Часть 3.
Т/и возвращалась домой поздно. Подработка затянулась. Вечер был холодный, уличные фонари светили тускло, и чем ближе она подходила к своему дому, тем сильнее сжимался живот.
Что-то было не так.
На повороте она резко остановилась. Машина — чёрная, массивная — стояла у подъезда. Она знала её. Он здесь.
— Нет... — прошептала Т/и и медленно пошла в другую сторону, будто просто изменила маршрут. Но не успела сделать и трёх шагов, как раздался визг тормозов. Машина выскочила на дорогу, перекрыв ей путь. Дверца открылась.
Том.
Он вышел быстро, решительно. И уже не пытался играть в доброго мальчика.
— Мы закончили разговор? — спросил он тихо.
— Мы его не начинали, — бросила она, пятясь.
Он шагнул вперёд.
— Садись в машину.
— Нет.
— Я не спрашивал, Т/и.
Она бросилась в сторону, но в тот же миг двое мужчин вышли из тени — из его людей. Один схватил её за руку, резко, грубо.
— Пустите! — закричала она, пытаясь вырваться. — Отвали от меня, Том!
Он подошёл ближе.
— Я предупреждал. Ты не слушаешь. Это твоя ошибка.
Он кивнул людям. Они затащили её в машину. Она билась, визжала, царапалась. Паника, страх, боль. Всё в одном крике.
— Ты — моя. И я не позволю тебе исчезнуть. Ни сейчас, ни потом, — прошептал он, когда она в истерике ударила его кулаком в грудь.
Машина рванула с места. Она не знала, куда они едут. Но в глазах Тома не было сомнений.
Минут через двадцать они остановились — на окраине Берлина. Заброшенный ангар, охрана, железные двери. Т/и дрожала, запихнутая в кресло, дыхание рваное.
— Ты могла просто слушаться, — спокойно сказал он, доставая телефон.
— Я не вещь! Я человек! — закричала она, и голос сорвался.
Он наклонился к ней, глядя прямо в глаза.
— Слишком поздно. Теперь ты моя слабость. А мои слабости должны быть рядом. Всегда.
В следующую секунду раздался взрыв. Настоящий.
Стены дрогнули. Кто-то снаружи закричал. Один из охранников влетел в комнату:
— Напали. С южного входа!
Том резко обернулся.
— Чёрт... Её — в машину. Сейчас же!
Т/и почувствовала, как один из телохранителей тянет её снова — но она извернулась, ударила локтем в живот, вырвалась и метнулась в сторону двери.
Начался хаос.
Стрельба. Крики. Взрывы. Кто-то швырнул дымовую гранату, и воздух стал мутным. Она почти ничего не видела, только слышала, как кто-то кричит "Найти её!", как Том зовёт её по имени, уже не угрожающе, а яростно.
Но она бежала.
Слёзы, кровь на ладонях, сердце — как молот.
Она не знала, куда. Только — подальше от него.
Она вылетела из ангара, едва не сбив плечом стоящего на входе охранника.
Слева — заросли, справа — узкая дорога. Пули свистели где-то сзади, но она не оборачивалась. Только бежала.
Ноги горели. Дыхание сбивалось. Мир — как в тумане. Где-то далеко, позади, был голос Тома, грохот взрывов, крики. Но она всё это оттолкнула. Было только одно: бежать.
На обочине стояла старая "шкода", мотор работал, внутри — пожилой таксист в очках, судя по всему, ожидавший кого-то у склада. Она подбежала, захлопнула дверцу.
— Отвезите меня в город! Быстро! Я заплачу, пожалуйста!
Он обернулся, растерянный.
— Девочка, ты в порядке?
— Просто поехали! — закричала она, глядя назад. — Они... они меня найдут!
Таксист посмотрел в зеркало, пожал плечами и нажал на газ. Машина рванула вперёд, подняв клубы пыли.
Она дрожала. Пальцы не слушались, когда набирала номер Марты. Несколько длинных гудков — и голос:
— Т/и?
— Я еду к тебе... Он нашёл меня... Это было безумие... я чуть не... — голос сорвался, в горле сдавило.
— Что?! Где ты?! — закричала Марта.
— Я в такси. Еду. Пожалуйста, не выходи из дома. Просто открой, когда я постучусь.
