7
Боль. Тупая, ноющая, по всему телу. Кажется, невозможно даже шевельнуть рукой, чтобы почесать колено под бинтом. Слишком мало сил. Брехта открывает глаза, но рядом никого нет, а сознание медленно уплывает и хочется спать. В тот день, когда Смауг бросил ее, словно тряпичную куклу о стену, Балин был тем, кто перематывал ногу девушки, отдав ей остатки вина из тех запасов, что гномы взяли с собой, дабы хотя бы как-то снять боль. Кажется, с туалетом ей помогал Бомбур, пожалуй единственный мужчина в отряде, который не сложил бы потом искрометную шутку о подобном моменте. Но где Торин?
Она зовет его по имени, но в комнату вопреки ожиданиям заходят те, кого травница совершенно не ожидала увидеть. - Очнулась, наконец! - С улыбкой на лице говорит Фили, присаживаясь на край кровати девушки. По другую сторону садится Кили, по-дружески взяв ее ладонь в руку. - Как ты себя чувствуешь? - Терпимо. Но это я еще не пробовала встать с кровати. - Брехта улыбается обоим гномам, кинув быстрый взгляд на ногу младшего принца. - Это мои отвары помогли или что-то другое? В ответ Кили как-то грустно улыбается, потупив взгляд, и девушка понимает, в чем причина. От Фили также не укрывается перемена в настроении брата, а потому он быстро переводит тему, не желая теребить на сердце у родича и без того кровоточащую рану. Будучи уверенным, что эльфийка гному не пара, наследный принц был бы даже рад, что пути влюбленных разошлись, но тоска на лице Кили была столь явной, что высшей несправедливостью на свете было бы считать, будто подобный исход событий является правильным. - Мы привезли те лекарства, что ты нам оставила. Отек спал, скоро ты окончательно поправишься. - Двалин рассказал, что случилось. Ты большая молодец. - Кили прослеживает взгляд Брехты в сторону приоткрытой двери, и удрученно качает головой. - Не думай о нем плохо. Дядя провел у твоей постели несколько ночей, перед тем, как мы приплыли. И каждый день навещал тебя. - Просто он немного занят. - Поддакивает Фили, вставая с постели, и протягивает знахарке руку. - А вот мы достаточно свободны, чтобы помочь тебе совершить небольшую прогулку. Ты ведь хочешь узнать, как твоя нога? - Боюсь, для этого еще рано. Ей надо окрепнуть. Вошедший в комнату Балин радостно улыбается при виде очнувшейся девушки, и та отвечает ему тем же. За то время, что она провела в отряде, ей стал дорог каждый гном, каждый день проведенный с ними, и лишь постепенно возвращающаяся память о том, что произошло накануне портило долгожданное воссоединение. - Вы мне не рассказали о главном, - Брехта слегка приподнимается в подушках, чувствуя, как холодный пот слабости и немощи разливается по телу, но ее взгляд был тверд и полон решимости, - что произошло в Озерном Городе? И где Торин? Молодые гномы переглядываются и быстро оборачиваются на Балина, будто перекладывая на него груз ответственности за рассказ. Они разбудили дракона, они навлекли зло на ни в чем неповинных горожан, и если кто-то мог считать вину отряда лишь поверхностной, то сама Брехта так не считала. Балин придвигает стул к девушке и садится рядом с ее кроватью. - Я расскажу тебе обо всем, дитя, что тебе следует знать. Остальное ты увидишь своими глазами.
***
- Ищите лучше! Никто не уйдет из этого зала, пока Аркенстон не будет найден! Золото. Груда сокровищ. Его сокровищ. Камни диковинной работы звенят, падая с рук обратно в кучу монет и серебра. Он - Король под Горой, и это все, что имеет значение. - Где Фили и Кили? Немедленно ведите их обратно в зал, пускай ищут со всеми вместе! Кто-то забрал Камень Короля. Предатель среди своих. Изменник, лжец! Или же воровка? Не может быть... - Торин! Брехта очнулась! Быстрый взгляд наверх, глаза полные непонимая, отчужденности, даже злобы. Как можно отвлекать его в такой момент? - Ее бы проверить надо, - голос Двалина совсем рядом, его рука на плече, - может девахе плохо совсем. - Я могу сходить к ней. - Предлагает кто-то, но Торин в ответ по-звериному ощеривается, грубо рявкнув в ответ. - Я сам! Тяжелые взгляды в след. Чужое негодование, непонимание, напряженность. Им не понять... Дубощит идет туда, куда сам же отнес Брехту, когда обнаружил ее без сознания после нападения дракона. Спальня королевы всегда находилась рядом с покоями венценосного супруга, однако согласно регламенту, спали те раздельно. Торин же засыпал несколько ночей подряд крепко сжимая девушку в объятиях. Но чем больше он проводил времени в сокровищнице, тем меньше любимая отрядом Лесная Дева занимала его мысли. Он до сих пор ловил себя на мысли, что стоило обыскать вещи травницы, пока та не пришла в себя, но все еще горящее в сердце пылкое чувство не давало ему столь подло поступить с юной воровкой. Тем не менее, с тех пор как сокровища были возвращены хозяину, а дракон сгинул навеки, и другая страсть пожирала гнома изнутри, и то был огонь не менее неистовый, нежели любовь. То была страсть к богатствам, стремление к власти, а потому Торин проходит мимо сородичей, сидящих у кровати девушки, даже не удостоив их взглядом, и лишь взглянув на Брехту его взор слегка теплеет. "Кто-то из них украл то, что пренадлежит тебе по праву. Не забывай об этом". - Как ты себя чувствуешь? - Спрашивает Дубощит, присев на постель, и ладонь знахарки тотчас ложится поверх его руки. - Лучше. А ты? Торин ничего не отвечает, лишь сухо улыбается, недовольный тем, что их разговор с девушкой имеет