Глава 16
Прибытие в столицу было для Феба подобно возвращению к столь далёким истокам его собственной судьбы. С каждым шагом по мостовой уличных закоулков в сердце просыпались угасшие воспоминания о службе, беззаботной жизни.
О Фенчесто.
Столица, украшенная каменными башнями и крепостями, словно ожила перед его глазами, игнорируя всю тьму и мрак, что принесло в мир падение неба. Невиданные с давних пор мозаичные узоры на стенах крепости наполнили его сердце томной дымкой, когда он, еще мальчишкой-курсантом, бегал по огромным залам, подслушивал разговоры командиров и предвкушал великие свершения.
Но среди этой сладкой грусти также таяла горькая улыбка. Вспоминая свою молодость, Феб ощущал непоколебимость своего духа и ту самую свободу, которую знал лишь молодой капитан столицы — капитан Темпеста. Возвращение в столицу было возвращением домой.
— Ты чуть не опоздал к отплытию, Гатто, — шепнул Лиам, поправляя рукой капюшон.
— Гатто виноват. Прощался с Айканаром, Эстелем и Джулианом на Молчаливом Холме. Они благословили нас на успех.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Феб, устало потирая пальцами глаза. — Совсем сосредоточиться не могу.
— Что тревожит твое сердце? — тихо спросил Лиам, проходя с ним через большую арку.
Все вокруг казалось ему истлевшим и пустым, ведь его мысли были сосредоточены на головной боли, которая отплыла на неделю раньше него, даже ничего не сказав о своих планах и маршрутах.
Как Лоцман мог отпустить ее одну?
— С ней все будет хорошо.
— С чего ты взял, что я думаю о Фиамме?— разозлился Феб, испепеляя взглядом длинноволосого.
— Я про твою голову. Она же тебя беспокоила минутой ранее, — рассмеялся Лиам и дал жест "пять" Гатто.
Феб недовольно цокнул и лишь ускорился, оставляя двух друзей позади. Он старался отогнать воспоминания, хотя в сердце тайно нес надежду на встречу с ней, чтобы просто увидеть ее наглый взгляд, увидеть, что все хорошо.
— Почти на месте, — вывел его из потока мыслей Лиам.
В сумраке подвала одного из заброшенных Орденских корпусов, где холодные каменные стены словно дышали древней мудростью и тайнами, Феб взглядом встретил своего друга.
— Феб, — облегчённо выдохнул спускающийся к ним по лестнице Харрисон. — Слава Господу Света, вы целы.
Крепкие мужские руки заключили его в теплые семейные объятья. На миг прикрыв глаза, чтобы перевести дух и дать эмоциям секунду на выход, Феб расплылся в улыбке и вновь посмотрел на своего друга. На друга, чьи черты лица сохраняли следы пройденных испытаний, на друга, что поднялся против своих стойких принципов, выбрав дружбу и преданность вместо верности Магистру. Он протянул руку помощи, готовясь рискнуть всем, чтобы помочь пиратам и Северу в противостоянии с Тенью и Пустошью.
— Мои люди не сильно вас утомили?— спросил он, пожимая руки остальным.
— Спасибо, твои в порту хорошо отыграли проверку документов, — улыбнулся Лиам.
— Вам спасибо за скорое письмо. Мы хоть успели подготовиться к вашему приезду.
— Ещё бы, его личный сокол Бергхана доставил, — усмехнулся длинноволосый, прижимаясь спиной к холодной стене.
— Как мой брат? — аккуратно спросил у друга Феб. — За последние условных семь недель от него ни весточки.
— Прекрасно, — успокоил его Харрисон. — В данный момент он в Лулане и довольно успешно выступает в порту и пабах, привлекая внимание горожан к перевороту.
— Ты присматриваешь за ним? Не перегибает палку?
— На удивление, действует весьма осторожно.
— А это уже заслуга Каскаты, — хохотнул Лиам. — Что слышно, Харрисон?
— С моей же стороны обеспечена безопасность вашего присутствия в столице.
— Нас не вычислят? — вскинул бровь Феб.
— Патрули обеспечиваются лишь орденцами, а "Магистр" и "Соли" так и не покидают главного здания.
— Нас твои не сдадут? — нахмурился Лиам.
