6
О том, что Фрида Стоунхард умерла той ночью, что Торин и Брехта провели вместе, девушка узнает рано поутру, когда возвращается в дом тети, где ее тотчас встречает недовольный Вальгерд, смеривший невесть откуда заявившуюся родственницу богатой женщины крайне подозрительным взглядом. Он видел, как знахарка варила зелье на общей кухне, и уже тогда этот процесс не вселил в мужчину особого доверия. Теперь же, когда его хозяйка умерла, ростки подозрений дали глубокие корни. Обвинять девушку в чем-либо казалось пока что бессмысленным, хотя и не беспочвенным, однако у Брехты действительно могли бы быть проблемы, окажись Вальгерд человеком иного склада натуры. Мужчина любил деньги, а к своей хозяйке не испытывал ничего, даже сочувствия, поэтому все его мысли занимало то, сколько добра можно будет унести из дома до того, как кто-то вплотную займется завещанием госпожи Стоунхард.
Брехте позволили проститься с женщиной, после чего показали то, что поставило крест на всех дальнейших планах травницы. — Зря старалась, не так ли? — Язвительно бросает через плечо Вальгерд, заинтересованно рассматривая серебряный подсвечник на прикроватной тумбочке у кровати покойной. Интересно, успеет ли он забраться в кладовую, где лежали меха богатой женщины, которые потом можно будет хорошо продать в другом городе? — О чем ты? — Брехта бросает на Вальгерда резкий взгляд, полный возмущения. — Уж не намекаешь ли ты... — Мне нет до этого никакого дела. Меня оставили ни с чем после стольких лет службы у этой старой карги! Я только сколько болот обшарил в поисках тебя! Так что, травила ты ее или нет, мне безразлично. Брехта замечает, как мужчина что-то убирает себе за пазуху, а потом еще что-то в карман. В этот момент ее внимание также привлекает набор метательных ножей, которые мужчина снял с пояса и бросил на кровать, еще не успев убрать их в чехол наподобие того, что предназначены для лука и стрел, и просто обмотав веревкой как цветы в букет. Это были ножи непростые, а с фамильным гербом на них, принадлежащие некогда гневливому и грозному господину Стоунхарду, которого, как поговаривали, супруга весьма споро отправила на тот свет. Мужчина любил всего три вещи в своей жизни: охоту, стрельбу из лука и метательное оружие. Вальгерд знал, где продать антиквариат, а эти ножи был более чем дорогими, с изящной гравировкой на рукояти и по длине лезвия. — Я понимаю тебя, — намеренно понимающим голосом говорит Брехта, подойдя к той стороне постели, где в складках одеяла спряталось оружие, — это несправедливо. — Несправедливо? Это паскудно! За столько лет ни одной нормальной выплаты, лишь убогое жалование, которое в карты просадить стыдно! Мужчина еще долго распинался, какая его хозяйка плохая и жадная, уже почти не стесняясь закаладывая себе в карман, поскольку племянница усопшей весьма разумно со всем соглашалась, все ближе подходя к тому, что слабо блестело в груде грязного белья. Вальгерд не заметил ее ловкого движения, быстрого и отработанного годами, обернувшись от каминной полки, где стояли какие-то старые шкатулки лишь тогда, когда за его спиной перестало раздаваться размеренное поддакивание. Потом он бросает взгляд на кровать и понимает, что к чему. — Гадина! Мужчина бежит по коридору, почти сметя с ног слуг, что сами рыскали по дому в поисках чем поживиться. Кто-то даже уносил из дома еду. — Где она? Где эта уличная крыса? — Девчонка? — Посудомойка недовольно подбирает рассыпанную из-за Вальгерда ботву, снова собирая ее в корзину. — Только что вылетела из дома. Побежала в сторону рынка. Вальгерд уже почти выходит наружу, как вдруг спотыкается на скомканном ковре, что какой-то слуга решил унести в свой дом, и падает на пол. Из-за пазухи вылетает серебряный подсвечник, а из кармана шкатулка из слоновой кости. — Так-так-так, — над головой стражника раздается неприятный голос, принадлежащий одному обаятельному подхалиму, — и что это мы уносим из дома, а? Хозяйское добро? Вы, все вы, а ну немедленно положить все на место! Этим будет распоряжаться новая хозяйка! — Какая еще хозяйка? — Злобно цедит Вальгерд, уже собираясь схватить стоящего перед ним Шарля за грудки, но не успевает. В дверях появляется мужчина невысокого роста, в котором стражник узнает банкира госпожи Стоунхард, а с ним под руку вышагивает моложавая женщина в ярко-зеленом платье...
***
Гномы, облаченные в доспехи и с оружием в руках, выглядели более чем воинственно, внушая некий страх в сердца жителей Озерного Города, но вместе с тем надежду на лучшую жизнь, которая непременно будет, когда золото Эребора будет спасено из недр Горы. Крепкие мужчины с грозным взором, каждый из них — лучший из воинов, преданный своему королю, отправлялись в последний пункт своего похода с непоколебимой решимостью и твердостью, хотя далеко не каждому, как оказалось, было суждено добраться до тронных залов предков. Брехта, то и дело дергающаяся при каждом излишне громком звуке, выжидая, явится ли Вальгерд или кто-то еще за украденным наследством, не сводила глаз с бледного как смерть Кили, упрямо сопротивляющегося каким-либо манипуляциям со стороны травницы, решившей вновь заняться раной и, если получится, отправить молодого гнома в дом к Барду отлеживаться. О таком Кили даже слушать не хотел и боялся, что заметив его недомогание да еще и перевязки девушки, дядя откажется брать его с собой, а потому стойко терпел боль и слабость, что сама Брехта уже выносить не могла. — Ты взяла с собой какое-нибудь оружие? — Спрашивает ее Фили, проверяя остроту своего меча. — В этом городе нет ничего, с чем ты можешь обращаться, учти это. — Двалин перехватывает в руке топор, привязывая его к бедру, потом тянется к мечу. — Да и в случае чего, даже твои ножички тебе не помогут. Девушка аккуратно проверяет то, что украла в доме тетки, не реагируя на критическое замечание гнома. Впервые за долгое время она украла не по нужде или во имя какой-то цели, а по привычке, просто следуя своему желанию, что являло собой тревожный знак. Можно было бы сказать, что она решила сохранить фамильную ценность, но это было не так. Она просто взяла то, что посчитала необходимым, ловя себя на мысли, что ее взор нередко останавливался на дорогой посуде Фриды и других, годных для продажи, вещах. Это желание, залезть в чей-то карман, присвоить себе, стало обостряться по мере приближения к Горе, как и желание обладать чем-то большим, нежели простые безделушки. «Возьми то, что твое. Оно по праву твое! Отомсти, отбери!» Будто голос в голове, требующий и зовущий, преследовал ее вот уже какое-то время, а кольцо тянуло, манило, просило надеть его на палец. — Торин, нам надо поговорить. Воровка подходит к гному, когда Кили нет поблизости, и руки Короля под Горой тотчас оказываются на ее талии, слегка притягивая к себе. — Волнуешься? Не стоит, я сумею защитить тебя. — Дело не в этом. Кили, он совсем слаб. — Я знаю. Поэтому он с нами не идет. — Как это? — Раздается позади возмущенный голос. — Я должен быть там, когда мы вновь увидим чертоги наших отцов! Я всю жизнь об этом мечтал, мы с Фили выросли на твоих рассказах... Торин подходит к племяннику, положив ладонь ему на плечо, и твердым взглядом решает все споры и возмущения. — По-твоему, я слеп и глуп, не вижу, в каком ты состоянии? Если травы Брехты не помогают, значит рана серьезная, а потому ты остаешься здесь. Отдохни. Догонишь нас, когда поправишься. Девушка удивляется, откуда гном узнал про ее лечение Кили, но вида не подает. Однако быстро замечает, как Бофур, бросив взгляд на ногу племянника Дубощита, отдает свое оружие Двалину, направляясь к молодому гному. — Я останусь с ним, такая рана сама не затянется. — Я тоже. — Оин также встает рядом с Кили, скептически глядя на его бледное лицо. — А то ты, парень, на покойника похож.
