Глава 5
Проснулась Эвита от пронизывающего холода. Тело дрожало, воздух казался липким и влажным. Она ещё с минуту пыталась вновь погрузиться в сон, свернувшись калачиком, но тщетно — холод вполз под кожу, цепкий и упрямый. Глэйд всё ещё дышал ровно, погружённый в предрассветную тишину, но по ту сторону стен уже должен был подниматься день.
Со стоном перевернувшись на спину, Эвита медленно села. Мышцы сразу же отозвались ноющей болью. Даже самые простые движения — подняться, выпрямиться, натянуть обувь — давались с трудом. Как будто за ночь её тело превратилось в чужое, деревянное, скованное.
Провёв рукой по волосам, неожиданно голову Эвы посетила мысль: она не имеет ни малейшего понятия, как выглядит. Зеркал в Глэйде она не видела, а времени на размышления о внешности до этого просто не было. Всё в ней — тело, кожа, волосы — было запутанным клубком ощущений, но ни одной чёткой картины. Она чувствовала, как спутались пряди на затылке, ощущала стянутость грязи на коже. Сколько прошло с момента, как она в последний раз мылась? Три дня? Больше?
Решив начать с малого, Эвита встала, растирая плечи. Нужно было найти хоть какой-нибудь душ, чистую одежду. И, как ни странно, зеркало. Осознать себя. Улыбнувшись этой простой, почти мирной цели, она направилась прочь от гамаков, по тропинке вдоль сонного Глэйда.
Мысли то и дело возвращались к вчерашнему вечеру. Сон, что ещё вчерашним утром был чётким, сейчас рассыпался в голове, как сухая пыль. Оставались только холод и тревожное ощущение, будто она потеряла нечто важное. Блокнот. Да, ей срочно нужен блокнот. Бумага точно есть — бегуны ведь рисуют карты. А она будет рисовать свои мысли. Чтобы удерживать их, пока они не растворились окончательно.
Наконец, спустя несколько минут хождения в поисках, она набрела на сколоченную из досок конструкцию, к которой была прикреплена большая металлическая бочка. Из неё торчала труба, закрученная проволокой, а пониже — грязноватая, но плотная занавесь.
Внутри — душ. Простой, сделанный вручную, но душ.
Затаив дыхание, она нырнула внутрь и быстро разделась. Вода, льющаяся из бочки, была ледяной. Каждая капля будто вонзалась в кожу, но с каждой новой — с тела, с мыслей, с самой души словно смывался тот слой, что налип за последние дни. Одежда, хоть и старая, после умывания казалась почти новой. Натянув её на влажное тело, Эвита впервые за эти дни ощутила что-то, похожее на облегчение.
Настроение приподнялось. Она направилась в сторону плантаций, где, как надеялась, сможет начать утро с работы. Солнце ещё не показалось, Глэйд только просыпался, и Ньюта, как она и ожидала, видно не было. Однако, выйдя на тропинку между грядками, она резко остановилась.
Перед ней стоял Алби.
Он смотрел на неё, не мигая, спокойно.
— Уже идёшь работать? — спросил он, сдержанно кивнув. — Похвально.
— Что-то случилось? — настороженно уточнила она, не делая шагов вперёд.
— Хочу кое-что тебе показать, — просто ответил он и, не дожидаясь согласия, развернулся, направляясь к Лабиринту.
Несколько мгновений Эвита колебалась, а потом пошла за ним.
Они добрались до северной стены, поросшей густым плющом. Ничего особенного — если бы не участок, где зелень была срезана, а на камне виднелись тёмные борозды.
Подойдя ближе, она различила неровные, выцарапанные буквы. Не сразу удалось понять, что это — слишком много линий, зачеркиваний, царапин. Но с каждым шагом смысл становился яснее.
Имена.
— Что это? — спросила она, нахмурившись.
— Те, кто был здесь, — ответил Алби. — Каждое имя — человек. Живой… или уже нет.
— А почему некоторые зачёркнуты?
— Мёртвые, — коротко сказал он. — Так мы их не забываем. И помним, что легко здесь не будет.
Эвита провела пальцами по одному из имён. Шрамы от букв были грубыми, кривыми, будто кто-то выцарапывал их в отчаянии. Некоторые имена были выведены с особой силой, словно человек боролся за то, чтобы оставить свой след.
— И моё имя тоже будет здесь? — спросила она, не поднимая взгляда.
Алби молчал. Потом тихо сказал:
— Если захочешь. Или если погибнешь.
На какое-то мгновение между ними воцарилась тишина. Алби не спешил говорить — словно давал ей время осознать смысл сказанного.