— Я говорил лично с каждым из своих братьев по оружию. Все несут службу во имя света, как бы прямо сейчас это не звучало. Поэтому будьте спокойны.
— Тогда каков план? — оживился Темпеста.
Осмотревшись, Харрисон поднял с пола кусок белого мела и принялся вычерчивать схему.
— Для начала мы отправимся в "Пьяную кильку", с тобой хочет поговорить один твой старый знакомый, — начал он, вырисовывая два треугольника. — А позже мы отправимся к твоей любимой старухе Лил и ее девочкам из кабака.
— Казалось я отдыхал там в прошлой жизни, — выдохнул ностальгически Феб. — Но что она от меня хочет?
— Ночь с девочкой из изумрудной комнаты? — усмехнулся длинноволосый.
— Я не знал, что ты, Лиам, столь осведомлён насчёт иерархий их комнат.
— Не думай, что ты был их единственным любимым клиентом, — хохотнул пират.
— Гатто беспокоится, — засуетился брюнет. — Много встреч. Ловушка?
— За первую встречу я ручаюсь своей головой, — успокоил его орденец. — А насчёт второй... Старуха точно не обманет. Пусть она и жадная до денег, но своих не обидит.
— Тогда в "Пьяную Кильку"? — поднялся с корточек Феб.
— Толпой не пойдем. Феб пойдет с Гатто, Я с Лиамом. Встретимся за четвертым столиком. И да, Феб, сброй свою щетину, а то сойдешь за нищего.
***
Шумная толпа верещала и забавлялась, попивая пенное пиво в уютном баре, скрытом от любопытных глаз. Это заведение не славилось в богатых кругах, зато местные любили это место за уединение и простоту. Располагаясь на Северном порту, где запах рыбы пропитал собой темное дерево стен паба, а омбре пота и рвоты заставляло глаза слезиться, заведение стало идеальным из всех возможных мест для разговоров. Они заняли стол на втором этаже в дальнем углу, и, ещё раз убедившись в том, что их не подслушивают, начали обсуждение. Первым начал Харрисон, затрагивая докладом внутреннюю обстановку столицы. Насколько ярким от света свечи казался мир шумного паба вокруг, настолько же мрачно и таинственно отливала в сердцах история, рассказываемая им с нескрываемым ужасом и отчаянием.
Огонь мерцающих свечей коснулся лица Феба, едва освещая его невозмутимую маску. Переполнявшее его дух беспокойство опровергало упрямство скептической натуры, веря каждому произнесенному слову.
Густая дымка от дешевых сигарет поднималась вверх, растворяясь близ потолка и оставляя после себя лишь резкий запах табака. Лиам пристально смотрел в глаза Харрисону, словно хотел прочитать не только его мысли, но и само будущее.
— Столица, мой друг, окутана хаосом, — говорил он, продумывая каждое слово, словно они были отлиты из самого дорогого серебра. — Тишина, которая когда-то покоилась на улочках и двориках, сменилась недовольными звуками молчаливого бунта. Народ отказывается мириться с несправедливостью и навязанными властью законами. Отбой после условных шести часов, запрет на сбор групп свыше пяти человек, скачок цен на продукты, дефицит соли. Каждый заметил: что-то происходит, но озвучить это равносильно эшафоту. Нет прежнего доверия ни к власти, ни к Ордену.
— Дело дрянь, — подытожил Феб.
— Весь мир вокруг — это лишь отражение того, что чувствует и переживает наше братство, — продолжал Харрисон с такой болью, словно именно он был связан с этим Рундуком. — Орден носит молчаливый траур. Именно поэтому предательств с его стороны не будет. Он всегда, как велит Кодекс, выступает за сторону человечества и света. Так будет и впредь. Остальным братьям неделями ранее я выслал сообщение. Ни с юга, ни с востока, ни с запада ЛжеМагистр не получит подмоги.
— А если Тени перехватят письма?
— То увидят стандартные шаблоны моего раппорта относительно контроля урожая в Бо. Они решат, что я выслал не те документы, но только мои ребята знают что делать с этой бумагой и каким отваром проявлять невидимые глазу чернила.
— Поразительно, — ахнул Лиам, переглядываясь с Темпестой.
— Разве ты забыл, Феб? Это одна из твоих пьяных идей, когда мы пили после твоего повышения.