Сделайте ему перевязку, все необходимое я оставила у рыбака, что вез нас. — Брехта подходит к Кили, едва держащегося на ногах, и ободряюще улыбается ему. — Все будет хорошо, вот увидишь. — Нам пора! Голос Торина волевой и не терпящий неподчинения, твердый как скала, уверенный и резкий. Все слушаются команды, но только не Фили, неспособный видеть, как страдает его брат, и он уверенно шагает к нему, пока рука дяди не хватает его за плечо. Наследный принц должен шагать бок о бок с королем, быть первым среди равных, уметь глушить скорбь и жертвовать, однако кровные узы сильнее амбиций и иного долга, а потому Фили даже не думает поворачивать назад. — Куда ты? Твое место в отряде. — Мое место рядом с братом!
«И вот в холодный осенний день, когда дул резкий ветер и с деревьев слетали листья, две большие лодки покинули Озерный город, увозя гномов и их взломщицу. Бургомистр и его советники вышли на ступени ратуши, чтобы пожелать им счастливого пути. Жители города пели им вслед песни. На воду упали некрашеные весла, лодки двинулись на Север. Наступил последний этап долгого путешествия».
— Здесь так тихо. Брехта оглядывается по сторонам, глядя на пустынную местность тоскливым, сочувственным взглядом, и крепче сжимает руку Торина, поднимаясь бок о бок с ним по крутому склону. — Так было не всегда. — Говорит Балин, глубоко вздохнув. — Когда-то на этих холмах был густой лес, где водилось множество всякой живности. — Ты полюбила бы это место. — Торин улыбается девушке, сверкнув белоснежными зубами. — И еще полюбишь, я уверен. Брехта слегка опускает взгляд, закусив губу. Позади слышится громкое фырканье Двалина, а потом и его громоподобный голос:
Сначала надо выгнать отсюда эту гадкую ящерицу. Может у нашей Лесной Девы есть в запасе песенка, способная приручить дракона? — Нет, господин гном, драконам мне петь еще не доводилось, и не факт, что ему понравится, если я рискну. То, что по сути девушке предстояло добывать из глубины Горы, было также туманно, как и сама встреча со Смаугом, если тот все еще был внутри. Взломщице сообщили, что предстоит отыскать самое ценное, чем только владели гномы, то, что служит знаком королевской власти, но что именно, пока не сообщалось. Торин рассказал ей о грудах золота, о неземных богатствах, однако всякий раз, как Брехта пыталась выведать что-то про это «самое ценное», Дубощит отклонялся от темы, говоря, что в свое время она все узнает. Девушке казалось, что это самое время уже пришло. — А разве мы не будем ждать Гэндальфа? — У нас нет времени. Последний луч в День Дурина укажет на замочную скважину, помнишь? — Торин кладет ладони на плечи Брехты и слегка их сжимает. — Мы сами справимся. Доверься мне. — Он поворачивается к остальным членам отряда, грозно командуя. — Парни, быстрее, солнце заходит! Спустя какое-то время, они нашли вход, возбужденные от предвкушения и внутреннего напряжения, но сколько не старались, скважину не находили. Торин злится, суетится наравне с остальными, грубо выражается и просто сходит с ума. Он не мог позволить себе совершить ошибку. Брехта смотрит на него сочувственным взглядом, не зная как помочь, а когда последний солнечный луч скрывается за горизонтом, то вовсе отворачивается, дабы не видеть обреченности и боли в глазах мужчины. — Этого не может быть! — Дубощит ударяет со всей силы кулаком по камню, скрежетнув зубами. — Во имя Дурина, мы все сделали правильно! — Торин... — Зовет друга Двалин, но тот не слушает его, вырвав письмена у Нори и ожесточенно вцепившись в них пальцами. — Вот, здесь написано: «Встань у серого камня, когда прострекочет дрозд. Последний луч...» Брехта, до этого момента хранившая молчание, вдруг подрывается на месте, выйдя вперед. — Дрозд? Но дрозд не стрекотал. — Какое это имеет значение? — Удивляется Двалин, явно не предав повышенного значения упоминанию в тексте птицы. — Самое прямое. Это может быть не солнечный луч, а лунный, и тогда нужно просто подождать. — И чего ждать будем? — Спрашивает Нори, встав руки в боки. — Дрозда? — Лунный луч, а не солнечный. Лунные руны. — Бормочет про себя Балин, заинтересовавшись словами девушки. — Торин, быть может оно так и есть. — Тогда у нас как раз есть шанс это выяснить. — Двалин показывает пальцем на вошедшую из-за туч луну, и весь отряд затихает. Кажется, в ту минуту все вокруг перестает существовать. Торин смотрит на ночное светило с надеждой в глазах, с той самой последней надеждой, которая бывает у идущего на казнь, но в глубине души ожидающего отмены приговора. Вдруг к горе прилетает дрозд, совсем маленькая птичка с каким-то орешком в руке, и садится на плечо травницы, положив свою ношу ей в капюшон. А потом случается то, чего гномы так долго ждали, и наконец судьба улыбнулась им: луна касается тонким лучом того места, где в горе была скважина, указывая на верный путь. Мужчины ликуют, а Брехта только улыбается им в ответ, чувствуя легкое волнение в теле. Ей предстояло увидеть то, что столь свято для целого народа, побывать в залах слишком древних и великих, чтобы по ним ступала нога какой-то уличной воровки. — Здесь лежит седьмое королевство народа Дурина. Пусть сердце горы сплотит всех гномов для защиты сего жилища. — Глоин почтенно склоняет голову у входа, будто бы отдавая дань уважения предкам, а следом за ним тот же ритуал совершают и остальные гномы, гуськом заходя внутрь Горы. — Дело за малым. Осталось добыть Аркенстон. Брехта удивленно смотрит на Торина, услышав странное название непонятно чего, а потом переводит взгляд на остальных гномов. — Арке-чего? Что это? — А это то, куколка, — тихо произносит Двалин, исподлобья глядя на девушку, — ради чего мы здесь.
