Глава 27
Под острым светом забытой луны, она шла по белоснежной пустоте, танцуя своим шагом на облаках. Ее неторопливая и осторожная ходьба оставляла за собой слабый след, который тут же смывал ветер. Фиамма то и дело вертела головой, и все, что она видела — лишь мир белизны, не имеющий ни начала, ни конца.
Получилось? Это об этом месте говорил Габриэль? Или же я умерла?
Тихо. Неизвестно через сколько ей надоело бесцельно идти вперед. Еще десяток шагов — и она остановилась, нервно вертя головой. Мир вокруг продолжал свой бесконечный танец белизны, но что же на самом деле было реально? Фиамме казалось, что она слышала эхо собственного сердца, бьющегося в унисон с этой таинственной и раздражающей ее пустотой.
Тихо выругнувшись, ей пришлось пойти дальше. Пустота вокруг поглощала свет и звуки, но её сердце продолжало стучать, напоминая о той любви к близким, что ждали ее возвращения. Улыбки, смех, дразнящие воспоминания о тепле, теперь сливались с тенью отчаяния, подступающего к ней, словно зима.
Вдруг в этой безмолвной пустоте что-то изменилось. Она ощутила присутствие — нечто невидимое и не осязаемое, что заставило замереть её сердце . Вокруг появился легкий свет, и она увидела. Сомнений и быть не могло, это был он. Его лицо, хоть и размытое, излучало ту же бесконечную нежность, о которой тосковало ее сердце, его глаза, полные тепла и заботы, смотрели прямо в душу.
— Андриан, — сдавленно лишь смогла прошептать Фиамма.
— Я скучал, — ласково поздоровался он, подходя ближе.
Его черные локоны слегка прикрывали изувеченное лицо, а взгляд, одновременно и строгий, и заботливый, изучал прошедшую к нему девушку.
Стало невыносимо больно.
— Зачем ты ушёл? — воскликнула она, когда слёзы покатились по щекам. — Зачем ты отдал свою жизнь? Мы бы нашли выход!
Его дух колебался, как воздух в летний и теплый полдень, но его улыбка оставалась сдержанной и нежной, как и всегда. Она протянула руки, желая обнять, но он оказался бесплотен, словно дым, ускользающий сквозь ее дрожащие пальцы. Она почувствовала, как пустота вновь настигла её, заполняя пространство холодом и одиночеством.
— Мы не смогли выполнить данное тебе обещание, не смогли вернуть твое тело, чтобы ты ощутил тепло, — виновато продолжила брюнетка. — Мне жаль.
— Впервые я наконец чувствую его, — наклонил голову де Гранзо. — Благодаря тебе.
— Ты же пришел помочь мне? — с неким страхом уточнила девушка. — Не уйдешь?
— Я всегда буду с тобой, — тихо произнес он, и его голос звучал шёпотом ветра, проникающего в самую глубь её сердца. — На той стороне, где твое тело охраняют близкие, я был сломлен и потерян. И только после смерти ко мне вернулись воспоминания о жизни. Обо всех прожитых мною жизнях.
— Значит ты один из пяти? — наклонила голову Фиамма, присаживаясь рядом.
— Был, пока он не убил всех нас, — погрузился в воспоминания де Гранзо. — Перерождаясь в собственных телах, к нам иногда возвращались обрывки прошлого. В виде знаний или снов. Но Лев Зоки не мог так просто оставить нас. Он боялся, что мы вспомним и придем к нему с отмщением за содеянное. И тогда им был придуман план, чтобы остановить всех нас. Я был главной угрозой, ибо ближе всех был к разгадке о природе Пустоши. В тот день личность Льва Зоки пребывала в одном из тел, что были близ Магистра. Не помню, советник это был или командир. Обвинив в преступлении, которого я не совершал, меня доставили в столицу, точнее в руки самого Зоки. Лев нашептал Магистру об испытаниях по синтезу искусственных стихий, увез и сам же испепелил меня камнем Тьмы, уничтожив мое тело и часть памяти. Его гениальный план и смог бы сработать, да только уже в тот момент в мире происходил природный дисбаланс, и разбросанные остатки энергии из Пустоши помогли мне выжить. И встретить вас.