— Да, — начал вспоминать мужчина. — А ещё личная горничная, пиво в сухпайке. Это было так давно.
— Словно в прошлой жизни. Мне самому иногда кажется, что я умер, а все это — чёртовы проделки Дейва в Рундуке. Но сегодня мы начнем рассеивать мрак, возносящийся над этими улицами. Мы станем опорой, которую ищет народ. Мы будем изменять хаос. А вот и наш гость, — поднялся на последних словах Харрисон и махнул рукой.
Не успев Феб повернуть голову, как тяжелый удар разорвал воздух, заставив его потерять равновесие. Сфокусировавшись, Феб замер, его сердце кольнуло острым неприятным ощущением, словно его вырвали когтями из груди и кинули в пылающую печь. Мужчина в черном плаще занял стул рядом с Харрисоном, разминая кулак после удара.
— Что за? — вспыхнул Лиам, приподнимаясь с места.
Остановила его крепкая рука Феба, вынуждая длинноволосого занять место обратно.
— Гатто не понимает...
— Это Дезидерио, — начал Харрисон. — Один из советников Магистра, что был сослан им на Восток. Не напомнишь за что?
— Кажется за то, что кто-то ворвался в дом моей леди Соли и чуть не сжёг его, — наклонил голову советник и сложил пальцы между собой "домиком".
— Зачем он здесь? — недовольно хмыкнул Феб, глядя на орденца. — Мог бы и предупредить.
— Тогда бы ты не пришел, — пожал плечами Харрисон. — А здесь он потому что как никто другой знал при жизни Соли и о политической обстановке столицы изнутри перед тем самым роковым советом.
При упоминании девушки глаза мужчины стали неотразимым зеркалом его души, отражающим бесконечную печаль и разочарование.
— Кто-то ведь должен был проявить свое внимание к ней, — сьязвил Дезидерио.
— Как ты можешь судить меня?— прорычал Феб, приподнимаясь со стула, игнорируя ярость взгляда Харрисона.
— Ты не знал ее так, как я знал. Ты не видел какой она была на самом деле, какие боли и страдания ей приходилось пережить! — вслед за Фебом вскочил с места Дезидерио. — Из-за одного упрямого представителя семейства парнокопытных.
Очищенная горечью правда прорывалась через глотку мужчины, подобно проклятию. Феб ощущал гнев, вспыхивающий в своем сердце, но там же горела и тоска, неукротимо обнимающая его душу.
— Ты был рядом в тот день, но не сумел защитить ее! — продолжал Дезидерио, не скрывая дрожи своего голоса. — Чего это я, тебе ведь было все равно. Тебе всегда было на нее все равно. Каждая измена, каждая слеза наносили ей удары сокрушительной силой, а ты сидел в своем мире и слепо верил в то, что все будет хорошо!
Слова мужчины пронзили сердце Темпесты, раня его глубоко и безжалостно. В его внутреннем мире разразилась буря эмоций — горечь, вина, непреодолимая печаль. Он хоть прекрасно и осознавал свои ошибки, но только сейчас понял, какими глазами Дезидерио видел его покойную жену.
В смятении собственной души Феб все же нашел искру силы и решимости. Он смирился со своей ролью в этой трагедии и вновь пообещал себе, что никогда больше не позволит себе быть пассивным зрителем в трагедиях судеб близких для него людей. Он должен стать лучше, сильнее, чтобы защитить тех, кого любит.
Тяжелое молчание окутало двух мужчин, словно предвкушая новую волну и новое начало конфликта. Глаза обоих потемнели от скрытых горестей и мыслей, но в них также застыло стойкое решение отомстить за смерть столь светлой и доброй девушки, что пала куклой в коварных играх.
Ведь любовь и смерть иногда объединяют нас с теми, с кем мы на самом деле больше не должны были идти рука об руку.
Харрисон был уверен, что их связь уже никогда не будет такой же, как раньше, но смешение обиды, боли, мести и надежды даст им силу вновь построить более крепкое сотрудничество, сопровождающую их души на пути к исцелению и пониманию. Именно поэтому Харрисон и устроил им эту встречу.
