7. Страх для силы, страх для слабости.
Том был зол.
Первым желанием было причинить этой наглой и пустоголовой девчонке такую боль, чтобы та извинялась на коленях перед ним. И он бы именно так и сделал. Остановила его в самый последний момент лишь мысль о том, что демонстрация своих сил и способностей незнакомым людям, жившим гораздо ближе к центру Лондона, чем он сам, была бы крайне необдуманным поступком, который, в свою очередь, мог бы привести к совершенно непредсказуемым последствиям.
Однако злость необходимо было выплеснуть. Да и проигнорировать подобное отношение к своей персоне Реддл просто не мог.
Все же мальчишка мог жить в самых разных условиях. Та же жизнь в приюте не блистала роскошью и комфортом. При этом всем, Том всегда был чистым. Он ненавидел грязь. Мог ее принять, если ничего исправить было нельзя. Но вот так вот поливать его помоями... этого принять Реддл никак не мог. И даже было плевать, если это все не более, чем случайность. Отношение к произошедшему из-за подобных оправданий вряд ли изменится. Все равно, какие причины. Результат — главное. И то, что произошло, никоим образом не вписывалось в рамки, в пределах которых мальчик мог проявить терпение — его у него было, в принципе, не так уж и много.
Мгновение.
Том стремительно сократил расстояние между ними, поднимая руку, чтобы отвесить этой паршивке звонкую и хлесткую пощечину.
— Бей! Бей, я сказала!
Реддл замер, будучи не в силах пошевелиться.
Наверное, мало кто в приюте мог бы похвастаться тем, что, задумавшего расправу, Тома вдруг остановили бы. Как правило, такого не случалось. Задумав что-то или приняв для себя какое-то решение, он всегда шел до конца. И где был этот «конец», знал лишь он сам, что и привело все к тому, что большинство приютских детишек откровенно его побаивались — его самого это, к слову, вполне устраивало. Однако... Сейчас мальчишка все же остановился. И даже сам оказался удивлен подобным.
И он понимал, почему. Все из-за ее слов: «Бей! Бей, я сказала!» — они все еще эхом отдавались в его голове.
Никто еще так открыто не подставлялся под удар. А ведь Реддл прекрасно видел, что девочка боялась. О, да... Она боялась. Это было видно по сжатым кулачкам, закушенной губе, слышно по звенящему напряжением голосу. Ей было страшно. Но эта... «паршивка» не молила остановиться. Наоборот, нашла в себе силы крикнуть это свое «бей!». С подобным Том сталкивался впервые и это... обезоруживало.
Неизвестно, сколько еще он бы простоял с поднятой для удара рукой, если бы не тихий голос его соседа. Именно он вернул его в реальность.
Раскрытая ладонь медленно и... словно бы с сожалением сжалась в кулак, а потом рука и вовсе опустилась.
Гнев попросту ушел. Он бы может и сохранился, но девочка признавала свою ошибку и была готова ответить за нее. Такое Реддл редко встречал даже среди взрослых, а о таких же детях, как он сам, и говорить не стоило.
К слову сказать, девочка была мила. Том не разбирался в красоте — кажется, именно этот критерий используют, чтобы оценить девочку. Впрочем, полного отвращения не вызывала, что уже хорошо. А еще мальчишка успел заметить, что она не англичанка... или не совсем англичанка? Просто было что-то такое, что отличало ее от тех, кто родился на землях Туманного Альбиона. Взять хотя бы чуть смугловатую кожу. Не сказать, что та была прямо такой уж смуглой, но на пару тонов темнее привычной бледной точно была. А еще никакого платья, что показалось Реддлу странным. Он раньше не общался с девчонками, да толком и не знал их. Однако ему было известно о том, что они вроде как любили платья, кукол и сладости. Насчет кукол и сладостей сейчас что-либо сказать было сложно, но платья не было. Были светло-коричневые брюки и наполовину заправленная в них рубашка, подпоясанная простой бечевкой. Наверное, из-за этого взгляд невольно цеплялся за красную шелковую ленту, что затерялась в буйных коротких кудряшках девочки, делая ее немного похожей на барана, если честно. Глаза, помимо прочего, тоже были... не «лондонские». Они были большие, раскосые и насыщенного зеленого цвета, что сильно выделялось среди тонких и отчасти даже миниатюрных черт лица местных, к которым привыкаешь с детства. Даже губы были тонкие, а вот глаза. Казалось, они были даже слишком большими для такого маленького лица. В общем и целом, девочка выглядела несуразно и чуждо, но, как говорилось ранее, отвращение не вызывала и на том... спасибо.