лишние уши. - Ступайте. И не забывайте, какая великая ответственность лежит на всех вас! От Брехты не укрывается то, как переглянулись между собой гномы и с каким сожалением взглянули на своего короля. Он изменился, эта Гора изменила его, и вот слова Балина уже почти звенят у взломщицы в ушах: "Эта неистовая и жестокая страсть, девочка. Она свела с ума его деда". Когда они остаются одни, Дубощит остается все таким же напряженным, и даже не смотрит на девушку, полностью отдаваясь своим мыслям. Ее теплая ладонь скользит по его руке осторожно, будто в страхе, а на лице тысяча эмоций, которые мужчина, наконец обратив взор на Брехту, не в силах прочесть. - Знаешь, что я не терплю больше всего? Девушка напрягается, когда поверх ее ладони ложится рука гнома, слегка сжимая, а ясные глаза буквально пожирают ее собственные, стараясь проникнуть в самую душу. - Ложь? Торин хмыкает, криво усмехнувшись. - А ты успела неплохо меня изучить, за то время, что мы вместе. Но не только ложь. Я не терплю предательство! - Ноздри Короля под Горой трепещат, брови сведены к переносице, и он страшит не меньше свирепого дракона, что охранял добро много лет в недрах Горы, разве что в сердце осталось еще немного того, что хранит в себе воспоминания о светлом чувстве, коему чужда корысть и мелочность. - Если кто-то найдёт камень и утаит его от меня, я жестоко отомщу! - Ты думаешь, кто-то из отряда мог предать тебя? - Я почти уверен в этом. - Торин, это исключено! Они любят тебя и верны тебе! Торин, я... Девушка замолкает, когда поверх ее губ ложится палец, призывая к молчанию. Дубощит склоняется над ней, глядя пристально, как ястреб на добычу, но потом будто что-то меняется в нем, пока гном разглядывает исхудавшее лицо ставшее ему столь любимым, и на губах у потомка Дурина расцветает знакомая Брехте теплая улыбка. - Я знаю, что это не ты. Ты никогда бы не предала меня. - Он касается ее губ своими почти невесомо, нежно, запустив пальцы в волосы травницы. - Ты ведь моя девочка. Хрипловатый низкий голос посылает по телу воровки сотню мурашек и она сама тянется к нему за поцелуем, притягивая к себе, покуда не ощущает уже знакомую ей тяжесть мужского тела на себе.
Твое колено. - Все в порядке. - Нет. - Дубощит отрицательно качает головой, коснувшись рукой перевязки на чужой ноге. - Пока не встанешь на ноги, я не смею к тебе прикасаться. - Да? - Брехта по-лисьи улыбается, слегка прищурив глаза. - А сейчас ты что делаешь? В глазах Торина пляшут озорные огоньки, он так похож на себя прежнего, до этого сокровища и дракона, что девушка просто не может позволить себе его отпустить. Она любит этого гнома, и безумно страшится вновь увидеть того, кто смотрел холодными, злыми глазами, будто не вовсе никогда ее не знал. - Как пожелаешь. Во всяком случае, - ладонь мужчины скользит под одеяло, ложится на низ живота Брехты, а сам он вновь склоняется над знахаркой, опаляя жаром дыхания ее губы, - кое-что можно придумать... Не успевает гном закончить фразу, как в спальню будто ошпаренный влетает Двалин, ничуть не смутившись столь интимной сцены. - Ну вы нашли время! Торин, там беженцы из Озерного Города нахлынули в Дейл. Их тысячи! Дубощит гневно выражается, отстраняясь от Брехты, а его глаза вновь становятся ледяными, словно холод золотых монет проник в саму душу Короля под Горой. - К воротам, быстро! Я не позволю им загнать нас в ловушку.
Торин в бешестве ходил по холлу взад-назад, точно загнанный зверь, и его глаза метали молнии, от которых каждому члену отряда становилось не по себе. Нет, они не боялись своего короля, скорее они боялись за него. У Дубощита трепещат ноздри, когда он велит укрепить вход в Гору, и меньше всего на свете он похож на того смелого воина, который вел свой народ все это время. Подозрительным взором глядя исподлобья на собравшихся, коих в глубине души все еще подозревал в краже Аркенстона, потомок Дурина полностью был сосредоточен на новой проблеме — люди из Озерного Города, требующие свою часть сокровищ гномов, которую те им пообещали за помощь в походе. Торин был взбешен, полон неописуемой ярости, когда узнал, что целая армия явилась в Дейл, дабы взыскать свое
Сделку? И этот грабеж вы называете сделкой? Гномы невольно содрагаются, когда Король под Горой беседует с Бардом, теперь уже не рыбаком, а лучником, ведь меньше всего им хотелось вступать в сражение, едва вернув свое наследие, тем более после угрозы дракона. Брехта понимала обоснованность претензий людей, поскольку сама была тем, кто уверял народ в благородности гнома и его намерений, и ей было неприятно видеть, как тот заперся от всего мира, становясь все более злым и недоверчивым. — Мы обещали свое наследство не по доброй воле, уж тебе ли о том не знать! Что вы нам дали? Одеяла и еду? Свободу, которую хотели у нас отнять? В какой-то степени Торин был прав, и знахарка осознавала это. Впусти он этих распаленных потерями и горем людей в королевство, неизвестно чем все может закончиться, однако война, а это были самые что ни на есть первые звоночки перед грядущей осадой, никак не могла уложиться в голове девушки. И все из-за горстки золота... — Но их большинство. — Мягко говорит Брехта, когда сидит вечером с отрядом за весьма скудной трапезой, поглощая остатки привезенного провианта. — Неужели вы считаете, что есть шансы устрашить их одним грозным видом? — А ты полагаешь, что мы такие простаки? Девушка резко