Дезидерио, стоя перед Фебом, понимал, что несмотря на свои отрицательные эмоции по отношению к бывшему мужу столь дорогой для него госпожи, он должен объединить свои силы, чтобы найти ее истинных убийц.
— Я не забуду о том, что ты сделал,— прошептал мужчина с холодом в голосе, — но у нас одна цель — найти тех, кто отнял у нее жизнь. И забрать жизнь у них.
Феб почувствовал смешение эмоций внутри себя. Ему было трудно принять помощь от человека, который ненавидел его, но он понимал, что в этой ситуации нужно забыть о прошлых обидах и сосредоточиться на справедливости для своей покойной жены.
— Я понимаю, что ты испытываешь ненависть ко мне, — ответил он тихим голосом. — Но я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы найти и наказать убийц. И если мы сможем найти общий язык для достижения этой цели, то это будет последний шанс навсегда разрешить наши проблемы и недомолвки. Даю тебе слово, после всего, если я доживу до того дня, я предстану на суде и отвечу за каждое свое преступление.
Мужчина кивнул, глаза его немного смягчились.
— Хорошо, — проговорил советник, —но помни одно — если ты только попытаешься избежать ответственности или скрыть правду от меня, я совершу самосуд.
Феб кивнул, чувствуя в себе новый заряд решимости.
— Ты сразу поверил нам? — решил сбавить градус Лиам. — В нашу невиновность.
— Признаться честно, нет, — покачал головой Дезидерио, усаживаясь обратно за стул. — Прибыв в столицу, я издали увидел экипаж Магистра. Я сразу понял, что это не она. В ней было ни капли света моей госпожи. А после отбоя Харрисон и рассказал мне о тех чудовищных днях совета, которые вы, собственно, поведали ему. Мое сердце наполнилось скорбью, что по сей день отравляет мне душу.
— Ты писал мне, что у тебя есть зацепка, — шепнул Харрисон, хлопая пальцами по нагрудному карману.
— Моя госпожа вела дневник, с которым делилась всем самым сокровенным, — тихим голосом начал рассказ советник. — Полагаю, что будет не лишним изучить его, да простит госпожа мне моё любопытство.
— Тогда отправляемся на лёгкую прогулку перед сном, — кивнул Харрисон, поднимаясь со стула.
— Феб, — окликнул его мужчина.
— Да?
— На период войны я закопаю топор наших разногласий. Но знай, что с ним я буду свидетельствовать против тебя после.
***
В мерцающем слабом свете лун пятеро мужчин незаметно пробрались через густой туман вглубь заброшенного поместья. Шаги их были тихи, словно шепот самой ночи.
— Его не отремонтировали обратно? — поинтересовался Феб.
— После произошедшего она побыла здесь ещё немного, а позже переехала обратно в поместье отца, — уточнил Харрисон.
— Дай угадаю, после того как Нирикан завладела ее оболочкой, — цокнул Лиам.
Дезидерио сжал челюсти, подавляя нарастающую агрессию.
— Прости, дорогой друг, у него само вырвалось, — поспешил успокоить мужчину орденец.
— Гатто интересно, чем занимался Дезидерио на службе у Соли? — робко спросил у впереди идущего Гатто.
— Я был вначале своего пути просто библиотекарем и отвечал за сохранность книг, — задумался Дезидерио. — Моя госпожа часто радовала меня своим присутствием и тягой к знаниям. А после я своим трудом дослужился до советника.
— Выходит ты знал Анзо и Артура Дея? — наклонил голову Лиам.
Дезидерио коротко кивнул.
— Артур Дей всегда симпатизировал своей тягой к знаниям и любовью к истории и фольклору нашего мира. Но временами его противоречивые к власти настроения пугали меня, от чего мне пришлось ограничить ему доступ в запретную секцию. А через месяц после этого он и вовсе пропал. А что касается Анзо, не скрою, я всегда ему завидовал. Работа над тайным шрифтом Магистра достойна уважения. Стыдно признавать, много лет я был уверен в его причастности в предательстве Магистра. До сих пор помню его истошные крики, когда ему насильно пересаживали темное пламя, и как после его лишали физической оболочки.
— Его лишила Соли? — аккуратно спросил Лиам.
