Глава 8
Ройс стоял, не двигаясь, в самом сердце лагеря. Небо было серым, как пепел, как кожа мёртвецов. Порывы ветра несли запах плавленого пластика. Где-то вдали хрипел дозиметр, иногда заикаясь на высоких пиках — зона была чиста, но лишь относительно. Обратно — смерть. Здесь — передышка. Короткий вдох.
Шесть выживших курсантов лежали в палатке, устроенной из обломков термозащитного брезента. Некоторые из них бредили. Кто-то — не открывал глаза вовсе.
Внутри был Маркус. На коленях, по локоть в крови, он аккуратно зашивал разорванную кожу на груди юноши.
Маркус не поднял головы, когда Ройс заглянул внутрь. Только сказал:
— Четверо стабилизированы. Остальные, если придёт ночь, не переживут. Просмотри, осталась ли еще биопена.
Ройс кивнул. Без слов. Повернулся и ушёл, оставляя за собой лишь тяжёлые шаги. Вернулся через минуту, оставил последнюю упаковку около Маркуса.
В глазах Маркуса безмолвная благодарность и усталость. Ройс сел у разбитого командного терминала, вбил код вручную. Залп тревожных искажённых сигналов пробился в эфир — надежда, что сигнал долетит до Эмилии.
Поднялся. Ещё раз осмотрел остатки отряда. И только потом пошёл к Анике.
Она сидела у ящиков, точила нож. На приближающиеся шаги Аника подняла взгляд. Он был спокоен. Просто устала.
Ройс остановился перед ней, хмуро обводы взглядом.
— Сколько ещё ты собираешься играть в спасителя? — холодно сказал он.
Аника молчала. Глаза у неё были сухими. Она вытерла лоб и только потом произнесла:
— Благодарность принята к сведению.
Ройс усмехнулся, но без радости.
— Ты знала. С самого начала. Что эта штука нестабильна. Все равно притащила ее, и она взорвалась.
— Не было выбора, — отрезала Аника.
Голос её был твёрд, почти звериный.
— Либо риск, либо мы все были бы уже в кишках у тех тварей. А ты, Ройс, не строй святого. Ты бы тоже рискнул.
Он не ответил. Смотрел на неё. На руки в царапинах. На губы, потрескавшиеся от сухости.
— Сними костюм, — неожиданно приказал Ройс.
Аника даже не моргнула. Только облизала потрескавшиеся губы.
— Я не готова к таким поворотам в наших отношениях. Может хотя бы вначале поужинаем?
— Я видел. — Его голос был не громким, но резал ей слух. — Когда мы вышли на пик, в респираторе у тебя не активировался фильтр. Также не сработала экстренная подача кислорода. Ни разу. У остальных — по три, по пять срабатываний. У тебя — ноль. Ни до, ни после. А потом — ты полезла в заражённую зону без защиты на шею в области щитовидной железы. Просто натянула ворот. Для вида.
Он выпрямился.
— Тебя не берёт радиация. Твоя защита — дешёвый маскарад.
Аника молчала.
— Скажи мне, что ты такое.
— Ты знаешь, — ответила она, не сразу.
— И все же, почему тебя не мутировало как остальных? — голос Ройса стал тише, опаснее. — Пятнадцать часов в заражённой шахте, полное погружение, контакт с артефактом. Кожа не слезла, глаза не светятся. Волосы не поседели. И ногти. Ни один не отделился от кисти.
Аника смотрела на него прямо, без испуга. Только с усталостью.
— А тебе хочется, чтобы я светилась в темноте? Или чтобы у меня вылез хвост? Я не знаю, почему. Я не делаю ничего особенного.
Ройс стоял, сжав кулаки. Молча, долго. Лицо будто выточено из обугленного камня. Аника уже не смотрела на него — сидела, облокотившись на ящик, протирая лезвие своего ножа, как будто это была просто рутина, а не допрос на грани приговора.
— Ты снова не ответила, — сказал Ройс. — Что ты делала в шахте? До нас. В одиночку.
Аника фыркнула. Медленно подняла взгляд. В нём — ирония, усталость и щепотка того же холода, что в голосе Ройса.
— Устраивала пикник. С пледом и вином.
— А теперь серьёзно.
Она вздохнула, опустив нож. Говорила тихо, но каждое слово было выверено, точно отточенное лезвие.
— Я сборщик. Не у всех работа проходит в теплом кабинете с горячим чаем из чистых кружек.