Когда же та, что совсем недавно была просто «паршивкой», вдруг назвала свое имя, Том посмотрел на нее со смешанными чувствами. Наверное, именно так смотрят ученые на новый и еще непознанный вид насекомых. И... Примерно такие же вопросы крутились у него в голове: «Насколько этот вид опасен?», «Ядовит ли он?», «Есть ли у этого экземпляра жало, которое может впиться в спину в самый неподходящий момент?» и «Стоил ли этот вид того, чтобы знать его название?». Конечно, вопросы были немного другие. Но общий смысл... он сохранялся.
На самом деле, Реддл не планировал называть свое имя в ответ. Нужды в новых знакомствах или, тем более, друзьях не испытывал. Ему все это было ни к чему. И, если честно, думал, что его сосед придерживался того же мнения.
Но...
— Га... Гарольд... Винтер...
Том бросил короткий и быстрый взгляд на Гарольда, который, как оказалось, даже не смотрел на девочку. Уткнулся в свою коробку и все. Но если девочка не видела его глаз, то Реддл видел. И вообще не понимал, с чего тот вдруг назвал свое имя. Ни радушия, ни радости от этого Винтер явно не испытывал. Его взгляд... он был пустым. Создавалось ощущение, что и назвал свое имя его сосед лишь потому, что так было надо. А кому «надо» и зачем... этого уже не знал никто, возможно, даже он сам.
Такой взгляд у него появился с того самого дня...
«— А вот и гости! — радушно воскликнул мужчина, гостеприимно распахивая дверь настежь. — Проходите-проходите, — затараторил как-то спешно мужчина, все еще улыбаясь. — Не стойте на пороге. Погода нашей Матушки Англии редко балует нас теплом. Нам же не нужно, чтобы вы заболели, верно? — тон был не просто добрым и теплым, но и участливым.
Широкая ладонь с мясистыми пальцами покровительственно легла на спину Гарольду, прямо между лопатками, чуть подталкивая внутрь — не ожидавший нарушения личного пространства Винтер вздрогнул, но руку не скинул, скорее... просто напрягся.»
Вот только, кажется, никто этого не замечал. Всем Гарольд виделся самым обычным, прежним. И только Том знал, куда смотреть, чтобы понять, что слишком многое изменилось в его соседе.
Мальчик посмотрел на Франческу, не скрывая легкого раздражения и полного отсутствия дружелюбия.
— Томас Реддл.
И сказано это было с той интонацией, с которой вряд ли можно было завести друзей.
Пусть эта девочка и смогла его удивить. Но... на этом все. Ничего особенного и примечательного в ней не было. Обыкновенная, слабая, глупая и совершенно никчемная девчонка. Связываться с ней? Не было никакого желания, необходимости и, тем более, смысла, чего Реддл, собственно, и не скрывал.
Если Франческа и заметила явное недружелюбие, то виду не подала. Только приоткрыла дверь шире.
— Тебе надо умыться... — проговорила она, смотря прямо на Тома. — И... переодеться.
А вот это уже предложение дельное.
Пусть эта девчонка и раздражала, но вернуться в приют, пропахшим помоями, было явно не самой лучшей идеей. Мало того, что самому неприятно и унизительно, так еще и накажут за порчу форменной одежды и за неподобающий вид на людях.
Именно поэтому мальчики пусть и помедлили немного, однако внутрь все же прошли — в гостях у кого-то они были впервые. Это немного нервировало.