***
«Что правда, то правда: гномы не герои, а расчетливый народец, превыше всего ставящий деньги; попадаются гномы хитрые и коварные и вообще дрянные. Но есть и вполне порядочные, вроде Торина с Компанией, только не надо ждать от них слишком многого. На бледном небе, запятнанном черными облаками, показались звезды. Идти внутри Горы оказалось делом несложным. Это вам не гоблинские низкие туннели и не корявые подземные ходы в пещере лесных эльфов. Коридор в Горе был сделан гномами в расцвете их могущества и мастерства: прямой, как по линейке, с гладким полом и гладкими стенками, он шел под уклон ровно и плавно, куда-то в таинственную черноту».
— Хоббит. Туда и обратно.
***
Брехта идет следом за Балином в длинной, извилистой лестнице, ведущей в недра Горы, и чувствует, как на ее душе разливается неприятная, черная обида, которой она не могла противостоять. В ней боролись две личности — взломщица, идущая исполнять свою часть уговора, понимая, что риск является тем, на что она добровольно пошла, подписав договор, и влюбленная девушка, ожидающая, что мужчина, завоевавший ее расположение, разделит с ней все неприятности и вообще постарается ее от них уберечь. Мысли в голове путались, мешая слушать голос разума, а подогревало это самое чувство обиды нечто такое, что нельзя было объяснить как-то логично или даже связать с чувствами, поскольку то был будто чей-то шепоток в ее сознании, твердивший о том, как она ошиблась в выборе партнера в очередной раз. «Тот первый тоже бросил тебя. Ушел к невесте, сдал, продал! Этот поступит также. Отдай ему то, что он так жаждет, и ты ему будешь не нужна». Мысль о том, что это может быть правдой не просто резала сердце острым клинком боли, но и заставляла испытывать совершенно недобрые чувства, призывая нанести удар первой, обмануть прежде чем стать обманутой. Брехта трясет головой, стараясь привести себя в чувство, крепко зажмурив глаза до разноцветных пятен перед ними, что тотчас замечает Балин, взволнованно взглянув на девушку. — Ты в порядке, дитя мое? — Да, просто... Наверное мне страшно. Стыдно в том признаваться, конечно, но я совершенно не знаю, как... Пожилой гном кладет ладонь на плечо девушки, ободряюще улыбаясь. — Ты не обязана делать это против своей воли. Договор не стоит больше твоей жизни. — Нет, — твердо отрезает воровка, — я пойду. Только как я узнаю, что это именно Камень Короля? — Поверь, второго такого на свете нет. Однако послушай моего совета: если не найдешь Аркенстон до восхода солнца или же поймешь, что в сокровищнице дракон, то возвращайся обратно. Не нужно будить лихо и позволять золоту брать верх над чувствами. Девушка не сразу понимает, о чем хотел сказать Балин, но когда до нее доходит смысл сказанного, то грустная улыбка искривляет ее губы. Для Торина золото, добытое предками, имеет великое значение, а Камень Короля и вовсе бесценен. Он не пошел за Брехтой вниз, оставшись снаружи Горы, и ожидал ее явно не с пустыми руками. Его взгляд, какой-то одержимый при упоминании Аркенстона и иных сокровищ, до сих пор стоял у травницы перед глазами, и она до сих пор слышала его слова:
Ступай и принеси мне его. Аркенстон очень важен для меня и всего нашего рода. Я должен получить его обратно! Верни мне то, что мое по праву. Ты справишься, я верю в тебя». — Я справлюсь. — Говорит Брехта Балину, медленно спускаясь по ступеням. — И я исполню обещанное. Чего бы мне то ни стоило.
***
— Торин, это неправильно. Мы не должны были отпускать ее одну. Дракон это не шутки. Золото. Сокровища предков. Он так близко к цели, всего несколько шагов отделяло его от того, чтобы занять свое место в главном зале Эребора, доказать всем, чего он по-настоящему стоит. Нет больше кузнеца, работающего в наем в человеческих поселениях, не знающий уважения и не получающий должного почтения. Скоро весь мир узнает, что король вернулся, и привел свой народ к победе... — Она, может быть, и воровка, но не воин. Да и как она одна сумеет отыскать в груде золота нужный нам камень? Он может быть погребен под сокровищами или вообще затеряться. Не будем же мы ждать здесь все то время, что девушке придется его искать? Этот самодовольный эльф из леса еще придет бить поклоны, когда король вновь воцарится под Горой. А наглецы из Озерного Города еще пожалеют, что покусились на чужие богатства, отказав в бескорыстной помощи... — Торин, ты вообще меня слышишь? Он поворачивает голову в сторону Балина лишь тогда, когда тот касается его плеча, привлекая к себе внимание. Пожилой гном сразу замечает этот изменившийся взгляд, в котором кроме привычной твердости мужчины, закаленного в боях, появилось еще кое-что, прежде появляющееся лишь в моменты, когда дело касалось заклятх врагов или кровной мести за причиненные обиды. Этот ледяной, жестокий, бескомпромиссный и даже безразличный взор пугал, заставлял переживать и был таким чужим, что Балин невольно отступает от своего короля на пару шагов, неверяще глядя на Дубощита. — Неужели тебе все равно на нее? Торин, ведь это не просто увлечение, ты сам о том говорил... — Она подписала контракт. И по этому контракту она должна выкрасть то, о чем я попрошу. Я ее хозяин. — Хозяин? — Восклицает Балин. — Во имя Дурина, она же может умереть, Торин! — И украсть мое золото кстати тоже. Однако я доверил ей право ступить в сокровищницу одной, выказав тем самым свое расположение. Это чертоги королей, и если ты о том забыл, то я нет. — Можно спуститься вниз, проверить, как она там. — Неуверенно начинает Двалин, также подозрительно косясь на друга. — Ее уже давно нет, может деваха уже дохлая там валяется. — Никто никуда не пойдет! — Рычит Торин, сверкнув злыми глазами. — Я не буду рисковать благополучием всего отряда из-за одной... взломщицы! — Брехта. — Тихо, но с напором произносит Балин, отходя от изменившегося Дубощита в сторону. — Ее зовут Брехта. И в этот момент земля сотрясается будто от извержения вулкана, и все гномы резко поворачивают головы к входу в Гору. — Что это? — Спрашивает Ори, боязливо глядя в темнеющий проход. — Это? — Балин удрученно качает головой, невесело усмехнувшись. — Это дракон. — Дракон? Но наша Лесная Дева там с ним совсем одна! Совсем одна. Брехта одна. Дракон. Торин чувствует, как в висках будто начинают стучать барабаны, а сердце бешено колотится в груди. Он выхватывает меч и, отдав приказ всем оставаться на месте, входит в Гору. А землю сотрясает еще несколько толчков, что означало только одно — Смауг проснулся.
