Глава 12 «Конец без начала»
Утро было обманчиво спокойным. Солнечный свет мягко пробивался сквозь плотные шторы Лисиной квартиры, отражаясь на белоснежных стенах. Она лежала в постели с открытыми глазами, не в силах заставить себя встать. Сердце было тяжёлым, как будто ночь оставила внутри след из недосказанностей и догадок.
Вечерняя сцена с Кэтрин не выходила из головы. Почему она так смотрела на Николласа? Почему он ничего не объяснил? Почему она — Лиса, которая всегда держит всё под контролем — вдруг почувствовала себя ненужной, вытесненной, слабой?
Она резко села, смахнула волосы со лба и подошла к окну. Город жил своей жизнью. Люди спешили, открывались кофейни, кто-то улыбался на ходу. А у неё — будто замерло всё внутри.
В офис она приехала позже обычного — в деловом чёрном костюме, с идеальной укладкой и тем помадным оттенком губ, что она оставляла на самые жёсткие переговоры. Щит снова был на месте. Внешне — холодна, сосредоточена, недосягаема. Внутри — всё шаталось.
Когда она вошла в конференц-зал, Николлас уже был там. Вежливо кивнул, не делая попытки приблизиться. Их взгляды пересеклись на секунду — и в этой секунде было больше, чем во всех их разговорах за последние недели. Что-то в его лице изменилось. Решимость.
После совещания он не ушёл. Дождался, пока комната опустеет, и тихо произнёс:
— Нам нужно поговорить. Сегодня вечером. Не о работе.
Лиса посмотрела на него с привычной иронией, но голос предал её, когда она ответила:
— Хорошо. Только без сюрпризов.
Николлас горько усмехнулся:
— Боюсь, Лиса... сюрпризов не избежать.
Она ехала домой с ощущением хрупкого предвкушения. То ли тепла, то ли разрушения — она ещё не знала.
В голове прокручивались моменты прошедшего дня: как они сидели рядом в кабинете, как Ник смотрел на неё в паузах между совещаниями, как он едва заметно прикоснулся к её локтю, чтобы привлечь внимание. Его голос, его взгляды, его внимательность — всё это стало слишком близким.
«Может, я позволяю себе слишком много?» — подумала она, устроившись в кресле у окна. В бокале играло вино, вечер складывался тихо, даже уютно. В такие минуты она позволяла себе фантазировать. Просто на миг.
Она представила: ужин. Без давления. Без битв. Только он и она. Разговоры не о компаниях и цифрах, а о чём-то... живом. Тёплом. Настоящем. Она редко позволяла себе эту слабость — верить, что кто-то может заглянуть внутрь неё и не отвернуться.
«Что, если всё действительно меняется?» — впервые за долгое время в её груди появилась слабая, но настоящая надежда.
Он пришёл, как и обещал — с бутылкой вина, в чёрной рубашке, без лишней официозности. Но с глазами, в которых стояли годы боли.
Они сидели на балконе. Было прохладно, но Лиса не чувствовала холода. Она смотрела на него, ожидая. Николлас молчал долго. Слишком долго.
А потом — произнёс:
— Ты спрашивала, почему я пришёл в твою жизнь... почему именно ты. Это не случайность. Я знал, кто ты, задолго до того, как подошёл на вашем первом совещании.
Она замерла.
— Объяснись. Сейчас же.
— Несколько лет назад, — медленно начал он, — была авария. Я был за рулём. Это был один из худших дней в моей жизни... и самый трусливый.
Её взгляд стал стеклянным.
— Стоп.
— Я не сбежал, — быстро добавил он. — Но я скрылся. От ответственности. От правды. Я знал, что одна из девушек погибла. Знал, что вторая — выжила. Я не знал твоего имени... до тех пор, пока не увидел твою фотографию в деловой статье.
Он остановился.
— Я искал тебя. Не потому что хотел оправдаться. А потому что каждый день с тех пор — я жил с этим внутри. И когда понял, кто ты... уже было поздно. Я начал чувствовать. Понимать.
Тишина повисла между ними, как стена. Лиса смотрела на него, но будто сквозь. Внутри — рушилось всё.
— Ты... — прошептала она, не находя воздуха. — Это был ты?
Он кивнул.
— Да.
Словно ток прошёл по её телу. Она встала, оттолкнула стул и на секунду показалось, что она ударит его, закричит, выгонит. Но она просто посмотрела с той ледяной пустотой, которую он никогда раньше в ней не видел.
— Уходи, — сказала она тихо. — Пока я не сделала того, что не смогу себе простить.
