Странница. Пролог. Осколки Прошлого

Китти лежала, откинувшись на подушках, нежилась на шёлковой простыне, которая, прикасаясь к коже, дарила ей прохладу в такой жаркий день. Слегка прищурясь от солнца, нагло ворвавшегося сквозь мозаику окна, девушка неохотно встала с кровати. 

 Она, одеваясь, с тоской отметила, что кошель её почти пуст: там сиротливо валялась пара золотых монет. Весь свой прошлый заработок она просадила на еду, питье, комнату в корчме и карты, надеясь подзаработать. По итогу удача ей не улыбнулась, или же колода противника была сильнее. 

Спустившись в таверну, Китти ловила недоверчивые взгляды, что невероятно бесило её. С языка была готова слететь колкость, только бы кто посмел пикнуть в её адрес, но все переговаривались меж собой, провожая её взглядом. 

Её предупреждали о таком двойственном отношении. В городах — она на себе прочувствовала это — охотников уважали, и они пользовались доверием — резко вырос спрос на умертвление чудовищ, поэтому приходилось мириться с чужаками. В деревнях и селах же люд не обладал такой учтивостью и с недоверием озирался, видя в вооруженной незнакомке подозрительную личность. При её виде мужики настораживались, а бабы следили, кабы она не умыкнула чего. Она была диковинкой в их краях. 

Китти это неимоверно раздражало. Её раздражала сама бытность, сущность хранительницы. Проклятый клинок, который Китти обязана хранить у себя — была бы возможность, она выкинула к чертям эту дьявольскую штуку и занялась чем-нибудь другим. Только чем? Её обучали только убийству всякой гнили. Ничего больше в этой жизни она не знала и не умела. И она останется хранительницей, даже если прекратит охотничью деятельность. 

Она была только рада уехать из Убежища: крепость угнетала её, сминала своими холодными чертогами. Своих братьев и сестёр по цеху — она таковыми не считала, чувства долга перед всем человечеством и рвение защитить от всякого рода зла не испытывала, и поэтому со всем она с легкостью рассталась. Но чувство отвращения осталось. 

Была осень, и её не радовала перспектива скорого возвращения в Убежище на зимовку, но выхода у неё не было, если она не хотела умереть с голоду и холоду. 

Орден Хранителей отнял у неё всё: жизнь, нормальное существование, возможность выбора. Был бы у неё выбор... Что бы она сделала? Китти не знала, и, когда мысли в очередной раз возвращались к этому, она одновременно утешала и угнетала себя мыслью, что мучительного выбора ей не придется делать. 

Поэтому она, по охотничьему обыкновению, еще раз изучила объявление, приколоченное к столбу, и направилась к заказчику. Им оказался лысый мужик со спины выглядящий, как тролль, но стоило ему повернуться, как его грубое лицо нахмурилось при виде незнакомки. Он, немного постояв, дальше начал колоть дрова. 

— Ты Томас? 

Тот, с недовольным пыхтением вогнав топор в пень, глянул на Китти с непониманием и даже удивлением. 

— Ну я. Чего надо-то? — с присвистыванием сказал он. 

— Я по поводу заказа. Ты писал? 

— Я писал, — ответил Томас, усевшись на пень. — Достала эта бестия, чес-слово. Задрала у меня две козы, у Еремея — соседа, то бишь — на пастбище коров разорвала! А у... 

— Поняла я, поняла — задрали скот. А как бестия хоть выглядит, знаешь? 

— А как же! — ощерился он, и Китти увидела недостающих у него зубов. — Тварь огромная, то ли полуптица, то ли полукот. 

— Грифон, значит... Не вижу я что-то у вас гор. Знаешь, где может быть гнездо? 

 — Он там в основном охотится, — Томас показал пальцем за спину Китти, — может, и гнездо в той стороне. А что, твари горы надобно для житья? У нас правда нет таковых, но холм есть высоченный — может, видали, когда сюда ехали. 

Китти отрицательно покачала головой. 

— Лес густой там стоит, — Томас опять выставил палец за спину странницы, — а за ним — речка. Ее перейти, и будете у холма. Там эта тварь гнездится? 

 — Скорее всего. А чего сам-то не пошел и не зарубил? — Китти окинула его взглядом. — Ты бы мог его руками разорвать. 

— Я ж не охотник, — пожал плечами Томас, — да и никогда не бился с гадами такими. Кто их знает, чего удумают? Для этого ж вы существуете, чтобы погань всякую убивать, — он осекся, встретившись со злобным взглядом Китти. 

— Обсудим цену, — холодно произнесла та. 

— А сколько хотите, милая государыня? Я в ваших ценах не соображаю... Наверное, сто золотых стоит? 

Китти нетерпеливо закатила глаза.

— Шлюхи и то за свои услуги больше получают. А я похожа на шлюху? 

— Н-нет... 

— Значит, и плата должна быть больше. Я не буду рисковать жизнью за сто монет. А вот за четыреста — ещё может быть. 

Томас округлил глаза и насупился. 

— Чего ж так много, милая государыня, а? Обворовываете работяг честных! Осень на дворе — надо в городе шкуры закупать — одеваться не во что зимой будет, все моль съела... Да и инструменты в городе только нормальные мастерят... 

— Значит, придется вам с грифоном соседствовать, — поковыряв каблуком землю, Китти развернулась и начала медленно уходить. Она услышала, как Томас, ошарашенный, со свистом подорвался с пня. 