________________________________________________
С того самого визита в дом из бордового кирпича прошла неделя.
Эта неделя не была особо суматошной. И ничего особенного за это время не произошло. Обычная рутина, не более. Но если у Гарольда спросить о некой Франческе, то он не сразу ответит, что вообще знал кого-то с таким именем.
С ним всегда так. Люди очень редко закреплялись в его памяти надолго. Да, человек мог появиться и назвать свое имя, но это не значило, что Винтер его запомнит. Ведь стоило этому человеку исчезнуть из его поля зрения, как в мальчике воцарялась абсолютная и полная внутренняя тишина. Так и с Франческой... Стоило им тогда покинуть ее дом, как Гарольд попросту выкинул ее из памяти за ненадобностью, словно эта девчонка мгновение назад просто приснилась ему, а потом навеки канула в прошлое.
Что-то похожее Винтер ощущал по отношению к своим, безликим для него, родителям. Мальчишка не знал их — их для него попросту не существовало. По правде говоря, Гарольд вообще не испытывал острой потребности в родителях, будто бы сто жизней подряд до этой тоже был сиротой, как если бы с самого начала просто соткался из воздуха.
В любом случае, начался новый день. И недостаток событий и происшествий сполна окупился, ведь именно сегодня они не заставили долго ждать.
Завтрак будет только через полчаса, а Гарольд уже был в кабинете миссис Коул в компании своего соседа.
— Как ты себя чувствуешь, Гарольд? — участливо спросила женщина. — Уже все хорошо? Ничего не болит?
Это участие. Оно было наносное. Только для вида и потому, что «надо» — у взрослых часто так. Подобное уже даже не раздражало, стало чем-то привычным.
Задевало другое. Что именно? Миссис Коул знала. Она все знала. Конечно, сомнений в этом не возникло еще тогда, когда Винтера тонкими намеками предупредили о том, что рассказывать о произошедшем нельзя никому. Но все равно оставалась надежда на то, что женщина просто не знала всего, а если бы ей было известно, то она бы предотвратила. Нет. После ее вопросов все стало окончательно очевидно. Миссис Коул знала обо всем, что произошло в том «домике для гостей». Знала. И... никак не помешала этому, не предотвратила.
— Нормально.
И Гарольд не соврал. Физически он себя чувствовал нормально. Ничего уже не болело, не ломило и не тянуло. Никаких синяков тоже уже не осталось, о чем миссис Коул, наверняка, уже и сама узнала от монахинь, что периодически осматривали детей.
Конечно, мальчишка почувствовал короткий взгляд Реддла. Но даже и не посмотрел на него в ответ.
Том хоть и не задавал вопрос, не предлагал помощь и не лез, но слепым и идиотом не был. Так что, вероятнее всего какие-то догадки и мысли по поводу всего произошедшего у него были. Нельзя сказать, что он сильно беспокоился о Винтере. Да и с чего бы вдруг? Они не друзья и даже не приятели, просто соседи по комнате, не более того.
Миссис Коул, к слову, ответ «все нормально» вполне устроил — именно его и хотела услышать. Иного просто не ждала.
— Как вы могли догадаться, позвала я вас сюда не просто так, — начала женщина. — Во-первых... я хотела поблагодарить вас за прекрасно выполненную работу. Особенно тебя, Гарольд. Наш гость был просто в восторге. Он жалеет лишь о том, что в тот раз сильно устал с дороги и не смог уделить свое внимание вам обоим в равной степени.
Винтер ее слушал лишь фоном. Он пытался разобраться в ощущениях, которые испытывал.
Том в этот раз, как и большую часть времени, был холодной и непробиваемой стеной. Порою, за подобное Гарольд был ему благодарен. Срывы, что так часто беспокоили мальчишку, когда он жил в другом приюте, сейчас стали редкими. А все из-за этой «стены». Когда чужих эмоций и чувств вокруг становилось слишком много, Винтер просто цеплялся за Тома. Нет, не физически, а пытался «прощупать» его. И из-за малого спектра испытываемых тем эмоций, мальчик успокаивался.