поворачивает голову и встречается с ледяным взором глаз Дубощита. — Нельзя недооценивать гномов. Эребор наш, и я не позволю каким-то рыбакам да эльфам отобрать его у нас! С того момента настроение у травницы стало хуже некуда. Она не желала чьей-то пролитой крови и свое положение находила мягко говоря удручающим. Будучи преданной отряду, готовая идти с ним до конца, она все же хотела разрешить конфликт без кровопролития, однако не представляла как. Брехта видела лично, как Торин посылал ворона к своему кузену, дабы тот прислал помощь, а значит не за горами то время, когда подножье Горы окропит чья-то кровь. Она идет мимо его покоев, когда слышит приглушенный голос гнома, а в ответ ему вторило воронье карканье. — Роак, сын Карка, ты сослужил мне хорошую службу, и о том я не забуду. Попрошу я еще об одной услуге, — Торин понижает голос, глядя птице прямо в глаза, — приноси нам известия о тех, кто будет приближаться к Горе. И о тех, кто покинет ее в тайне от меня. Девушка делает еще шаг, но неудачно ставит ногу, оступается и уже успевшая затихнуть боль в ноге отдает с новой силой. Сдавленно зашипев, она облокачивается спиной о стену, спешно растирая колено. Надо бы уходить, пока Торин не вышел да не заметил ее, с учетом его подозрительности решив, будто его же взломщица шпионит за ним, но он выходит как раз в тот момент, когда она обхватывает колено обеими руками, опасаясь сделать новый шаг. — Ты в порядке? Голос Дубощита впервые за последние дни обеспокоенный и мягкий, а во взгляде читается тревога и волнение. Он подходит к Брехта, присев рядом с ней на корточки, и касается ее колена. — Да нормально все. Как-то неровно ступила просто. — Балин говорил, что твоя нога все еще припухшая. — Мужчина надавливает на самое болезненное место, которое было слегка отекшим, и недовольно хмурит брови, когда девушка сдавленно шипит. — Тебе нужен покой. — Я так в изваяние превращусь! — Во взгляде Брехты читается легкое раздражение, поскольку превращаться в кисейную барышню для нее являлось чем-то вроде проклятия, и даже боль в ноге не была помехой для движения. — Я как-то со сломанным ребром половину дня шла через бурелом, и ничего, жива же. А тут всего лишь колено. — То было и прошло. Теперь ты моя женщина, и я не позволю ей играть в солдатика. Воровке, знавшей голод и холод, страх и опасность, такие разговоры пришлись не по душе. Как женщине, ей были приятны переживания Торина, но как человеку с сильным характером — совершенно наоборот. — Тогда тебе придется положить меня в саркофаг и замуровать заживо, поскольку я не собираюсь по доброй воле становится тем, кем не являюсь. — Голос девушки сочился обидой, и она, игнорируя полыхающий взгляд Дубощита, собирается уходить. — Не думала я, что ты считаешь меня слабой, трусливой... Она не ожидает, что ее бесцеремонно схватят за локоть и развернут лицом к себе, еще больше ее удивляет поцелуй, последовавший следом. Перемены в настроении и желаниях Торина были такими резкими и разительными, и все чаще в нем просыпался непримиримый с инакомыслием и дерзким поведением гном, которого травница весьма умело выводила из себя и раньше. Однако в этом мужчине стало больше жесткости, угрозы и даже воинственной ярости, а потому поцелуй вышел по-животному страстный, пылкий, до дрожи в коленях. Торин подхватывает ее на руки и несет в свои покои, усадив на широкий стол у окна, стараясь не травмировать ее колено даже в такой момент, когда разум помутнился от вспыхнувшей злости и страсти. — У меня есть кое-что для тебя. — Он отходит к какому-то сундуку, открывает крышку и являет то, что припас для девушки в качестве подарка. — Эта кольчуга из серебряной стали — мифрил. Так ее именовали мои предки. Она защитит тебя от вражеского клинка и стрелы. — Значит, саркофаг отменяется? — Шутливо спрашивает Брехта, принимая дар. Ее глаза блестят от ослепительной красоты кольчуги, ее великолепного плетения и того яркого света, что она излучала. — Как красиво... — Я не отказываюсь от своих слов. Моя женщина не будет рисковать своей жизнью на войне. — Торин подходит к ней ближе, и их лбы соприкасаются. — Я хочу, чтобы ты ждала меня с битвы, а не оставила меня в ней. Девушка хотела было спросить, почему бы не избежать хотя бы одной битвы, но рисковать не стала. Ей не хотелось вновь злить мужчину, который и без того легко выходил из себя. — Примеришь? Брехта криво усмехается, заметив лукавые огоньки в глазах гнома, и легонько спрыгивает со стола, перенеся вес на здоровую ногу — вновь оказаться прикованной к кровати ей совершенно не хотелось. — Как пожелаете, Ваше Величество.
***
«Вороны принесли новость, что Дейн с пятью сотнями гномов вышел из Железных Холмов и дня через два будет в Дейле. — Боюсь, им не подойти к Горе незамеченными, — закончил Роак. — Как бы не завязался бой в долине. Не нравится мне это. Народ они, конечно, решительный, но едва ли им под силу справиться с войском, которое вас осаждает. А если и справятся, то что ожидает вас? По пятам за ними идут зима и снег. Чем вы будете кормиться без поддержки и расположения соседей? Дракона не стало, но как бы сокровища не принесли вам смерть! Но вразумить Торина было невозможно. — Зима и мороз пощиплют людей и эльфов тоже, — возразил он. — Они, может быть, не вынесут жизни в необитаемом крае. Как навалятся на них мои родственники и нажмет зима — так они поневоле заговорят по-другому».
