Глава 19
Эвита не питала иллюзий насчёт сна. В кутузке было холодно, неуютно, и всё напоминало, где она находится. Даже если бы тело позволило уснуть, разум не дал бы — стоило только прикрыть глаза, как начинались обрывки кошмаров.
Она опустилась на землю, прислонившись к стене. Земля была сырой и холодной но сейчас это её волновало меньше всего. Мысли постепенно начали собираться в одну цепочку. Она успела кое-что для себя отметить. Томас. Его голос, его вопросы. Тогда ей показалось это просто тревогой, но теперь всё ощущалось иначе. Слишком настойчиво он копался в том, что произошло. Будто знал больше, чем говорил.
Эвита понимала: если бы она догадалась раньше, о чём он, — смогла бы повернуть разговор иначе. Сказать нечто важное. Или хотя бы задать нужный вопрос. Но шанс ушёл, и она осталась с ощущением, что упустила нечто серьёзное.
О кошмарах она старалась не думать. Не потому, что они перестали её волновать — просто устала. Они будто вытягивали силы даже днём, когда казалось, что всё спокойно. Что с этим делать, она не знала.
Эвита медленно провела рукой по лицу, будто пыталась стереть напряжение. Всё внутри гудело от переутомления — не физического, а того, что тянет изнутри, когда сталкиваешься с чем-то, что не можешь ни понять, ни остановить.
Сложнее всего было то, что всё происходящее не поддавалось логике. Как бороться с тем, чего ты не понимаешь?
Время тянулось медленно. Эвита сидела на месте, не шевелясь, уставившись в темноту перед собой. Она понимала: полностью избежать сна не получится. Тело всё равно потребует отдыха. Но сама мысль о том, что снова придётся окунуться в кошмар, пугала.
Может, стоило не убегать от страха, а встретить его лицом к лицу? Она не верила, что всё это — тупик. Не хотела принимать мысль о том, что всё предрешено, и её судьба — медленно терять себя.
Сердце билось неровно. Злость, растерянность и бессилие будто застилали глаза, мешая дышать. Кто за этим стоит? Почему она должна через всё это проходить? За что?
Эвита сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. После всего, что ей уже довелось пережить, оставались эти чёртовы сны. Как будто она не имеет права на покой. Как будто даже во сне её держат на привязи.
А может, всё дело в ней самой? В том, как она их воспринимает?
Она глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Медленно выдохнула. Решение пришло само. Если кошмар всё равно придёт — она встретит его. Не отвернётся, не убежит. Посмотрит прямо в глаза и постарается понять, что за этим стоит. Или хотя бы не дать ему себя сломать.
С каждым глубоким вдохом веки становились тяжелее. Эвита позволила себе расслабиться. Не полностью — настолько, насколько могла. Она дала себе право не бояться. Или хотя бы попыталась.
Сон подкрадывался медленно, как будто проверяя, готова ли она. Тело будто утратило вес, напряжение ушло из плеч. Сидя у стены, Эва склонила голову и на мгновение прикрыла глаза. Ничего страшного, всего на секунду.
Разум плыл где-то между явью и забытьём. Она мысленно сосчитала до десяти. Потом обратно. Повторила снова. Это успокаивало.
А потом просто отпустила. Даже не заметила, как сон накрыл её — тихо и без предупреждения.
Сначала Эвита не поняла, что спит. Сознание всё ещё цеплялось за реальность, пытаясь вспомнить, как она здесь оказалась. Комната — три на три, с узкой койкой, столом и туалетом в углу. Пусто, стерильно, как в изоляторе. Будто её снова куда-то заперли.
Она шагнула вперёд, вглядываясь в серые стены, и только потом опустила взгляд на руки. Зрачки расширились от ужаса.
От кончиков пальцев до локтей её кожу пронизывали вздувшиеся вены, тёмные, словно испачканные чернилами. Серо-синяя сетка вен уходила под рукав футболки. Она дёрнула ткань вверх — и увидела то же самое. Чёрные, живые линии под кожей.