Кили метался в лихорадке, лежа на старом матраце в хижине рыбака, и уже почти не слышит голоса брата над ухом, полного нарастающей паники и беспокойства. Травы Брехты не помогали, а кровь из раны стала сочиться не просто черная, но еще и с тлетворным гнилостным запахом. Травница велела вскрыть рану в случае сильного нагноения и промыть ее, но Кили дергался как ужаленный от одного только прикосновения к ранению и не мог лежать спокойно. Оин понимал в целительстве едва ли достаточно, чтобы понять, как именно спасти молодого принца, и они с Бофуром судорожно перебирали в памяти все известные им травы, пока наконец не вспомнили о той, которая действительно могла вылечить Кили. Люди считали нужное лекарственное растение сорняком и давали в пищу свиньям, и услышав это заявление Оин на мгновение замерает, бросив на хозяина дома полный негодования взгляд.
Как вы все еще живыми ходите при ваших познаниях в растениях? — Бурчит гном, промывая настойкой Брехты рану Кили. — Надо было Лесной Деве с нами остаться... — Все нормально. — Бофур уже торопится на выход, поправляя на голове любимую шапку. — Я быстро! Кили кричит в голос, когда на края раны надавливают, дабы выпустить побольше гноя, и почти умудряется ударить в горячке брата в глаз локтем, стремясь вырваться и отодвинуться как можно дальше от чужих рук. Он не видит ничего перед глазами, ослепленный болью и приближающимся страхом смерти, как вдруг руки, удерживающие его исчезают и слышится пронзительный девичий крик. — Орки! — Фили загораживает брата собой, схватив первую попавшуюся посудину в руки и бросает ее в искаженную ненавистью физиономию существа, пробравшегося в лачугу рыбака, как назло куда-то ушедшего почти следом за Бофуром, взволнованный, будто почуял какую-то неведомую для находящихся в доме гномов беду. — Есть в доме оружие? Дочери Барда не слышат его, спрятавшись под столом, а их брат как мог защищал их, хотя в глазах мальчика читался страх. Но внезапно в дом заходят и совершенно не орки. На пороге лачуги появилась рыжеволосая эльфийка, а следом за ней еще один воин, светловолосый, с острым взором, в котором Оин сразу узнал сына лесного короля — искусного лучника и опытного мечника. — Ничего, прорвемся. — Говорит ободряюще гном, ударив одного из орков тяжелым половником. — А ну-ка, кто еще хочет получить? Кили поворачивает голову в сторону шума и вдруг боль как будто проходит, становясь настолько незначительной, насколько это было возможно. Он уже ее почти не чувствует, глядя на ту, которая сражалась с орками рядом с его шатким ложем — храбрая красавица, уже в который раз спасающая его жизнь. Та, чьи глаза он рисовал по памяти множество раз с тех самых пор, как они расстались. Всего лишь один разговор, полный душевных откровений и нежности, взглядов и улыбок, а он настолько запал в сердце принца Эребора, что тот никак, как не пытался, не мог его забыть. — Тауриэль... Эльфийка оборачивается на голос Кили, только что убив последнего орка своим острым кинжалом, и не может отвести взгляда. Он лежал раненый, взмокший от лихорадки, бледный и почти умирающий, но его взор, устремленный на нее одну, светился от счастья и теплоты. — Будьте начеку, порождения тьмы могут прийти еще. — Светловолосый эльф поворачивает голову к спутнице и недовольно кривит губы, заметив ее зрительный контакт с гномом. Он говорит ей что-то на родном языке, зовет пойти за собой, но та мешкается, будто бы даже противится, будучи не в силах бросить того, кого судьба сама посылала ей на жизненном пути вот уже в который раз, как знак, который она сама не хотела пропускать. Тауриэль с трудом отворачивается, все-таки решив следовать за сыном лесного короля, как вдруг сталкивается с Бофуром в дверях лачуги, в руках у которого была обычная на вид трава. — Он умирает! — Кричит Фили, а следом слышится полный боли крик Кили — он хотел идти следом за Тауриэль, что в итоге завершилось падением с кровати и повреждением и без того ужасной раны, отравляющей организм изнутри. — Бофур, скорее! — Подожди. — Эльфийка берет в руки растение, которое гном принес с собой, слегка размяв его между пальцами и принюхавшись к его терпкому, эфирному запаху. — Я могу его спасти...