Она встала. Не рывком — с изнеможением, но в ней чувствовалась всё та же несгибаемая пружина. Ройс шагнул ближе. Его глаза метались: недоверие, гнев, — и что-то ещё.
— Тогда скажи: почему ты ещё жива?Почему ты идёшь туда, где воздух плавит лёгкие, и возвращаешься только с царапиной? Тебе всё сходит с рук. Даже смерть обходит тебя стороной.
Аника усмехнулась. Иронично, почти нежно.
— Может, я ей просто не нравлюсь. Как и тебе.
Молчание. Напряжённое, вязкое.
Где-то вдалеке скрипнул полевой генератор. Фонари мигнули.
Аника опёрлась на ящик.
— Слушай, командир. Если я хотела смотреть, как вы дохнете, я бы не вытаскивала Финна, когда тот упал в щель, неаккуратно схватив артефакт.
Я жива не потому, что особенная. А потому что не имею права умереть раньше, чем всё это закончится.
Она замолчала.
А Ройс смотрел. И в первый раз — не злился. А взвешивал. Как будто перед ним был не враг. А нечто куда сложнее.
Ройс сдвинул брови, глядя в глаза Аники.
— Ладно. Допустим, ты не врёшь. Допустим, ты с нами.Но тогда ответь на главное: что за артефакт вы принесли? Откуда он? Что он делает?
Аника молчала. Ройс продолжил, чуть наклонившись:
— Он вспыхивает при приближении тварей. Отгоняет их. На нём — знаки, похожие на техноглифы, но не с нашей станции. Он не часть системы. Что это, чёрт тебя дери, Аника?
Она отвела взгляд. Челюсть сжалась, но в голосе снова появился её излюбленный яд:
— Хочешь, скажу, что нашла его в пещере, где твари продали его со скидкой?
Ройс ударил ладонью по ящику рядом. Громко. Маркус, внутри палатки, обернулся.
— Без вранья. Откуда ты знаешь, как его активировать? Почему ты его несла? Почему он не сжёг тебе руки, как Финну?
Аника медленно выдохнула, потом сказала совсем тихо:
— Потому что я уже держала такой.
Год назад. В другом секторе. Там, где умерла группа. Где осталась только я.
Ройс замер.
— Там тоже была шахта. И тоже не ваша. Глубже. Старше.И под теми сводами лежали точно такие же штуки. Я не знаю, как они называются. Но знаю, что они дышат. И слышат. И что в тварях, которых вы боитесь, что-то от них есть. Они связаны.
Он молчал. Молча переваривал.
— Как ты можешь знать? Ты дикарка.
Живёшь на севере, в Пустыне, на заброшенных станциях.Без доступа. Без сетей. Без обновляемой информации.
Аника резко выпрямилась. Её голос заметно помрачнел.
— Я одна из тех, кто жил рядом с этим адом. Годами. Не под куполами, не за экранами. А в пыли, среди разваливающихся стен и детей, которые рождаются уже мёртвыми.
И мы нашли их. Не один. Целое гнездо. Они разные. Одни пульсировали, другие усыпляли радиацию вокруг. Один… один вообще взорвался, унеся половину нашей деревни.
Ройс нахмурился:
— Ты знала, что это оружие?
Аника покачала головой:
— Просто нужно чувствовать, когда они просыпаются.
Он прищурился:
— Просыпаются?
— Они… не механизмы.Не совсем. Они откликаются. На страх. На голод. На смерть.
Ройс выдохнул:
— И ты, значит, просто всюду, таскаешь в руках эти зловещие камни, и мы все должны поверить, что ты хочешь нам добра?
Аника ухмыльнулась, но в её глазах сквозила усталость:
— Я помогала вашим. И ты это знаешь. Не захотела — вы бы уже были тенью на стене. Точнее ее частью.
Ройс наклонился ближе. Его голос стал тише, но от этого — опаснее:
— А теперь скажи мне… Что это за тварь была внизу?
Аника молчала. Казалось, она выбирала, что можно сказать, а что лучше оставить умирать в глубине.
— Мы зовём их опустошённые. Не знаю, как вы их классифицируете. Но та… она была старше. Остатком.
— Остатком чего? — прошипел Ройс.
— Остаток от самого человека. Когда радиация не просто ломает тебя, а принимает в свои объятья. Когда ты перестаёшь быть собой, и становишься чем-то… другим. Вы убиваете таких мутантов. Одичавших, лишенных разума. Разумные же не выходят с вами на контакт, прячутся, стараются выжить. Но эти не одиночки. Часть сети. Часть гниющей воли, что растёт под землёй. Они грибы из одной грибницы.