Эвита смотрела на стену. Имена. Свидетельства того, что люди были, боролись, не исчезли бесследно. Шрамы на камне — как отпечатки памяти. Каждый, кто приходил в Глэйд, оставлял после себя хотя бы это.
Идея показалась ей правильной. Почти утешительной. Как будто сам акт запечатления имени может вернуть ей утерянное: прошлое, ощущение собственной значимости, надежду. Она перевела взгляд на Алби. Он встретил её глаза и, не произнеся ни слова, всё понял. Взгляд Эвиты светился решимостью. Не испугом, не истерикой — твёрдой внутренней волей.
Это поразило его. За годы он видел многое: страх, отчаяние, попытки побега, безумие. Кто-то не выдерживал и дня. Бывали те, кто не переживал первой ночи. А она — держалась. Не цеплялась, не умоляла. Просто стояла. Смотрела в лицо реальности — и оставалась на ногах.
Он нагнулся, поднял с земли плоский, продолговатый камень, и протянул его девушке.
— Твоя очередь, — спокойно произнёс.
Эвита взяла камень, чувствуя его тяжесть, прохладу, шероховатость. Нашла на стене свободное место — не слишком высоко, рядом с именами, ещё не зачёркнутыми.
Он смотрел на неё, не мигая, спокойно.
— Уже идёшь работать? — спросил он, сдержанно кивнув. — Похвально.
— Что-то случилось? — настороженно уточнила она, не делая шагов вперёд.
— Хочу кое-что тебе показать, — просто ответил он и, не дожидаясь согласия, развернулся, направляясь к Лабиринту.
Несколько мгновений Эвита колебалась, а потом пошла за ним.
Они добрались до северной стены, поросшей густым плющом. Ничего особенного — если бы не участок, где зелень была срезана, а на камне виднелись тёмные борозды.
Подойдя ближе, она различила неровные, выцарапанные буквы. Не сразу удалось понять, что это — слишком много линий, зачеркиваний, царапин. Но с каждым шагом смысл становился яснее.
Она начала высекать буквы. Осторожно, с вниманием, с какой-то особой бережностью. Каждое движение — как удар по сомнению, как вызов забвению. Это имя было единственным, что она знала о себе наверняка. Эвита. И теперь оно останется здесь.
К тому моменту, как она закончила, пальцы ныли, ладонь была натёрта. Лоб покрылся испариной. Но на лице у девушки была лёгкая улыбка. Алби, наблюдавший со стороны, кивнул одобрительно.
— Хорошо. Пойдём, — сказал он разворачиваясь.
Но это было не всё. Он не собирался отпускать её сразу. Продолжая идти вдоль стены, Алби молчал. Эвита шла следом, не задавая лишних вопросов.
Она чувствовала: сейчас не время.
И всё же внутри неё росло новое ощущение. Что-то тихое, но устойчивое. Ей казалось, что она сделала первый настоящий шаг к тому, чтобы стать частью этого места. Это странно будоражило её.
— Вот здесь, — сказал Алби и остановился.
Они подошли к ещё одному участку стены, ничем не отличавшемуся от остальных. Всё тот же плотный, вьющийся плющ. Эвита нахмурилась, бросив на него вопросительный взгляд. Что он хочет ей показать?
Не отвечая, Алби откинул в сторону часть листвы. За зелёным сплетением открылась прямоугольная рама — окно, не больше пары футов в ширину. Оно было покрыто толстым слоем пыли и казалось полностью чёрным, как будто его закрасили краской.
— И что это? — Эвита склонила голову набок, с подозрением глядя на странный прямоугольник.
— Подожди. Скоро увидишь, — ответил он.
Она скептически вздохнула, но всё же подошла ближе и, подчиняясь, уставилась в мутное стекло. Внутри царила кромешная тьма. Время тянулось. Прошла минута. Потом ещё одна. Эвита начала переминаться с ноги на ногу, чувствуя, как раздражение медленно сменяется тревогой. Алби продолжал молча стоять рядом, вглядываясь в темноту, словно в неё можно было заглянуть глубже, чем кажется.
И вдруг что-то изменилось.
Из окна хлынуло свечение. Сначала едва заметное, оно усиливалось с каждой секундой, словно кто-то включал его изнутри. Лучи ложились на лицо и грудь Алби, окрашивая их в меняющиеся переливы — зелёные, синие, багровые. Он стоял, как заколдованный, и казался не человеком, а статуей у воды, в которую падает разноцветный свет.
Эвита задержала дыхание и уставилась в окно. Комок подступил к горлу.
