Одинадцатая глава
Воскресенье. Вся неделя прошла в заботах, а сегодняшний день я решил посвятить только Алену. Он был в хорошем настроении, как и я, поэтому я предложил ему прогуляться. Мы выбрали парк неподалеку, любимое место, где мы часто бывали вдвоем. Знал, что он обрадуется. Мы взяли мяч, и я заметил, как быстро он стал взрослым: ещё недавно, с его короткими ножками, он не мог догнать мяч, а теперь, с каждым разом, его движения становились всё увереннее.
Мы дошли до небольшой лужайки, где решили поиграть. Сначала он упорно пытался меня обыграть, но каждый раз, когда я перехватывал мяч, он хмурился, но тут же начинал смеяться и просил ещё. Я заметил, что он стал более настойчивым в игре, не просто соглашался на мои условия, а пытался придумать что-то новое. Это было, как его маленькое взросление перед моими глазами.
Мы бегали, скакали по траве, и мне было удивительно приятно видеть, как он растет. Он подбегал ко мне и пытался ловить мяч, но оказывался медленнее.
— Пап, давай ты не будешь так сильно выигрывать! — смеялся он.
Мы продолжали играть, и с каждым новым пасом я чувствовал, что отношения с ним становятся всё крепче.
Затем мы решили немного отдохнуть. Сели на скамейку у прудика. Листья деревьев тихо шелестели, а вода в пруду переливалась в солнечных бликах. Ален был немного уставшим, но его глаза светились энергией.
— О чём задумался? — спросил я, замечая, как Ален вдруг замолчал и стал смотреть куда-то вдаль.
Он покрутил в руках бутылку с водой, сделал маленький глоток, а потом негромко ответил:
— Я вспомнил Оливию. С ней было бы веселее.
Его слова застали меня врасплох. Услышать её имя от сына… Это выбило меня из равновесия. Я на мгновение замер, но прежде чем успел что-то сказать, Ален поднял на меня свои внимательные глаза и задал новый вопрос — спокойный, но какой-то слишком серьёзный для его возраста:
— Пап, она тебе нравится?
Я почувствовал, как в груди что-то дрогнуло. Слишком прямо. Слишком неожиданно.
В глазах Алена читалось не просто любопытство — что-то глубже, серьёзнее. Он ждал.
— Ален, я с твоей мамой… — начал я, но он не дал мне договорить, перебил без тени раздражения, будто заранее знал, что услышу.
— Когда Оливия была с нами, всё ощущалось… как в настоящей семье.
Я посмотрел на него внимательнее. Он говорил это так спокойно, так осознанно, что мне стало не по себе. Он видел и понимал больше, чем должен был в свои годы.
— Ты с ней выглядишь счастливее. Не так, как с мамой, — добавил он.
— Мама — важный человек для нас обоих. У нас с ней своя история, Ален. Ты ещё не до конца её понимаешь, но она закончилась, — на мгновение я замолчал, стараясь подобрать слова.
— Оливия — это… новая история. И я не хочу, чтобы тебе было тяжело из-за этого.
Выдохнул, присел перед ним на корточки и заглянул в его глаза — отражение моих собственных. Улыбнулся, легко, чуть грустно.
— Я знаю, папа. Но я не против Оливии, она мне нравится. С ней было хорошо. Когда она ещё придёт?
Он улыбнулся, и эта детская непосредственность вдруг сняла часть моего напряжения.
— Не знаю, сынок, — ответил я мягко, глядя вперёд. — Мне ещё предстоит завоевать её сердце.
Ален задумался, а потом его глаза загорелись восторгом.
— Мы вместе это сделаем!
Я усмехнулся, погладив его по голове. Какая же у него чистая вера в меня.
— Ты мой союзник?
— Конечно! — он гордо вскинул подбородок.
Я рассмеялся и подал ему руку. Вечерело, воздух стал прохладным, а я не хотел, чтобы он замёрз.
— Пора домой. Завтра у меня есть одно дело. Хочешь поехать со мной?
— А куда?
— Посмотреть новый дом. Думаю, нам стоит сменить обстановку.
Ален замедлил шаг, будто обдумывал мои слова, а потом тихо спросил:
— А мама знает?
— Думаю уже знает.
Он кивнул и крепче сжал мою руку.
Мы шли домой, наслаждаясь прохладным весенним вечером. Ален бегал вперёд, иногда оглядываясь, чтобы убедиться, что я следую за ним. Воздух был свежим, а улицы были наполнены ароматом распускающихся цветов и трав. По пути мы встретили несколько знакомых людей, с которыми Ален весело поздоровался, а я тихо улыбался, наблюдая за его радостью.
Когда мы наконец вернулись в квартиру, Ален сразу спрятался в своей комнате, а я остался в коридоре, снимая куртку и скидывая усталость дня. Мои мысли всё ещё возвращались к нашему разговору, но я знал, что нужно взять себя в руки и сконцентрироваться на настоящем.
Я зашёл на кухню, где стояла мать моего ребёнка, сжимая в руках бумаги — явно те, которые прислал ей мой адвокат. Она была в гневе, её лицо побагровело, а взгляд сверлил меня, как ножом.
— Ты решил бросить меня!? — она едва сдерживала эмоции, голос дрожал от ярости.
Я оставил взгляд холодным и спокойным, несмотря на её вспышку. Ответил без спешки, проходя мимо неё чтоб приготовить сыну ужин.
