Тень Берлина

К прочтению этой главы советую включить песню которая опишет эту главу, для вайба вам накину песенку:
Mama's Boy Dominic Fike

Утро.
Запах кофе тянулся из кухни, солнце играло на подоконнике. Т/и проснулась не от будильника, не от шума — а от ощущения, что за ней наблюдают.

— Доброе утро, — тихо сказал Том.

Он сидел у окна, облокотившись локтем на подлокотник, с кружкой кофе.
В его взгляде не было ни угрозы, ни иронии — только спокойная неуверенность.

— Ты не ушла.

— А должна была? — Т/и подтянула на себя одеяло.

— Обычно уходят. После... всего.

Она потянулась, села, запутавшись в простыне.

— После поцелуя, Том? Это не преступление. Даже если у тебя лицо подозрительно серьёзное.

Он фыркнул. Подошёл ближе. Присел на край кровати.

— Я просто... не знаю, что делать с этим. С нами.

Она посмотрела в глаза — ровно, спокойно.

— А может, не надо ничего делать? Просто быть. Дышать. Не бояться.

— Я всё ещё боюсь, Т/и. Не за себя — за тебя.

— Я не хрупкая. И если ты думаешь, что я стану твоей игрушкой — это не про меня.

Он вздохнул.
— Я не хочу игрушку. Я хочу человека. Тебя.

На какое-то мгновение — тишина.
И в ней было тепло.

— Тогда научись быть со мной, а не над мной, Том.

Он кивнул. Медленно. Словно проглатывая свои демоны.

—

Позже. День.

Они выбрались на улицу — по делам.
Том не отходил от неё ни на шаг.
Т/и пошла в аптеку, а когда вышла — увидела, как он говорит с какой-то девушкой у машины. Та смеётся, кокетничает. Том смотрит на неё с полуулыбкой. Привычной. Холодной.

И в груди Т/и что-то сжалось.
Не от ревности даже — от ужаса, что всё это было игрой.

Когда она подошла, Том резко отвёл взгляд. Девушка быстро ретировалась.
Т/и посмотрела на него:

— Ты снова в своей роли?

— Что?

— Сын мафии. Любимец женщин. А я — что, просто временная тень?

— Т/и...

— Нет, скажи. Мне надо знать. Чтобы уйти сейчас, пока не стало слишком больно.

Он выдохнул.
Потом — резко, почти зло:

— Я с тобой, чёрт возьми! Я не знаю, как быть другим, но я не вру тебе!

— А тогда кто она?

— Никто. Привычка. Оборона. Всё, что я делал раньше, когда боялся чувствовать!

— А со мной ты не боишься?

— Я боюсь вдвойне, Т/и! Потому что ты — настоящая! Потому что ты можешь уйти, и мне будет не плевать!

Он подошёл ближе, схватил её за плечи.
— Я боюсь потерять тебя так, как не боялся потерять даже брата!

Она застыла.
Потом с болью прошептала:

— Тогда не пытайся меня удерживать страхом. Это не любовь. Это тюрьма.

Он отпустил руки.
Сделал шаг назад.

— Я не хочу быть твоей тюрьмой.

— Тогда стань тем, кто будет рядом. Не против. Не над. Рядом.

Он кивнул.
Словно сдался.
Словно понял.

—

Вечером она сидела на диване, закутавшись в плед.
Том подошёл, опустился рядом.
— Я не идеален, Т/и.

— Я и не прошу быть. Я прошу быть честным. С собой. Со мной.

Он посмотрел на неё.
Снова потянулся ближе.
Но в этот раз — не поцеловал.

Просто положил голову на её плечо.
И прошептал:

— Спасибо, что не боишься моего настоящего.

Она сжала его пальцы в своих.
— Оно страшное. Но, может, я и пришла, чтобы его не испугаться.
Ночь выдалась на редкость спокойной.
Том сидел у камина. Огонь потрескивал, и в его отблесках казалось, что тени на лице Тома — не просто от света, а от чего-то глубже.

Т/и подошла тихо, присела рядом.
Он держал в руках старую зажигалку. Металлическую, потёртую.
Щёлкнул ею, но не зажёг огонь.

— Она была её, — вдруг сказал он.

— Кто?

— Мама.

Т/и застыла. Он никогда о ней не говорил.