Обернувшись, она стала искать хоть какое-то зеркало. Но взгляд наткнулся лишь на металлическую дверь. Подошла ближе, вгляделась в отражение — тусклое, искажённое, но достаточно отчётливое, чтобы понять: это она.
И в то же время — совсем не она.
Глаза налиты кровью, зрачки расширены. Лицо напряжено, перекошено, будто в гневе, хотя внутри — ни капли злости. Только тревога. Чернота вен добралась до шеи, к щекам, подчёркивала скулы. Потемневшие губы придавали болезненный, мертвенный вид. Эвита машинально дотронулась до лица, провела пальцами по чужим, чёрным линиям.
Где-то за дверью раздался топот. Шаги — быстрые, тяжёлые — становились всё ближе. Она отпрянула, встала, не отводя глаз от двери.
Та распахнулась.
На пороге стояла женщина в белом халате. Всё та же — с холодной улыбкой и блокнотом, набитым сведениями о ней, словно это её досье. Даже собственная мать, наверное, знала о ней меньше.
За её спиной — двое мужчин в чёрной одежде. Молчаливые, напряжённые.
Охрана.
Эвита всё поняла без слов.
Снова куда-то поведут. Снова что-то сделают. И, возможно, как всегда, без объяснений.
Женщина в халате распахнула дверь, и её голос прорезал тишину, словно ржавым лезвием по стеклу:
— Помнишь, кто ты?
Вопрос прозвучал почти спокойно — обыденно. Но внутри что-то сжалось. Глухая боль отозвалась в груди, будто там надавили изнутри.
— Эвита, — отчётливо, по слогам, произнесла девушка. Имя показалось ей чужим, как будто она пробовала его на вкус впервые.
Женщина не ответила. Только снова растянула губы в той своей отвратительной, вымученной улыбке, от которой внутри всё вскипало. Улыбка, будто заранее знала всё, что она скажет. Всё, что чувствует.
— А как ты сюда попала?
Эвита помолчала, глядя в глаза женщине. Казалось, где-то на краю сознания копошится ответ, но чем больше она пыталась ухватить его, тем сильнее он ускользал.
— Нет, — наконец сказала она.
— Расскажи мне о своём самочувствии, — почти ласково произнесла женщина, раскрывая блокнот. — Тошнит? Головокружение?
Эвита чуть нахмурилась, прислушиваясь к себе. Сердце колотилось, но тошноты не было. Ни боли, ни головной боли, ничего странного — кроме привычного внутреннего напряжения.
— Нет, всё нормально, — ответила она с осторожностью.
— Отлично. — Женщина обрадовалась слишком быстро. — Не хочешь немного прогуляться?
Предложение было настолько неожиданным, что Эвита только моргнула в ответ. Она ожидала чего угодно: инъекции, вопросов, холодного стола. Но не этого.
Немного помедлив, она всё же кивнула. Один из мужчин шагнул в сторону, открывая ей путь. Она переступила порог камеры — на удивление свободно. Не сдерживаемая. Не связанная.
— Не нервничай, — мягко предупредила женщина. — Это просто прогулка.
Но Эвита её не слушала. Она была слишком занята тем, чтобы рассматривать окружающее. Здание — огромное, с высокими потолками и гладкими стенами, коридоры тянулись далеко, а по обеим сторонам рядами стояли кабинеты. У каждого — табличка, закрытая дверь.
Она словно шагнула в сердце лаборатории.
— Это главное здание Порока, дорогая, — с довольной ноткой в голосе проговорила женщина, будто представляла дворец.
— Порока? — Эвита резко повернулась к ней. — Кто вы вообще? Почему я здесь?
— Не торопись, — прозвучало в ответ. — Я расскажу тебе всё сама. Совсем скоро.
