Там, где я позволила любить

Он не спал две ночи. Не ел почти день.
И все это время в голове Николасса крутилась лишь одна мысль: он должен это сделать.

После того как он рассказал Лисе правду о той аварии, о своём участии в трагедии, в ней что-то сломалось. Он это почувствовал.
Она замкнулась, исчезла. Он дал ей пространство, но сам — не мог ни забыть, ни простить себя.
Не мог дальше быть в этой жизни, не поговорив с тем, кто потерял больше всего — с родителями Евы.

Он ехал туда не за правдой, а за прощением.

Николасс нашёл адрес через старые протоколы и архивы. Несколько писем юристам, пара запросов — и спустя три недели он держал в руках бумагу с адресом в пригороде Тулы.

Старый частный дом. Слегка покосившийся забор.
Деревянная калитка, которую давно никто не красил.
Всё было как будто выжжено временем.

Он стоял с дрожью в теле, прежде чем нажать на звонок.

Потом — три коротких удара в глухую древесину двери.

Открыла женщина. Пожилая, но с гордо поднятой спиной и взглядом, в котором было слишком много — потерь, ночей без сна, и недоверия к людям.

— Да? — настороженно.

— Простите... — голос предательски дрогнул. — Меня зовут Николасс. Я был за рулём в ту ночь... когда... погибла Ева.

Наступила гробовая тишина.

Он видел, как сжались её пальцы на дверной ручке. Губы приоткрылись, но слов не последовало. Затем она резко шагнула в сторону:

— Заходите.

Николасс прошёл в дом. В нём пахло сушёной мятой, хлебом и чем-то старым, будто временем. На стенах — фотографии, на полке у окна — портрет Евы в школьной форме. Он невольно опустил глаза.

На кухне за столом сидел мужчина с резкими чертами и тусклыми глазами. Он не поднялся.

— Это он? — спросил он, не глядя на Николасса.

— Он, — ответила женщина, налив чай в старую кружку.

— Почему ты пришёл сейчас? — наконец спросила она, садясь напротив него.

— Потому что раньше... я не мог. Не смел. Я... трус, — честно выдавил Николасс. — Я не приехал на похороны. Не написал. Я сбежал.

Мужчина глянул на него исподлобья. Взгляд его был тяжёлым, как молот.

— Тебя не осудили. Мы ждали. Думали — будет суд. Но тебя даже не задержали.

— Нет, — Николасс опустил голову. — Мой отец... подключил юристов. Камеры — размытые, свидетелей — не было. Я не был пьян, скорость не превысил, дорога была в снегу. Всё сделали так, будто я ни при чём. Это была машина его компании. Вопрос "погасили".

— А ты считал себя невиновным? — мужчина резко подался вперёд.

— Нет! — выкрикнул он. — Считал себя убийцей.

Он сжал кулаки. Веки подёрнулись влагой.

— Я каждую ночь видел Еву. Видел, как она тянется ко мне. Как зовёт. Я пытался забыть, но она — была светом. подруга Лисы . Мой кошмар.

Женщина выдохнула:

— Она писала о тебе. Мы не знали, что вы были близки.

— Мы не были парой. Но были близки. Она — любила. А я... не понимал, что чувствую. Я был подростком. Самоуверенным. Безответственным. И когда та авария произошла... я всё разрушил.

— Зачем ты пришёл? — наконец спросил мужчина. — За искуплением?

— За прощением. За правдой — нет. Я знаю правду. Я убил вашу дочь. Я не ищу понимания. Я... просто не мог больше не прийти.

Он опустил взгляд. Готов был к любому приговору.

Но наступило странное, выжженное молчание. Потом мать Евы мягко сказала:

— Когда ты оказался здесь... у нас всплыло столько чувств. Боль, злоба, страх. Мы думали, что ты никогда не появишься. Но... мы видим, ты пришёл не оправдаться. А это... многое значит.

— Вы простите меня?

— Не сегодня, — мягко, но твёрдо. — Но ты хотя бы позволил нам увидеть, что ты — не чудовище. Что тебе больно. А боль — это уже шаг к раскаянию.

Отец молча поднялся, ушёл в комнату.

Перед тем как Николасс вышел из дома, мать задержала его у двери:

— Если ты правда хочешь узнать всё — спроси Кэтрин. Она была неподалёку в тот вечер. Лиса, возможно, этого не знает... но её сестра — всегда была рядом. Даже в тенях.

— Кэтрин? — он застыл. — Она была там?

— Её машина стояла на трассе. Потом исчезла. Я заметила это когда просматривала камеры видеонаблюдения Мы не придали значения... но что-то в этом было неправильное. Мы думали — совпадение. А теперь не уверены.

Николасс вышел на улицу. В груди было ощущение, будто его били изнутри — правдой, памятью, страхом. И одним вопросом: что, если всё это — было ловушкой?

Николасс долго собирался с духом, прежде чем набрать номер Кэтрин. Когда наконец её голос раздался в трубке — мягкий, но с едва заметным оттенком удивления — он почувствовал, как напряжение немного спало.

— Ник, — произнесла она, словно проверяя, действительно ли это он. — Я рада, что ты позвонил. Давай встретимся у меня дома. Там спокойнее, можно спокойно поговорить.

Вечером он подъехал к её квартире, расположенной в престижном районе с тихими улицами и зелёными аллеями. Войдя внутрь, Николасс сразу ощутил необычную атмосферу — приглушённый свет, изящно расставленные свечи и лепестки роз, разбросанные по полу и мебели. На столе стояли два бокала с вином, уже готовые к разговору.

