньму говорила, что дым очагов в мире смертных препятствует обонянию, и простые люди могут различать лишь пять вкусов. Однако, покинув смертную оболочку, можно почувствовать, чистое или грязное обиталище души. Запах его может быть чистым, ярким, прокисшим или дурным. Если Ван Сю не запятнала себя убийством, почему тогда Лян Вэньци счёл, что от неё дурно пахнет? Ван Сю, твой хитроумный замысел, быть может, не разгадать глазами смертных, но не укрыть от взгляда из царства мёртвых.
Сжав губы, девушка молчала, только рукава едва заметно трепетали, выдавая охватившее её волнение.
— Сю-мэй, — с горечью в голосе обратился к ней Лян Вэньци, — я никогда бы не подумал, что ты желаешь мне смерти.
Ван Сю по-прежнему хранила молчание, но лицо её побледнело.
Ван Даху посмотрел на Чжань Чжао, с недоверим перевёл взгляд на дочь.
— Сю-эр, — поспешно заговорил он, — это правда ты устроила? Если нет, скажи скорее хоть слово.
— Я, — с печальной усмешкой холодно ответила та.
В зале суда поднялся шум. Бао Чжэн мысленно вздохнул.
Сохраняя полное спокойствие, Ван Сю пригладила волосы на висках и поправила ворот платья.
— Да, этот план придумала я, — призналась она, — всей душой желая избавиться от тебя.
Лян Вэньци, отшатнувшись, отступил на пару шагов и вытянул в её строну дрожащую руку.
— Сю-мэй, что ты говоришь?
— Я родилась в состоятельной семье, с детства привыкла к богатой одежде и изысканной пище, никогда не приходилось мне сносить унижений. С какой стати мне только из-за некогда записанного на бумаге выходить за тебя и всю жизнь прозябать в нищете? Отец боялся, люди станут говорить, что он презирает бедность, охотится за богатством, и потому не пожелал разорвать помолвку, пусть она его и не устраивала. Но я не смирилась. При мысли, что мне придётся всю жизнь делить с тобой ложе, со злости я не могла сомкнуть глаз по ночам. Потом я случайно встретилась с молодым господином Лю, полюбила его и ещё сильнее возненавидела тебя — ведь если ты не умрёшь, разве смогу я жить так, как хочу? Поэтому я притворилась тяжело больной и привела в действие план с изгнанием демона, чтобы убить тебя. Я была так счастлива. Кто же знал, что ты, как при жизни создавал мне трудности, так и после смерти не позволишь мне жить спокойно и подашь жалобу в суд, чтобы утащить меня за собой на тот свет. Что ж, так и быть, в этой жизни я, Ван Сю, расплачусь с тобой, но ни в следующей, ни во веки веков не свяжу себя ни с кем по фамилии Лян!
Когда служащие управы Кайфэна обсуждали обстоятельства дела, все решили, что это Ван Даху захотел разорвать помолвку и потому замыслил убийство, никто не подозревал Ван Сю. Но теперь, услышав её слова, все потрясённо замерли. «Подстроила столь чудовищную расправу, — подумал про себя Чжань Чжао, — безжалостно свалила вину на родного отца и, судя по речам, ни капли не раскаивается. Да эта барышня Ван — воистину бессердечный человек. А Лянь Вэньци — всего лишь скромный и слабый студент, разве он ей противник?»
— Сю-мэй, — заговорил наконец Лян Вэньци, долгое время стоявший в оцепенении, — я и не знал, что так противен тебе... Мои чувства к тебе всегда были искренни, я всем сердцем желал тебе лишь добра...
— Да кому нужны твои чувства? — с холодной усмешкой перебила его Ван Сю. — Ты кичишься искренностью своих чувств, но задумался ли хоть раз, нужны ли они мне? Если человек не мил, его любовь убивает не хуже клинка!
Эти слова потрясли всех присутствующих подобно раскату грома, даже Бао Чжэн невольно подумал: «Для Лян Вэньци, его искренняя любовь к Ван Сю была добродетелью, кто же знал, что Ван Сю станет избегать её как огня? В том, что он «желал ей добра», и кроется корень её «зла»».
В глазах присутствующих «добро» применительно к Ван Сю стало большим «злом». Люди часто говорят, что нужно ставить себя на место другого человека, однако, поставив себя на место ближнего, далеко не всегда можно угадать его желания, и результат может получиться прямо противоположный.
