Пятнадцатая глава
Ночь выдалась удивительно спокойной. Без лишних слов, словно поняв друг друга без объяснений, они легли рядом. Данте притянул её к себе, обняв так, что между ними не осталось ни капли пространства. Его тепло, его размеренное дыхание рядом — всё это укутывало её в необыкновенное чувство защищённости.
Перед сном Данте вышел на балкон, чтобы поговорить с сыном. Сквозь приоткрытую дверь она слышала его мягкий, чуть более оживлённый голос. Данте расспрашивал мальчика о прошедшем дне, смеялся над его забавными рассказами, давал какие-то наставления. В этих коротких минутах чувствовалась вся глубина его любви и ответственности к сыну. Она лежала, слушая вполуха, и вдруг поняла, насколько он ей близок стал за такое короткое время.
Вернувшись, он лишь улыбнулся ей — уставший, но невероятно тёплый. Он лёг рядом и, не выпуская её из объятий, быстро уснул. Она ещё долго лежала без сна, прислушиваясь к его сердцебиению и своему собственному счастью.
* * *
Утро встретило их мягким светом, пробивающимся сквозь плотные шторы. Данте первым открыл глаза, какое-то время просто молча смотрел на неё, потом чуть сильнее прижал к себе, коснувшись губами её лба.
— Доброе утро, — прошептал он хриплым утренним голосом.
Она сонно улыбнулась и уткнулась носом в его шею, словно желая ещё хоть немного остаться в этом уютном коконе, прежде чем мир снова вмешается в их тишину. Через какое-то время Данте лёгким движением убрал прядь волос с её лица и напомнил:
— Пора собираться. Сегодня плотный день.
Мужчина первым поднялся с постели. Он выглядел расслабленным, почти непривычно лёгким. Вместо строгого костюма он выбрал простые чёрные брюки и тонкую льняную рубашку, слегка расстёгнутую на вороте. Его волосы были чуть растрепаны, а движения — неспешными, уверенными. В нём не осталось ни капли той напряжённой официальности, которую она привыкла видеть на лекциях и университетских встречах.
Он молча подошёл к ней, легко провёл рукой по её затылку, приглаживая рыжие волосы.
— У тебя будет около часа, — тихо сказал он, слегка касаясь её губ в мягком утреннем поцелуе. — Постарайся не опаздывать.
Барышня кивнула, закутываясь в одеяло и наблюдая, как он застёгивает часы на запястье. Видеть его таким — своим, живым, — было странно и волнующе одновременно.
Данте, бросив на неё последний, чуть улыбчивый взгляд, ушёл, оставив за собой лёгкий аромат дорогого одеколона и ощущение чего-то нового, настоящего.
Она ещё долго сидела на постели, думая о том, как всего за одну ночь их мир изменился.
* * *
Оливия вышла из своей каюты спустя час. Она выбрала для сегодняшнего дня что-то свежее и элегантное: светлый брючный костюм свободного кроя и лёгкий удлинённый пиджак, который мягко подчеркивал её фигуру. Вместо привычной блузы она решилась на нечто более дерзкое — чёрный кружевной корсет, который выглядел одновременно эффектно и изысканно. Волны её волос свободно падали на плечи, а тонкая цепочка с небольшим кулоном завершала образ лёгким, но изысканным штрихом.
Она не спешила. Поднимаясь по палубе, Оливия заметила группу мужчин — среди них был Данте. Он стоял чуть в стороне, но активно участвовал в разговоре. Его голос был низким, уверенным, а взгляд — полностью сосредоточен на собеседниках. Среди них она узнала и Пьера — тот, как обычно, держался уверенно, слегка театрально.
Но стоило мужчине заметить Оливию, как его речь на миг замедлилась. Он не сразу оборвал разговор — нет, Данте был слишком воспитан, чтобы сделать это откровенно. Однако взгляд его теперь уже не возвращался к собеседникам. Он наблюдал за ней: за тем, как она идёт, как лёгкая улыбка касается её губ. Морро словно невольно сделал шаг в её сторону, не отрывая взгляда. Барышня улыбнулась — коротко, чуть насмешливо — и подошла ближе.