Эвита почувствовала, как где-то внутри зашевелилась злость. Она уже открыла рот, чтобы бросить в лицо женщине резкое слово, но раздражение… вдруг испарилось. Словно выдохлась. Осталась только странная мягкость — и доверие. Без причинное, чуждое ей чувство. Даже улыбка собеседницы, недавно казавшаяся ей отвратительной, теперь выглядела почти… доброжелательной.
— Всё идёт как надо, — женщина пробормотала себе под нос, не глядя на Эву.
— Что вы имеете в виду? — спросила та, сбитая с толку.
Женщина повернулась к ней с полуулыбкой, в глазах — тень удовольствия.
— Скажи, что ты вообще помнишь?
Эвита сосредоточилась. Начала копаться в памяти, вытаскивая из глубин обрывки — ничего связного, будто кто-то вычистил изнутри самое важное, оставив бытовые мелочи. Мелькнул образ — она в кабинете, кто-то держит её за запястье, резкая боль. Ярость вспыхнула в голове, на миг затмила взгляд, но… так же стремительно исчезла. Как и раздражение к этой женщине.
Что-то было не так. Мысли соскальзывали, как мыльные пузыри, только стоило к ним прикоснуться. Внутри рос страх — не от самих воспоминаний, а от того, как легко их вытесняло забвение. Она начала терять себя.
На долю секунды перед глазами возникло что-то яркое: лица в масках, мерцающие приборы, сигнал сердечного монитора… и тут же — пустота. Эвита пыталась вспомнить, что именно её так напугало, но страх рассеивался, как будто его никогда и не было. Память становилась зыбкой, как вода в ладонях.
— Я не знаю, — прошептала она. Её голос был чужим.
Женщина мягко коснулась её плеча. Прикосновение не вызвало отвращения, наоборот — было почти утешительным.
— Всё в порядке, милая. Я тебе помогу, — сказала она, глядя в глаза. — Но для этого мне нужно, чтобы ты доверилась.
Эвита не могла определить — можно ли ей доверять. Но странное ощущение внутри, эта вялая покорность… будто её сознание уже приняло решение.
— Ладно, — сказала она едва слышно.
Её провели в кабинет. Просторное помещение выглядело неожиданно уютным — не тем холодным и стерильным, как она ожидала. Посередине стоял аккуратный письменный стол, на нём — аккуратно разложенные папки, ручки, стеклянный графин с водой и стакан. В углу, слева от двери, притулился небольшой диван, обитый мягкой тканью светлого цвета. На стенах висели абстрактные картины, словно призванные отвлечь внимание от природы этого места. У окна стоял напольный светильник, дающий тёплый, рассеянный свет.
— Располагайся, — предложила женщина и, не дожидаясь ответа, заняла место за столом, раскрыв очередной блокнот.
Эвита, всё ещё настороженная, оглядела комнату ещё раз, прежде чем медленно подойти к дивану. Комната выглядела почти по-домашнему — и от этого только тревожнее.
— Пить не хочешь? Может, голодна? — голос женщины звучал почти заботливо.
Эвита прислушалась к телу. Желудок молчал, горло не першило. Она покачала головой.
— Нет. Спасибо.
Ава довольно закивала, подперев подбородок сложенными руками.
— Я Ава Пейдж. Можешь звать меня просто Ава.
— Хорошо... А ты можешь мне объяснить, почему я ничего не помню?
— Не волнуйся. Это нормально, — Ава слегка наклонилась вперёд, голос её стал мягким, почти гипнотическим. — Видишь ли… нашу планету поразила болезнь. Жуткая, разрушительная. Мы всё ещё ищем лекарство, и я лично этим занимаюсь.
Эвита слушала, не отрывая взгляда. Женщина продолжила, выдержав паузу:
— Её называют Вспышкой. Болезнь поражает мозг, разъедает его… а затем медленно подбирается к сердцу. Люди теряют рассудок. Становятся агрессивными, опасными. Они уже не люди.
— Но как... как это началось?
— Это сейчас не важно, милая. Главное — найти противоядие. А подробности ты узнаешь со временем. Сейчас они тебе только навредят.
