Четырнадцатая глава
Пока я разговаривала с Пьером, искала в нём какой-то интерес, какую-то лёгкость в общении, рядом со мной произошла совсем другая сцена. Я не заметила этого сразу — ведь Пьер продолжал разговор, его взгляд был занят мной, а значит, я могла расслабиться и даже немного забыться. Но когда я обернулась в поисках Данте, я увидела его... Он стоял, разговаривая с женщиной, которую я не узнавала. Она была где-то его возраста, элегантна, с идеально уложенными волосами и платьем, которое говорило само за себя — изысканное и дорогое. Она смеялась, и этот смех, легкий и звонкий, словно привлекал к себе всё внимание.
Данте, как будто бы поглощённый её словами, улыбался ей. Он был внимателен, его жесты были спокойны, но уверены, он словно наслаждался её обществом. В его взгляде не было той сдержанности, которую я обычно наблюдала, когда он общался с другими. Это был другой взгляд. Вдохновлённый, более мягкий.
Я почувствовала, как что-то неприятно кольнуло меня в груди, как будто за одну секунду я оказалась лишней, невидимой для него, на фоне её яркой личности. Я попыталась отвести взгляд, почувствовав, как по щекам проступает лёгкое тепло, но не могла. Моё внимание было похищено сценой, которую я, видимо, не должна была видеть.
— Кажется, вы немного заскучали, — с лёгкой улыбкой произнёс он. Его голос был тёплым, спокойным, словно он почувствовал моё смятение. — Позвольте мне исправить эту несправедливость?
Я моргнула, словно просыпаясь от наваждения, и попыталась улыбнуться.
Пьер, ни слова больше не говоря, ловко переплёл свою руку с моей, как будто это было самым естественным жестом на свете, и повёл меня прочь от сцены, которая причиняла мне такую странную боль.
Мы миновали группы гостей, кто-то смеялся, кто-то чинно беседовал за бокалами шампанского, мимо шлейфов ароматов дорогих духов и мерцания бриллиантов. Пьер вёл меня туда, где было чуть тише — на открытую палубу, освещённую мягкими огнями, где тёплый ветер нежно играл подолами платьев.
— Здесь лучше, не так ли? — спросил он, остановившись у невысокого борта, за которым простиралось тёмное бархатное море, переливающееся под светом луны.
Я молча кивнула, делая глубокий вдох, чтобы заглушить всё, что творилось внутри меня. Пьер стоял рядом, но не навязывался.
— Вы совершенно не похожи на других гостей этого вечера, — произнёс он, чуть склонив голову. — Среди всей этой роскоши вы — как настоящий глоток свежего воздуха. Никаких масок, никакой фальши.
Я невольно рассмеялась, хотя сердце всё ещё сжималось от недавней сцены.
Пьер говорил легко, с той самой непринуждённостью, которой мне так не хватало сейчас, — и в его словах не было ни лести, ни притворства.
Мы перекинулись ещё несколькими фразами, и, возможно, я бы даже смогла окончательно отвлечься от своих мыслей… если бы не почувствовала на себе чей-то взгляд.
Я повернула голову — и встретилась глазами с Данте.
Он стоял на достаточном расстоянии, по-прежнему рядом с той женщиной, но теперь уже не слушал её. Его взгляд был устремлён прямо на меня, тяжёлый, оценивающий. Как будто он только что понял, что меня увели у него прямо из-под носа. Пьер между тем наклонился ко мне чуть ближе, его голос стал тише:
— Если честно, я счастлив, что сегодня именно вы оказались рядом со мной. Такие вечера слишком пусты без настоящего смысла.
Я не могла не улыбнуться, чувствуя, как на глазах у Данте, в его поле зрения, кто-то другой — красивый, лёгкий, уверенный — увлекает меня в свой мир.
Пьер, заметив мою улыбку, позволил себе немного больше — мягко коснулся моей руки, будто невзначай, как бы подчеркивая своё внимание.
Это движение оказалось последней каплей.
Я только мельком увидела, как Данте коротко, почти незаметно скривил губы и сделал шаг в нашу сторону.