— Откуда в Пустоши столько энергии? — нахмурилась Фиамма. — Габриэль же перенес остатки Вагуса к себе.
— Тогда я думал, что эта темная энергия вырабатывается в Пустоши в противовес вашим стихиям, то есть Свету. Но я ошибался. Пустошь создал именно Лев Зоки, и это искусственное, противоестественное природное явление и вызвало новые природные катаклизмы. Зоки боялся, что больше никогда не найдет Вагус. Подобно способности Гатто из кристалла в своем сердце заряжать Светом камни, Зоки целые столетия искал уцелевшие сердцевины Тьмы и прятал их энергию в минералах Пустоши.
— И ты думаешь, мы способны противостоять ему и его могуществу?
— Теперь в наших руках все перстни, поэтому я настроен положительно на данный исход.
— У меня так много вопросов, — искренне призналась Фиамма. — О тебе, о других учёных, о камнях, о том мире, но я понимаю, что времени у нас нет. Габриэль говорил об испытаниях, что должна сделать конкретно я?
Андриан наклонился ближе, и его нематериальная форма окружила её, придавая ей ощущение покоя. В её сердце вспыхнуло свечение — надежда?
— За это твое качество я дорожу тобой как самым сокровенным подарком судьбы, — прошептал он, и каждый слог, каждый звук обнимал её, словно нежный ветрец. — После смерти я ждал, пока Габриэль соберёт все кольца воедино. Одновременно я и рад, что ты жива, но зная суть этого испытания, не хотел бы, чтобы его проходила именно ты.
— Я не понимаю, — покачала головой Фиамма.
— Огонь — это божий свет, — начал издалека де Гранзо. — Им же ты должна осветить Темноту и призвать погибших на помощь живым. Теперь, когда метафоры закончились, я перейду к сути. Энергией ты буквально начнёшь сжигать свою плоть изнутри, чтобы дать своему огню выйти наружу.
— И после я умру? — сглотнула Фиамма.
— После ты очнёшься в своем мире и заряда в кольце хватит на какое-то время, чтобы ты помогла противостоять Теням, игнорируя последствия. Если ты и сможешь выжить после, остаток твоей жизни превратится в кошмар. Не знаю, какие части тела или органы тебе откажут, но боль будет с тобой до самой смерти.
Фиамма нервно обняла себя руками. Слёзы растворились в её душе, и хотя сердце металось в гневе и боли, глаза смотрели на него неотрывно.
— Ты поможешь мне? — лишь спросила она.
— Я буду с тобой до самого конца. А после — сколько позволишь.
— Я сделаю это, — наконец произнесла Фиамма.
Её голос был полон решимости и отчаяния.
— Хотел бы сказать, что я рад твоему решению, — с нескрываемой грустью ответил Андриан. — Но мне больно признать, что нет другого выхода. Закрой глаза, я сорву печать с перстня.
Собравшись с духом, Фиамма кивнула в знак готовности и вытянула руки вперед. Вокруг нее закружились языки белого пламени. Они обвили ее, проникая в каждую клеточку ее тела, впитываясь в душу. Жар был невыносимым, но она стиснула зубы, осознав, что без боли не будет той самой силы. С каждой секундой пламя становилось всё ярче, а Фиамма чувствовала, как ее тело распадается от жгучей боли. Высвобожденная магия словно пронзала ее изнутри, отнимая силы, но вместе с этим открывая портал в мир погибших, в Темноту. Её сердце колотилось с бешеной скоростью, будто пытаясь вырваться из огненного мрака.
И в этот миг, когда мир вокруг нее слился в ярком свете, она увидела первый силуэт.
— Я их хоть узнаю? — с грустью спросила девушка.
— Они сами вольны выбирать, как им выглядеть в Темноте. На выбор есть все прожитые ими жизненные этапы, но никто добровольно не выбирает образ ребенка, ибо у костра они не смогут пить алкоголь, — сквозь грусть постарался пошутить де Гранзо.
— А почему ты выглядишь как с последней нашей встречи?
— Тьма прожгла мне душу, поэтому даже в Темноте я не смог избавиться от своего уродливого шрама на пол-лица.
— Ошибаешься, Андриан. Надеюсь ты скоро поймёшь, что нет ничего уродливого в нем, — сквозь боль улыбнулась девушка, поворачивая голову.