***
Голос, твердивший о предательстве, стучал в голове взломщицы как барабаны. Полная угрызениями совести, Брехта идет на стену, с нерешительностью глядя вдаль, где расползалась темнота. Сон, который пришел к ней накануне, был ярче любого знамения, и не оставалось сомнений, что то было дело рук Гэндальфа.
Шатер. Горит огонь. Люди о чем-то тревожно шепчутся, эльфы точат клинки. Переговоры не прошли удачно, готовится атака на рассвете. Седовласый старец, стоящий в центре, тщетно пытается урезонить двух мужчин, что собираются идти в бой. В бой за камни и монеты. — Если он нашел Аркенстон, то боюсь мы опоздали. Камень Короля является высшим символом власти, коим Торин весьма дорожит. Он не пойдет на уступки, полагая, что все остальные ниже его даже по статусу. Война. Кровь. Вороны...» Аркенстон. Камень, что воровка прятала в стене своей комнаты, завернув в одну из тряпок, которыми перематывала колено. Вот то, что может заставить Торина передумать. Брехта обнялась перед сном с каждым членом отряда, будто прощалась навсегда. Когда очередь дошла до Бофура, тот взглянул на нее как-то хитро, сощурив глаза, но ничего не сказал. Наверное, решил, что она сбегает из-за страха за свою жизнь. В его добрых глазах не было даже разочарования. — Если бы все было так просто. — Шепчет девушка и скидывает привязанную к стене веревку за стену. Сползая аккуратно, чтобы не повредить ногу, взломщица твердит только одно — она делает это только во имя блага. — Только бы он меня понял...
Брехта пробирается в лагерь аккуратно, стараясь не попадаться никому на глаза. Люди, как и эльфы, вовсю готовились к битве и не слишком обращали внимание на хрупкую женскую фигурку, что ловко петляла между шатров, а те, кто сидел у костра трапездничал так и вовсе были погружены в долгие разговоры, не замечая движения кругом, но по старой привычке, не забытой со времен промысла на улице, девушка предпочитает держаться в тени, с трудом подавляя желание надеть кольцо, что манило к себе, и невидимой пробраться к нужному шатру, где, воровка знала это, находились мужчины из ее сна. Она подходит совсем близко, как вдруг слышит:
Неужели ты все еще не понял, Бард Убийца Дракона, что гномов невозможно урезонить? Они понимают лишь язык силы, коим я в полной мере владею. — Видимо зря я пытаюсь возвать к вашему благоразумию. Армия орков уже близко, и если мы не будем готовы... — Не стоит стращать меня орками, Митрандир. И не пытаешься ли ты отвлечь мое внимание, дабы помочь своим друзьям гномам избежать справдливого наказания за их упрямство и презрение к другим? Настало время согнать с них спесь! Брехта достает из кармана завернутый в тряпицу Аркенстон и глубоко вздыхает. Сейчас или никогда. — Ее можно согнать и другим способом. На нее тотчас оборачиваются все трое мужчин, буквально пригвоздив взглядами к земле, и в глазах Барда читается ничем не скрываемое удивление. — А ты что здесь делаешь? Гэндальф, пожалуй, единственный, кто улыбается незванной гостье, которая явилась на его зов, хотя в глубине души он не надеялся, что та поймет его правильно. Но чувства Брехты никогда не брали верх над разумом, и она осознавала, что бессмысленное кровопролитие обернется для тех, кто стал ей дорог катастрофой. Можно остаться и погибнуть вместе с ними, позволив торжеству привязанности и страсти погубить десятки жизней, а можно прибегнуть к обману, который вряд ли будет прощен, но зато спасти близких сердцу. — У меня кое-что есть для вас. — Говорит девушка, глядя поочередно на каждого из мужчин. — То, что Торин ценит больше всего на свете. — Брехта разворачивает Камень Короля и кладет его на стол перед собой. — Он отдаст все на свете, лишь бы вернуть его. — С чего вдруг такая щедрость? — Опасно сощуривает глаза высокий эльф в царственных одеждах, в коем воровка тотчас же узнала короля Трандуила, которого лишь мельком, но видела в его владениях, когда искала способ вызволить отряд из темницы. — Ищешь для себя лучшей доли? — Я не ищу никакой доли, меня вполне устраивает то, чем я владею. — Резко отвечает Брехта, вскинув подбородок. Если бы она знала, как напоминает свою покойную тетушку Фриду, с ее непоколебимым характером, то удивилась бы такому сходству. — Я хочу спасти их. И не желаю глупой войны. Повисает тишина. Гэндальф кладет ладонь девушке на плечо, смотрит ободряюще и даже с какой-то похвалой, но травница не предает тому значения. Ее куда больше волновали последствия ее поступка, поскольку как бы велико не было желание спасти жизни гномов, она не желала терять их дружбу. И любовь. — Что ж. — Тихо произносит Транудил, касаясь камня кончиками пальцев. — С этим уже можно как-то работать.