— Я был маленьким. Лет шесть. Помню, как она пела мне перед сном. Всегда одну и ту же песню — «Lili Marleen». Знаешь её?

Она кивнула.
— Грустная.

— Как и всё, что с ней связано.
Он сжал зажигалку в кулаке.
— Она пахла жасмином. Гладила меня по волосам, когда отец злился. А потом — просто исчезла.

— Исчезла?

— Ушла. Или... её заставили уйти. Он не говорил. Он только сказал: «Слабые не выживают рядом со мной. Надеюсь, ты не станешь как она».

Том усмехнулся — горько.

— В тот день я перестал плакать. Сел в угол и стиснул зубы. А потом начал делать всё, чему учил отец. Словно если я стану холодным, он вернёт её. Или хотя бы похвалит.

— Он не вернул.

— Нет. Только сказал, что теперь я «мужик». А внутри... внутри с тех пор пусто.

Т/и медленно дотронулась до его руки.
— Ты скучаешь?

— Каждый чёртов день. Но я даже не знаю, жива ли она. Он стер всё, что с ней связано. Фото. Письма. Только зажигалка осталась — я прятал её под кроватью.

Он посмотрел на неё.

— Знаешь, что странно?

— Что?

— Когда ты рядом — иногда пахнет жасмином. Не духи. Просто ассоциация. Как будто душа вспомнила.

Она не знала, что ответить. Только взяла его ладонь, зажала в своей.

— Ты не обязан быть тем, кем тебя сделал отец, Том.

— А если я не знаю, кто я без этого всего?

— Тогда давай искать. Вместе.

Он опустил голову.
Сложил лоб к её плечу. Молча. С благодарностью, которую не смог бы выразить словами.

— Спасибо, Т/и. Что слушаешь. Не отворачиваешься.

— Потому что я вижу — ты всё ещё ищешь ту часть себя, которую у тебя отняли. И я не уйду, пока ты не найдёшь её.

Они всё ещё сидели у камина, когда вечер стал превращаться в ночь.
Пламя затухало, чашки остыли, а разговор — наоборот — стал тише, но глубже. Т/и оперлась на его плечо, и впервые Том не напрягся от прикосновения. Он сидел с ней, будто боясь пошевелиться — чтобы не спугнуть тишину, в которой ему наконец не было страшно.

— Мы остались, — шепнула она.

— Что?

— Все ушли, а мы остались. Два человека в этом странном доме, в этой странной жизни. И всё равно... остались.

Он посмотрел на неё, будто впервые по-настоящему.

— Если бы я мог вернуться во времени и выбрать, с кем пережить всё это — выбрал бы тебя. Даже если бы ты всё равно боялась меня.

Она ничего не сказала. Только мягко сжала его ладонь.

Ночью:

Поздно ночью Т/и проснулась от резкого вздоха.
Её сердце колотилось, лоб был холодным. Сон был обрывистым, страшным — в нём она снова бежала, снова пряталась, снова слышала голос... отца Тома. Строгий, жестокий, как железный хруст в позвоночнике.

Она поднялась. Пошла по коридору — босиком, в тишине, дрожа от тени сна.
Дверь Тома была приоткрыта.

Он сидел на кровати, уткнувшись в телефон, свет еле освещал лицо.

— Том...

Он поднял голову.
Встал почти сразу.

— Что случилось?

— Мне... приснилось. Я не хочу спать одна.

Он подошёл ближе.
— Ты вся дрожишь.

— Я не могу закрыть глаза. Он был там. Он смотрел. Как будто знает, где я.

Том провёл руками по её плечам. Осторожно. Молча.
Затем обнял.

— Я не дам тебе уснуть с этим. Ложись.

— А ты?..

— Я — рядом.

Т/и забралась на край кровати. Он лёг рядом, не касаясь, просто... был.
Они лежали молча. Только дыхание. Только тепло. И тьма, которая вдруг перестала быть страшной.

Через пару минут она прошептала:

— Если бы я осталась там, где была... нас бы не было.

— Но ты здесь, — ответил он, — и теперь я просыпаюсь с мыслью, что у меня что-то есть. Не дело. Не долг. Не кровь. А ты.

Она повернулась.
Придвинулась ближе. Его рука легла ей под голову.
И впервые — она уснула рядом с кем-то, не боясь ни сна, ни утра.