Силуэт становился четче. Эту походку она узнала бы, даже если вокруг нее шла толпа таких же нечетких образов. Лицо Даррена было таким же, как в день, когда они смеялись над браком Каскаты и ростом Серхио.
— Даррен, — сглотнула Фиамма, чувствуя соленый привкус в своем горле.
— Здравствуй, красотка, — махнул рукой контрабандист, также широко улыбаясь.
— Я...я, — начала давиться слезами девушка.
— Ну тише, — улыбнулся он, поправляя свои непослушные локоны. — Я рад, что смог спасти всех вас тогда. Только почему вы за это отправили ко мне прилипалу Камилло? Я вас настолько обидел? Подождали бы годик-другой. Чтоб честно было. Не Аттуала, хоть на этом спасибо.
— Ты встретил ее? — сквозь лёгкий смех спросила девушка.
— Да. Я снова с ней, с моей женой, моей Ольханой. Детей, конечно, завести мы не успели при жизни, но...Ты знаешь, из—за всего этого столько детей погибают от голода и болезней. Мы взяли под опеку многих сирот и растим их, как родных. Ольхане идёт материнство. А я пришел показать им, какой у них храбрый папа.
— Спасибо, что пришел, — с уважением поблагодарил Андриан.
— Я же не мог пропустить все веселье, учитывая, что слишком рано мне пришлось уйти от вас, — сказал Даррен, похрустев пальцами. — Направь меня к Серхио, я его ещё должен поздравить с помолвкой.
Доверяя ощущениям, Фиамма создала брешь в этой бесконечной белизне. Махнув на прощание, он ушел также быстро, как и пришел. Но пейзаж не казался теперь для нее пустым, ибо второй силуэт не заставил себя долго ждать.
С ухмылкой, словно только что вышедший на утреннюю прогулку, появился Камилло. Его яркие синие глаза сверкали подобно сапфирам, а лёгкая улыбка придавала ему вид, словно он не испытывал ни страха, ни сомнений.
— Фиамма, ты что, всерьёз решила, что у нас нет шансов? — произнес он, оглядываясь на шедших к брешам в пространстве духов. — Только посмотри! Никто не толкается, не ругается! Неплохо организованно!
— Камилло, это не шутки! — строго произнесла Фиамма, хотя внутри её разливалось тепло от его присутствия.
— Ну и что? — с лёгкостью ответил он. — Сейчас схожу, помогу ребятам и леди Конджиламенте, пригрожу Серхио, чтобы обращался с ней, как с королевой, и вернусь обратно.
Фиамма не могла не улыбнуться. Его энергия была чересчур заразительной.
— Ты прав, — наконец согласилась она, — Отправляю тебя на помощь к Лиаму.
Камилло встал прямо, оглядываясь назад.
— Синитии тут нет, — хохотнул Андриан. — Можешь расслабиться, герой-любовник.
— Скажешь тоже, — смущённо пробурчал кудрявый и растворился в белом свете.
Агония вырывалась из ее грудной клетки, подобно последнему крику, когда пламенный вихрь поднялся высоко вверх.
— Ты можешь остановиться в любой момент, уже много душ отправились, — опасливо произнёс Андриан.
— Нет, я отправлю их всех, — с гневом процедила она сквозь зубы, всматриваясь вперёд.
Пот струился по ее лицу, смешиваясь с горячими слезами; она понимала, что это испытание не только ради силы, но и ради избавления от собственных чудищ. Но чем больше она призывала, тем больше умирала, и каждый момент, затянувшийся в бездне агонии, был полон страшной тревоги.
Два суетящихся силуэта бежали к ним, толкая идущих духов к разломам.
— А вы почему здесь? — нахмурился Андриан. — Вы должны были...
— Да мы знаем, не успели! Пустошь заблокировала нам проход, — начал тяжело дышать Элэр, придерживая Мадре под руку. — Фиамма, срочно отправь нас к Терра и Каскате. Это выйдет проще, чем то, что ты сейчас делаешь.
— Вы тоже те самые ученые? — с удивлением заметила брюнетка.
— Передавай привет Габриэлю, если встретишь его раньше нас, — улыбнулся Кэлэр, растворяясь перед ней. — И скажи Дэмиэно, что в его формуле надо использовать двоичное значение.