***
Торин слышит знакомое карканье еще до того, как иссиня-черный ворон садится на стену, умными глазами взирая на Короля под Горой. Он садится к нему на руку, даже позволяет себя погладить, но потом вновь упархивает на каменную кладку, понимая, что реакция гнома на дурные вести может быть любой. — Приветствую тебя, Роак, сын Карка. Что нового ты узнал за это время? — Гору покинула твоя женщина. В лагерь к эльфам и людям держала путь и там, среди шатров, скрылась. На какое-то время Дубощит просто молча смотрит на птицу, не веря собственным ушам. Какой вздор! Брехта не могла так поступить! Или же могла? — Не может быть! Ты ошибся! — Ты велел доклыдвать о каждом, кто приближается к Горе и кто ее покидает. Вот слово мое и это есть правда. Торин отшатывается от ворона, злобно сверкнув глазами, и его лицо искажаются в дикой гримасе. Он не говорит ему ни слова, резко разворачивается на каблуках сапог и уходит, с бешеным взглядом направляясь в покои девушки. Буквально вышибив двери с петель, гном заходит внутрь спальни, а там...пусто. Он проходит дальше, достигает письменного стола, на который совсем недавно сажал Брехту, покрывая поцелуями, и со звериной мощью опрокидывает его, отшвырнув почти к противоположной стене. — Никогда, — цедит через зубы мужчина, прикрыв полне разочарования и досады глаза, — никогда не быть тебе прощенной. А увижу, сам пущу в тебя стрелу.
***
«Сокровище моего отца, Аркенстон, дороже целой реки золота, а для меня он и вовсе не имеет цены. Из всего богатства именно его я предназначаю для себя, как символ моей власти, и жестоко отомщу всякому, кто найдет его и утаит». Брехта прокручивает эту фразу Торина в своей голове и к окончанию переговоров в шатре короля эльфов ей совсем становится дурно. Она мечется между правильностью и неправильностью своего поступка, угрызениями совести и логическими доводами, чувством долга и просто сердечными порывами, пока наконец не выходит из шатра, держа курс сама не зная куда. — Неужели ты намерена вернуться в Гору, где тебя не услышит даже самое понимающее сердце? Брехта оборачивается, понурив плечи, и смотрит Гэндальфу прямо в глаза. — Я не знаю, куда мне возвращаться. Я должна была совершить правильный поступок, а на душе у меня гадко и просто мерзко. — Девушка кривит губы, отвернувшись. — Не надо мне было во все это влезать. Сидела бы в своем домике в лесу и проблем не знала. — Не позволяй слабости взять над собой верх. Твой дух крепок и решения верны, однако ты должна понимать, что порой ради великой цели приходится приносить жертвы. — Великой цели? Надеюсь, ты не о всемирных проблемах сейчас говоришь, потому что они как раз меня волнуют меньше всего. Голос Брехты такой же резкий, как когда-то в ее лачуге, когда волшебник только пришел уговаривать ее отправиться в поход. Гэндальф недовольно хмурит брови, глядя на озлобленную будто на весь белый свет девушку, но та даже бровью не ведет, спокойно выдерживая чужой взгляд из-под бровей. — Твой характер не менее норовистый, чем его, признаю. — Волшебник подходит к травнице ближе, глядя все также хмуро. — Я должен предупредить тебя, что в случае избежания войны с эльфами и людьми гномов, да и всех остальных, может ожидать битва не менее кровопролитная, нежели грозит сейчас. И ты не должна, как бы мужество не было в тебе сильно, ввязываться в эту войну, поскольку ты не будешь в силах остановить неизбежное. Так или иначе, спасти всех ты не сможешь. — А зачем вообще тогда я здесь? — Огрызается Брехта, совершенно потеряв чувство меры. В ней уже не было воспитанной леди из древнего рода, лишь грубая уличная воровка, которой девушка дала свободу. — Я ничего не могу изменить и никого не могу спасти. Даже тетю и то... — Взломщица гномов замолкает, закусив губу. В ее глазах блестят предательские слезы, которым она, призвав на помощь всю выдержку, не дает пролиться. — За тобой следует та, чье имя ты, верно, уже позабыла. Она прибыла за тобой в Озерный Город и я уверен, что ей удалось избежать пламени Смауга. Голос Гэндальфа будто бы отстраненный и ледяной, но на стоящую перед ним Брехту волшебник все же смотрит с сочувствием во взгляде. Глупое, заблудшее дитя, которое не знает, по какому пути следовать, путаясь между голосом разума и зовом сердца. Тем не менее, когда девушка заговаривает, в ее тоне нет неуверенности или страха, как и во взгляде, твердом и полном решимости, лишь предательски трясущиеся руки выдают в ней ту девочку, которая будто вновь бежит по бурелому, спасаясь от всадников, пришедших за ее жизнью.
Я никогда не забуду ее имени. Как и ее лица. Пускай попробует поймать меня и я клянусь, что сама вырежу ее поганое сердце и засуну в тот же сундук, куда она хотела запечатать мое! Брехта уходит куда-то в ночь, а Гэндальф так и продолжает смотреть ей вслед, удрученно закачав головой. Впереди их всех ждал тяжелый день.
***
«Около полудня снова заколыхались знамена Леса и Озера. Приближалось двадцать человек. В начале узкой тропы они положили мечи и копья и приблизились к воротам. Гномы с удивлением увидели Бэрда и короля эльфов, впереди которых выступал сам Гэндальф. — Приветствую тебя, Торин, — произнес Бэрд. — Ты не передумал? — Мое решение не меняется оттого, что несколько раз взошло и село солнце, — ответил Торин. — Ты пришел задавать мне пустые вопросы? Я вижу, войско эльфов не отослано домой, как я велел! Ты пришел зря. Пока они тут, я отказываюсь вести переговоры. — Так, значит, не существует ничего, за что бы ты отдал часть твоего золота? — Ничего такого, что можешь предложить ты. — А что скажешь об Аркенстоне Трейна? — спросил Бэрд, и в тот же миг Гэндальф откинул крышку шкатулки и поднял вверх драгоценный камень. Камень сверкнул ярким белым блеском. От изумления у Торина отнялся язык. Долгое время все молчали. Наконец Торин заговорил, и голос его звучал хрипло от сдерживаемой злобы: — Этот камень принадлежал моему отцу, он мой. Почему я должен выкупать свою собственность? — Мы не воры, — возразил Бэрд. — То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше. — Как он попал к вам, я спрашиваю? — с нарастающим гневом закричал Торин».