— Другой советник. Магистр предложил ему за взяточничество или тюремное заключение, или участие в эксперименте. Его сердечной силы хватило на два заряда: первый на лишение физической оболочки Андриана де Гранзо и второй на получение копий камня Света. Его смерть не была напрасна, ведь тогда мы и узнали о том, что только носитель чистой крови рода Магистра способен бесконечно поддерживать силу камня внутри себя.
— Пришли.
Туманные вуали простирались над заброшенным средневековым поместьем. Стены поместья скрыли пеленой времени поблекшие фрески и некогда яркие краски, уступив место серости и паутине.
Ступени потревоженной каменной лестницы скрипели под ногами, когда Феб вступал через них в мрачную атмосферу заброшенных залов и коридоров. Жуткое молчание лишь время от времени нарушалось ветерком, создавая ощущение присутствия давно забытых духов и тайн.
Дыры в потолках казались воротами в бездну прошлого. Пробравшись сквозь густые путы засохших лоз, Темпеста осторожно обошел пыльное фортепиано, нервно ожидая, что оно внезапно расскажет ему давно утраченную мелодию столь нелюбимой им критики и нотаций.
Слоняясь по узким пролетам и опутанных сетями паутины покоящихся комнат, он вдыхал дымку прошлого, словно воскрешая смутные представления о днях, когда это поместье было прекрасным и величественным.
Туман своим ледяным дыханием словно оберегал каждую негостеприимную комнату и зловещие укромные места. Горе и одиночество проникали сквозь трещины. Проходя все глубже, мужчины ощущали скрытую опасность, словно дух умершей охранял каждый угол поместья. Они метились сквозь лабиринты забытых залов, осторожно открывая двери и осматривая комнаты, надеясь найти загадочное письменное сокровище.
— Охрана? Ты же говорил...
— Проклятье, они выставили своих воинов, — шикнул Харрисон. — Орден не простит им измену.
Каждая встреча с охранниками была танцем баланса их душ на кончике ножа, где одна ошибка могла стать последней. Но эти пять сердец, бьющихся в ритме страсти и предательства, были наполнены неумолимым жаждой истины.
— Слабые, — выдохнул Лиам, проверяя пульс на их шеях. — Гатто, посмотри, связаны ли они камнем Тьмы с верхушкой?
Гатто присел на корточки, закрывая глаза. Белые нити, сочащиеся сквозь его пальцы, окутали тени, плавно скользя по нему, словно луч утреннего солнца по водной морской глади.
— Гатто закончил. Нет, нету.
— Что за? Невозможно, только госпожа... — занервничал Дезидерио.
— Мы тебе позже все объясним, — уверил мужчину Лиам. — Ты был здесь раньше?
— Я занимался оформлением библиотеки леди Соли. Часто привозил ей книги.
— Не думаешь, что дневник уже забрали?
— Зная о находчивости своей госпожи, я с уверенностью могу покляться, что она выбрала лучший из всех возможных тайников. И, кажется, я догадываюсь о его местонахождении.
Следуя за советником, они молча направились в глубь внутреннего зала. Их ноги оставляли слабые очертания подошвы сапог на тонком слое пыли, а возникший скрип камня медленно умирал в пьянящей тишине.
— Библиотека? Серьезно?
— Пять залов, тридцать две секции, около пятиста экземпляров в кожаном переплете и двухсот в пергаменте, — гордо отчитался советник.
— Да у нас месяц уйдет на поиски!
— Если бы Темпеста проявлял хоть каплю интереса к собственной жене, то заметил, что госпожа не выпускала из рук рукопись о солдате Негенесле и его даме сердца Иоанне. Прекрасная история любви. Песнь их сердец сладкая как вино на южных берегах, а мотив...
— Один ноль в твою пользу, поэтому давай покороче, — закатил глаза Харрисон. — Чем нам может помочь эта информация сейчас?
— Чаще этой книги она держала только свой дневник. Дайте-ка вспомнить...
Хаотичными движениями мужчина принялся перебирать запыленные книги во втором зале, то и дело отбрасывая со своих рук надоедливых пауков.
— Второй зал, тринадцатый ряд, четвертая полка. Вот её любимая книга, а рядом с ней...
Вытерев слезящийся глаз, он открыл находку в голубой обложке, бережно проводя шершавыми пальцами по пожелтевшей бумаги.