Эвита нахмурилась, но промолчала.
— А что насчёт лекарства? — спросила она, чуть тише, но по-прежнему настойчиво.
Ава одобрительно кивнула, изучая её. То, как Эвита задавала вопросы, не паникуя и не срываясь, явно впечатляло. Ни истерики, ни страха — только сосредоточенность. Холодный ум. Она была именно той, кем должна была быть. Была ли такой до инъекций — уже не имело значения.
— Ты можешь стать ключом, — почти прошептала женщина. — Ключом к лекарству.
Эвита напряглась.
— Каким образом?
— Мы ввели тебе кое-что. Материал, который поможет нам… — женщина запнулась, но Эвита уже поняла.
— То есть… я подопытная?
— Не совсем. Ты — важный объект. Без тебя мы не смогли бы понять, как работает процесс. Мы долго искали подходящего кандидата.
— Работает что? — голос Эвиты стал ледяным.
— Инъекция, — Ава чуть выдохнула, — кровь заражённых.
Удар. Мысль звучала слишком ужасно, чтобы быть правдой. Эвита ощутила, как в груди всё сжимается. Сердце гремело в ушах. Руки задрожали.
Она посмотрела на женщину, как будто впервые — и увидела в ней только врага.
— Ты… — выдохнула она.
— Я же просила не нервничать, — с натянутым спокойствием сказала Пейдж. — Заражённые быстро поддаются вспышкам агрессии. А ты… как раз такой случай. Я надеялась, что мы поговорим спокойно.
Её голос стал фоном. В голове Эвиты гудело. Пульс бешено бился в висках. Она ощущала, как внутри всё закипает. Как что-то тёмное поднимается к горлу. Захотелось разодрать кожу, избавиться от этого ощущения.
Но она держалась. Цеплялась изо всех сил. Медленно вдохнула, затем — выдохнула. Ещё раз. И ещё. Не сейчас. Не здесь.
Ава заметила это. Отложила блокнот. Не нажала тревожную кнопку. Просто смотрела — восхищённая.
— Поразительно, — сказала она почти с благоговением.
Эвита прищурилась. Чувство ярости никуда не делось. Оно пульсировало в ней, как второе сердце. Ещё мгновение — и она действительно могла бы убить. Но пока — сдержалась.
— Объясни, — процедила сквозь зубы.
— Мы хотим понять, как заражённая кровь взаимодействует с обычной. Ты — первая, чьё тело её не отторгло. Мы не видим признаков безумия. Твоё сознание цело. Это… невероятно.
Последние слова стали последней каплей. Эвита вскочила. Всё внутри кричало. Она почти не видела — только ощущала, как рвётся вперёд, готовая сорваться на женщину. Но чьи-то руки вцепились ей в плечи. Охрана. Прибежали мгновенно.
Пейдж не испугалась. Улыбалась, как будто всё шло по плану.
— Ты сделала меня чудовищем! — выкрикнула Эвита, сражаясь с чужими руками.
— Ты не понимаешь? Ты можешь спасти миллионы! Это того стоит. Твоё состояние — дар, не проклятие.
— Дар?! — ярость билась изнутри. — Ты вколола мне это без моего согласия!
— Ты не просто выжила. Ты контролируешь себя. Ты сильнее других. Это… эволюция. Ты — мост между заражёнными и спасением.
Эвита с трудом сдерживалась, не вырываясь окончательно. С каждым словом женщины в ней горело что-то дикое, неуправляемое. И всё же — внутри оставалась искра разума. Желание понять. Узнать.
Пейдж взглянула на Эвиту в последний раз — оценивающе. Кажется, для неё разговор был окончен. Один кивок — и охранники молча подошли ближе, грубо взяли девушку под руки и потащили прочь.
Сопротивляться было бессмысленно. Эвита чувствовала, как злость снова полыхает внутри, как дрожь пробегает по телу, но ей хватило разума удержаться. Сила, что кипела в груди, могла бы обратить их кости в прах, но она удержала её, сжав пальцы в кулаки, стиснув зубы. Нельзя — ещё нельзя.