Будто громом поражённый, Лян Вэньци долго не отрывал взгляда от Ван Сю, пока из глаз его не покатились слёзы. Пошатнувшись, он нетвёрдой походкой направился прочь из зала суда.
Столпившиеся у дверей люди при его приближении в страхе бросились врассыпную, уступая ему дорогу.
— Что ж, моя любовь принесла тебе только горести, — пробормотал Лян Вэньци, — знал бы раньше, не стал подавать прошение, понапрасну впутал бессмертную Дуаньму...
Эти слова не взволновали никого из посторонних, только Чжань Чжао вздрогнул всем телом и крикнул:
— Что ты сказал? Какое отношение это дело имеет к Дуаньму Цуй?
Потерявшись в своих мыслях, Лян Вэньци, похоже, не услышал вопроса и шагнул за дверь. Чжань Чжао бросился следом за ним, оказавшись на улице, огляделся вокруг — на углу здания двое мужчин, один в белом, другой в чёрном, надели на шею Лян Вэньци железную цепь и потащили его прочь. Чжань Чжао побежал за ними, но в спешке налетел на кого-то всем телом.
Тот охнул, Чжань Чжао же, не разглядев, кто это, осмотрелся по сторонам — куда же подевались Лян Вэньци и двое в белом и чёрном? Но они как сквозь землю провалились. Пока он пребывал в изумлении, его схватили за руку.
— Чжань-дагэ, скорей вернись на постоялый двор, с Дуаньму-цзе нехорошо.
Чжань Чжао узнал взволнованный голос Ма Ханя, и сердце его заныло.
— Что... что с ней? — встревоженно переспросил он.
— Да я сам не знаю, — топнул ногой Ма Хань, чуть не плача. — Мы с неё глаз не спускали, а у неё изо рта вдруг потекла кровь...
Не успел он договорить, как перед глазами мелькнул силуэт — и Чжань Чжао исчез. Гунсунь Цэ, как раз вышедший из судебного зала, увидел, как быстро он скрылся из виду, и пришёл в изумление. Ма Хань повторил ему только что сказанное, и потрясённый до глубины души Гунсунь Цэ, поразмыслив, велел ему оставаться здесь и ждать распоряжений господина Бао, а сам поспешил на постоялый двор.
Вернёмся теперь к Ван Чжао, который, не находя себе места от волнения, ждал в комнате Дуаньму Цуй. Услышав снаружи торопливые шаги, он поспешил открыть дверь, не ожидая, что с грохотом распахнутая створка полетит прямо на него — повезло, что успел отскочить, не то разбил бы лицо до крови.
Не обращая внимания на товарища, Чжань Чжао бросился к постели Дуаньму Цуй — хотя в облике девушки не произошло никаких перемен, из краешка её рта вытекала кровь, всего лишь тонкой струйкой, но образовавшееся на подушке алое пятно приводило в ужас.
— Я же просил присматривать за ней, а ты... как это произошло? — с тревогой и злостью набросился Чжань Чжао на Ван Чжао.
Несправедливо было спрашивать его об этом. Ван Чжао с Ма Ханем, оставшись на постоялом дворе, сторожили Дуаньму Цуй и даже дотронуться до неё не смели, а когда изо рта у неё полилась кровь, перепугались до ужаса — откуда же им знать, что произошло?
Чжань Чжао и сам сразу понял, что зря накинулся на товарища, но объясняться с Ван Чжао было некогда, он проверил дыхание девушки — по-прежнему нет. Не находя себе места от тревоги, он вытащил платок и стал вытирать кровь с губ Дуаньму Цуй, шепча:
— Дуаньму, очнись.
Но сколько он ни ждал, она так и не отзывалась. Он только что вытер кровь с её лица, но вскоре из уголка рта снова потекла алая струйка. Чжань Чжао похолодел всем телом, сердце его сжалось от нестерпимой муки.
Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем услышал шаги за спиной.
— Гвардеец Чжань, — сказал Гунсунь Цэ, — подвинься, дай мне осмотреть барышню Дуаньму.
Дрожа всем телом, Чжань Чжао поднял взгляд на Гунсунь Цэ, словно очнувшись от глубокого сна, и уступил ему место. При виде его покрасневших глаз, на душе учёного стало тяжело: «Гвардеец Чжань с барышней Дуаньму так близки, если она не поправится... ох...»