— Ты знаешь, что за стенами — Лабиринт, — тихо, почти шепотом, сказал Алби. Его голос звучал глухо, будто из другого мира. — Всё, что мы здесь делаем, Шнурок, всё до последней капли пота и крови, — ради Лабиринта. Каждый день. Мы бьёмся, чтобы понять, что это за место и зачем оно существует. Я хочу, чтобы ты увидела, с чем имеешь дело. Чтобы уяснила — за стены нельзя выходить. Ни при каких обстоятельствах.
Он отпустил листву и сделал шаг в сторону, давая ей место у окна.
Эвита медленно подошла. Прикоснулась носом к холодному стеклу. Оно покрылось испариной от её дыхания. Сквозь грязь и пыль она увидела… силуэт.
Что-то двигалось в темноте.
Существо, огромное и бесформенное, скользило вдоль коридора. Оно казалось жидким, переливчатым, как ртуть, но при этом излучало слабое, почти болезненное сияние. И вдруг — рывок. Оно вскарабкалось на стену и резко метнулось в сторону окна.
Громкий БУХ — и вся конструкция задрожала.
Эвита вскрикнула и отпрянула, сердце бешено колотилось в груди. Существо, отскочив от стекла, продолжало двигаться в темноте, оставляя за собой светящиеся разводы.
Она сделала глубокий вдох, заставляя себя вернуться. Снова приникла к стеклу. Теперь она видела больше: блестящая кожа, покрытая шипами, скользила по поверхности, отбрасывая серебристые отблески. Из его тела торчали металлические конечности, напоминающие хирургические инструменты: пила, иглы, штыри, зажимы. Оно походило на гибрид чудовища и машины. Что-то нечеловеческое, и в то же время пугающе разумное. Оно знало, что за ним наблюдают. И хотело попасть внутрь.
Страх прокатился по телу волной. Грудную клетку сдавило, дыхание перехватило. Эвита почувствовала, как тело покрывается мурашками. Несмотря на провалы в памяти, несмотря на то, что ей казалось, будто она ничего не знает о себе — она была уверена в одном: никогда прежде не сталкивалась ни с чем настолько ужасным.
— Гриверы, — наконец произнёс Алби. — Они выходят только ночью. Ворота защищают нас от них.
Эвита всё ещё смотрела в темноту, где мгновение назад копошилась та жуткая тварь. Внутри неё бушевала буря эмоций, но снаружи она оставалась почти неподвижной. Теперь она понимала, почему никто так и не нашёл выход — если за этими стенами бродят такие создания, то что же ещё их там поджидает?
— Значит, вот оно как…
Желание броситься в Лабиринт, надеясь на чудо, испарилось. Но она знала: однажды ей всё же придётся туда пойти. Просто не сейчас. Пока она лишь учится жить по новым правилам, стараясь понять, кто запихнул её сюда, стёр из памяти всё — вплоть до собственного имени. Паниковать было бы бесполезно. Ей нужен план. Чёткий, разумный, продуманный до мелочей. И только тогда она начнёт действовать.
Мысль эта вспыхнула в ней, согревая и придавая сил. Пусть всё внутри трепетало от страха, но она уже сделала свой выбор. Да, возможно, оказавшись по ту сторону, она пожалеет. Но разве можно понять, не попробовав?
Алби наблюдал за ней, нахмурившись. Эмоции на лице Эвиты сменялись одна за другой — удивление, сомнение, решимость. Но страха он так и не увидел. Это настораживало. Девушка стояла спокойно, будто увиденное за стеклом было частью фильма, а не реальной угрозой. Она закусила губу, погружённая в свои мысли.
Наконец, вынырнув из них, Эвита повернулась к нему.
— Томас уже рассказывал мне о Гриверах.
— И что? Думаешь, это всё сказки? — в голосе Алби зазвучала жёсткость. — Твоя задача — помогать нам выживать, а не играть в героиню и думать, как выбраться через Лабиринт!
— Эй, спокойно, я всё поняла, — ответила она, поднимая руки в примиряющем жесте.
Алби шагнул ближе, напряжённо глядя ей в глаза.
— Я показал тебе это потому, что ты ведёшь себя иначе. Ты не такая, как остальные. Это может быть как плюсом, так и проблемой.
Эва чуть прищурилась.
— А я уж было подумала — настал тот самый момент, когда тайны Глэйда начинают открываться.
Её насмешка лишь подлила масла в огонь. Алби резко ткнул в неё пальцем, глаза горели.
— Без глупостей, ясно? Если я хоть что-то заподозрю... — он выдержал паузу, — скину тебя в Обрыв.
— Обрыв? — переспросила она, не понимая, что он имеет в виду.
Но вместо объяснений Алби просто развернулся и пошёл прочь, оставив её одну.