Они втащили её в камеру, будто ненужный мешок. Металлическая дверь хлопнула за спиной, оставив после себя гул в ушах и чувство одиночества, которое теперь казалось почти привычным. Охранники не сказали ни слова, но в их движениях сквозила неприязнь — откровенная, животная.
Когда шаги стихли в коридоре, Эвита медленно поднялась. Её дыхание было прерывистым, грудь тяжело вздымалась. Она медленно подошла к металлической поверхности двери, где смутно отражалась её фигура, и замерла.
То, что она увидела, изменилось.
Вены, вздувшиеся и чёрные, исчезали. Одна за другой, словно втягивались обратно под кожу. Цвет лица выравнивался, губы возвращали прежний оттенок, глаза теряли ту хищную дикость. Монстр — исчезал. Или прятался.
— Что… — прошептала она, еле слышно.
Трясущимися руками Эвита коснулась своего лица. Тепло. Кожа гладкая, обычная. Никаких следов искажённости, кроме воспоминаний. Она ещё долго смотрела в отражение, будто пытаясь убедиться, что это всё ещё она. Или уже нет.
Облегчение было. Но за ним сразу тенью накатила другая мысль — тяжёлая, удушливая. Это ведь ненадолго. Всё может повториться.
Её только что сломали, снова. И она даже не знает, с чего начать восстановление.
Эвита резко зажмурилась, тело вздрогнуло. Ком подступил к горлу, и в следующее мгновение её сотряс приступ кашля. Она с трудом перевела дыхание, обхватила шею руками, будто это могло помочь. Всё вокруг плыло — она не сразу поняла, где находится. Каменная сырость исчезла, холод воздуха был другим.
Глаза распахнулись, и она в изумлении осмотрелась. Яма. Та самая — деревянная решётка наверху, стены из земли. Возвращение в реальность обрушилось на неё, как шторм, но вместе с тем пришло и облегчение. Это был Глэйд. Её клетка — но знакомая. Здесь не было халатов, стерильного ужаса и блокнотов, набитых тайнами. Здесь был Чак. И Ньют. Здесь она жила.
Кашель снова скрутил её. Эвита наклонилась, выдохнула и почувствовала, как что-то вязкое собирается в горле. Она сплюнула — тёмная жидкость с прожилками слюны оставила след на земле. Девушка смотрела на неё с тихим ужасом. Чёрная. Она знала, что это не просто грязь. Не просто последствие сна.
Шаги. Осторожные, но звучные. Кто-то приближался.
Эвита, всё ещё держась за стену, потянулась к решётке. Горечь стояла в горле, и даже воздух казался густым.
— Чак, — зашипела она, с трудом выговаривая его имя.
Его силуэт показался в проёме, и сердце Евы пропустило удар.
— Эва! — он сорвался на шёпот, который тут же стал громче. Чак побежал, спотыкаясь, будто забыл обо всём на свете, даже о том, что его могут поймать,— Эва, ты в порядке? Я так волновался. Меня не пускали… сказали, что я могу тебя утомить. Что ты должна отдыхать…
— Кто это сказал?.. — она покачала головой, — неважно. Ты здесь. Я так рада тебя видеть, Чак.
— Я тоже, — ответил он тихо, но в следующую секунду нахмурился, — Эв… у тебя…
Он кивнул на уголок её рта.
Эвита мгновенно провела рукавом по губам, стирая остатки чёрного, пока он не заметил больше. Она не знала, что это. Не знала, что с ней. А значит — и объяснить не могла.
— Просто… пыль, — выдохнула она, не глядя ему в глаза.
Но Чак всё ещё смотрел на неё, неуверенно, обеспокоенно. И Эвита поняла — если он что-то и почувствовал, то не станет сейчас спрашивать.