— Конечно! Господи, только приезжай! Я здесь, я с тобой! — голос подруги дрожал.
Через полчаса машина остановилась у подъезда Марты.
Т/и выскочила, забыв даже сказать "спасибо", и побежала наверх. Звонок, глухой удар — и дверь распахнулась. Марта тут же обняла её, прижала к себе.
— Твою мать, что с тобой?! — шептала она. — У тебя кровь... ты еле дышишь...
Т/и схватилась за её футболку и расплакалась.
— Он... он запер меня... хотел увезти... как будто я его вещь...
— Всё, тсс... — Марта гладила её по спине. — Ты в безопасности. Я с тобой. Я никого не пущу. Никого.
Но Т/и знала — Том не остановится.
Он найдёт её. Где бы она ни пряталась.
И это было только начало.
Утро:
Утро было серым. За окном шёл мелкий дождь. В квартире Марты пахло кофе и тревогой.
Т/и не спала всю ночь. Каждый шорох, каждый звук — казались шагами, голосами, приближением чего-то неизбежного.
— Думаешь, он знает, где я? — тихо спросила она, сидя на кухне, сжимая кружку.
Марта села напротив.
— Ты же говорила, что у него всё — люди, камеры, машины. Но и у меня кодовый подъезд, и ты не у себя дома. Он вряд ли...
Стук.
Резкий, короткий.
Потом снова.
Словно не звонили — приказывали открыть.
Марта встала и пошла к двери.
— Не открывай, — прошептала Т/и, замерев.
Поздно.
Марта чуть приоткрыла — и дверь тут же распахнулась от сильного толчка.
Том.
Молча. Без угроз. Без эмоций.
Он прошёл вглубь квартиры, как будто это его дом. Его территория.
— Ты... ты не можешь просто так... — начала Марта, но он даже не посмотрел на неё.
Том увидел Т/и на кухне. Взгляд — прямой, твёрдый. Глаза — холодные.
Он подошёл. Взял её за руку.
— Одевайся. Мы уходим.
— Нет, — прошептала она, не вставая.
Он наклонился ближе, и голос стал опасно тихим:
— Я не спрашиваю. Я забираю тебя. Либо ты идёшь сама — либо я выношу тебя на руках.
— Ты больной, — выдохнула Т/и, вырываясь. — Ты не имеешь права!
Он резко схватил её за подбородок, подняв лицо.
— Я дал тебе шанс уйти красиво. Ты решила играть. Но я играю жёстче.
Марта крикнула сзади:
— Отпусти её, псих! Я вызову полицию!
Том бросил на неё взгляд. Один из его охранников — который стоял за дверью — уже поднял руку с телефоном Марты, заблокированным.
— Поздно.
Он снова повернулся к Т/и.
— Ты думаешь, что боишься меня? Нет. Ты боишься себя рядом со мной. Боишься, что уже привязана. Что хочешь меня, даже когда ненавидишь.
Она дрожала. И не знала, что страшнее: его слова — или то, что в какой-то глубокой части души он был прав.
Он разжал пальцы.
— Десять минут. Я жду внизу.
И вышел. Спокойно. Будто не угрожал.
Будто просто пришёл забрать своё.
5 минут спустя:
Т/и стояла у окна, глядя, как чёрный внедорожник дожидается под подъездом.
Сердце било глухо. В голове — пустота.
Марта металась по комнате:
— Ты не поедешь! Мы найдём выход. Я могу... я спрячу тебя у двоюродной тёти в Гамбурге, или... или...
— Он всё равно найдёт меня, — устало перебила Т/и. — Он не остановится. И теперь он знает, где ты живёшь.
Марта замерла.
— Он ничего тебе не сделает, — добавила Т/и, опуская взгляд. — Если я уйду с ним. Он хочет меня — не тебя.
— Это... это не любовь, — прошептала подруга. — Это болезнь.
— Я знаю.
Т/и прошла в ванную, умылась. Посмотрела на своё отражение — заплаканное, измученное, но с глазами, полными решимости.
Она не сдаётся — она защищает.
Через пять минут она была у двери.
— Только не злись на меня, ладно?
— Т/и... — голос Марты сорвался. — Он тебя сломает.
— Может. Но лучше я, чем ты.
И она вышла.
Он ждал у машины, как и обещал. Не говорил ничего, когда она подошла. Просто открыл дверцу.