Он молчал, а она продолжила, уже тише:
— Она собирает. Всё, что остается живым. Вгрызается в кости, в память.
Их зовут, и они идут. Даже если не хотят. Финн мне сказал, что слышал голос. Я слышала тоже. Нам повезло вырваться. Остальные, до нас… они не умерли. Они стали её частью, слившись в эту субстанцию. Кто не захотел идти на зов — застрелились.
Ройс отшатнулся, нахмурившись:
— Ты хочешь сказать, что это… имеет сознание?
Аника кивнула:
— Да. Живая. Проглотившая всё, что упало в шахты. И теперь она чует нас. Потому что мы уничтожили артефакт.
Молчание было долгим. Ройс едва дышал. А потом — сдержанно, сквозь зубы:
— Значит, мы потревожили не просто биомутанта. Мы разбудили что-то, что хочет нас сожрать. Всех.
Аника кивнула ещё раз.
— Именно.
Ройс не сводил взгляда с Аники.
— Тогда объясни… Если оно разозлилось из-за артефакта, почему сами шарахаются от него? Финн едва поднес его, и тварь отступила. Почему?
Аника провела пальцами по щеке, где засохла кровь.
— Потому что он из той самой плоти, что породила их. Артефакт — это не предмет. Да, он принимает осязаемую форму в виде кристаллов или камней. Но все же это осколок воли, что когда-то управляла всей этой сетью. Твари узнают в нём "старшего". Кого боятся на уровне инстинкта. Он пахнет для них как приказ. Их тела — рабы, глубоко в них сидит страх, прошитый с рождением, как код в компьютер. Он сдерживает их. На время.
Ройс нахмурился.
— Почему ты это знаешь?
— Потому что я жила к ней ближе, чем ты можешь представить. Я видела, как один из таких артефактов сжёг целую деревню, потому что ребёнок решил поиграть с ним.
Но иногда…Если держать его правильно, если он принимает тебя. Он не убивает. Может показывать.
Ройс подался ближе:
— Что он тебе показал?
В её зрачках заплескалась пустота.
— Что под нами больше не шахты.
Это гортань. И она только начала втягивать воздух, готовясь к большему
— Если этот кусок "воли", как ты говоришь, был таким сильным… — Ройс сжал кулак. — Тогда почему он взорвался? И не похоронил нас всех?
Аника прищурилась, качнула головой.
— Потому что его несли, как гранату, а не как то, что он есть. Он чувствует опасность, тревогу, страх — и усиливает их. Финн держал его срывающимся сознанием, на грани смерти. Ты понимаешь, что он пытался сделать?
Ройс молчал.
Аника усмехнулась безрадостно:
— Он пытался приказать артефакту защитить нас. Не знаю, где он рос, но этот парень умеет чувствовать их присутствие и имеет опыт в их использовании. Не учел одного: артефакт не щит. Это древний рефлекс. Если ты его пугаешь — он рвёт в клочья всё, что вокруг. Он не различает, где враг, где друг.
Он просто жжёт.
Она замолчала. Потом тихо добавила:
— Он перегрелся. Он сжёг сам себя, как запертый нервный импульс. Мы просто уцелели… потому что Финн добровольно подставил свои руку в качестве прощения.
Ройс опустил голову, сжал губы в тонкую линию.
— Значит, у нас не осталось ничего, что сдерживает тварей?
Аника посмотрела на небо, окрашенное серой пеленой радиооблаков.
— Осталось. Они будут сидеть тихо. Артефакт знатно их напугал. Но долго страх не сможет удерживать их сеть.
Ройс выпрямился, голос стал чётким, словно командир отдавал приказ самому себе:
— Я хочу, чтобы ты помогла нам найти ещё один артефакт. Или что-то похожее. Материалы, источник, всё, что может повторить эффект. За твою помощь мы заплатим. Щедро. Едой. Медикаментами. Что угодно.
Аника приподняла брови.
— О, так теперь ты предлагаешь бартер за проклятые реликвии? Как благородно. Осталось только приклеить мне бейджик «Артефактовед-любитель».
Она откинулась на ящик, скрестив руки на груди, в глазах плясал знакомый сарказм.
— Ройс, это не какой-то модуль с боеголовки. Это не бомба, которую можно собрать из подручных гайковёртов и схем. Эти штуки… они живые. Или почти. И да, у них мерзкая привычка взрываться, когда на них надеешься больше всего.