— Как твоя рана? — спросил Чак, почувствовав, что Эвита нуждается в другом разговоре.
— Уже лучше, Чак. А как ты? — она устало прислонилась к деревянной решётке. — Тебе не сделали выговор за то, что помог мне?
Мальчишка оживился, весело махнув рукой:
— Да никто даже не знает, что я помог.
Он ничего не рассказал. Да и не смог бы — после всего, что случилось, мог только всхлипывать от страха и вины. В иной ситуации он бы постыдился этих слёз, но это касалось Эвы, и ему было не до гордости. Когда Ньют или кто-то другой спрашивали, он лишь кивал, будто ничего не знал.
— Я боялся тебя потерять, — тихо добавил он. — Пожалуйста, не делай так больше.
Эти слова прозвучали неожиданно взрослым тоном. Эвита почувствовала, как в груди что-то шевельнулось. Ему придётся повзрослеть слишком рано. Она отдёрнула голову, отгоняя непрошеные мысли, но всё равно понимала: кошмары, что терзали её ночами, не были просто играми подсознания. Это были воспоминания. Обрывки прошлого, рассыпанные, и всё же складывающиеся в единое, пугающее полотно.
Она не была готова признать, что над ней поставили эксперименты. Но теперь знала: если хочет понять, кто она такая — должна перестать бояться снов. Возможно, именно там спрятаны ответы, а не в лабиринте. Лабиринт — лишь следствие. Что-то гораздо хуже скрывается глубже.
Эвита замолчала. Столько хотелось сказать Чаку — как скучала, как рада, что его не наказали, как страшно представить его на своём месте. Ведь Галли бы не остановился даже перед ребёнком.
И тут она вспомнила. Гривер. Мёртвый. Где-то посреди лабиринта. Если его тело ещё не утащили остальные, рано или поздно бегуны его найдут. И, может, это даст им шанс. Хоть какой-то.
— Чак, — сказала она, подбирая слова, — там, в лабиринте, лежит мёртвый гривер. Нужно, чтобы Минхо об этом узнал. Думаю, ты справишься быстрее, чем я.
— Что?! — воскликнул он, тут же прикрывая рот рукой, бросив взгляд на тьму вокруг, — Мёртвый гривер? Ты серьёзно?
— Да. Не помню всех подробностей, но я боролась. Просто пыталась выжить. В общем… теперь их стало на одного меньше.
— Ничего себе! — он засиял от восторга. — Как ты это сделала? Они же здоровенные! Даже бегуны боятся их. Хотя... Томас, конечно, вытворял странное, но чтоб ты…
Он осёкся. Замолчал, вдруг осознав, как прозвучало.
— Прости. Я не хотел сказать, что ты… ну… — он замахал рукой, пытаясь подобрать слова, которых и сам не знал.
— Всё в порядке, — слабо улыбнулась Эвита. — Я поняла. Не в обиде.
— Ну и славно, — облегчённо вздохнул он. — Я всё передам Минхо.
— Спасибо, — тихо сказала Эвита и потянулась к Чаку, намереваясь погладить его по голове. Но её рука замерла в воздухе. В тусклом свете, пробивающемся сквозь решётку, ей показалось, что по коже вдруг побежали тёмные жилы — будто сама тьма вновь проросла изнутри. Она резко отдёрнула руку, сердце застучало чаще.
Чак заметил её движение, но не подал вида. Может, и расстроился, но понимал — с Эвитой что-то происходит. И даже если не знал, что именно, чувствовал: она ещё не пришла в себя. И был прав. Просто не знал, насколько.
Сделав вид, что ничего не случилось, он мягко сказал:
— Ладно, я пойду. Отдыхай. Скоро рассвет, бегуны опять отправятся в лабиринт… мне нужно быть на месте.
— Да, конечно. Скоро увидимся, — донеслось из полумрака.
Он чуть задержался взглядом, будто хотел сказать что-то ещё, но потом всё же отвернулся и ушёл, растворившись в ночной тишине. А Эвита осталась одна. С новыми страхами. С вопросами. И с ощущением, что внутри неё просыпается нечто, с чем она ещё не сталкивалась.