Миссис Коул? По сравнению с тем, когда он ее встретил впервые в этом приюте, она стала словно бы темнее. Это и правда сложно было описать словами. Это, как если бы палитру красок добавили вдруг черный, но не отдельно, а в каждый цвет по три-капли, может, больше — вот все и потемнело. Странно... Лично Гарольд сталкивался с подобным впервые. Но если разбирать «палитру» миссис Коул, то... На вкус это было как нечто сальное, невозможно жирное, из-за чего у Винтера тут же начинало першить в горле. Жадность, ненасытность... вот, чем была наполнена женщина.
— Наш гость снова нанес нам визит, — продолжала тем временем миссис Коул. — И в этот раз решил, что желает видеть вас обоих...
Надежная «стена» мелко завибрировала. Нет, внешне ничего не изменилось. Но Гарольд ощутил напряжение, которое шло от Реддла. Пусть он и не знал, что тогда произошло с его соседом, но последствия видел, что и позволило ему сделать некоторые предположения, хотя и не факт, что верные.
Винтер и сам оказался вдруг напряжен не меньше. Он даже не заметил, как его руки, словно бы зажив собственной жизнью, сжали подлокотники стульев до побелевших костяшек — равнодушное ко всему дерево тут же впилось в нежную кожу детских ладоней. Было больно. Но Гарольд редко концентрировался на себе. Поэтому и не почувствовал никакой боли в руках.
— Надеюсь, вы и в этот раз меня не подведете, — сказала миссис Коул, ее голос стал заметно жестче.
Винтер не хотел в домик для гостей. Он был готов на все, лишь бы вновь туда не вернуться. В голове даже появились мысли о том, что можно было навредить себе. А что? Например, всегда можно было нарваться на Джека. Тот, наверное, будет только рад сломать мальчику руку или ногу, что и стало бы своеобразным освобождением от «визита» в домик для гостей.
И...
Неизвестно, до чего бы там додумался Винтер, но его путешествие по лабиринту собственных мыслей оказалось прервано.
— Это все. Можете идти на завтрак.
***
После разговора с миссис Коул мальчики и словом не перекинулись. Оба оказались слишком глубоко погружены в себя.
Гарольд шел на завтрак.
Ему было страшно. Страшно до такой степени, что внутри ощутимо потряхивало. Он не знал, каков на вкус его собственный страх, но выяснять это казалось еще страшнее. Поэтому мальчишка цеплялся за всякие глупости, лишь бы не погружаться в себя. Остаться наедине со своими мыслями — вот, что заставляло поджилки трястись.
Весь путь до столовой сопровождался запахом пота, грязных носков, застиранного белья и хлорки, а еще крики, смех, ругань и прочий неразборчивый гомон из десятков голосов. Все так, как было вчера, позавчера. Облегчение обычно вызывало лишь то, что через пару часов все эти ароматы уже не будут столь резкими и ощутимыми, раздражая слизистую носа, а от шума перестанет трещать голова — все органы чувств привыкнут ко всему этому, и станет легче. Но не сегодня...
Забрав свою порцию жидкой и серой овсянки, больше похожей на помет какого-нибудь тролля, — если бы те существовали, но тот был запечатлен лишь на страницах детских сказок, — Винтер сел за первый попавшийся свободный стол. Друзей за все это время завести так и не удалось, хотя мальчишка к этому и не стремился. Да и... Если бы и были друзья, прямо сейчас он бы все равно предпочёл сидеть один.
И...
Видимо, они с Реддлом были похожи. Он тоже предпочёл сидеть один — расположился за пустующим столиком в конце зала. Хотя чего тут говорить... Том всегда был один. Для этого даже ни к чему было за ним следить и узнавать его. В одиночестве ему было комфортно. И, пожалуй, Гарольд мог его понять. Иногда просто нельзя вписаться в толпу. И дело было даже не в том, что не нравится сама толпа. Просто... есть лишние люди. И они были именно такими. Даже забавно, что стали соседями. Ведь не будь их в этом приюте, то ничего бы толком не изменилось. И правда... забавно.