— Доброе утро, господа.
Пьер, услышав только её голос, тут же взглянул в сторону ассистентки, и его губы накрыла лёгкая улыбка.
— Вы уже проснулись, мадемуазель. Доброе утро.
— Будильник разбудил меня ещё час назад, — она чуть усмехнулась, явно не глядя на Данте.
— Правда? Я заходил за вами не так давно, но никто не ответил. Подумал, что только встали.
— Я принимала душ, возможно, просто не услышала.
Слова Пьера, будто бы невинные, отозвались в Данте лёгкой тенью недовольства. Он не проронил ни слова, но его взгляд чуть сузился, на мгновение задержавшись на мужчине рядом. В нём вспыхнул тонкий отблеск собственнического инстинкта — сдержанный, но красноречивый для тех, кто умел читать между строк.
— Наверняка так и есть, — добавил Пьер, чуть наклонив голову, словно не замечая смены настроения в воздухе.
Данте стоял чуть в стороне, руки были скрещены на груди, и его взгляд вновь скользнул по ней. Он будто отмечал для себя каждую деталь: лёгкость её голоса, уверенность в движениях, то, как она позволяла другому мужчине говорить с ней так непринуждённо. А она… она делала это намеренно. Он чувствовал.
— Оливия, если вы не против, — вдруг добавил Пьер, — Позже мне было бы приятно пообщаться с вами тет-а-тет. Есть пара вопросов, неформальных, так сказать.
Её бровь чуть дрогнула, и она едва заметно приоткрыла рот, но прежде чем успела что-либо ответить, рядом оказался Данте.
— Прости, Пьер, — голос его звучал спокойно, но в нём сквозила сталь, — Боюсь, она будет занята. У нас насыщенный день. Оливия моя ассистентка и должна всегда быть рядом, не забывай.
Она взглянула на него. Он смотрел только на неё, и в этом взгляде читалось всё — и раздражение, и желание, и неостывшая ревность.
* * *
Оливия молча вышла в открытую часть корабля, нуждаясь в глотке прохладного, морского воздуха, но даже море не помогало успокоить волнение внутри. Она слышала, как он подошёл — всегда отличала его шаги. Не обернулась.
— Ты слишком бурно отреагировал, — сказала она ровно.
— А ты слишком спокойно позволила ему говорить с тобой, — отозвался Данте, остановившись позади.
Она медленно повернулась, скрестила руки.
— Мне запрещать другим мужчинам говорить с собой?
Он подошёл ближе. Теперь между ними не было даже воздуха.
— Я не это имел ввиду.
Она отвела взгляд, но он легко взял её за подбородок, заставляя встретиться взглядами.
— Когда я сказал, что ты моя — это было не в порыве. Не в эмоциях. Это — решение. Я не хочу, чтобы между нами кто-то стоял. Даже чёртов Пьер.
Девушка тихо вздохнула. Рука профессора ещё лежала на её лице — тёплая, надёжная. Она придвинулась ближе, почти касаясь лбом его груди.
— Я не принадлежу тебе, Данте, — прошептала она. — Но я выбираю тебя. Каждый день. Пока ты хочешь, чтобы я была рядом.
Он наклонился, коснулся её волос губами. И прошептал, как обет:
— Всегда.
* * *
Позже тем же днём, ближе к полудню, на одной из роскошных палуб лайнера началось официальное мероприятие — презентация культурного проекта, в рамках которого и проходила вся эта поездка. Просторная зона была оформлена со вкусом: светлые тона, изящные детали, фрукты и охлаждённое вино на длинных столах. Гостей становилось всё больше — дипломаты, кураторы, профессора, представители крупных музеев. Всё выглядело так, словно находились не в море, а в стенах одной из лучших галерей Европы.
Она стояла в стороне, с бокалом лимонной воды, в том самом светлом образе, который сочетал в себе и молодость, и строгость. Данте вышел на импровизированную сцену — утончённый, собранный, но теперь в его манере держаться сквозила лёгкость. Чёрная льняная рубашка, чуть закатанные рукава, тёмные брюки. Он выглядел так, будто чувствовал себя на своём месте.