Эвита посмотрела на руку. Никаких изменений. Кожа была обычной, знакомой — никакого намёка на те чернильные жилы, что только что ей почудились. Может, это был просто отблеск света... или остаточное наваждение после сна? Мысль, что её рассудок трещит по швам, заставила нахмуриться. Но она сразу же отбросила её. Нет, она не впервые видит сны, и тогда тоже казалось, что теряет связь с реальностью. Только теперь всё иначе. Теперь сны принесли ответы. Или хотя бы их подобие.
То, что открыла ей Ава Пейдж, переворачивало всё. Оказывается, те обрывки памяти, что всплывали в ночных видениях, были настоящими. Прошлым, которое стерли. Эксперименты. Инъекции. Кровь заражённых.
Она поёжилась. Слово "заражённый" отзывалось в ней болезненным эхом. Она почти не знала, как они выглядят — разве что по жуткому отражению в том сне. Выпученные глаза, потемневшие вены, звериный оскал. И если верить словам женщины в халате, её тело не отвергло эту заразу. Оно её приняло. Ассимилировало.
— Чёрт, — выдохнула Эва и обхватила себя за плечи.
Если всё это правда... кто она теперь? Остаётся ли в ней что-то от обычного человека?
И всё же, несмотря на страх и сомнения, она знала: с ума ещё не сошла. Нет. Она думала ясно. Чувствовала. Помнила. А значит — ещё держится.
Мысль о сне пришла неожиданно, но принесла с собой странную надежду. Если подсознание — единственное место, где можно найти ответы, значит, ей нужно туда вернуться. Узнать больше. Понять себя.
Устроившись на холодной земле, она попыталась применить знакомую тактику — медленно считать до десяти и обратно, дышать ровно. Но внутри что-то мешало. Беспокойство гнездилось в животе, пульсило под рёбрами. Она пыталась себя успокоить, словно приручала дикого зверя внутри. Но он не утихал. Ни уговоры, ни усталость не помогали. Тело было на удивление бодрым, будто те часы забытья, что она провела в том сне, дали полноценный отдых.
Сон не приходил. И она оставалась одна, в яме, с неугомонным разумом, с новой правдой о себе — и с чужой кровью в венах.
Так продолжалось до самого восхода солнца. Свет медленно просачивался сквозь решётку, окрашивая деревянные прутья в золотистый оттенок. Эвита знала, что ей придётся просидеть здесь до вечера — и только тогда, наконец, выйти. Но к её удивлению, около ямы послышались шаги. Она подняла голову.
У решётки стояли Минхо и Томас. Оба — с каменными лицами.
— Ну что, бедолага, как ты там? — хмыкнул Минхо, наклоняясь ближе. Его голос был вроде бы обычным, но в нём слышалось нечто настороженное.
Эвита не ответила. Сил изображать дружелюбие не было, да и желание — тоже. Она перешла сразу к сути:
— Что вам нужно?
Парни обменялись взглядами. Между ними явно проскочило немое согласие. Они собирались что-то сказать — и, судя по всему, обсуждали это заранее, без неё.
— Что за тайны? — спросила она, уже чувствуя раздражение.
— Откуда Чак знает про мёртвого гривера? — бросил Томас.
Эвита тяжело вздохнула. Она и правда не подумала, как это будет выглядеть. Ночь, воспоминания, разговор с Чаком — всё смешалось, и тогда ей казалось это неважным. Но сейчас, мальчишка Чак мог быть наказанным из-за её глупости.
Не желая оправдываться, она посмотрела на них так же хладнокровно, как и они на неё.
— Мы не наказывать пришли, — сказал Минхо, с кривой полуулыбкой. — Просто скажи: как ты убила его?
— Не помню, — вырвалось прежде, чем она успела придумать что-то правдоподобнее.