Он проверил пульс Дуаньму Цуй — по-прежнему ничего. Гунсунь Цэ уже хотел отпустить запястье девушки, но заметил, как внимательно смотрит Чжань Чжао, и у него не хватило духу ничего сказать. Надежда во взгляде гвардейца поугасла.
— С ней не должно ничего случиться, — наконец отвернувшись, прошептал он, — просто мы не знаем, с чем она столкнулась.
— Я тоже так считаю, Чжань-дагэ, — поспешно присоединился Ван Чжао. — Господин Гунсунь ведь говорил, что её изначальный дух покинул тело? Наверное, её дух был ранен... С чудесными способностями Дуаньму-цзе она обязательно должна поправиться.
Слушая их слова, Гунсунь Цэ тяжело вздохнул про себя, и снова собрался положить руку Дуаньму Цуй на одеяло, как вдруг в глаза ему бросились некоторые изменения. Тихонько охнув, он позвал Чжань Чжао посмотреть. Тот, заметив, что голос учёного звучит странно, немедленно повернулся к нему.
— Гвардеец Чжань, взгляни-ка на руку барышни Дуаньму, разве это не...
Охваченный дурным предчувствием, Чжань Чжао, не заботясь о приличиях, задрал рукав одеяния Дуаньму Цуй — сверху с рукой было всё в порядке, но та сторона, что касалась одеяла, покрылась большими фиолетовыми синяками. Казалось, его ударили прямо в сердце, всё его тело утратило чувства.
— Чжань-дагэ, это ведь трупные пятна? — встревоженно спросил Ван Чжао.
***
Бао Чжэн с остальными вернулся из уездной управы только к первому большому часу — сначала пришлось разобрать дело Лян Вэньци. Ван Сю не желала выдавать семью Лю и взяла всю вину на себя, однако нанять человека из цзянху переодеться даосом и обезглавить Лян Вэньци — не то, что легко устроить юной девице, живущей на женской половине дома, потому отец и сын должны были понести ответственность, следовало также вытащить из них местонахождение убийцы. К счастью, судебное заседание завершилось, а последующие дела разрешились уже без трудностей.
Поскольку по дороге Бао Чжэн выслушал новости Ма Ханя о состоянии Дуаньму Цуй, по прибытии на постоялый двор он сразу же расспросил Гунсунь Цэ, но тот лишь со вздохом покачал головой.
— Недавно кровотечение неожиданно остановилось, но не знаю, к добру это или к худу.
Когда он поведал о появившихся на теле девушки трупных пятнах, Бао Чжэн встревожился.
— Барышня Дуаньму больше месяца пролежала в могиле целая и невредимая, почему же сейчас ни с того ни с сего возникли трупные пятна?
— Дела барышни Дуаньму всегда лежат за пределами того, что можно предположить, руководствуясь здравым смыслом, учёный не может выявить причину происходящего.
Только тогда Бао Чжэн заметил, что нигде не видит Чжань Чжао.
— Гвардеец Чжань наверху, присматривает за барышней Дуаньму, — сказал Гунсунь Цэ, угадав его мысли.
— Небеса помогают добрым людям, — тяжело вздохнул Бао Чжэн. — Будем надеяться, худшее минует барышню Дуаньму.
Слова прозвучали неуместно — у Чжан Луна, Чжао Ху и остальных тут же покраснели глаза. Раскаиваясь в сказанном, Бао Чжэн пытался придумать, как их утешить, как вдруг откуда-то смутно послышалась траурная мелодия. То приближаясь, то отдаляясь, она казалась будто бы нереальной, но до того горестной, что на глаза наворачивались слёзы.
— Музыка будто нисходит с небес, — оторопело произнёс Ван Чжао.
Не успел он договорить, как раздался смех, и в двери шагнул старик в даосских одеяниях. По совершенно белым волосам и бороде можно было подумать, лет ему не меньше восьмидесяти, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что пятьдесят с небольшим, а кожа его светилась, будто у ребёнка.
— Так меня здесь встречает сам владыка звёзд(1), — улыбнулся он, почтительным жестом поприветствовав Бао Чжэна, — премного польщён.
С этими словами он закинул метёлку себе на плечо.
— Старик прибыл, дабы забрать бессмертную Дуаньму. Она нарушила правила и не может больше оставаться в мире смертных.
У Бао Чжэна похолодело сердце.
— Почтенный, — шагнул вперёд Гунсунь Цэ, — вы говорите о Дуаньму Цуй?