— А я так хотела увидеть Иви, — со слезами прошептала Мадре. — Отправь ей защиту.
— Не беспокойтесь, госпожа Мадре, я помогу, — раздался бархатный и знакомый голос за спиной Фиаммы.
В глубине души она ждала его. Менте, с нежным, но печальным выражением лица остановился в шаге от нее. Его глаза, когда-то светившиеся от радости, теперь отражали глубокую скорбь, но несмотря на это, они излучали надежду.
— Мерилин, — бархатно сказал он, его голос пел, как колокольный звон на площади в Мерздене, — отправь меня к Иви.
Будучи обреченной на эти минутные терзания, Фиамма почувствовала тепло, проникающее в ее уставшее сердце. Она всмотрелась в лицо Инокензы и увидела в нем лишь смирение. Смирение, что все их чувства остались в далёком прошлом, уступив место благодарности и уважению. Боль в ее груди немного утихла.
— Я был не прав, запрещая тебе плакать, — виновато произнес он. — Нельзя все время закрываться в себе, роза души моей. Выпусти спрятанные шипы наружу.
— Нет на это времени. Я должна сражаться, Менте, — шептала она. — Эта война забирает все, что у нас было. Я чувствую, как тьма поглощает мир, и я не могу позволить этому случиться.
— Ты сильнее, чем думаешь, — уверенно произнес Инокенза. — Я не способен был нести огонь, но именно ты осветишь им тьму миллионом свечей из своего сердца. Иначе и быть не может. Спасибо, Андриан, что не дал и не даешь ей угаснуть.
Фиамма старалась не плакать, но слезы все же катились по мокрым щекам.
— Я боюсь, что потеряю себя в этой тьме, — призналась она, с трудом сдерживая нарастающую в ней истерику.
— Тень не может поглотить того, кто сам излучает свет в своем сердце, — ответил Менте. — Помни, любовь — это не прощание, это связь, которая никогда не разорвется.
Жадно глотая воздух, она кивнула, и в этот момент ее дух наполнился новой решимостью и силами терпеть мучительную агонию внутри себя. Вдруг тьма вокруг нее стала сгущаться, как будто сама природа сопротивлялась ее призывам. Огонь, терзающий ее плоть, стал уже не просто элементом, но сущностью, жадно впитывающей её страдание, будто наслаждался этой изощренной игрой. В голове звучал только один вопрос — неужели для обретения силы нужно терять себя?
Уверенной походкой, к ней подошли трое. Лицо Альды было также наполнено смелостью, Синития робко стояла за ее спиной, а Фелличе попытался неуклюже обнять Фиамму, но руки его прошли сквозь ее тело.
— Я понимаю, это неправильно, о чем я попрошу, ведь Феба ждет наш учитель, но я искренне хочу помочь ему, — взмолился Фенчесто, падая на колени перед Андрианом. — Это мой единственный шанс объяснить ему, что моя смерть случилась не по его вине. Прошу, прошу!
— Мы все просим, Андриан, — аккуратно продолжила Альда. — Он страдает и корит себя во всех делах, что свалились на его голову. Отправьте к нему Фенчесто, а мы с Синитией хотим помочь Райхольду и Аттуалу.
Фиамма ослабленно кивнула и рукой указала на открывшейся разлом. Она чувствовала, как её тело больше не слушается, как мускулы сводит в судорогах. Фиамма крепко сжала руки в кулаки. Словно в ответ на ее страдания, души начали собираться вокруг, обрамляя её увядающий облик.
— Я нужен Фаро, — шептал перед ней Бене. — Я не могу просто сидеть и наблюдать отсюда, как он рискует собой. У моего племянника должен быть отец! Живой и невредимый!
Каждый миг, когда она пыталась сосредоточиться, чтобы вызвать нужных ей духов, огонь настойчиво пожирал ее плоть. Боль была невыносимой, остуняя и накаляя все вокруг. Моментами ей казалось, что сама суть ее существа выгорает, превращаясь в дым, а руки, некогда столь сильные, теперь начали осыпаться, словно пепел. Громкий звук треска и шипения заполнил воздух, когда одеяние стало пленником языков пламени, а ее тело — их жертвой.