Минхо прищурился. Томас, как всегда, молчал, но излучал пристальное внимание.
— Пытаюсь вспомнить, — заговорила она, заставляя себя прокрутить события той ночи. — Кажется, его замкнуло. Что-то произошло — будто вспышка, он… воспламенился или перегрелся изнутри.
— Подожди, — нахмурился Минхо. — Ты хочешь сказать, он взорвался?
И тут Эвиту прошибло. В буквальном смысле — словно током. Её собственные руки. Эти вены. Звериная ярость, вспыхнувшая в ней той ночью. Она же действительно была почти безоружной. И всё-таки убила гривера. Даже Минхо бы не справился, будь у него только подручные средства. Но она — смогла.
Может, дело не в ловкости. Может, это было… нечто иное.
— Я помню лианы, — тихо сказала она, — я пыталась уклоняться. Всё произошло очень быстро. Я почти не соображала. Была напугана до чёртиков. Потом он начал дергаться, а дальше… ничего. Как будто часть памяти стёрта. Стресс, наверное.
Она опустила глаза, не в силах выдержать их взгляды.
— Чёрт его знает, что произошло, — добавила она. — Но я выжила. Вот и всё, что я помню точно.
— Ладно, — бодро произнёс Минхо, — выходи.
— Что? — Эвита нахмурилась, не сразу понимая, о чём он.
— Ты нам нужна. Так что твоё наказание сокращается, — пояснил Томас. — Мы уже обсудили это с Алби.
Она должна была почувствовать облегчение. Радость. Хоть что-то. Но вместо этого нахлынуло подозрение.
— Зачем? — спросила она, и голос прозвучал жёстче, чем она рассчитывала.
Парни вновь переглянулись. Это уже становилось их привычкой — обмениваться взглядами, словно мысленно обсуждая то, о чём не хотели говорить вслух. Не было в них ни враждебности, ни злости — наоборот, их лица были почти дружелюбными. Но именно это и тревожило. Они явно что-то задумали.
— Что такого понадобилось от меня, что Алби согласился меня выпустить? — уточнила она, не сдвинувшись с места.
— А почему бы и нет? — Минхо пожал плечами. — Алби не бесчувственный, несмотря на свою суровую мину.
— Может, ему просто надоело, что ты сидишь здесь и тухнешь, — добавил Томас.
Тем не менее, они быстро открыли решётку, подавая ей руки с двух сторон. Эвита немного поколебалась, потом всё же ухватилась за них. Их пальцы были тёплыми, крепкими. Её ладони слегка дрожали, но она старалась не выдать этого.
Оказавшись наверху, она поднялась, ловя взгляды парней. Их эмоции менялись — от облегчения до чего-то более сложного.
— Итак, — начала Эвита, отряхнув ладони, — для чего вы уговорили Алби выпустить меня?
Томас взглянул на неё спокойно, почти без эмоций.
— Нам нужно, чтобы ты показала, где лежит убитый гривер.
Слова ударили неожиданно. Будто кто-то сбросил на неё ведро холодной воды. Девушка отшатнулась на полшага, словно от удара. Её взгляд метнулся от Томаса к Минхо, и обратно. Ни один из них не отводил глаз. Ни тени сомнений — они пришли именно за этим.
— Вы что, с ума сошли? — выдохнула она. — Я только вышла из ямы.
— Вот именно, — ответил Минхо, — ты жива. Значит, ты знаешь, как туда идти и как вернуться. А нам это нужно.
— Гривер всё ещё там? — уточнил Томас, внимательно за ней наблюдая.
— Я… думаю, да, — Эвита отвела взгляд. — Если другие не утащили его.
— Тогда у нас есть шанс, — сказал Минхо. — Возможно, мы сможем что-то узнать. Или даже вытащить из него что-то полезное.
Эвита сжала губы, чувствуя, как внутри поднимается волнение. Она не знала, что пугало её больше — возвращение в лабиринт или то, что ей снова придётся окунуться в воспоминания той ночи.