Он молчал. Только тень напряжения прошла по скулам.
Аника усмехнулась, но уже тише:
— Я подумаю.
Громкий хлопок. Показавшаяся ашина затормозила резко, с визгом. Из-за пыльной кабины выбрался Эллар — в чистом плаще, ухмыляющийся, как будто вернулся не в зону отчуждения, а на корпоратив. На плечах — рюкзак с медицинским знаком, за спиной ещё пара бойцов с ящиками медикаментов.
— Ройс. Аника.
— И ты здесь. Всегда там, где тебя могут заметить. Так это ты, Эллар, сюда отправил ее, — догадался командир.
Эллар подошёл ближе, поставил ящик и хлопнул по крышке:
— Конечно. Кто ещё бы туда сунулся по доброй воле? Ты то уже полез, командир-герой.
Ройс резко обернулся, голос стал жёстким:
— Пока я спасал людей из кишащей тварями шахты, ты готовил себе отчёт на повышение? Даже не пачкая руки?
Эллар рассмеялся. Серьёзно, по-честному — со щепоткой насмешки и ноткой усталости:
— О, Ройс. Какой же ты предсказуемый. Ты правда думаешь, что я отправил её ради галочки в свое итак блестящее досье?
Он хлопнул по грудной сумке, достал потрёпанный планшет и бросил его на стол.
— Вот. Её наблюдения. Карты. Метки активности. Поведение существ. Записи по артефакту. Она сделала больше, чем любой наш разведотряд за два похода. Представишь это Совету от своего имени.
Пауза. Ройс смотрел на планшет, но не трогал его.
Эллар подошёл ближе, понизив голос:
— Я не охотился за званием. Я искал способ, чтобы хоть кто-то выжил. А ты… ты был нужен там, внизу. Ты следил за ребятами, вернулся бы с минимум информации. Потому что выбирая между данными и подчинёнными, ты выбрал второе. Потом все отправились бы сюда снова, потому что этим толстякам в Совете всегда будет мало информации.
Он положил руку на плечо Ройсу и добавил:
— Расслабься, брат. В Столице сходим в баню. Выпьем.
Ройс молчал. А потом, почти не слышно, сказал:
— Как ты ей доверяешь? Она что-то скрывает.
Эллар хмыкнул:
— Конечно скрывает. Это же Аника.
— Ты правда работаешь с мутантом? Настолько отчаился?
Эллар вскинул бровь, как будто вопрос его удивил:
— Прежде всего с профессиональным сборщиком. Только после с красивой девушкой. Мутант вообще вне этого ряда. А что, тебя смущает отсутствие дополнительных глаз и хвоста?
— Меня смущает, что радиация её не жрёт, — жёстко отрезал Ройс. — Что она прячется под фальшивым костюмом, и что, похоже, знает о тварях больше, чем говорит.
— Ну, вот и не говори это в отчёте, — небрежно бросил Эллар и протянул Ройсу флягу. — Поставь галочку: работа с полевым консультантом с уникальными адаптациями. Начальство даже спасибо скажет — за нестандартный подход.
Ройс не взял флягу. Глаза сузились.
— Ты же понимаешь, что её рано или поздно прижмут.
— Потом. А пока она полезна, — Эллар пожал плечами. — И ты сам это видел.
Ройс не ответил — потому что в этот момент за его спиной послышались шаги.
— Ох, мальчики. Нет не останавливайтесь. Продолжайте обсуждать мою природу вслух — я обожаю слушать, как мужчины ругаются из-за меня.
Аника, прислонившись к металлической балке, как всегда казалась уставшей и одновременно насмешливой. Глаза прищурены, голос ленивый:
— "Мутант”, “аномалия”, “полевой консультант”... Боже, я чувствую себя позицией в меню дешёвой столовки. “Блюдо дня”.
Ройс обернулся, глядя на неё долго, как на мину, которую нельзя обезвредить.
— Ты хоть понимаешь, как всё это выглядит?
Аника усмехнулась:
— Разумеется. Ты выглядишь как человек, у которого внезапно испортился вкус ужина. А я как та острая приправа, которую ты сам же и добавил, а теперь жалуешься.
Эллар хохотнул, откинулся на ящик:
— Видишь? Я же говорю. Она бесценна.