***
Брехта идет по сокровищам, наполняющих Гору казалось до краев, и мысленно поносит сумасшедшую идею, на которую подписалась. — Камень Короля. Действительно, это же так просто! — Девушка подскальзывается на груде драгоценностей и крепко ругается. — Я отсюда до конца жизни не выйду. Синие, красные, белые, алмазы, рубины, изумруды... Брехта подцепляет мыском сапога какую-то изысканной работы корону и шутливо надевает на голову. — Ваше Высочество, леди Стоунхард. Воровка с грязных улиц, дешевая подделка рядом с истинным королем. В груди стало тяжело, а ладони вновь вспотели. Кольцо. Как же хотелось вновь почувствовать его холодок на пальце. Но поддаться искушению у взломщицы времени не было, потому как под ногами вдруг что-то затряслось и зашевелилось, а из-под груды золота стали показываться очертания чего-то очень крупного. Брехта отбрасывает корону в сторону и бежит под ближайшее каменное укрытие, со стороны, погребенное под сокровищами, неизвестно какого назначения. Она шумно дышит, сердце стучит в груди в бешеном ритме, и вдруг она слышит голос. — Я чувствую твой запах. Я знаю, ты здесь. Кто ты? Острые когти и крепкая чешуя на лапах это все, что увидела воровка из-под того навеса, где пряталась, но уже этого хватает, чтобы понять, кого она разбудила. Дракон. — Выходи же, не нужно стесняться. Иди ко мне. Ты пахнешь человеком. Женщиной. Молодая кровь бежит в твоих венах. И ты принесла что-то с собой... Что это? Что-то золотое... Брехта осмеливается выглянуть, буквально совсем чуть-чуть высунуться из-за каменных плит, как вдруг сталкивается с тем, что выбило воздух из ее легких, мешая даже вскрикнуть. Огромный золотой глаз с вертикальным черным зрачком смотрел пристально, был совсем рядом, и девушка едва ли не падает рядом с ним на спину, пятившись, дабы избежать близости с верной смертью. — Укрылась в тени, воровка из человеческого рода? Думала украсть мои сокровища и скрыться? — Я не хотела красть, великий Смауг, могущественный из драконов. Я лишь желала узреть твое великолепие и могущество, которого так опасаются все живые на этом свете. Я слышала, что великий дракон силен и прекрасен, потому не смогла побороть любопытства и не прийти узреть твою стать сама. Слова сами покидали уста девушки и она, недолго думая, выходит из укрытия, едва шагая на дрожащих ногах, и делает глубокий реверанс, склонив голову. — Воистину, ты прекрасен и велико твое величие. — Твои слова красны, как и ты сама. Польстить решила мне или действительно правду шепчут твои уста? Дракон приближает свою морду к лицу травницы и его рот изгибается в улыбке. Острые как лезвия зубы находятся в опасной близости от девушки, но вместо того, чтобы устрашать ее своим гневом, Смауг внезапно проводит кончиком языка по коже Брехты, слизнув выступивший на человеческой шее пот. — Я знаю, что ты лжешь, маленькая воровка. И ты пришла сюда не одна. — Дракон обводит огромный зал взглядом, заключив стоящую перед ним гостью в кольцо своего хвоста. — Ты пахнешь им. Гномы вернулись, жаждут своего золота. И он послал тебя сюда, бросив на произвол судьбы, совсем одну... — Я не понимаю, о ком ты... — Не лги мне! Торин Дубощит вернулся к Горе и надеется заполучить то, что уже никогда не будет ему принадлежать! Внезапно рассвирепевший дракон вдруг бьет хвостом и Брехта пролетает почти через половину зала, к своему счастью упав не на каменный пол, а на груду золота, что все же падения не смягчило. Рассеченная бровь кровит, да и во рту чувствуется такой же металлический привкус, однако обошлось без переломов, и девушка заставляет себя подняться на ноги, хотя голова кружилась, а перед глазами танцевали черные точки
Да, Торин Дубощит вернулся! Но ты ему не нужна. Он рассчитал, что твоя жизнь не стоит и половины того, что лежит в этой Горе, и решил избавиться от тебя, как от ненужного балласта. — Неправда... — Шепчет Брехта, но голос в ее голове твердит в унисон тоже, что говорит дракон. Рука снова тянется к кольцу, но девушка не поддается, стиснув зубы и упрямо сжав кулаки. — Ложь... — Он ведь был с тобой нежен, не так ли? Тебе казалось, что ты для него что-то значишь. — Дракон совсем близко, его горячее дыхание вновь опаляет шею, а речи поселяют дурные чувства в сердце. — Но Аркенстон для него важнее. А может мне отдать ему его камень? И посмотреть, как он будет разлагать Дубощита изнутри! Брехта молчит, закусив губу, а перед глазами сумасшедший взгляд Торина. Разлагать его изнутри. Камень не поможет, кроме того, вероятно на сокровищах проклятие, а вся Гора это одна сплошная цитадель алчности, которая способна извратить даже самое храброе сердце. Воровка чисто машинально ведет по груде золота взглядом, как вдруг ее глаза цепляются за нечто доселе невиданное. Удивительной красоты камень, сокровище сокровищ, Аркенстон лежал совсем рядом близ ее ног, и достаточно было лишь нескольких шагов, чтобы дотянуться до него и взять себе. — Или ты можешь привести их всех ко мне, и тогда я, быть может, позволю тебе уйти отсюда живой. Бежать нет смысла, необходимо как-то отвлечь дракона. Брехта поворачивается, опустив глаза, и вновь приседает перед Смаугом в реверансе, будто бы признает правоту его слов. — Ты мудр и благороден, великий дракон Горы. А я была неправа. Я доверилась тому, кто воспользовался мной, отправил сюда творить низкое дело, о котором и помыслить должно быть стыдно, а потому я должна извиниться перед тобой, о Смауг, Король под Горой. Услышав такое обращение, тщеславный дракон улыбается, пристально уставившись на девушку. — И как же ты хочешь извиниться передо мной? — Позволь мне спеть для тебя. Я надеюсь, что смогу усладить твой слух, и тебе придется по нраву мой голос. А потом я поступлю так, как ты прикажешь. Смауг кивает в ответ, и Брехта немного взволнованно начинает. — Терзаема огнем желаний, о мой король, приди ко мне, Ты будто дымка сказочных преданий, и я сомнения оставлю в стороне, К тебе явлюсь, паду я на колени, Решаешь сам, как править жизнь мою, Я жажду вновь твоих прикосновений, Тебе вовек себя покорно отдаю... Дракон кладет голову на передние лапы, слегка сощурив глаза, а его хвост то и дело касается тела травницы, аккуратно, даже словно лаская, но уже более не обвиваясь вокруг него плотным кольцом, как ловушка, из которой не выбраться. Смауг успокаивался и будто бы вновь засыпает, прикрыв змеиные глаза, а Брехта медленно начинает пятиться ближе к камню и наконец достигает его, быстро взяв в руки главное сокровище гномов и вновь метнув взгляд на дракона. На нее смотрели два полных гнева глаза, в которых плескалась дикая ярость. — Ты сгинешь здесь вместе с ним! И за краткое мгновение до того, как зубы Смауга оказываются совсем близко, девушка отскакивает в сторону и бежит, спрятав Аркентон во внутреннем кармане куртки. Она петляет по залу, скрываясь от разъяренного дракона, пока вдруг не слышит чей-то голос над своей головой, куда вели длинные ступени, и видит знакомое, полное беспокойства лицо
. — Брехта!
— Торин...
Не уходи. Кили держит ладонь Тауриэль в своих руках так бережно, будто хрупкий, драгоценный алмаз, и вся лесная воительница в его глазах была самым настоящим сокровищем, прельщая не только своей внешней красотой, но и внутренней, храбростью, силой духа, которая столь резко контрастировала с той нежностью в глазах, когда эльфийка смотрела на молодого гнома, стоя рядом с ним на пороге лачуги рыбака.
— Я не могу...
Но почему? — Запальчиво спрашивает племянник Дубощита, стараясь притянуть красавицу к себе ближе, обнять ее, удержать навечно в своих объятиях. — Ты небезразлична мне, Тауриэль. И я знаю, что я тебе тоже. Я никогда еще так не влюблялся, никогда такого не чувствовал! Скажи мне, что я тебе неприятен и я...