— Я тебя бросил в день, когда ты изменила мне. Чему ты удивляешься?
Её глаза метали молнии, но меня это никак не волновало. Мне было всё равно.
— Как же наша семья? Что я скажу родителям? — её голос дрожал, от бушующей ярости.
Я тихо усмехнулся краем губ, после чего, не обращая внимания на её слова, открыл холодильник и начал доставать продукты.
— Скажи им правду, — произнёс я, не глядя на неё. — Скажи, что захотела новых впечатлений, когда нашему ребёнку и года не было.
Я продолжал собирать продукты с полок, не торопясь, зная, что этот разговор не закончится так легко. Она уже замолчала, но её присутствие все равно ощущалось — напряжённое, как натянутая струна.
— Ты требуешь полную опеку над Аленом, — произнесла она, наконец, с явным раздражением в голосе, как будто пыталась найти хотя бы малейший повод для сопротивления.
Я немного приостановился, взглянув на неё, но на лице не отразилось ни одного переживания. Мне было всё равно, как она отреагирует, и я знал, что сейчас наступает момент, когда не важно, что она думает, важно только то, что я решил.
— Да, я хочу забрать его с собой, — произнес я спокойно, не повышая голоса. — Даже при всей моей занятости я занимаюсь им больше, чем ты, сидя дома.
Мои слова звучали твердо, без тени сомнений. Я никогда не был тем, кто будет запрашивать разрешение на свои поступки. Это не было игрой — это было требование. Не для того, чтобы отомстить или как-то ущемить её, а потому, что это было правильно для моего сына.
Она стояла, сжала в руках бумаги, как будто пытаясь найти в них какую-то поддержку.
— Ты не заботилась о нём. Ты не интересовалась им.
Она сделала паузу, а потом выпалила:
— Ты оставляешь меня без всего. Как мне теперь жить? Что я скажу своим родителям? Что скажут люди? Ты думаешь, я хочу быть в этом положении? Ты меня просто оставляешь!
— Ты всегда думала о себе, — сказал я. — Я оставляю тебе эту квартиру. Всё остальное прочитай внимательно в пунктах.
Она замолчала, будто поражённая. Я видел, как в её глазах мелькала паника — не от страха за сына, а от того, что теперь её мир разрушился. Без моего стабильного присутствия, без роли жены и матери, она оставалась одинокой женщиной.
Отвернувшись, я продолжил готовить, стараясь не обращать внимания на её молчание. Она, видимо, переваривала всё, что я сказал, и, похоже, понимала, что эта ситуация была выгодной для неё.
На мгновение прикрыл я глаза, пытаясь успокоить себя. Тихо выдохнул, ощущая, как напряжение в теле немного уходит. Я не хотел больше тратить время на пустые разговоры.
Когда она ушла, я почувствовал, как будто с меня сняли тяжёлую ношу. Комната стала тише, и я мог наконец сосредоточиться. Ален был в своей комнате, а я взялся полностью за ужин. Небольшая кухня наполнилась ароматом жареного мяса, картофель с чесноком подрумянивался на сковороде, а я тихо помешивал его, уставившись в окно.
Ален пришёл на кухню, когда всё было почти готово, и я предложил ему сесть за стол. Он, как всегда, был лёгким на подъём, с улыбкой, готовый к чему-то новому, даже если это просто ужин. Мы с ним сидели вдвоём, и даже пустая, чуждая атмосфера, которая оставалась после её ухода, не могла полностью затмить этот момент.
— Пап, ты обещал рассказать, что мы будем делать завтра, — сказал он, откусывая кусочек картошки.
Я улыбнулся, взглянув на него.
— Смотреть ли подойдёт нам новый дом. Это будет интересно, правда?
Он кивнул, не без интереса разглядывая меня, словно в ожидании чего-то ещё.
— А Оливия тоже поедет? — спросил он с лёгким вопросительным взглядом, как будто ожидая подтверждения.
Я почувствовал, как что-то внутри меня ёкнуло.
— Нет, она уехала к своим родным.
Ален немного нахмурился, но быстро вернулся к еде, всё же не переставая задавать вопросы.
— Пап, а когда она вернётся?
Я замедлил движение руки, взглянул на сына. Он смотрел на меня с таким выражением, будто надеялся услышать положительный ответ, что Оливия вернётся скоро.
— Скоро, сынок. Но потом нам надо будет уехать на пару дней по работе.
Он продолжал смотреть на меня с тем же невинным выражением лица, но я мог видеть, как в его глазах появляется некоторое беспокойство.
— Ты всегда так много работаешь, — сказал он тихо, как бы беспокоясь, что я могу исчезнуть на долгое время.
Я почувствовал лёгкую тяжесть в груди. Моё внимание в последнее время было поглощено работой и собственными чувствами, и я не всегда успевал быть с ним. Это меня беспокоило, я не хотел, чтобы Ален ощущал себя в одиночестве.
— Это правда, я работаю много, но ты знаешь, что ты для меня важен, и я всегда буду рядом, когда тебе нужно, — ответил я, стараясь сделать голос мягче.
— Я понимаю, папа, — сказал он с лёгкой улыбкой, но я знал, что его сердце всё равно остаётся немного тяжёлым.
Мы закончили ужинать, начали убирать со стола, и я предложил ему посмотреть какой-нибудь фильм перед сном. Ален, хотя и был уставшим, с радостью согласился. Нам обоим было нужно немного отвлечься, чтобы забыть обо всех заботах.