Этот камень мой! С какой стати я должен выкупать свою собственность?! Отвечай на вопрос, Бард Убийца Дракона, как попала к вам в руки святыня нашего рода? Подослали ночью вора? — Мы не воры, — возразил Бэрд. — То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше. — Как он попал к вам, я спрашиваю? — с нарастающим гневом закричал Торин. — Кто принес... И тут Дубощит понимает, как именно камень попал в руки его, как он сам полагал, недругов. Она не сбежала, испугавшись, не переметнулась в страхе к врагу. Она его продала!
Где она? Где эта паршивая гадюка, что свернулась на моей груди клубком? Я знаю, она здесь! — Торин сверлит толпу глазами, которые едва ли не метали молнии. — Брехта! Брехта! Гномы за стеной не верят своим ушам, пытаются урезонить своего короля, явно обезумевшего раз решил, будто их Лесная Дева могла предать отряд, и лишь один Балин хмыкает в бороду, не выразив общего возмущения. Он тоже смотрит в толпу, но девушки не видит, хотя готов поклясться, будто чувствовал ее присутствие и даже взгляд направленный на бастион, полный горечи и разочарования. — Будь проклята эта девица! Будь проклят тот день, когда я взял ее с собой! Голос Торина подобен раскату грома, а во взгляде не осталось ни капли прежней рассудительности. Он прожигает ненавидящим взором толпу, что явилась к подножию Горы, и гнев с еще большей силой закипает в его венах. — Их большинство, — цедит сквозь зубы Двалин, также смотрящий на собравшихся эльфов и людей с презрением и злобой, — нам не победить. — Ошибаешься, друг мой. — Дубощит поворачивается к гному как раз в тот момент, когда на стену залетел ворон, ударивший клювом по каменной кладке три раза, будто передавая послание. — Мы вернули себе Эребор, а сейчас мы его отстоим. Внезапно послышавшийся звук трубящего рога и топот шагающей пехоты отряд Торина встретил ожидаемо радостно — их улыбки засияли ожидаемым триумфом, а в глазах засияло предвкушение грядущей победы. Гномы — народ воинственный и крепкий, и в гневе своем они опасны и никогда не простят они кровной обиды, если кто-то посмел оскорбить их сородича. Воинов, появившихся на горизонте вел великий лидер, Даин Железностоп, родич Торина, и нравом он был крут, а волей силен. Он тотчас же обратился к недругам своего кузена с вызовом и насмешкой, которую, находящаяся среди прибывших к Горе Брехта слушала с явным негодованием. Весь ее план, то, ради чего она предала чужое доверие, оказалось бесполезным, поскольку сейчас Король Железных Холмов прибыл дабы помочь сородичам в кровавой битве. — Гэндальф Серый! — Обращается рыжебородый гном к волшебнику, стоящему между Бардом и Гэндальфом с лицом, выражающим крайнее беспокойство. — Вели этому сброду проваливать отсюда, или я окроплю землю их кровью! — Не стоит проливать кровь тогда, когда можно решить все миром. Нам всем грозит куда более серьезная опасность, нежели тебе может показаться... — Видал я в гробу эти твои опасности! Скажи лесной принцессе уводить своих остроухих фрейлин подальше от Эребора, а вместе с ними пускай заберет и этих оборванцев в лохмотьях! — Идиот! — Шепчет Брехта, натягивая капюшон по самый нос. — Торин, пожалуйста... Но Торин был глух к чужим молитвам, даже если бы услышал их. Радуясь победе, он с наслаждением смотрит, как гномы готовятся атаковать эльфов и людей, даже не представляя, какое разрушение вскоре падет на эту землю. — За моих братьев я раскрою тебе башку, трусливая фея! Брехта кидает взгляд на бледного от переполняющей его злости эльфийского короля и в отчаянии закусывает губу. Гэндальф был прав. Она беспомощна и ничего не может поделать, не может помочь. Начинается битва, в ходе которой люди отступили, предоставив эльфам и гномам сражаться один на один. Предсмертные крики, кровь, льющаяся рекой окружают девушку, и она словно окаменевшая стоит посреди царящего хаоса, не в силах двинуться с места. Надо было поговорить с Торином, вразумить его, тогда бы всего этого не случилось... «Твое пение — великий дар, моя девочка. Не бойся этого дара, и он поможет, когда тебе будет совсем трудно». — Мамочка... Брехта прикрывает глаза, в которых уже блестели предательские слезы, и крепко сжимает кулаки. Лязг оружия, боевой клич, чей-то исполненный боли стон — все это клубится вокруг нее, мешая сосредоточиться, но нечто проснувшееся в глубине ее сердца медленно начинает пробуждаться, и девушка просто позволяет порыву унести себя с собой, оказаться как можно дальше от тех, кто сейчас сеял разрушение и хаос. — Тебе необходимо уходить, немедленно! — Гэндальф уже было тянется к травнице, чтобы схватить за локоть и увести обратно в город, но вдруг останавливается, едва ли коснувшись кончиками пальцев рукава чужой куртки. — Брехта? — Пойдем же со мною, я мир покажу, Далекий от боли и страха, Пойдем же, мой милый, тебе расскажу, Как к свету пробраться из мрака. Волшебник отходит от девушки, озираясь по сторонам, и с удивлением обнаруживает, что постепенно битва затихает — мужчины замирают и оборачивают к поющей незнакомке свой взор. Полагая, будто пение Брехты действует лишь на животных, Гэндальф криво усмехается глядя на то, как звуки сражения медленно затихают, сам при этом не стремясь применять магию для подобного случая, даже если бы у него в рукаве и имелся некий волшебный козырь. — Жизнь, что стерает всю страсть, красоту, Не может развеять печали, Пойдем же скорее, я путь укажу, Где счастья ростки проростали. Но был среди находившихся тот мужчина, на кого пение девушки действовало сильнее всего, чей взор тотчас же обратился вновь к толпе, в которой он искал знакомый силуэт, чей голос пробуждал в груди все былое, такое трепетное и такое искреннее... — Брехта. — Торин буквально вгрызается глазами в толпу, но не видит ее, огорожденную от его взора сражающимися, что теперь встали подобно каменным изваяниям, глядя на девушку со странным любопытством. — Брехта! Услышав его голос, воровка замолкает, резко повернув голову по направлению к бастиону. Она шумно сглатывает, столкнувшись взглядом с пронзительным взором гнома, но более не видит в нем одной только ненависти. Ей кажется, что там вновь загорелось нечто от прежнего Торина, от того, кого она полюбила, но стоило девушке пропустить надежду в сердце, как внезапно земля начинает дрожать. — Что такое? — Взволнованно спрашивают у волшебника воины, вновь покрепче ухватившись за оружие. — Что это? — Орки. — Тихо отвечает Гэндальф, бросив короткий взгляд на Брехту, явно давая ей понять, что здесь ее пение будет бессильно. — Легион Азога Осквернителя подошел к Горе...