Не надо, — эльфийка закусывает в нерешительности губу, не зная, стоит ли озвучивать свои чувства напрямую. Она привыкла держать все в себе, быть сильной и бестрашной, но сейчас, стоя рядом с тем, в присутствии кого сердце начинало биться громче, она становилась совсем не той Тауриэль, которая самоотверженно боролась с наводнившими лес пуками, не думая о своей безопасности и жизни. — Кили, мы не можем быть вместе. Наши чувства обречены. — Если ты так думаешь, тогда действительно у нас нет шанса. Но если ты дашь этому хотя бы слабую надежду, — Кили тянется к щеке воительницы, касаясь ее шелковистой кожи кончиками пальцев, — тогда мы еще можем бороться. Тауриэль слегка склоняет голову вбок, желая ощутить прикосновение сильнее, сама прижимает его руку к своему лицу, прикрыв глаза от переполняющей сердце теплоты. Кили тянется к ее губам, такой возбужденный и такой счастливый, как вдруг слышится грохот где-то со стороны Горы, и эльфийка настороженно замерает. — Что-то случилось. Нужно уходить, немедленно.
***
Камень. Дракон. Гора. Брехта. Торин прокручивал эти элементы в голове пока бежит вниз по леснице, и его сердце разрывается от противоречий. Золото манило, искушало, точило червем изнутри. Аркенстон, сокровище всех сокровищ, находилось там, рядом с огнедышащим ящером, который уничтожил все, что было дорого, убил друзей и родных, а теперь рядом с ним в опасности находилась та, в которую он, Король под Горой, был влюблен, и она могла погибнуть, если уже не сгинула во всепоглощающем пламени дракона. Ведь он ее любит, не так ли? Ведь то не пустое наваждение, примитивная страсть или просто минутная прихоть. Так почему же он, видя как она бежит к нему как к единственному спасителю, не спешит раскрывать объятия? — Поворачиваем обратно, — Брехта едва дышит, запыхавшаяся и нервная, прекрасно осознающая, какая опасность их поджидает, — фокус с пением не сработал. — Ты нашла его? — Кого? Дракона? Да ты сам его скоро найдешь, если мы... — Я не шучу! Ты нашла камень? Брехта осознает, что ей преградили путь клинком пожалуй слишком поздно, находясь в состоянии некого шока после встречи со Смаугом, который вот-вот настигнет ее и Дубощита, только последнего это заботило мало. Он смотрит все также резко, остро, недоверчиво, и девушка отступает назад, неверяще глядя на гнома. — Да что с тобой, Торин? — Шепотом говорит она. — И что дальше, убьешь меня здесь? Она украла его. Посмотри, проверь карманы! Воровка с улицы не могла бы устроять перед великим сокровищем рода Дурина. Торин наступает на взломщицу, заставляя ее пятиться к ступеням, но бежать назад девушка просто не могла — дракон проглотит ее заживо и во второй раз уже не даст себя одурачить. А может Смауг был прав, быть может и впрямь Королю под Горой важно лишь его золото да королевство, в котором оно хранится? Дубощит внимательно смотрит на Брехту, будто впервые видит ее, не понимая, что творит и с кем разговаривает. Его манит золотой блеск, звон монет, а также то, что сияет ярче любой путеводной звезды, и что возможно было украдено той, кому он доверился. Вдруг откуда-то сверху слышится боевой клич, и по ступеням спускаются остальные члены отряда, что ждали снаружи настолько долго, насколько могли. Двалин спешит первым и, завидев друга с мечом наголо и примирительно вскинувшую руки травницу, едва не теряет дар речи. — Что здесь у вас двоих вообще тут происходит? Брехта не смотрит на Двалина. Она уже не смотрит даже на Торина. Кольцо в кармане будто собралось прожечь дыру в ее куртке и добраться до кожи, а позади она уже слышала тяжелые шаги и такое же тяжелой дыхание... — Дракон! Как ни удивительно, но первым среагировал на опасность обычно медлительный и нерасторопный Бомбур. Округлив глаза до невозможности, гном кричит, что есть силы, потащив за собой Балина, и бежит впереди всех, однако из-за страха и накатившей паники не в ту сторону. Вместо того, чтобы потянуть гнома обратно наверх и выйти из Горы, он тянет его глубже вниз, а потому всему отряду приходится следовать за ними, дабы не оставить их в беде. — В западную караульную, быстро! Там может быть выход. — Командует Торин, попытавшись схватить Брехту за руку, но та уворачивается от него, гневно сверкнув глазами. Уже начавший отходить от странного припадка Дубощит, прекрасно понимает причину, и мысленно чертыхается. Не лучшее время для выяснения отношений. Они добегают до нужного места подгоняемые огненным пламенем Смауга. Когда отряд заходит внутрь небольшого помещения, в котором царил удушающий запах тлена и пыли, и тут они видят то, от чего сердце даже самого закаленного в битвах гнома сжалось бы от жалости и горечи утраты. Трупы, гора из мертвецов, которые пришли в королевство в поисках защиты, крова и тепла, а нашли лишь свою верную смерть, погребенные без могилы в заброшенном зале Эребора. — Последние из нашего рода. — Горестно говорит Балин, отвернувшись. — Отсюда нет выхода. Мы умрем также, как они, потерявшие надежду... — Нет! — Резко парирует Торин, сжав кулаки. — Я не умру вот так! Каждый из нас потомков Дурина воин по крови, и я не стану прятаться от какой-то ящерицы в собственном доме! Мы пойдем в кузни. — Он заметит нас. — Сокрушенно качает головой Ори, чей запал уничтожить дракона заметно поугас с тех пор, как он увидел его вживую. — Нас слишком много. — Подтверждает Двалин, недоверчиво косясь на дверь, ведущую вниз, откуда они только что пришли. — А он будет нас поджидать. — У меня идея! — Неожиданно вскрикивает Бомбур и все тотчас устремляют свои удивленные взгляды на него. — Мы обманем его! — Гениально. — Скептически ворчит Глоин. — И как же? Скажем, что мы не гномы и он ошибся с претензиями? — Бомбур прав. — Торин, наконец убрав меч в ножны, подзывает всех к себе, в которых сейчас не было ни намека на сумасшествие, лишь смелость, отвага, доблесть и честь. — Мы разделимся и заманим его в кузни. Но нужна ваша помощь. — Он наконец поднимает глаза на Брехту, молчавшую все это время и даже пытавшуюся лишний раз не показываться мужчине на глаза, и протягивает ей руку. — Помощь каждого члена отряда. Девушка какое-то время мнется, неуверенная, растерянная, такая же гордячка как и сам Дубощит, упрямая и уязвленная, а внимательные взгляды других гномов только мешали принять решение, но наконец она отбрасывает сомнения и согласно кивает, вложив свою руку в ладонь гнома.
***
— Ты велел послать охотников в тот лес, где жила Брехта? Шарль лениво смаковал виноград, лежа на широком ложе, и также лениво ответил хозяйке, что пока об этом не думал. — А о чем ты вообще думаешь? — Гневно вспыхивает Гвиневер, ударив кулаком по столу. — Если девка выживет и вернется в город, у нас уже должно быть все готово. Местные власти уже знают о том, что это она отравила тетку. Дело за малым.