Аника бросила на него холодный взгляд:
— И пока ты тут раздаёшь эпитеты и невыносимые улыбки, я подумаю, хочу ли я ещё вам помогать. Только не затягивайте с решением — мой “мутантский альтруизм” не вечен. Осуждаешь Эллара, а минуту назад сам предлагал сделку. Лицемерно, командир.
Ройс не ответил. Несколько секунд он просто стоял, глядя на неё, будто снова взвешивал всё, что узнал. Взгляд стал чуть тяжелее, но голос остался ровным:
— Нам нужно найти артефакт и изучить его структуру. Где его искать?
Аника приподняла бровь, иронично.
— О, и ты решил, что я как местная, могу организовать тебе артефакт с доставкой?
Она фыркнула.
— Вот ведь, стоило один раз спасти вашу шкуру — и всё. Сразу в разряд “надёжных поставщиков нестабильной древности”.
Эллар ухмыльнулся и откинулся назад, наблюдая за обменом реплик, как за театром.
Ройс стиснул челюсть, голос стал тише:
— Я предлагаю сделку. Материалы, оборудование, еда. Всё, что потребуется. Помоги нам найти ещё один артефакт. Помоги понять, с чем мы столкнулись. И я прослежу, чтобы тебя не трогали. Ни в отчётах, ни в допросах.
Аника молчала. На мгновение взгляд её потух, как будто она проваливалась в себя, в воспоминания, в пыль Радиационной пустыни и рёв умирающих деревень. Потом усмехнулась — устало, почти нежно.
— Знаешь, Ройс… артефакты — не бомбы замедленного действия. Они как собаки без хозяев. Никто толком не знает, откуда они пришли и зачем, но стоит дотронуться — и ты уже в их пасти. Их не активируешь. Ты их тревожишь. А они отвечают. Я же говорила об этом.
Она шагнула ближе, почти вплотную. Её голос стал холоднее, как ветер за пределами безопасной зоны.
— Не поубивайте друг друга, пока меня нет, — махнул рукой Эллар.
Неторопливо, жуя жвачку, он отправился к транспортной кабине, Аника же осталась стоять рядом с Ройсом. Молчали. Слушали как в лагере шумели фильтры, потрескивали генераторы, кашляли в палатке за их спиной. Воздух становился плотным — не от радиации, от напряжения.
— Чуть не забыла.
Аника молча порылась в нагрудном кармане своего пыльного костюма и вытащила что-то завернутое в тусклый пластик. Сначала — плоский прямоугольник, потом — выцветшая фотография, покрытая матовой пленкой, и всё ещё хранящая отпечатки чужих пальцев.
Она протянула её Ройсу.
— Нашла у тел… там, где шахта обрушилась. Искала медь и... она осталась чудом целой, почти не выгорела.
Пауза.
— Твои?
Он взял снимок. Плёнка хрустнула. На фото были шестеро. Улыбка на лицах — натянутая, курсантская. Молодость, усталость и ещё что-то — надежда, наверное. И он сам. Чуть моложе. Слишком живой.
Глаза Ройса задержались на одном из парней в заднем ряду — темноволосом, с нахмуренным лбом. Нэйтан.
— Да, — выдохнул он. — Мои.
Аника опустила взгляд. Сарказма в ней в этот раз не было. Только усталость, та самая, радиоактивная, пыльная.
— Сожалею, — произнесла она глухо. — Эти шестеро курсантов — те, что остались, — ещё дышат. Потому что ты выстоял и пошёл дальше. Знай.
Она не смотрела ему в глаза. Просто развернулась и пошла прочь, к стоящему на запуске транспорту. Там уже хлопнула боковая дверь, и
Эллар вновь направился к Ройсу с быстрым, почти деловитым шагом.
— Говорил с Маркусом. Я заберу у вас
одного, — произнёс он, — того с рукой. — Нам нужно доставить его в безопасное место как можно скорее. Ты знаешь, сколько живут с таким некрозом.
Ройс молча согласился.
— Да, чем быстрее мы его доставим, тем лучше.
— И я также забираю Анику, — сказал Эллар небрежно, будто речь шла о ящике с оборудованием. Пусть не фигурирует в рапорте. Словно её там не было.
Ройс моргнул. В груди сжалось.
— Что?
Эллар остановился, чуть повернув голову, но не обернувшись.
— Тебе этого достаточно. Планшет. Плёнка. Свидетельства. Ваша храбрость будет официально признана. Потери — оправданы. Всё чисто. Ты чист.
Ройс шагнул ближе.
— Зачем тебе она?
Эллар чуть качнул головой, будто отгоняя мошку.