Если так подумать, на самом деле, ничего особенного в таком выборе мест не было. Винтер и Том всегда ели хоть и со всеми в одно время, но не в компаниях. Так что, то, что они сейчас сидели одни, не удивило ровным счётом никого. Для всех остальных это было просто очередное новое утро. Вот и все.
Завтрак проходил в своем темпе.
Гарольд не слушал. Он, правда, старался не слушать.
Но даже если в голове хором орут мысли, уши не заткнуть, они продолжают слышать.
Если раньше говорили о Чарли, а потом и о Билли, то сейчас они больше не являлись главной темой разговора. Звездный час — слишком короток, особенно у детей. Они не в состоянии долго концентрироваться на чем-то одном. Ведь жизнь, по сути, началась не так давно, а мир щедр на новые события, которые вытесняют из головы предыдущие. Сейчас, например, Джек хвастался, что подстрелил голубя, а дети восторженно его слушали, ловя каждое слово.
Взгляд сам нашел Тома.
Тот выглядел до крайности сосредоточенным на чем-то. Даже не притронулся к еде. И это отвлекло Гарольда. Что ни говори, а выучил его «привычки» мальчишка еще в первую неделю пребывания здесь. Реддл столовую не любил. И старался проводить здесь не так много времени, как мог бы. Поэтому и со своей порцией еды расправлялся достаточно быстро. Но... Не в этот раз.
Винтер попытался прислушаться к его чувствам. Но опять все было глухо. Это всегда было... удивительным. Гарольд тоже скрывал свои эмоции и чувства, а иногда и вовсе ничего не испытывал. Но Реддл... у него это было будто бы на уровне инстинктов — по крайней мере, не было заметно, чтобы тот прилагал какие-либо усилия.
И...
Возможно, мальчишка бы ничего не заметил, если бы не проследил за взглядом соседа. Том смотрел прямо на табуретку, что была недалеко... не мигал. Странная сосредоточенность на простом обшарпанном стуле. Может, просто задумался? Нет. По всем ощущениям, Реддл был именно что сосредоточен. И эта сосредоточенность на вкус была густая, вязкая. Она затягивала и лишала воздуха. Гарольд никогда не тонул в болоте, но от чего-то был уверен, что ощущения чертовски похожи.
По началу не происходило ничего. Но в какой-то момент та все же сдвинулась. И это произошло как раз тогда, когда проходил Энди с едой. Споткнувшись, он перевернул свой поднос. Все содержимое оказалось на... Джеке.
А дальше... дальше все произошло слишком быстро. Вот Джек сидит весь в овсянке, а через пару мгновений он уже сжимает воротник форменной рубашки с явным намерением вытрясти из мальчика душу. Суматоха поднялась в момент. Она затронула даже Гарольда, из-за чего он был вынужден отвлечься от Реддла.
И когда потом снова посмотрел на тот стол, то ни подноса, ни самого Реддла там не было. Стол будто бы чудесным образом опустел.
***
Гарольд был в шаге от того, чтобы поверить, что голова может взорваться. Казалось, что и он сам вполне мог взорваться.
Голову так и не покидала та ситуация в столовой. Винтер мог поклясться, что все было не просто так. Точнее... Зачем Реддлу было отодвигать стул? Хотел напакостить Энди? Это на него не похоже. Спровоцировать драку? Его никогда не интересовали драки, и сам он в них участия особого не принимал. Так что, если и провоцировать что-то подобное, то ради какой-то цели. Вот только... какой? Ответов на эти вопросы не было.
Но если бы внутри черепа бились только эти мысли, то это можно было как-то пережить. Но Винтер так и не смог отказаться от той своей идеи, что посетила его в кабинете миссис Коул. Тогда глупая и отчаянная, сейчас она казалась все более заманчивой.