А вдруг Брехта докажет, что это не она? Вдруг найдется свидетель или что-нибудь в этом роде? — Никаких свидетелей нет, а при купленном бургомистре и быть не может. — Женщина опасно сощуривает зеленые глаза, подойдя к ложу ближе. — Если только ты не решишь предать меня, мой драгоценный. — Зачем? — Нахально улыбается Шарль, сверкнув белоснежными зубами. — Я теперь богат, просыпаюсь в постели с самой красивой женщиной города... Я же не дурак, чтобы защищать какую-то там девку. Гвиневер улыбается, однако эта улыбка не сулит ничего хорошего. Она уже давно присматривалась у этому юнцу, от которого было не так уж много пользы, а сейчас, когда рядом с женщиной находился успешный банкир, полностью отдавший себя страсти с колдуньей, Шарль становился атрибутом ненужным и крайне мешающим. Она подходит к столику с вином, где стояло два совсем недавно опустошенных кубка, и наполняет оба до краев. Ловко выудив из нагрудного кармана платья небольшой пузырек со светлой жидкостью внутри, женщина выливает содержимое в один из кубков и вновь подходит к Шарлю. — Выпьем за победу. Не подозревающий опасности юноша пьет до дна, а потом, такой уверенный в собственной неотразимости и теплом местечке подле власстной женщины, тянет Гвиневер на кровать, фактически вынуждая ее оседлать себя. — А помнишь, как оно было в первый раз? Колдунья хитро улыбается и принимается стягивать с себя платье. Она отдается ему без тени коварства в глазах, наслаждаясь тем, как сильные мужские руки скользят по ее телу, а потом, утомленная страстью, но все еще остающаяся верхом на любовнике, следит за тем, как тот начинает задыхаться, судорожно хватая воздух ртом. — Такой молодой, а уже проблемы с сердцем. Кто бы мог подумать. Она слезает с него неспеша, когда его глаза уже были мертвы и стеклянны, вновь облачаясь в свое любимое платье. Жалко, что она не может вырезать его сердце и уложить в сундук, как поступила с первым любовником. Жалко, что они никогда не могут быть верны до конца или просто не просить большего, довольствуясь тем, что есть. — Я думала с тобой будет иначе, мой мальчик. Теперь мне придется все делать только самой.
Разделяемся. — Шепчет Торин в полумраке, ведя за собой отряд обратно в коридор, где еще чуть ниже, в богатых залах королевства, Смауг изрыгал свое пламя, желая испепелить непрошенных гостей. — Встретимся у кузней. Гномы трусцой перебегают по мостам, что арками перекидывались высоко над нижними ярусами этажей, зная точно, где нужно завернуть, а где можно сократить дорогу. Брехта такими знаниями не владела, а потому подобно слепому котенку шла за Торином, что крепко держал ее узкую ладонь в своей широкой руке. Они бежали небольшими группами, и рядом с травницей шустро поспевал Балин, знавший каждый уголок Эребора как свои пять пальцев. Троица выбегает в коридор, с множеством маленьких боковых ходов, и тут позади слышится разгневанный рев. Смауг приближался, изрыгая свое бушующее пламя, и он тотчас увидел гномов с злосчастной человеческой воровкой, пытающихся скрыться от него во множестве переходов коридора.
Вам не уйти. Вы все умрете в этой Горе! Брехту нельзя было назвать неуклюжей, однако, как уже отмечалось прежде, выносливостью гномов она не обладала. Когда-то, пока девушка промышляла воровством на улицах да проникая в чужие дома, она была более физически подготовлена, и казалось бы путешествие с отрядом Дубощита должно было вернуть ей прежнюю форму, но на деле она куда больше измоталась кочевой жизнью, от которой отвыкла за годы мирной жизни в лесу, и поэтому явно не могла терпеть тоже самое, что и крепкие потомки Дурина. После падения в сокровищнице она и без того чувствовала боль в ноге, на которую приземлилась, а обернувшись на очередной рык дракона, Брехта попросту потеряла координацию, очень глупо и неловко зацепившись нога за ногу. Вышло по-дурацки, опять падение на колено, за что взломщица гномов была готова клясть себя на чем свет стоит, ибо даже слабой заминки хватило бы, чтобы Смауг догнал их и истребил. — Иди с Балином, он приведет тебя к кузням. — А ты куда? Торин видит чужое волнение в глазах, женская рука крепко вцепилась ему в рукав, пытаясь удержать на месте. Она беспокоится, ей не все равно. Дубощит мягко улыбается в ответ, отстранившись от девушки, и кивает Балину. — Уведи ее. Я догоню. — Торин, нет! Торин! Точно также кричала Брехта, когда сын Траина вышел против Озога Осквернителя, сбежав из логова гоблинов. В ее глазах тот же страх за чужую жизнь, даже может быть больший, и она, прихрамывая на ногу, пытается вырваться из рук Балина, который убеждает девушку пойти за ним. — Ты только помешаешь ему, девочка. У тебя отекло колено, ты больше не можешь быстро бегать. Пойдем, мы должны сделать так, как он велит. Брехта позволяет увести себя в тоннель, то и дело оборачиваясь, а когда в главном коридоре слышится рев дракона, то почти умудряется вырвать ладонь из на удивление крепких рук Балина, однако пожилой гном не дает ей совершить ошибку. — Он воин, а ты нет, девочка. Ты никак не можешь ему помочь, а вот отвлечь запросто. Сейчас он отвечает только за себя, а если ты вмешаешься, то будет пытаться защитить и твою жизнь. А сейчас надо спешить.