Он не стал спорить. Он ушёл. А она осталась — с расколотым сердцем и прошлым, которое вернулось слишком поздно.
В голове у неё звучало одно:
«Как я могла быть такой глупой?»
«Как я снова позволила себе поверить?»
«Сильная женщина. Ха. Вечная дурочка, которая хотела тепла и в очередной раз обожглась.»
Где-то внутри взыграла злость. На него. На себя. На это глупое, растрёпанное сердце, которое снова решила довериться.
Она не плакала. Не позволила. Слёзы — это роскошь. Её лицо оставалось каменным, голос — холодным. Но внутри всё рушилось.
«Я доверилась убийце моей лучшей подруги.»
Эта мысль ударила в грудь. Словно за всё это время она выстраивала новую жизнь на костях старой — и теперь они дали трещину.
Она чувствовала себя обманутой, преданной, использованной... но больше всего — слабой.
И это — злило сильнее всего.
Тишина в квартире казалась невыносимой. Лиса сидела на полу у стены, босыми ногами касаясь холодного паркета. За окнами начинал моросить дождь — почти как издевка: всё внутри неё давно превратилось в мокрую пустоту, и теперь погода решила догнать её изнутри.
Её телефон молчал. Ни сообщений, ни звонков. Николлас не пытался написать. И, возможно, это было даже хуже. Он ушёл — и оставил её вариться в той правде, которую вывалил, словно камни на грудь. Без слов утешения. Без попытки удержать.
«Он знал. Всё это время знал.»
Мысль снова и снова обжигала, будто кислотой. Лиса стиснула зубы. Хотелось закричать, но вместо этого она просто прижалась лбом к коленям.
Она вспомнила руки Евы. Тонкие пальцы, которые всегда держали её в толпе. Голос, звучавший рядом в самые трудные времена. Тот вечер, та авария... Последние секунды перед тем, как всё распалось.
«А теперь я почти позволила себе почувствовать что-то к тому, кто это забрал у меня навсегда.»
Она хотела бы разозлиться на себя сильнее, чем на него. За то, что снова позволила приблизиться. За то, что захотела верить. За то, что сидит вот так сейчас — сломанная, уязвимая, и... страшно живая.
В офисе на следующий день она появилась рано. В строгом сером костюме, с собранными в идеальный хвост волосами. В ней снова говорила сталь. Ни одной эмоции. Только рабочие процессы, таблицы, звонки, решения.
Николласа не было.
«И слава богу.»
Весь день она отгораживалась от всех. Даже Ава получила сухое:
— Всё хорошо, просто завал.
Но вечером, когда двери кабинета закрылись, Лиса обняла себя за плечи и позволила себе впервые: почувствовать предательство не как бизнес-вопрос.
Она смотрела в потолок, не мигая. Тишина в квартире звенела, словно её собственные мысли кричали в пустоте.
Она не плакала.
Но боль не отпускала.
Странная, вязкая, размытая. Не о подруге — та боль стала частью ДНК. Это было другое. Нечто новое. И от этого — пугающее.
«Что это за ощущение?» — спросила она у себя. — «Злость? Нет. Это не только злость. Обиду? Да. Но в ней что-то ещё. Что-то... живое.»
Лиса не могла это разложить на категории, как делала с отчетами. Не могла втиснуть в таблицу, рассчитать логикой. Оно просто было. Внутри. Колотилось. Плавилось.
«Я ведь не знаю, как это чувствовать... любовь.»
Слово звучало чуждо. Почти смехотворно. Любовь? Она — Лиса, Элиза, холодная бизнесвумен, сделанная из железа и ночных бессонниц — и любовь?
Но каждый раз, когда она закрывала глаза, внутри возникал один человек. Его взгляд. Его голос. Его выбор — и его ложь.
«Я не знаю, что чувствую. Но это — слишком сильно, чтобы просто отпустить.»
А от того, что не могла назвать — становилось страшно. Беззащитно. Как в детстве, когда тьма казалась живым существом под кроватью.
Лиса отвернулась к стене. Сердце билось часто. И впервые за долгие годы она ощутила себя девочкой, которая просто хотела, чтобы кто-то остался.
Хотя бы один раз — по-настоящему.
Она написала сообщение. Просто одно слово:
«Зачем?»
И сразу удалила его.
Её внутренний щит снова начал расти. Только теперь не из уверенности, а из боли. И под этой болью рождалось то, что она боялась признать даже себе:
Она всё ещё чувствовала к нему. Даже зная правду.
И именно это — сводило её с ума.