Это же... это же было так просто. Подойти к Джеку и разозлить его. В этом плане, извечный задира и правда был прост, как цент. Его даже взгляд мог вывести из себя, если бы вдруг тот пришелся бы ему не по нраву. Так что, задача простая. Вывести из себя Джека, который сейчас прозябал во дворе. А потом... потом немного потерпеть боль в сломанной руке. Все просто. Или, по крайней мере, кажется простым. Но лучше так, чем маячившая перспектива посещения домика для гостей.
Гарольд почти вышел во двор, как вдруг резко оказался прижат к стене. Выпирающие лопатки тут же впечатались в холодный бетон, отзываясь болью. Чужая рука вдавилась в шею, не мешая дышать, но лишая возможности сбежать.
И каково же было удивление Винтера, когда он увидел Тома. Взбешенного Тома.
От извечного спокойствия не осталось и следа. Сейчас мальчишка ощущал лишь ярость, перемешанную с презрением. Все это было таким ярким, что слепило и оглушало больше, чем столь внезапное нападение.
— Серьезно, Винтер? Это все... на что тебя хватило? — буквально выплюнул Реддл.
— Я... Я не понимаю, о чем ты... — вышло хрипло.
— Решил сбежать, поджав хвост. Я, по-твоему, настолько глуп, да? Конечно, гостевой домик можно избежать, особенно если тебя покалечат настолько сильно, что и ходить не сможешь. Или я не прав? — на лице появилась холодная усмешка. — Так почему не пришел ко мне, Винтер? Если так охота поваляться в чьих-то ногах, то я всегда рад услужить соседу. Только попроси.
— Ты... ты не... не понимаешь...
Том не понимал. Он просто не мог понять. Его там не было. Был только Гарольд. Гарольд и тот мистер Доу, который никакой и не Доу вовсе. Мальчишка до сих пор словно бы ощущал тяжесть чужого потного живота на своей пояснице, как тот скользил по коже. От этого ком вставал в горле. Хотелось блевануть. А еще... еще хотелось запереться в общей душевой и тереть, тереть, тереть. Может, пойдет кровь, может, сойдет вся кожа. Но Винтер согласен был на это пойти.
Сломанная рука? По сравнению со всем произошедшим, это был сущий пустяк.
— Ты слаб и жалок. Наверное, ты всегда был таким. Хотя... мне плевать, — сказал Реддл, вклиниваясь в поток его мыслей резким и таким отрывистым холодным голосом. — Но если ты сделаешь то, что решил, то тебе и правда лучше сменить комнату.
Том отпустил его так же резко, как и прижал — на предплечье из-за закатанного рукава рубашки виднелась красная отметина, как раз в форме подбородка Гарольда. Задерживаться, к слову, Реддл здесь больше не стал. Он развернулся и направился обратно, вглубь здания.
Но...
В какой-то момент остановился.
— Ненавижу слабость, Винтер.
Эти слова прозвучали едва слышно. Том даже не обернулся, сказав их. Ему и не нужно было. Он знал, что его сосед все услышал.
И Гарольд услышал.
Эти тихие слова придавили с такой же силой, с какой и рука совсем недавно сдавливала его горло. И хоть Том ушел, Винтер до сих пор от чего-то ощущал себя так, словно его все еще прижимали к холодной и бетонной стене. Сделать шаг не получалось...
— Черт!
Собственное бессилие разъедало.
Небо раскололось вспышкой молнии. Кажется, был гром. Но Гарольд не слышал, не видел — весь мир отошел на второй план. Казалось, он вообще медленно сходил с ума. Тело пробивала нервная дрожь. А коротко остриженные ногти беспомощно скребли бетон.
Слаб...
Он и правда был жалким. Жалким, слабым, грязным, ничтожным... Это убивало, душило, выворачивало наизнанку.
Мальчишка развернулся к стене, прислоняясь к холодному бетону своим лбом.
Вдох. Выдох.
Он пытался успокоиться, взять себя в руки и придерживаться плана, довести задуманное до конца. Не получалось, не выходило.
«Ну, так у меня для тебя новость... ты не сильнее дождевого червя...»