***
Они находятся в кузнях, ожидая Торина и еще нескольких мужей отряда, которые шли за Двалином и все еще не прибыли на место. Брехта стоит у кованных дверей, больше похожих на огромные ворота, и смотрит в коридор, откуда должен был явиться тот, по кому теперь столь яростно билось ее сердце. Перевязанная наспех клочком исподней рубашки Дори колено ныло и наступать на него было великим испытанием, но на это девушка обращала мало внимания. Она нервно кусала губы, внимательно взглядываясь в темноту, а потому когда на ее плечо ложится чужая рука, от неожиданности почти подскакивает на месте. — Он придет. — Говорит Дори с надеждой в глазах. — Он ведь наш король. Брехта слегка улыбается в ответ и снова отворачивается к коридору, как вдруг... — Торин! Она идет к нему навстречу, медленно из-за больной ноги, но гном сам спешит сократить расстояние между ними, обняв девушку и пылко приникнув губами к ее губам. — Еще успеете налобызаться, голубки. — Бурчит Двалин, кивая за спину. — Там наша ящерка спешит за нами шаг в шаг. — И я знаю, чем ее угостить на этот раз. — Ледяным тоном произносит Торин, заходя вместе со всеми внутрь кузни и затворяя кованные ворота. — Все должно пройти как надо. — Вряд ли. — Унылым взором оглядывает печи Двалин. — Они совсем остыли. Нужно много огня, чтобы их расстопить. — Огонь, — криво усмехается Дубощит, — как раз не проблема. Он выходит в центр кузни, рассправив плечи и глядя гордо, прямо, дерзко. В его взоре нет страха, одна уверенность в собственной победе. Все или ничего, он дал слово, не мог подвести свой народ, обязан вернуть свое, а еще должен защитить ее, такую хрупкую, будто из стекла, чьи узкие тонкие пальчики только что с любовью очерчивали каждую черту его лица, без слов, одними глазами выражая то, что испытывал к девушке и сам Торин. Он Король под Горой. Это его королевство, и он отстоит его чего бы то ни стоило. — Воистину, слухам да домыслам верить не стоит. Я думал, нас будет поджидать опаснейший враг, а на деле в Горе сидела обрюзгшая, безмозглая ящерица, которая не испугает даже ребенка! Слышится разгневанный, полный дикой, слепой ярости рев, после чего показывается и сам дракон. — Укройтесь! Быстро! Дважды Торину повторять не пришлось, и отряд быстро спрятался на толстыми укреплениями ворот кузни, ожидая беду. Казалось бы, что для гнева Смауга уже достаточно было сказано, однако Дубощит продолжает дразнить дракона, медленно сам двигаясь к воротам. — Удивительно, отчего Гору еще не наводнили зеваки любящие поглумиться над теми, кто вызывает смех своим уродством. Вот если бы ты мог взглянуть на себя со стороны и узреть, настолько ты бесполезен и жалок... Торин едва ли успевает договорить, как огненное пламя вырывается из пасти ящера, окутывая нестерпимым жаром все вокруг. Проникая между прутьев решетки, огонь буквально обволакивал все, до чего докосался, и вскоре печи уже были нагреты, будто и не прекращали работать. — Отлично, а дальше-то что? — Нервно вскрикивает Нори, стирая рукавом градом льющийся пот. Из-за пламени дракона стояло ужасное пекло, и казалось, словно даже воздуха стало меньше. — Бомбур, раздуй меха! Балин, сделай парочку зарядов да помощнее! — Торин подходит к Брехте, которая прихрамывала более чем заметно, и заботливо касается щеки девушки. — Тебе нужно уходить. Там есть выход через... — Забудь даже. Никуда я не пойду. Я в поход шла на равных с вами условиях, вот и скажи, что мне делать. Упрямство в чужих глазах и злит и восхищает, как и бесстрашие, однако рисковать жизнью девушки Дубощит ни в коем случае не желал, а потому наконец выбирает для нее дело, которое подразумевает наибольшую дистанцию от дракона. — Видишь тот рычаг наверху? Ступай туда и потяни за него, когда я дам сигнал. Брехта кивает в ответ, а в этот момент дракон уже почти проломил собственной головой ворота. Времени на чувства не было совершенно, но девушка не могла просто так пойти, ведь была вероятность того, что больше с Торином они не увидятся. — Береги себя. — Она целует его в губы, лишь на какое-то мгновение коснувшись чужого тепла, и тотчас отстраняется, понимая, что сейчас мужчине надо концентрироваться совершенно не на ней. Смауг врывается в кузни, снося ворота за собой. Брехта не видит того, что происходило за ее спиной, лишь слышит крики, драконий рык, потом какие-то взрывы, и отрывки фраз, большая часть из которых была на гномьем языке. Удивительно, столько времени провести среди этого народа, который частенько говорил на кхуздуле между собой, и до сих пор выучить лишь ругательства. Но кое-что она явно разобрала. Фраза Двалина, полная страха и отчаяния, которую он адресовал Торину, обратившись к нему за мгновение до жуткого грохота, заглушившего все остальное. Двалин сказал: «Он убьет тебя».
Брехта добирается до верха как раз вовремя. Торин видит ее на каменном выступе у рычага, стоя как раз между широко расставленных лап дракона, и кричит: — Давай! Девушка наваливается на рычаг и вдруг кузни заполняет вода, что поступала в помещение по специальным ходам в каменной кладке, вроде акведука, но особой конструкции. Смауга на какое-то время накрывает поток воды, и он начинает метаться, пытается взлететь, что в итоге заканчивается разгромом кузни — дракон сносил все, что стояло на пути. Гномы начинают разбегаться, но Торин не спешит, отвлекая Смауга, который уже вовсю был готов отомстить если не пламенем, то хотя бы остротой своих смертельных когтей. — Брехта, уходи отсюда! Живо! Девушка хотела было возразить, но тут судьба сама решает, что должно случиться. Смауг хвостом разбивает тот подъем, где был рычаг, и камни начинают рушаться под Брехтой, грозя засыпать ее с головой. Воровка спрыгивает как раз в тот момент, когда лавина почти обрушилась, и на этот раз приземляется не на пол, что весьма удивительно, а на самого дракона, съехав по его наполовину расправленному крылу как раз к какому-то ходу, ведущему в соседние залы. Скрипя зубами, взломщица гномов поднимается и прихрамывая идет по коридору, обернувшись лишь раз, дабы увидеть, где Торин. Его нигде не было видно, и сердце Брехты забилось с удвоенной силой. Он не мог умереть, просто не мог! Но дракон не спешит следовать за другими гномами. Смауг увидел девушку и коварно улыбнулся. — Кажется, мы остались одни, маленькая лгунья. Брехта никогда не верила в рассказы, что можно от страха забыть про боль, но сейчас был именно тот момент. Ей было все равно, даже если потом ногу придется отрезать, главное сейчас сбежать от того, кто буквально наслаждался чужой паникой, крадучась следуя позади. — Думала, вам все сойдет с рук? Глупый план провалился. Однако я думаю, не одни гномы решили бросить мне вызов. Мне, Королю под этой Горой! Девушка прячется за одну из колонн и почти до крови закусывает губу, чувствуя как коленка горит огнем, а нога просто немеет. Упав на пол, Брехта утирает рукавом выступившие на щеках слезы, и тут слышит: — Уже сожалеешь о содеянном, воровка из рода людей? Посмотрим, как ты будешь сокрушаться, когда я нанесу оборванцам из города свой визит. Ведь там живет так много людей и ты, моя певчая пташка, пахнешь именно ими. Брехта не успевает сказать даже слова, лишь вскрикивает, когда когтистая лапа смыкается вокруг нее и вдруг резко разжимается, слегка замахнувшись. Боль встречает девушку каждой клеточкой тела, когда она ударяется о стену, но падая, все же приземляется не на голый пол, а в чьи-то крепкие руки. — Торин... — Шепчет Брехта и теряет сознание, проваливаясь в бесконечную темноту.