...Сегодня я впервые почувствовала проклятие сомнений, окутывающее мое сердце. Мои мысли и эмоции в бурном чередовании, словно вихрь, сопровождают меня на протяжении каждого дня. Я дочь Магистра, свет нашего темного мира, обязана дарить тепло каждому нуждающемуся. Но кто согреет меня?...
Пробегая взглядом по столь до боли знакомому почерку, Дезидерио понимал каждую малейшую мысль Соли, читая ее тихую печаль, излучаемую на открытой странице. Он видел мир ее небесно-голубыми глазами, и сейчас разделял вместе с ней все ее боли и страдания.
...Мой жених, прекрасный и благородный Феб, заряжает мое существование смыслом и надеждой. Мы мечтали о совместном будущем, о замке, наполненном счастьем и любовью. Однако, недавно я узнала о его измене, и это морально разрушило меня. Тяжелые тени подозрения накрыли мою душу, заставив сомневаться во всем, во взаимности и принципиальности его чувств. Существует ли любовь на самом деле?...
Феб лишь молча отвёл взгляд, стараясь увернуться от карих глаз Дезидерио. Спас ситуацию Гатто, с шелестом перевернув страницу.
...Каждое утро я смотрю на портрет, висящий на стене нашей будущей спальни. Каждая краска и каждая линия передают искру его присутствия. Однако, с тех пор все изменилось. Теперь каждый штрих причиняет мне боль и создает ощущение разбитого сердца...
— Каждый штрих, — повторил Лиам, смакуя для себя столь грустное литературное отступление.
...Стоило ли мне верить и полагаться на человека, который смеется в лицо моей привязанности? Виновата ли я, принимая на слепую веру все его слова и обещания? Мои желания и мечты, похоже, упокоились на хрупком фундаменте, который вновь рушится перед моими глазами....
Дезидерио молча достал синий футляр, в котором остались две сигареты.
— Держи, Феб. Она пригодится. Мы только начали читать.
...Сердечная боль окутывает меня и делает мои дни мрачными. Каждый взгляд в зеркало напоминает о том, что я не хотела видеть — разочарование в своих глазах, потускневшая улыбка и слезы. Но я решена не позволить себе спуститься на самое дно. Я буду сражаться со своей болью и извлекать из нее силу. Я найду ответы на свои вопросы и научусь бороться с предательством. Моя жизнь — это моя собственность, и я не позволю темному облаку обмана закрыть солнечный свет на моем пути к счастью. Так что, дорогий дневник, пусть я бушую от горя, но не склоняю голову перед ним. Я Соли, и моя история еще далека от завершения. Пусть эти слова станут свидетельством моей силы и решимости бороться с изменой, которая коснулась моей жизни...
— Это моя Соли, — тихо шепнул Дезидерио, с любовью проводя пальцами по строкам.
Опомнившись, он резко поднял голову, но остальные вдруг неожиданно заинтересовались в поблекших фресках на потолке, нежели на его монологе.
...Мрачные тени окутывают мой дом, и сердце мое тревожится о его будущем. Надежда и безопасность, которыми когда-то окутывалось наше государство, словно туман рассеивается перед моими глазами. Огромные горы тайн и ужасов грозят поглотить все, что мы так долго строили, так много десятилетий охраняли и так много развивали. Они, эти страшные монстры, как темное оружие, неуловимые и безжалостные, возникают из глубин, которые нам незнакомы. Столица, населенная смелыми орденцами и благородными воинами, превратилась в цитадель изоляции и предостережений. Взгляды людей, затуманенные тревогой, ищут ответы и надежду в моих глазах. Во мне они видят не только дочь Магистра, но и утраченный свет Солнца. Волна ответственности обрушивается на мои плечи, и я должна нести ее с достоинством и силой. Я не позволю страху пересечь порог моего сердца и охладить огонь решимости в нем. Я собираю информацию, исследуя старинные летописи и битвы прошлого. Дезидерио, столь верный и дорогой сердцу друг, понимает меня с полуслова, направляет меня в моих поисках. Я осознаю, что именно знание и мудрость будут нашей силою, сопротивляющейся тьме...
Феб почувствовал, как на последних строках сильнее забилось его сердце, как в злобных карих глазах блеснули боль и нежность, как руки советника, удерживающие дневник, впали в дрожь.