Слова Тома в его голове были оглушающими.
— Черт! Черт! — кулак с силой врезался в стену.
«...так у меня для тебя новость... ты не сильнее дождевого червя...»
«...у меня для тебя новость...»
«...ты не сильнее дождевого червя...»
«...не сильнее дождевого червя...»
Голос Тома словно бы метался в его голове, эхом отскакивая от стен черепной коробки, грозя пробить ее насквозь. Там, внутри... он менялся, искажался. То холодный, то насмешливый, а другой слишком детский, был тихий, а еще и слишком громкий. Голосов было слишком много. Тома было много. Один смешивался с другим, второй с третьим, а потом с четвертым, сливаясь в практически не различаемый шум, который оглушал. Хотелось зажать уши в надежде хоть как-то его заглушить. Но... тщетно.
— Черт! Черт! Черт!
Кулак все врезался и врезался в стену, пока на бетоне не появились следы крови. А потом, будто бы его ноги враз обессилели, он рухнул на пол.
— Не сильнее дождевого червя... — прошептал он в пустоту.
________________________________________________
Камешек в ботинке.
Да, Том ощущал именно это. Ну, или ему так казалось. Стоило прозвучать тем самым словам от миссис Коул, как словно бы камешек закатился под пятку, застряв так, что не вытащить. Или не камушек? Как будто внутри, в самом Реддле, что-то появилось... и это «что-то» раздражало. Не сильно, но доставляло дискомфорт где-то на периферии. Хотелось избавиться от этого. Убрать дискомфорт — понятный инстинкт. Проблема состояла не в этом, а в том, что если камушек можно было убрать из ботинка, то от того, что испытывал Том сейчас, не избавиться. Мальчишка это знал.
По мере того, как миссис Коул продолжала говорить, все ухудшалось.
Реддл ощущал себя пружиной, что было странно. Такое и раньше случалось. Нет, конечно, мальчишка никогда не терял связь с реальностью настолько, чтобы переставать осознавать себя человеком. Просто на уровне ощущений все очень похоже. Например, такое чувство было, когда к Тому приближался Джек. Все тело напрягалось. Оно собиралось, как для удара. Очередной базовый инстинкт — защититься и атаковать в ответ. Одно без другого не работает. Мальчишка никогда не ограничивался защитой. Лучшая защита — нападение. Опережать врага — этим всегда руководствовался Реддл, а врагами он считал всех. Но впервые напряжение было настолько сильным, что пришлось на нем сконцентрироваться, чтобы разобрать на детали, составляющие, докопаться до сути, понять причину.
Угроза.
Именно она стала тем самым «камушком в ботинке». Том чувствовал угрозу. И она была более... опасная? Да, наверное, так. Более опасная, чем тот же Джек со своими кулаками.
— Наш гость снова нанес нам визит, — продолжала тем временем миссис Коул. — И в этот раз вновь решил, что желает видеть вас обоих...
Давление усилилось.
Том тряхнул как-то нервно головой, будто бы в попытке его сбросить. Не помогло. Не вышло избавиться от этого инстинкта, его не получалось даже подавить.
В груди что-то сжималось и тяжелело. Было стойкое ощущение того, что в комнате медленно заканчивался воздух, его словно выкачивали капля за каплей. Картинка перед глазами мутнела, в то время как мыслей в голове становилось все больше. Десятки догадок и предположений, которые множились и теснили друг друга. Разум, привыкший находить проблемам решения, тут же начал подкидывать в общую мешанину мыслей идеи о том, как всего избежать. От такого количества информации начинала болеть голова.
Появился безотчетный порыв сбежать, спрятаться в безопасное место.
Глупо. Реддл ненавидел слабость, особенно свою собственную.
Необходимо было отвлечься. На любую мелочь, но отвлечься. И Том с большим усилием перевел взгляд на Гарольда.
Почему на него? Он всегда крутился рядом, раздражал, выводил из себя, будто бы специально пытаясь пробраться Реддлу под кожу и глубже, внутрь, растормошить его внутренности. Его сосед всегда раздражал тем, что отвлекал, но сейчас это было необходимо.