— Милая государыня, как так-то!.. Как же мы будем с тварью-то жить! Не успеем мясо забить, как она все сожрет! 

— И то верно. А когда скотина закончится, примется за вас. 

— Ух, ужас... Ладно, ладно, стойте! Будет вам четыреста монет! Но получите, только когда бошку евонную принесете. 

Китти ухмыльнулась и, развернувшись к Томасу, сказала: 

— Договорились.

***

Погода выдалась ненастная. Ветер подгонял свинцовые тучи, уже застилавшие горизонт, и нес запах дождя. Он трепал алый капюшон Китти, и та, бурча, придерживала его руками.

«Так даже лучше, — подумала она. — Грифон реже будет в воздух подниматься, падаль такая». 

Позавчера Китти взяла след грифона, когда тот напал на пастбище. «Совсем озверел, курва — на равнину лезет». Проследовав за ним, она обнаружила, что гнездо действительно находится на холме. 

Ей повезло: она выиграла немало золота в таверне и смогла позволить себе еще несколько дней под крышей и более-менее сносную еду. 

Тучи настигли Китти, поглощая синеву неба. Ветер дунул с новой силой, остервенело рвя плащ. Странница, разразившись проклятиями, стянула его с себя и, скомкав, кинула в сумку. 

Покапал дождь. Китти поторопилась — скоро капли намочат камни, сделав их скользкими, и подъем по скалистому склону сделается не менее опасным, чем предстоящая битва. 

Китти обуревали смешанные чувства. Она опасалась и одновременно с вожделением ожидала грифона — ей выпал шанс порубить не волка или нежить, а уже серьезного противника. Вспоминая свои успехи в ордене, Китти ухмыльнулась — именно ловкость поможет ей убить грифона. 

Она взобралась на холм и увидел пустующее гнездо. Над ним висели только тучи. Китти, подойдя ближе, пыталась уловить сквозь вой ветра и шум дождя крики грифона, но так и не сумела. «Куда же он улетел в такую погоду?» В гнезде оказалось два яйца. Скорлупа была твердая — иначе бы грифон не покинул детенышей. «Значит, здесь орудует самка. Видели только одну тварь, а самцы не высиживают яйца. И она очень разозлиться, если я трону их». 

Переждать непогоду она не могла — платить за комнату дальше было нечем, да и селяне стали её подгонять и грозиться снизить гонорар, ведь бестия успела в её присутствие задрать еще пару скотин. 

Китти проткнула одно из яиц, но оно оказалось пустым. Не успела она проткнуть второе, как услышала грифона. Бестия появилась с той же стороны, где взбиралась Китти. Она не рискнула набрать высоту, поэтому, летя низко, почти у самой земли, чуть ли не перебирая лапами, стремительно приближалась к ней. Китти, выждав, когда тварь подберется близко, отскочила в сторону, успев рубануть ее по морде. Она вскрикнула и, вцепившись лапами в землю, развернулась, прикрывая собой гнездо. Ей хватило доли секунд, чтобы обернуться и увидеть, что одно из яиц проколото. Китти заметила ее поворот к детенышам. Она вовремя отскочила, когда грифон истошно закричал и метнулся к ней.

Так они кружили по холму. Китти, отскакивая и уворачиваясь, жалила бестию по крыльям, бокам, морде, но она не могла уловить её. 

Дождь неожиданно перерос в ливень, и водная завеса мешала грифону скоординироваться. Но не Китти. Пользуясь временным замешательством, она уколола грифона в бок; меч вошел слишком глубоко, и ей понадобилось время, чтобы вынуть его. Этого времени хватило для бестии, чтобы откинуть Китти лапой. Она, упав, перекатилась дальше от грифона и вскочила. Правое бедро пульсировало, но боль сейчас мало занимала Китти. 

Теперь бестия заняла позицию у гнезда; уворачиваясь от атак, странница двигалась полукругом, ведь на другой половине было гнездо, которое грифон с остервенением будет защищать. 

Ливень прекратился так же внезапно, как и возник. Ветер больше не завывал, а затянутое тучами, почти черное небо светлело. 

— Блять, — буркнула Китти и отскочила от разящих лап грифона. 

Бестия замедлилась — многочисленные раны дали о себе знать. Теперь она не понеслась на странницу. Помахав крыльями, будто стряхивая с них кровь, тварь взлетела. 

— Куда ты, сука, засобиралась! — смертельный яд успел впрыснуться в тело, и бестия упала, мучаясь в агонии. Пока она поднималась, Китти успела к ней подскочить и перерезать сухожилие. В этом была её ошибка. 

Взревев, она цапнула лапой её плечо, выбив из равновесия. Подскочив, лбом опрокинула её наземь и, придавив собой, намеревалась клювом раздробить её лицо. Китти вонзила меч наискось ей в грудину, и она неистово взревела. Она повернула клинок, и хлюпанье мяса и крови еле слышалось в вопле. Грифон, схватив Китти лапами, взлетел и понес от его холма; видимо, бестия намеревалась бросить её с высоты, убив наверняка, но ее сил не хватило: когда они оказались над каменистым склоном, она выпустила Китти из лап и сама камнем полетела вниз. 

— Су-у-ук-а-а! — вопила Китти, стремительно приближаясь к земле.