Старец кивнул.
— Вы сказали, она нарушила правило, — снова заговорил Гунсунь Цэ, — можно ли узнать, какое?
— Могу и разъяснить вам, тайны здесь нет, — улыбнулся старец. — Когда Лян Вэньци умер, Чёрный и Белый вестники должны были забрать его жизнь, но бессмертная Дуаньму вмешалась, чтобы помочь ему подать прошение, три души-хунь запечатала в одной половине письма, семь душ-по — в другой, а пока его души разделены, вестникам не выполнить свою работу. Только когда части письма с прошением соединились, он смог предстать пред владыкой звёзд и поведать о несправедливости. Как говорится, если владыка Яньло велит человеку умереть в третью стражу, кто посмеет удерживать его до пятой? Дуаньму Цуй, будучи бессмертной из других сфер, вмешалась в ход шести кругов перевоплощений — разве это не нарушение правил?
— Ваши доводы звучат разумно, — поколебавшись, промолвил Бао Чжэн. — Однако, пусть барышня Дуаньму действовала слишком грубо и неосмотрительно, она поступила так из лучших побуждений, поскольку не смогла вынести, что ни в чём не повинный Лян Вэньци погиб такой жестокой смертью, и хотела помочь ему. Нельзя ли проявить к ней снисхождение?
Посмотрев на него, старец расхохотался.
— Редко доводится слышать из уст владыки звёзд слова «проявить снисхождение». Вы всегда говорили, закон не допускает пощады. Вы отправили на гильотину немало вероломных злодеев, но неужели никогда не осуждали на казнь верного и порядочного человека? Разве бывало, что вы проявляли снисхождение по той причине, что поступки подсудимого можно понять? Земные законы соблюдаются в строгости, что уж говорить о законах небесных?
Обомлев, Бао Чжэн не нашёлся, что сказать в ответ.
— Будьте добры, укажите, где тело бессмертной Дуаньму, — взмахнул метёлкой старец.
Вообще-то, если он правда хотел узнать, разве нуждался в «указаниях» Бао Чжэна? Понимая, что ничего не попишешь, судья посмотрел на лестницу и невольно растерялся — наверху стоял не кто иной как Чжань Чжао.
И неизвестно, как долго.
Даже хорошо, что он всё слышал, иначе Бао Чжэн не знал бы, как ему рассказать.
Слегка улыбнувшись, старец поднялся по ступеням.
— Почтенный, — вдруг позвал его Чжань Чжао, когда тот проходил мимо него.
Старец остановился и повернулся к нему.
— Только что вы, почтенный, сказали, что Дуаньму Цуй нарушила закон, значит, её ждёт наказание? Вы будете... ей придётся тяжело?
— Боишься, что мы станем её пытать? — расхохотался старик. — Её ждёт лишь лёгкое наказание в качестве предостережения, и телом она не пострадает.
— Тогда почему изо рта у неё текла кровь? — всё ещё сомневался Чжань Чжао.
Старец долго смотрел на него со странным выражением лица.
— Чжань Чжао, ты правда не понимаешь? То была не её кровь, а твоя. Прежде ты помог бессмертной справиться с комаром-чудовищем и, чтобы она могла остаться в этом мире, напоил её своей кровью. Теперь же пришло время ей вернуться на остров Инчжоу, и оковы смертного мира — грубо говоря, твоя кровь — она должна оставить здесь.
Договорив, старец стремительно прошагал в комнату, Бао Чжэн и остальные проследовали за ним.
— Гвардеец Чжань, — остановившись, мягко позвал Гунсунь Цэ, — идём, проводим барышню Дуаньму в последний путь.
Чжань Чжао не двинулся с места, лишь с подавленным видом посмотрел в сторону комнаты Дуаньму Цуй.
Вздохнув, Гунсунь Цэ приподнял полу халата и собрался двинуться дальше, как он пробормотал:
— Значит, Инчжоу — родина Дуаньму Цуй.
Глава «Основные записи о деяниях Цинь Шихуана» «Исторических записок» Сыма Цяня гласит: «Сюй Ши, уроженец княжества Ци, представил императору доклад, в котором сообщалось, что посреди моря есть три священные горы, носящие названия Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу и населенные небожителями»(2).