— Господа, дамы, — его голос был спокоен и глубок. — Для меня честь быть частью этого культурного вечера. Мы с вами не просто путешествуем — мы перемещаемся по граням прошлого, которое помогает строить мосты между культурами. И, быть может, между людьми.
Он не читал текст. Он говорил, глядя прямо в зал, уверенно, как будто обращался лично к каждому. Оливия смотрела на него, не в силах отвести глаз. Ни один человек в зале не казался ей более интересным.
И когда его взгляд скользнул по толпе и ненадолго задержался на ней, в серых глазах отразилось что-то едва уловимое — как будто он видел только её среди десятков лиц. Не было ни улыбки, ни жеста, только это быстрое, но наполненное теплом пересечение взглядов.
Она не могла отвести взгляд. Весь зал словно исчез, растворился в мягком шуме голосов и хрустале бокалов. Остались только его слова — уверенные, глубокие, звучащие в унисон с тем, что билось в её груди.
Когда аплодисменты заполнили пространство, она всё ещё смотрела на него. Данте слегка кивнул аудитории, но взгляд его снова упал на неё — будто искал подтверждение, что она была с ним.
После выступления к нему сразу подошло несколько гостей, начались вежливые приветствия, обмен визитками и лёгкие беседы. Она осталась в стороне, наблюдая. И хотя его внимание было поглощено обязательной светской рутиной, она уловила то, как его плечи чуть напряглись, стоило ей сделать шаг в сторону выхода.
— Оливия, — негромко позвал он, ловя её перед тем, как она скрылась за колонной.
— Да? — она остановилась, повернувшись через плечо.
Профессор подошёл вплотную, нарушая каждую границу. Он медленно наклонил голову, задерживая на ней пристальный, тягучий взгляд, будто изучал её заново — каждую черту, каждое дыхание. Одной рукой он мягко, но уверенно скользнул под край её пиджака, обхватив ладонью талию. Его пальцы лёгкой, почти ленивой линией очертили изгиб, задержавшись чуть ниже рёбер — там, где ткань корсета особенно подчёркивала хрупкость.
— Мне хотелось бы, чтобы этот вечер стал только нашим, — шепнул он, его голос звучал низко и тепло, словно приглашающий в какую-то неизведанную, уютную вселенную, где не существует ни времени, ни забот.
Её губы слегка дрогнули, на лице промелькнула почти незаметная улыбка, такая хрупкая и в то же время наполненная скрытым смыслом.
— Ты же понимаешь, что наше близкое общение может раскрыть нас перед всеми, — тихо произнесла Оливия, её слова были не просто бдительными, но и полными тревожного предостережения.
Студентка ощутила, как за их отношения могут наблюдать, как люди будут строить догадки, замечать нечто большее, чем просто профессиональные отношения. В этом было нечто уязвимое, на что она не готова была согласиться так легко.
Он наклонился чуть ближе, взгляд стал серьёзным, но в нем всё же оставалась искорка весёлого огонька, не потерявшегося в его уверенности.
— Боишься осуждения? — спросил он, его голос был мягким, с лёгким оттенком насмешки, как будто он знал что-то, чего она ещё не осознавала.
— За себя нет, — ответила она, не отводя взгляд, — Но ты… они ведь видят в тебе ещё образ идеального семьянина, верного и стабильного. А теперь вдруг ты можешь оказаться рядом со мной, неестественно, чуждым образу, который они построили.
Он рассмеялся, и этот смех был не просто звуком, а живым дыханием в пространстве между ними. Мужчина мягко притянул её к себе, его руки с уверенностью, крепко обвили её талию. Это было нечто большее, чем просто движение — это был жест, который сказал больше слов.
— Мне не важно, что думают обо мне другие, — произнёс Данте, его лицо наклонилось чуть ближе, а дыхание стало ещё более ощутимым, тёплым, почти интимным, — Главное, чтобы ты знала правду. Только мы с тобой знаем, что между нами. И это важно больше всего.
Он замолчал, его глаза сияли мягким светом, полными твердой уверенности. Это было что-то непреложное, как неизбежный факт. Она ощутила, как её сердце учащённо забилось, и несмотря на все свои опасения, поняла, что этот момент был их собственным.