Week's End(5)
Особняк Альварес. 10:14 утра.
Тихо.
Гулкие шаги звучали слишком громко в этом каменном доме, где даже стены, казалось, слушали.
На полу — ковёр цвета пыльной крови.
В воздухе — запах дерева, кофе, и сигарет, въевшихся в обивку кресел ещё с тех времён, когда отец был жив.
И при этом — ни звука. Ни дыхания. Только ожидание.
Она вошла первой.
В комнату, где должен был пройти первый "сеанс".
Белый шелк рубашки обтягивал её грудь и талию.
Тонкие манжеты облегали запястья.
На ногах — строгие туфли, каблук короткий, уверенный.
Волосы — в гладкий пучок.
Губы — телесные, будто нарисованные углём.
Вся — холодная линия, без изъяна.
Комната была полуосвещена.
Шторы прикрыты.
На столе — бокал воды и блокнот. Для вида.
Она не писала. Она запоминала.
Она села.
Спокойно.
Переплела пальцы.
Сделала вдох.
Ждала.
Дверь открылась резко.
Мануэль.
Без пиджака.
Сигарета во рту.
Рубашка расстёгнута до груди, где виднелась татуировка — старая, потускневшая.
На лице — насмешка.
В глазах — агрессия.
Он закрыл дверь, но не сел.
Прислонился к стене, выдыхая дым.
— Давайте сразу. Я не верю в эту хуйню.
— Отлично, — спокойно ответила она.
— Тогда мы на равных.
Он прищурился.
— Не будешь говорить, что хочешь мне помочь?
— Нет.
— Не спросишь про отца? Про детство?
Она наклонилась вперёд.
Глаза — как лезвия.
Медленно, будто смакуя:
— Скажи, Мануэль. Когда ты последний раз спал без алкоголя, оружия или женщины рядом?
Он замер.
Тишина.
Сигарета едва тлела. Он смотрел на неё, не мигая.
— Ты, блядь, кто?
— Та, кого ты не сможешь трахнуть, пока не начнёшь говорить.
— Это шантаж?
— Это терапия.
Он сел.
Прямо напротив неё. Колени почти касались.
От него пахло кожей, вином и опасностью.
Он наклонился вперёд, глядя ей в глаза.
— Ты знаешь, что я могу тебя уволить за 20 секунд?
— Ты знаешь, что за 10 я смогу заставить тебя сказать, за что ты до сих пор ненавидишь себя больше, чем мёртвого отца?
Пауза.
Он усмехнулся.
— Ладно, доктор...
— Называй меня Илэйна.
— Хорошо, Илэйна. Я расскажу тебе одну историю.
Он встал. Подошёл к камину.
Поставил ногу на кованую решётку, закурил вторую сигарету.
Голос стал тише. Глуше.
— Мне было пятнадцать. Он заставил меня голыми руками забить собаку. Свою. За то, что она укусила его за руку.
— И ты это сделал?
— Нет.
Он повернулся.
— Венансио сделал. Я только смотрел.
Эмида не отвела взгляда.
— Тогда ты понял, что ты — не он?
— Нет.
Он выдохнул.
— Тогда я понял, что хуже — быть свидетелем, чем палачом.
Тишина.
Эмида взяла бокал. Сделала глоток.
Вода была тёплой.
Со вкусом стекла.
Слишком чистая. Слишком ненастоящая.
Как всё здесь.
Она медленно поднялась.
Подошла к нему.
Расстояние — меньше метра.
— Ты боишься стать как он? — спросила она.
Он не ответил. Только посмотрел на неё.
Низко. Жестко. Жадно.
И что-то дрогнуло в его челюсти.
— Мне нравится, когда женщина не боится молчания, — сказал он.
— Мне нравится, когда мужчина умеет выдержать взгляд, — ответила она.
Пауза.
Она приблизилась ещё ближе.
Он не двинулся.
Между ними — заряд.
Химия.
Но не страсть. Сила. Игра.
— Сеанс окончен? — спросил он.
— Нет.
— Тогда?
— Сейчас ты впервые почувствовал, что кто-то тебя видит. Не боится. Не жалеет.
Он усмехнулся, шагнул назад.
— Значит, ты не мой враг?
— Пока что. Нет.
Она направилась к двери.
Остановилась.
Повернулась к нему через плечо.
— Завтра. В это же время.
И не прячь своё прошлое. Оно всё равно лезет наружу.
Она вышла.