В «Записках о десяти сушах посередь морей» Дунфан Шо говорится, что Остров Инчжоу находится в Восточном море, занимает площадь четыре тысячи ли, до его западного берега нужно плыть семьсот тысяч ли. На нём растут грибы долголетия и трава бессмертия. Также имеется нефрит, а вода в источниках подобна вину. Там живёт много бессмертных, нравы их похожи на обычаи жителей царства У, горы и реки — как в срединных землях.
Войдя в комнату, старец направился прямиком ко кровати.
— Бессмертная Дуаньму, — со вздохом покачал он головой, — душа твоя вернулась на родину, изначальный дух уже на острове Инчжоу, зачем же плоть твоя задержалась здесь? Кто должен был увидеть тебя — увидел, кому должна была вернуть кровь — вернула, так оставь страдания бренного мира, возвращайся в обитель небожителей и бессмертных.
Договорив, он легонько взмахнул метёлкой, и тело Дуаньму Цуй засветилось мягким сиянием, затем стало прозрачным, словно чистый родник. Чжан Лун испугался, что ему чудится, опустил голову и потёр глаза, как вдруг услышал отчётливый звон, будто стекло разбилось, и быстро поднял взгляд — одеяло и подушка по-прежнему лежали на кровати, но девушка исчезла без следа.
Ему вдруг пришло в голову: с этих пор они больше никогда не увидят Дуаньму Цуй. Сердце тут же переполнило такой горечью, какую не доводилось испытывать прежде.
Не прощаясь с Бао Чжэном и остальными, старец хохотнул и пошёл прочь, но у двери застыл на месте — Чжань Чжао стоял всё там же, что и прежде, не двинувшись ни на волосок.
Услышав шаги, он посмотрел на старца. Тот хотел было идти дальше, но, не выдержав его взгляда, невольно остановился.
— Почтенный, — прошептал Чжань Чжао, — Дуаньму Цуй сможет вернуться?
Старец нахмурил брови, будто не понимая вопроса.
— Что значит, сможет ли вернуться? Даже если она вернётся, к тебе это не имеет отношения.
Когда Чжань Чжао услышал слова «даже если вернётся», ему показалось, что ещё есть способ возвратить всё вспять.
— Значит, она всё-таки может вернуться? — не выдержал он.
Осознав, о чём его спрашивают, старец расхохотался.
— Неужто ты не слышал: «один день на Небесах равен бесчисленным годам в мире смертных»? Даже если бессмертная Дуаньму однажды вернётся в этот мир, боюсь, к тому времени уже придёт к власти новая династия, всё переменится, и ей не удастся отыскать даже твоей могилы. Так что вернётся она или нет, тебя уже не касается.
Чжань Чжао пошатнулся и не вымолвил больше ни слова.
Старик стремительно удалился.
Выйдя в ночь, он неожиданно запел громким голосом, и песня, протяжная и мелодичная, разносилась далеко в беспредельной тьме.
— Лань Цайхэ веселится, танцует, поёт,
Сколько в мире найдётся таких же ещё?
Красоты краток миг, как цветенье весной,
Годы мчатся, мелькает ткачихи челнок.
Предки наши уже не вернутся назад,
Им на смену потомки придут в свой черёд.
На заре меня феникс несёт в небеса,
На закате любуюсь я гребнями волн...
Чжань Чжао и знать не знал, что это элегия «Танец и пение», написанная Лань Цайхэ, одним из восьми бессмертных, вознёсшимся в последние годы династии Тан, но как только услышал строку «Красоты краток миг, как цветенье весной, годы мчатся, мелькает ткачихи челнок», как душу его вдруг затопила бескрайняя тоска, ему тут же вспомнились слова старца: «Даже если бессмертная Дуаньму однажды вернётся в этот мир, боюсь, к тому времени уже придёт к власти новая династия, всё переменится, и ей не удастся отыскать даже твоей могилы. Так что вернётся она или нет, тебя уже не касается».
Он не заметил, сколько прошло времени, когда свеча на столе догорела, неожиданно вспыхнув искрами, и погасла.
В темноте Чжань Чжао неожиданно подумал, что зимняя ночь в уезде Вэньшуй была холоднее любой другой пережитой им ночи.
-------------------------------------------
(1) Владыка звёзд — верный и справедливый чиновник, который, по поверьям, является воплощением одного из важных созвездий.
(2) Цитата приведена по изданию Сыма Цянь «Исторические записки (Ши Цзи). Том II», перевод с китайского Р.В. Вяткина и В.С. Таскина под общей редакцией Р.В. Вяткина.