Его походка оставалась внешне неторопливой, но в каждом движении чувствовалось внутреннее напряжение, которое он едва сдерживал.
— Прошу прощения, — раздался над моим ухом его голос, чуть ниже, чем обычно, с той характерной бархатной хрипотцой, от которой по коже пробегали мурашки. — Боюсь, мне нужно ненадолго украсть мою спутницу.
Он смотрел на Пьера холодно, вежливо, но без тени улыбки. Настолько властно, что тот, казалось, машинально сделал полшага назад.
— Конечно, конечно, — Пьер усмехнулся, глядя на меня чуть с сожалением. — До скорого, Оливия.
Данте мягко, но настойчиво взял меня за руку, увлекая за собой прочь от людской суеты. Пальцы его были тёплыми, но хватка выдавала то, насколько сильно он был взвинчен.
Мы отошли к краю палубы, туда, где тёплый морской ветер колыхал чёрные полотнища флагов.
Данте остановился, всё ещё удерживая мою руку, и только тогда его глаза встретились с моими.
В них горели те самые огни, которые он обычно прятал за холодной маской.
— Наслаждаешься обществом? — тихо спросил он, голосом, в котором звенело сдерживаемое чувство.
Я прикусила губу, едва удерживая улыбку, и ответила невинно:
— А я должна была ждать тебя?
Его пальцы на моей руке сжались чуть крепче — всего на секунду — но этого хватило, чтобы в груди вспыхнул огонь. Он молчал, глядя на меня с такой сосредоточенной интенсивностью, что казалось — весь остальной мир перестал существовать.
И в эту минуту, в этом взгляде, не было уже ни формальностей, ни сдержанности.
Было только чистое, обнажённое чувство.
В следующий миг Данте резко, почти отчаянно, притянул меня к себе.
Одним движением он прижал к себе, и прежде чем я успела что-то сказать, его губы накрыли мои.
Поцелуй был горячим, полным ревности, запретного желания и слишком долго сдерживаемой нежности.
Он целовал меня так, будто пытался стереть воспоминание о любом другом мужчине, который осмелился смотреть на меня.
Его ладонь легла на мою талию, прижимая ближе, так, что между нами не осталось и сантиметра воздуха. Он дышал тяжело, неровно, и в его прикосновениях было что-то отчаянное.
Я инстинктивно обвила его шею руками, теряясь в этом вихре чувств.
Всё остальное исчезло — лайнер, вечер, другие люди. Был только он. Его пальцы сжались на моей талии, как будто он боялся отпустить, боялся снова потерять эту близость.
Наконец он оторвался от меня, но всё ещё держал рядом, прижав лоб к моему.
— Ты моя, — хрипло выдохнул он. — Понимаешь? Только моя.
Моё сердце колотилось так громко, что казалось, его должно быть слышно на всю палубу. В этот момент я поняла: назад пути уже нет.
— Больше не намерен ждать? — я спросила с тенью усмешки, глядя ему прямо в глаза.
Данте замер, словно пойманный на месте. Его взгляд стал чуть мягче, и он, казалось, на мгновение задумался, как ответить.
— Я никогда не был терпеливым человеком, — тихо произнёс он, а уголки его губ слегка приподнялись в лёгкой ухмылке.
Я не громко засмеялась, почувствовала, как его рука коснулась моей щеки, нежно, без спешки, и он снова приблизился. Без лишней торопливости, прижался своими губами к моим. Мы обменялись поцелуем, но он был уже другим — твердое обещание того, что слова больше не нужны.
Я ответила ему и поцелуй стал глубже, но всё равно не страстным, а тёплым и спокойным, как будто мы просто согласились друг с другом, без слов.
Тот вечер на лайнере, с его роскошной атмосферой и безмолвными признаниями, стал отправной точкой. Не только для нас, но и для того, чтобы понять, что в наших отношениях больше не будет пространства для сомнений и ожидания.
Теперь мы были на грани чего-то нового, и только время покажет, что принесёт нам это чувство.