Гэндальф, с замиранием сердца наблюдающий за тем, как разверзается земля и оттуда появляются существа доселе не виданные человеческому глазу, крепко стиснул посох в руке, понимая, что впереди предстоит кровопролитная битва, в которой вряд ли найдется место для радости даже в случае победы над армией врага. Торин Дубощит вернул Эребор гномам, но Гора, в виду своего стратегического местоположения была нужна порождениям тьмы, ведь то врата в земли Ангмара на севере. Если проклятое королевство восстанет из руин, то падут земли всех, от эльфов до хоббитов, и мир погрузится во тьму. Волшебник видит, с каким неприкрытым ужасом взирает Брехта на сражающихся гномов, которым ни эльфы, ни спешащие обратно за стены руин Дейла люди не спешили помочь, и тоже старается увести девушку подальше от места сражения.
Но Торин, — травница пытается ускользнуть от Гэндальфа, бросая бесконечные взгляды на бастион, — он же сейчас... — Нет, дитя мое, — тихим голосом говорит волшебник, прикрыв глаза. — Торин Дубощит не выйдет на поле боя. Во всяком случае, не сейчас, пока золото имеет над ним такую власть. Он думал, что пылкое чувство к девушке поможет Королю под Горой победить драконий недуг, что прежде поглотил сердце его предков, но вышло все наоборот. Он видел в глазах гнома лишь страх за свои сокровища, но никак не присущую ему прежде воинскую отвагу и доблесть. — Нам нужно уходить. Ты не можешь здесь ничего изменить. Брехта едва шевелит ногами, все еще бросая взгляды на стену Горы, за которой скрылся Торин, и не верит, не может заставить себя поверить, что тот герой, коим она восхищалась теперь ведет себя как трус. Она уходит за Гэндальфом не зная о том, что эльфы все же бросятся в бой вместе с гномами, и поле боя окропится невинной кровью, кровью гномов и Перворожденных, которым уже более никогда не видать лучей восходящего солнца...
***
— Их всех перебьют, Торин! Как ты можешь? Двалин все же срывается на крик, стоя в тронном зале, и на его мужественном лице появляется брезгливая гримаса. — Жизнь мало что стоит на этом свете. А вот сокровища, — Торин с диким, полоумным взором озирается по сторонам, будто даже здесь могли найтись враги, желающие ему погибели, тогда как те, кто представлял собой явную опасность находились за пределами Горы и в данный момент убивали его родичей безжалостно и без тени сомнений. — Мы сможем продержаться долго, если уйти в потайные залы. — Продержаться? Ты что здесь прятаться собрался? — Уже не слыша себя восклицает Двалин, скривив в презрении губы. — Никогда бы не подумал что буду смотреть на тебя и думать о том, насколько же ты стал жалок. — Не смей! — Взревел Торин, резко поднявшись с трона. — Я твой король! — Ты всегда был моим королем! А еще другом, лидером, за которым каждый из нас был готов идти даже на верную смерть! Посмотри, что с тобой стало! — И уже тише Двалин добавляет. — Как хорошо, что Брехта не видет тебя таким. Мне противно думать, что человеческая девчонка будет иметь больше смелости, чем ты. — Не упоминай ее при мне, никогда! С каких пор ты считаешь воровство смелостью? Она украла сокровище нашего рода! Какое право имеешь ты во мне сомневаться и возвышать ее, эту жалкую уличную девку? На плечо Двалина ложится чья-то рука и он оборачивается, столкнувшись с полным сердечной боли взглядом Балина. — Она никогда никого не бросала, Торин. И не обманывала. Она отдала бы тебе Аркенстон, я уверен, если бы ты не был столь одержим. Да, ее поступок нельзя назвать благородным, но ее мотивы можно понять. Она не желала войны, не желала смертей. Она сделала это ради тебя, Торин. Слова Балина вызвали в душе у Дубощита такую бурю эмоций, что великим трудом оказалось не ударить самых близких друзей, к которым сейчас Торин испытывал лишь крайнюю злость и истинный гнев. — Убирайтесь! Оба пошли вон! Торин остается один в тронном зале и в запале швыряет корону куда-то вдаль. Презренные! Как смеют они ставить ее выше своего короля? «Им не понять, девка одурачила тебя, украла сокровища». Мужчина чувствует, как сознание уплывает, а в голове становится совсем туманно. Он пытается вытравить этот странный голос из своей головы, который твердил, что враги кругом и даже близким нельзя доверять, но безуспешно. «Даин сядет на твое место. И они коронуют его, отдав Аркенстон ему!» Торин падает на колени, схватившись за виски. Кажется, что мир перевернулся, пол под ногами дрожал, готовый обрушиться, а в нос бил едкий запах пепла после того пожарища, что устроил Смауг еще много лет тому назад. Брехта. Ее пение, ее взгляд. Почему-то он цепляется за этот образ, медленно оседая на каменные плиты, и воспоминания прошлого яркими