— Моя сестрица хоть и не подаёт виду, но уже использовала все свои силы, — Эстель говорил твердо, хотя в интонации прослеживалось беспокойство. — Мы рождены изо льда, и я тоже хочу доказать это.
Не в силах сдерживать крики, она бросила голову назад, ее волосы, подобно живому факелу, расправились по ветру. В этот момент силы ее стали колебаться, но внутри нее разгоралось нечто большее, чем боль. Это была воля — воля к жизни, к пониманию, к истине, скрытой за кулисами огненной муки. Существо огня гнало ее к краю, но этот край был не потерей, а пробуждением.
— Бергхану не хватает знаний для стабилизации поля Пустоши, — Магистр, в своей молодой форме, задумчиво чесал светлую бороду. — Я могу помочь вам.
— Вообще-то я хотел сражаться бок о бок с лучшим другом! — нервно топнул Айканар левой ногой и скривился, видимо забыв, что теперь на том месте больше не деревянный протез.
— Нереа тоже там, — разрешил конфликтную ситуацию Андриан, то и дело беспокойно косясь на Фиамму. — Ты сможешь помочь и племяннице, и Лоцману.
— А Такара? — спросила осторожно девушка, задыхаясь от боли.
— Она обидеться, если узнает, что я сражался не в открытом бое, а в тылу, — улыбнулся северянин. — Ее мать уже с ней. Как и жена Бергхана, что теперь сторожит Лиату.
Ее тело раздробилось на две половины: одна сжигала эмоции, желание просто быть, а другая — жаждала той самой силы, стремления к познанию. Огонь, извиваясь, закутывал её, как удав, познавая каждую клетку ее организма, каждую трещину в её духе. С ужасом Фиамма видела, как пламя обжигало её руки, превращая их в кровавые мозоли. Каждое движение, каждый жест давались с неимоверной болью. Она знала, что цена, которую она платила за свои старания — это не только физическая мука, но и тёмные тени, что затаились в её душе.
— Сенто уже с Хариссоном? — спросил подбежавший к ним Джулиан. — Нормально добрался? А Гатто? А, к нему тот Сокол уже отправился... Тогда кидайте меня к Форзе.
Каждый миг, когда она использовала свою силу, казался вечностью, в то время как огонь пробирался сквозь её плоть, жадно поглощая её жизненные соки, оставляя лишь тлеющие угли. Она чувствовала, как её сердце сжимается в железной хватке, а лёгкие заполняются дымом, превращая вдох в мучительное воспоминание о тех временах, когда она танцевала среди языков пламени, подчиняя их своей воле.
— Орсо отправился к Каталине, Шингаль к Эрбе, Дэмиэно и Ремо тоже не остались беззащитны, — старался отвлечь ее от боли разговорами Андриан. — Представляешь, в числе первых душ к ним отправились их подруги из университета, что погибли при их эксперименте.
Существующую тонкую грань между Светом и Тьмой Фиамме пришлось переступить, отпустив слёзы, которые сгорали, подобно восковой свече. Она боролась. Огонь продолжал её жалить, и Фиамма поняла, что она должна выбрать: либо закрыть проход духам, либо окончательно сгореть заживо.
— Отправь меня к Осте, — потребовала женщина с длинными черными волосами.
— А вы...— с любопытством спросила Фиамма, корчась от боли, но осталась без ответа: женщина надменно посмотрела на нее и ушла к разлому, не проронив больше ни слова.
— Это бывшая жена старика, что бросила его на произвол судьбы, а сама уплыла на корабле с капитаном, — невесомо провел по ее лицу ладонью Андриан, стараясь скрыть выражения ужаса на своем лице. — И вот совпадение, этим капитаном оказался последний Магистр, и родился у них чудесный мальчик.
— Это мать Гатто? — замерла Фиамма. — Может ей стоило сказать, что ее сын жив и...
— Люди порой сами игнорируют правды жизни, проигрывая свою внутреннюю драму, что восполняет их совесть. Ей не нужна эта правда, как грустно, это бы не звучало. Другое дело тот хозяин бродячего театра, что при первой возможности подбежал к нам и отправился к Либерте, обрадовавшись, что она выжила при нападении.
— Ты прав, — кивнула Фиамма, удерживая свое тело на дрожащих ногах. — А жена Уомо? Думаешь она пошла за ним из-за чувства вины или же любви?