...Цена победы может быть высока, но я готова заплатить ее, ради свободы нашего мира, который мы строим. Дорогой дневник, пусть эти записи будут свидетелями моей воли и непреклонности. Храброе сердце не трепещет перед угрозами. Оно пылает вечным огнем отваги и решимости. И пусть этот огонь осветит нашу дорогу в темноте и позволит нам воспарить над страхом.
— Она сделала для света больше, чем кто-либо может вообразить, — прошептал Дезидерио. — Как жаль, что мы не объединились с вами раньше. Вместе с Севером и пиратами мы бы одолели Тьму.
— И одолеем, — шепнул Лиам, положив руку на плечо советника. — Жертва Соли не будет напрасной.
...Источник моей тревоги — мой родной человек. Альда, с которой я разделяла каждую тайну и каждую свою радость. Недавно, после похищения моего мужа, она стала тихой и отстраненной, словно тень скользящая мимо моего взора. Ее глаза, которые раньше сверкали радостью и живостью, теперь утратили свое пламя, будто погруженные в далекие размышления. Я не могу не беспокоиться о ней, Может быть, она испытывает скрытую печаль, которую прячет от меня? Или, быть может, она борется собственными бурлящими мыслями, плывущими по ручью ее сознания? Не могу позволить себе не заботиться о ней, ведь дружба как вечное пламя, которое нужно беречь и лелеять, дабы оно никогда не погасло...
— Я тоже был слеп. Это моя вина, что...
— Никто не знал тогда о способностях Теней менять физические оболочки словно шмотки, — вскинул бровь Феб.
— Как и о Тенях собственно, — добавил Лиам.
— Спасибо, — довольно искренне поблагодарил ребят Дезидерио.
...Сегодня я хотела бы поделиться с тобой о моих открытиях волшебного солнечного камня. Мне нравится его так называть. Нося в своем сердце, я чувствую его тепло и близость, словно само солнце проникает внутрь моего тела и пробуждает во мне скрытые способности, о которых я не мечтала. С его помощью я наконец могу охранять свой дом и невинных людей. И надеюсь, на сегодняшнем совете, Я наконец сниму с Феба темные чары той пиратки...
— Последняя запись.
— А это что? — нахмурился Феб, поднимая вырванный ранее кусок бумаги. — Выпавший листок? С какой части дневника?
...Сегодня был день, когда я узнала правду об одной утраченной волне в моем жизненном океане. В уголках забытого архива я обнаружила свидетельства моей догадки о существовании старшей сестры — прекрасной и загадочной, чью жизнь старались скрыть от меня всеми возможными силами. Ее уход был молод и несправедлив, унесенный болезнью, еще до моего первого дыхания. Да пребудет ее память в моем сердце, как тихий звездный свет, который осветит мой путь и напомнит мне о бесконечной связи между нами, несмотря на разлуку во времени и пространстве. Пусть мой отец и старается забыть о тебе, я буду сожалеть, что не смогла познакомиться с тобой, старшая сестричка Мензония...
— Что ещё за старшая сестра? — нахмурился Харрисон.
— Все что мне известно, лихорадка унесла ее жизнь на шестнадцатилетие, и через три года родилась госпожа Соли, — ответил ему Дезидерио. — Информация была под строгим запретом для госпожи, чтобы не сеять смуту и слухи близ ее света.
— Какие ещё скелеты держал в своем шкафу Магистр? — хмыкнул Феб и отдал дневник Дезидерио. — Полагаю, ты заслуживаешь его больше, чем я.
— Лучше бы белья у него столько же было, сколько этих тайн, — испортил лирическую ноту длинноволосый. — Запашок старческий ни один парфюм не скрывал.
— Лиам, у тебя шутки как у Аттуала, такие же мерзкие.
— Сочту за комплимент. А теперь судьба шлёт нас в пошлое плавание. Жди нас, публичный дом.