всполохами проносились в его сознании, заставляя наконец голос в голове замолчать. «— У меня есть куда более насущные дела, нежели выручение из беды неуклюжей кисейной барышни. — Вы меня совершенно не знаете, господин гном, чтобы делать обо мне столь поспешные выводы! — Девица умеет ворожить? — Кхм, ее талант коммуницировать со зверями вряд ли можно назвать ворожбой, хотя нечто волшебное в том воистину есть. Они понимают ее, идут на зов ее голоса. Сие есть вещь необъяснимая, однако, смею заметить, весьма полезная. — У меня нет рода, нет семьи, нет друзей. Я нищенка, гонимая с постоялого двора за неуплату жилища. Я воровка, лезущая за чужим добром в карман. Я кто угодно, но точно не убийца и не предательница. Резона не доверять мне у вас нет, я подписала договор. — Я последую за отрядом в самое пекло, несмотря на то, что эльфийский сад мне милее драконьего гнева. — Только лишь долг руководит тобой, или что-то другое тоже? — Что-то другое тоже. — Я готова поручиться за Короля под Горой, подтвердив благородность его помыслов и честность его клятв. Их цель благородна, а мотивы чисты. — Я никогда не отказываюсь от своих клятв. Тем более, данных тому, кто тоже мне дорог». Торин с трудом разлепляет глаза и первое, за что цепляется его взгляд это золотая монета, лежащая на одной из ступеней возле трона. Блестящая поверхность искрилась даже в полумраке, и гном аккуратно поднимает ее, держа на ладони, чувствуя, как наконец разум проясняется, а легкий груз в руке, который казался совершенно невесомым, напротив тянет к земле. Мужчина тяжело смотрит на монету, но в его взгляде уже нет той одержимости, что раньше. Его взор чист, и губы почему-то брезгливо кривятся, пока он рассматривает золотую поверхность, прежде столь желанную для него. Он отшвыривает монету в сторону, как совсем недавно отшвырнул корону. Полный решимости, Торин движется к бастиону, крепко сжимая свой меч в руках. Он сын Дурина, а его потомки никогда не убегали от сражений.
***
Сражения в городе были не менее ожесточенными, нежели возле Горы. Брехта уже не единожды пожалела, что пренебрегала нужными уроками фехтования, столь любезно предложенными несколько раз ребятами из отряда, поскольку и меча-то в руках удержать не могла, но сейчас, с метательными клинками в руках, она чувствовала себя совершенно безоружной. Сражаясь исподтишка, ей удалось убить нескольких орков, но тратить все оружие девушка не спешила — что-то подсказывало ей, что ножи ей еще пригодятся. Она видит, как в город въезжают двое — мужчина и женщина — на белом жеребце, и заметив последнюю, в памяти воровки проносится образ, увиденный еще в землях лесного владыки, а так же тот портрет, что рисовал Кили в Озерном Городе. Та самая эльфийка. — Гномы приободрились, ведь теперь их ведет сам король! Слова Гэндальфа точно гром среди ясного неба, и Брехта кидается к парапету, возле которого стояла, с которого открывался хороший обзор на равнину возле Горы. Не может быть... — На подходе вторая армия. — Светловолосый эльф, чьи локоны сверкали также ярко, как звезды на ночном небе, спешивается и подходит к волшебнику вплотную. — Болг возглавил орков Гундабада.
Это их хитроумный план, — в раздумьи дергает себя за бороду Гэндальф, насупив броси, — Азог отвлекает наши войска, а затем Болг наносит удар с севера. — Север? — Тихо шепчет Брехта, глядя, как Торин седлает горных козлов и вместе с несколькими гномами из отряда удаляется в сторону небольшого нагорья. — Где это? — Воронья высота. — Волшебник кивает в сторону удаляющихся всадников, с легким прищуром взирая на происходящее возле Горы. — Торин взял своих лучших воинов, дабы наконец отрубить голову этой мерзкой гадюке. — С ним Фили, Кили, Бофур... — Брехта до побелевших костяшек сжимает в руках один из метательных ножей, бросив один единственный взгляд на стоящую позади нее эльфийскую деву. — Они же умрут там без помощи... В глазах рыжеволосой девушки читался тот же страх, что и у травницы, но не за себя, а за чужую жизнь. Брехта отходит от собравшихся незаметно, стараясь избегать встречи с наводнившими город орками, и медленно тянется к пожигающему, точно сама лава, кольцу. Из-за тех переживаний, что приходилось пережить в последнее время, она почти не замечала своей слабости, но сейчас, когда ее рука сама тянулась к кольцу, все ее существо неистово дрожало, будто в предвкушении. Она надевает кольцо, и тотчас по ее телу пробегает крупная дрожь. На какое-то время становится нечем дышать, но потом все сходит на нет, и Брехта выныривает из своего укрытия, где схоронилась на время поиска кольца в кармане, стремительно покидая город. Воронья высота. Она должна успеть.