Кэтрин появилась в дверях, одетая в тонкую, почти прозрачную блузку и облегающую юбку, подчёркивающую её фигуру. Её взгляд был уверенным, почти провокационным, но в глубине глаз пряталась сложная смесь эмоций — тревога, злость и что-то вроде сожаления.

— Я хотела, чтобы эта встреча была особенной, — сказала она, приглашая Николасса сесть. — Ведь то, что нам предстоит обсудить, меняет всё.

Николасс сел напротив, ощущая одновременно и притяжение, и настороженность. Он понимал, что за этой внешней игрой скрывается много правды, которую нужно будет услышать и принять. Тишина между ними постепенно наполнялась напряжением, предвещая начало серьёзного разговора.

— Кэтрин, — начал он осторожно, — мне нужно поговорить. Это важно.

Она подала бокал вина, но он не взял.

— О Еве? — спросила она, как будто заранее знала, куда ведёт разговор.

Он кивнул.

— Я только что вернулся от её родителей. Я поехал туда, чтобы... попросить прощения. За то, что когда-то не был рядом. За то, что ушёл. За то, что оказался трусом.

Кэтрин села на диван, закинув ногу на ногу. В её взгляде мелькнула зависть.

— Ты ведь любил её?

— Нет, — честно ответил он. — Мы были молоды. Было притяжение, была эмоция. Но я не знал, что делать с тем, что чувствовал. Ева была глубокой, эмоциональной, живой. Я испугался. Просто исчез. А потом, когда узнал... о том, что она погибла... всё во мне изменилось.

Он замолчал на мгновение.

— Я нашёл Лису через Еву. В той аварии... я сразу понял, кто был за рулём. Водила девушка. Ева была на пассажирском. Я видел фотографии в отчёте. Сначала я не знал, кто вела. А потом узнал.

Он перевёл взгляд на Кэтрин.

— Это была Лиса. Она была за рулём.

Губы Кэтрин дёрнулись, но она ничего не сказала.

— Я хотел найти её. Хотел понять, почему. Кто был виноват. Хотел быть рядом, хотя бы с кем-то, кто знал Еву. Я не ожидал, что всё пойдёт... так.

Кэтрин встала. Подошла ближе. В её глазах был блеск — не от чувств, а от внутреннего жара, от боли, которую она долго прятала.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, я ушла из детдома. Быстро. Как будто убегала от всего. Я не хотела её брать с собой. Я уже тогда... ненавидела. Потому что мне приходилось быть сильной, а ей — разрешалось быть слабой. Её жалели. А я была просто старшей. Ответственной. Незаметной.

— Ты могла взять опеку, — напомнил он. — Она ждала этого.

Кэтрин усмехнулась.

— Ждала? Пускай. Но я не собиралась спасать её. Ни тогда, ни теперь. Я исчезла из её жизни. Совсем. Но потом...

Она медленно обернулась.

— Я нашла Лису через соцсети. Узнала, что она собирается открывать бизнес, что всё у неё идёт вверх. А я... я жила в серой коробке. Счёт за счётом. Я, старшая сестра, которая ушла из детдома, потому что не вынесла... А она осталась и всё равно стала сильнее меня.

— И ты начала следить за ней?

— Да,я начала следить за ней. Тогда я и узнала об Еве — её лучшей подруге. Та тоже была в соцсетях, я смотрела всё — кто с кем встречается, что делает.

— Ты знала о Евиной дружбе с Лисой? — Николасс нахмурился.

— Я знала. И что было страшно — однажды я случайно встретила их. — Кэтрин улыбнулась горько. — В кафе, ты и Ева сидели вместе. Ты выглядел другим — молодой, не знающий точно, чего хочешь, но я увидела в тебе то, что заставило меня влюбиться.

— Ты влюбилась в меня с первого взгляда? — спросил Николасс, едва сдерживая удивление.

— Да, — ответила она спокойно. — И тогда всё изменилось. Я поняла, что должна разрушить то, что связывает вас.

Николасс молчал.

— Поэтому я подстроила аварию, — тихо сказала Кэтрин. — Я узнала, что Ева  часто ставит машину в одном месте — в том же районе, где случилась авария. Я подрезала тормозной шланг ночью. Не хотела убивать, хотела только испугать, остановить её.

— Но за рулём была Лиса? — с нажимом спросил он.

— Да. Ева решила поехать на пассажирском в тот день. Она хотела поддержать подругу. Я не знала, что они вместе. Узнала уже после.

Кэтрин вздохнула и посмотрела прямо в его глаза.

— Я ненавижу Лису, потому что она всегда была на виду, всегда была любимой, всегда была сильнее меня. А я... я была в темноте, заброшена, никому не нужна. И когда ты появился, я поняла — ты стал для меня всем.

— Кэтрин, ты убила свою сестру, — тихо, почти без эмоций сказал Николасс. — И даже не руками.

— А ты убил Еву своей нерешительностью. — Её голос был ядом. — Ты знал, что она тебя любит. И играл с этим.

Николасс закрыл глаза на мгновение. Она была права. Тогда он был молод, глуп. Он не обещал ничего — и тем самым дал ложную надежду.

— Но я не мстил. — Он посмотрел на неё снова. — А ты — да. Не Лисе. Себе. Миру. Мне.

Она засмеялась тихо. Пусто.

— Ты всё равно вернёшься к ней. Несмотря ни на что.

— Потому что она — не ты, — спокойно ответил он и встал.

Она осталась стоять в полумраке. Блузка чуть сполза с плеча. Но он уже не смотрел.

Он ушёл. Слишком поздно, но всё же — вовремя.