Она села.
Дверь захлопнулась.
Внедорожник тронулся.
Внутри — тишина. Он смотрел вперёд, одна рука на руле, другая — на её бедре. Будто уже всё закончилось.
— Ты победил, — тихо сказала она.
Он бросил на неё короткий взгляд.
— Я не проигрываю.
— Ты не человек, Том. Ты — клетка.
Он чуть усмехнулся.
— А ты — птичка, которая всё равно вернулась в неё.
Она отвернулась к окну.
Дождь снова начал стучать по стеклу.
И с каждым километром её сердце будто отрывалось от самой себя.
Особняк Тома находился за городом. Высокие ворота, камеры, охрана. Ни домов рядом, ни случайных людей. Только серое небо, мокрый асфальт и давящая тишина.
Идеальное место, чтобы спрятать кого-то от мира.
Т/и вошла внутрь и почувствовала, как воздух сдавливает грудь. Просторный холл, стеклянные стены, стильный интерьер — всё выглядело как из журнала. Но для неё это была золотая клетка.
Том молча повёл её наверх.
— Теперь это твоя комната.
— Не «твоя». Это не мой дом.
— Перестань, Т/и. Всё уже решено.
Она остановилась.
— Кем?! Тобой? Мне было страшно, я просила, чтобы ты отстал! Я УБЕГАЛА! ТЫ СХВАТИЛ МЕНЯ, КАК ВЕЩЬ!
Он смотрел на неё. Глаза стальные.
— Потому что ты нужна мне. Потому что я не могу...
— Ты не можешь что?! — голос её дрогнул. — Не можешь терпеть, что кто-то не подчиняется? Не можешь позволить, чтобы хоть одна девчонка отвергла тебя?
— Это не так.
— А как, Том?! Скажи, КАК?! Ты ломаешь людей, срываешься, контролируешь всё! Это не любовь! Это — болезнь!
Он шагнул ближе.
— Заткнись.
— Нет! Теперь ты послушаешь меня! Я тебя ненавижу! Я ненавижу, что ты врываешься в мою жизнь, забираешь у меня свободу, друзей, спокойствие! Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ, ЧТО ТЕБЯ БОЯЛАСЬ!
Он сжал кулаки.
— Замолчи, Т/и.
— ПОЧЕМУ?! Больно слышать правду?! ПОЖАЛЕЙ СЕБЯ! ПОЖАЛЕЙ ЭТОТ СВОЙ ГНИЛОЙ ХАРАКТЕР!
Щелчок.
Резкий. Громкий. Внезапный.
Пощёчина.
Её голова резко дёрнулась вбок, щека вспыхнула огнём. Тишина застыла в воздухе, как после выстрела.
Он стоял, тяжело дыша. Рука всё ещё поднята.
Он ударил её.
Они оба замерли. Он смотрел на неё, будто сам не понял, что сделал. В глазах — не раскаяние, а глухая ярость и испуг.
Т/и медленно подняла взгляд.
—Я никогда не полюблю тебя.
И вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Он не пошёл за ней.
Том сидел в тёмной гостиной, не двигаясь. Сигарета тлела в пальцах, дым обвивал лицо, как тень.
Он не мог забыть её взгляд.
После удара.
Пустой. Раздавленный.
Но сильный.
— Чёрт, — прошептал он себе под нос и со злостью врезал кулаком в стену.
Он не был тем, кто должен терять контроль.
Он — сын мафии. Лидер. Символ страха.
С ним не спорят. С ним не убегают. С ним не кричат в лицо.
Но Т/и была не такой.
Она не смотрела на него, как остальные. Не боялась по-настоящему.
Её страх был живым. Личным. И именно это рвало его изнутри.
Он вырос среди оружия, крови, угроз.
Отец бил, когда Том не мог смотреть в глаза врагу.
Брат смеялся, когда тот впервые заплакал из-за девушки в шестнадцать.
— Мужики не плачут. Мужики ломают, — говорил отец.
Вот он и ломал. Всю жизнь.
Ночью он встал. Подошёл к её двери. Постоял. Не постучал.
Он слышал её дыхание. Глухое. Сбитое.
Она не спала.
Из-за него.
Он положил ладонь на дверь.
— Прости, — прошептал так тихо, что сам едва услышал. — Я не должен был...
Он отвернулся и ушёл.