— Мы не судьи в романе их жизни, — пожал плечами Андриан. — Но могу сказать, что сестре Иримэ хватило храбрости признать свои ошибки и получить шанс на раскаяние. Шанс на прощение в глазах сестры.
Последний из оставшихся силуэтов сверкал ярче остальных. Лёгкой грациозной походкой, она словно плыла над этой пустотой, подобно солнцу над морем.
Силуэт Соли остановился в метре от нее.
— Ты... — прохрипела она Фиамме, смахнув слезу. — Выглядишь скверно.
Это не звучало, как оскорбление. В голосе девушки звучали волнение и страх.
Фиамма почувствовала, как напряжение накаляет атмосферу, и подобранные для дочери Магистра слова так и остались внутри, застряв в горле. Её чувства противоречили друг другу.
— Фелличе уже отправился к Фебу, — произнесла виновато Фиамма. — Я итак не должна была отправлять к нему на испытание душу, поэтому не смогу помочь тебе.
— Осведомлена. Но я здесь не ради него. Я нуждаюсь в тебе, — произнесла Соли, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Феб страдает... Ты знаешь, что он всё ещё любит тебя. Не переставал дышать тобой. А что я...Он никогда не любил меня, верно?
Ее голос был наполнен горечью и обидой.
Фиамма протянула ослабленные дрожащие руки, и на миг ей показалось, что ей удалось почувствовать неловкое и смущенное прикосновения пальцев Соли к ее ладоням.
— Был другой — Дезидерио. Он... он всегда любил тебя, — дрожащим голосом говорила брюнетка, периодически делая паузу при приступе кашля. — Ты была его светом во мраке. Пускай мне и тяжело проявлять собственные чувства, но при этом мне легко читать эмоции других, словно книгу.
— А книга Дезидерио прячет в своих страницах образы нежности и страсти, надежды и томления, — подхватил Андриан, становясь рядом с плачущей Соли. — Первые главы написаны с тоской и восхищением, пробуждающие в сердце советника сладкое волнение. Он, как писатель, ловил каждую искорку твоей улыбки, спасал каждое мгновения ваших встреч для вечности собственного одиночества. Текст страниц по-прежнему хранит твой мягкий смех, подобный переливам нежной музыки, и взгляды, в которых отражался свет его несбывшихся надежд. Его душа, полная трепета, искала утешения между строками, где была только одна героиня — ты.
— Я не могу изменить то, что произошло, — прошептала Соли, глядя в глаза Фиаммы. — Я ошиблась на твой счёт. Глупо было обвинять тебя в колдовстве, когда виной всему были его похоть и жажда свободы. Феб сделал мне больно, разбил мне сердце. Но я все же хочу, чтобы он был счастлив.
Соли ещё раз коснулась рук Фиаммы.
— Знаю, он и тебе сделал больно. Я не прошу тебя отдавать себя в жертву ради его несбывшихся надежд. Прошу только об одном: защити его от него самого. А наша любовь достойна лишь тех, кто по-настоящему любит и нуждается в нас. Дезидерио...Как же я была слепа. За блестящей красотой не разглядела пустоты чувств своего бывшего мужа. Теперь я знаю, как все исправить. Фиамма, меня отправь к Дезидерио, а сама наконец определись, чего хочешь именно ты. Если выживешь конечно. Прощай.
Силуэт растворился во мраке. Сперва Фиамма пыталась противостоять боли, но силы постепенно покидали её. Белоснежная земля, где, когда-то отражались ее следы, теперь превращалась в золу. От её рук остались лишь обожжённые шрамы — следы жертвы, о которой она никогда не забудет. Огонь, который, когда-то согревал её душу, теперь пожирал каждый клочок её существования.
С последним вздохом Фиамма подняла голову кверху — огненные облака заволокли её сердце. Она не боялась смерти. Приняла свою судьбу. И перед последним вздохом она испепелит этой силой каждого, кто восстанет против ее близких. Она сгорела, как факел, чье пламя, несмотря на свою хрупкость, будет сиять ярко и недолго, оставив напоследок только тенистые образы в памяти тех, кто сможет насладиться её светом.
Без ответа оставался только один вопрос.
Почему он не явился на зов?