***
В южном порту, на одной из самых дорогих улиц города, несмотря на повисший на землю мрак, своими огнями дарил радость публичный дом "Рассвет", владелицей которой уже много лет была одна пожилая женщина по имени Лил. Все столичные знали ее как женщину, у которой всегда была нескончаемая к жизни энергия и жажда приключений, несмотря на свои годы. Феб знал ее лично с юношеских лет, когда впервые, на втором курсе академии, посетил подобное место. Лил, сколько ее помнил, всегда ловко вела дела не только с клиентами, но и с налогами. Переписав заведение на себя и Катарину, младшую сестру-близняшку, она в течении многих лет плела коварные сети в мире жадных игр столичного бизнеса, пока не привела его к процветанию. Каким же шоком стала новость для столицы, когда из-за Осте, владельца "Кабаньей головы", раскрылась ее тайна: Лил и Катарина — один и тот же человек. Интересно, если этот шепелявый старик таинственным образом не пропал так внезапно из столицы, какие бы ещё секреты этой хитроумной женщины узнал свет?
В заряженном светом кабаре пятеро мужчин вошли с непоколебимой решимостью. Вихрем музыки и облачений искушения, они прошли сквозь зал, встречая шальные улыбки и притягательные взгляды женщин.
— Какие у тебя волосы, разрешишь себя заплести? — томно начала приставать красивая девушка в зелёном платье.
— Хочешь я помурлыкаю тебе на ушко, капитан? — улыбнулась вторая, прижимаясь к спине Харрисона.
Но ничто из этого не тронуло их сердец.
Одетые в темные костюмы, они были словно отстраненные тени в сумрачном мире разврата. Страстные голоса певиц и ласковые прикосновения танцовщиц не могли переплести свои паутины в их душах. Они были непоколебимыми и неприступными перед этими искушениями.
— Простите красотки, в этот раз я пришел не ради вас, — покачал головой Феб.
Женщины, понимая свои неудачные попытки завлечь их, старались нарастить свою силу притяжения. Их непреклонная стойкость перед соблазнами казалась безотказной для окружающих. Они не оглядывались на своем пути, даря только короткие взгляды на дрожащие фигуры и горячие глаза,жаждущие ненадолго погасить свои желания за мешочек монет.
— Слышала в порту выступал мужчина с разными глазами? — начала делится новостями девушка у стойки. — Честно, я готова была ему бесплатно отдаться за его горячие слова о мире и справедливости. Ещё никто не будил во мне столько огня.
— А его голос? Так и хотелось слушать его часами, — поддержала подругу вторая.
Слушать? Его? Часами? О чем там толковал Аттуал?
Вдали у стойки они заметили старушку в жёлтом платье и огромными белыми бусами. Каждый вечер, когда приходили клиенты, Лил старалась продать им ночь с ее девочками. Она придумывала разные истории и рассказывала анекдоты, чтобы убедить своих посетителей и сделать сделку еще более привлекательной.
— Что общего у проституток и капитанов суден? — ехидно спросил она у торговца.
— Что же?— переспросил ее высокий мужчина.
— Сначала спрашивают "вам куда?" и только потом называют цену.
Лиам и Харрисон громко пырснули от смеха, привлекая внимание Лил.
—Знаете, дорогие мои, с вами так весело, что я даже не могу вам отказать. Я вас пропущу в нашу тайную комнату, где находятся наши самые веселые и энергичные девочки, — усмехнулась старушка, беря под руки Феба и Дезидерио. — Но будьте осторожны, они могут загипнотизировать вас своей красотой и чарующими танцами!
Чего-чего, но конспирации ей не занимать.
Клиенты оживленно присвистнули и пожелали мужчинам горячей ночи. Сама Лил повела их по лабиринту из проходов и дверей, держась за ручку своей белой трости. Маленькая и неуклюжая, она шагала столь смешной походкой, что сразу вызвала улыбку даже у Дезидерио.
— Вот мы и пришли, дорогие гости! Теперь готовьтесь к замечательному вечеру в обществе наших умелых и очаровательных девочек! — с восторгом объявила Лил, распахивая ширму в сторону и быстро проталкивая руками их внутрь.
За столом богато украшенной комнаты сидела девушка в порванном дорожном плаще. Рука ее была наспех перебинтована алыми от крови бинтами. Темные волосы от движения ширм колыхнулись, открывая взору черных глаз силуэты вошедших.
— Мерилин? — замер в проходе Харрисон.
— Фиамма? — ошалел Феб. — Ты ранена?
— Нет времени на пустую болтовню, — цокнула девушка, морщась от боли. — Я знаю, где искать последний перстень.