— Я работаю. Всё остальное — шум.
— Она мутант, — глухо сказал Ройс.
— А ты солдат, приятно познакомиться, — отрезал Эллар, наконец развернувшись. — Мы оба делаем то, что считаем нужным. Разница в том, что я не ищу одобрения. Ни твоего, ни командования.
— Ты ей доверяешь?
Эллар посмотрел на него спокойно, слишком спокойно.
— Я знаю, что она умнее нас обоих. Этого достаточно.
Он шагнул в сторону машины, снова обретая ту лёгкость, что всегда казалась Ройсу маской. Но теперь — он не был уверен, где заканчивается маска и начинается человек.
Аника стояла у транспорта, молча наблюдая. В её глазах не было удивления. Лишь что-то похожее на усталую насмешку.
Он не обернулся на нее. Просто сжал кулаки. Что злило его больше — то, что Эллар соврал… или то, что, возможно, сказал правду. Он всегда так был — слишком собранный, слишком правильный, всегда с наигранной спокойной уверенностью, будто бы мир был для него был просто шахматной доской, а все вокруг — пешки. Ройс сжал кулаки, из последних сил пытаясь сдержать тот всплеск ярости, что с каждым его взглядом на уезжающего Эллара становился всё сильнее. Он не мог понять, почему это так задевает. Может, он злился, что его друг всегда выбирает себя — спасает свою репутацию, а остальные остаются за кулисами его игр. Неужели это была ревность или зависть? Нет, этого не может быть. Ройс знал, что он не стремился к славе. Он уже давно привык полагаться только на себя, а теперь вдруг чувствовал, что его группа, его люди, они просто исчезают в тени этого холодного расчёта. Он не знал, почему это раздражает. Он не знал, почему его внутренний голос требует от него чего-то большего. Но это чувство было невыносимо сильным. Так сильным, что теперь он даже не мог осознать, как ответить себе самому. Слишком долго он работал на высшие цели, а Эллар… Эллар, казалось, не заботился о том, что происходило с его людьми. Всё это он видел через призму какой-то личной выгоды. И вот теперь, когда это стало очевидным, он чувствовал, как его раздражение переросло в нечто большее. Ненависть, что ли? Жажду доказать что-то самому себе? Ройс отвернулся, не выдержав, и пошёл к техникам, к их поврежденному оборудованию. Нужно было что-то делать. Но в голове всё равно не унималось это чувство, что где-то внутри он проиграл.
Ройс резко остановился, поймав себя на мысли, что его раздражение, возможно, связано не только с Элларом. В голове, как вспышка, пронеслась Аника. Мутант. Та, кто выросла в радиационной зоне, кто прошла через всё это, с её проницательностью и скрытым, язвительным юмором. Он не мог понять, почему её присутствие в шахте — её участие в спасении людей, её отношение к Эллару — так сильно вывели его из равновесия. Она не была просто ещё одним существом, пережившим катастрофу. Нет, она была… чем-то иным. Ройс ощущал это на уровне интуиции. Сильно. От этого было сложно избавиться. Когда она подала ему фотографию, на которой были запечатлены мёртвые бойцы, с которыми он когда-то служил, что-то в его груди болезненно ёкнуло. Это было личное. И она знала, что для него это значит. Знала и всё равно не робела, не жалела его. Но что его раздражало ещё сильнее — это то, как она относилась к Эллару. Не было сомнений, что между ними что-то есть. Он видел, как её взгляд ненадолго останавливался на Элларе, как она что-то искала в нём. Не доверие. Что-то большее. А Ройс не мог понять, что это. Или дело в том, что Аника была слишком свободной? Слишком независимой для того, чтобы быть кем-то, кто легко поддаётся управлению, даже если они оба находились на одной стороне? Или, может, просто её близость к Эллару, её готовность быть его союзником, хоть и временным, так раздражала его. И вот теперь Эллар забрал её, забрал, как будто она была просто ещё одной частью его игры, а не живым существом, с историей, которая не принадлежала ни одному из них.
Ройс проклял себя за то, что позволил этим эмоциям захлестнуть его. Он был командиром. Он должен был оставаться на высоте. Но вот это чувство, что что-то не так, что что-то важное ускользает… оно не отпускало его. И он не мог точно сказать, что именно его так пугает в Анике. Но он знал одно: её присутствие меняло всё.
Когда транспорт скрылся из виду, Ройс всё ещё стоял с фотографией в руке.
И очень медленно — впервые за долгое время — опустил голову.