Винтер тоже был напряжен. Нет, даже не так. Он был в панике. Вряд ли это заметила миссис Коул. Но Том заметил.
Гарольд был похож на кролика Билли. Тот тоже весьма забавно выпучивал глаза и весь трясся, когда к нему подходил хозяин. Он не пытался сбежать, просто молча трясся, терпя на своем тщедушном теле толстые пальцы-сардельки Билли. Да... Мальчик сейчас словно бы был мистером Скрабблсом.
Это сравнение вызывало отвращение.
Слабость. Том и правда ее ненавидел.
Невольно вспомнился Чарли. То, как ноги его не удержали, как он рухнул на колени. Соленые дорожки слез катились по его щекам, но тот этого не замечал. Лишь тонул в жалости к самому себе, даже не пытаясь подняться. У ног Реддла ему было комфортно. Это и была слабость. Когда ты поддаешься, уступаешь не ради чего-то, а просто потому, что считаешь, что тебе уже не подняться. Глупое заблуждение.
Слабость... она затягивает, уничтожает. Окутывает теплым одеялом, убеждая перестать бороться. Сам Том тоже испытывал многое из того, что попало бы под это определение. Даже у него появился порыв сбежать отсюда. Но он не сделал этого. Однако сейчас, когда смотрел на Винтера, приходило понимание, что тот слишком испуган, чтобы бороться.
«Он вырывался, когда ты затягивал петлю на его шее?»
В голове прозвучал тот самый вопрос, который Реддл задал Чарли. Ответ тогда был ни к чему. Как мальчик и говорил, у животных гораздо более развит инстинкт самосохранения, чем у людей. Мистер Скрабблс вырывался до последнего. Как и любой кролик, он мечтал лишь о том, чтобы вырваться, сбежать и спрятаться. Жалкое слабое создание.
Том не умел читать мысли. Но сейчас это было и ни к чему. Он уже знал, о чем Винтер думал. Все мысли, наверное, крутились вокруг: «вырваться, сбежать и спрятаться». Точно кролик... Он видел лишь один выход. И Реддл даже знал, как можно пропустить поход в домик для гостей. Для подобного ни к чему быть гением. Скорее всего, у Гарольда уже промелькнула мысль о том, чтобы сломать себе что-то. Ведь если его физическое состояние не будет вписываться в рамки «все нормально», то и для него никакого похода не будет. Все просто. Слишком просто.
И это... разочаровывало.
Реддл отвернулся от Винтера, потеряв к нему какой-либо интерес. Осталось лишь разочарование, которое мерзким сиропом перекатывалось на кончике языка. Но... Стоило сказать, что со своей задачей тот справился. Буря внутри самого Тома перестала набирать обороты. Нельзя было сказать, что она сошла на нет. Просто дышать стало легче, как и концентрироваться на происходящем вокруг.
— Это все. Можете идти на завтрак.
***
А вообще Том ненавидел множество вещей. Хотя об очередях это было бы не совсем верно. Их он просто не любил — бессмысленно растрачивать «ненависть» на подобного рода глупости.
Сейчас мальчишка стоял в очереди.
Мысли в голове сменяли одна другую. Они были разными, не повторялись.
Почему их снова вызвали вдвоем? Что будет в домике для гостей? Произойдет то, что произошло с Гарольдом? Что с ним случилось? Случится ли это и с Реддлом в этот раз? Как всего избежать? Что делать?
Слишком много вопросов. И ни одного ответа. Подобное выводило из себя. В свои семь Том уже понял, что нельзя иметь ответы на все вопросы — их нет ни у кого. И он, к сожалению, не исключение. Однако просто бездействовать и ждать было не в его характере. Пусть у него не было ответов, и неизвестно, что же там его ждало сегодня. Но... Угроза была. Предчувствие чего-то плохого. На сей раз причин для подобного было в избытке.
Пока мысли сменяли друг друга, взгляд блуждал по столовой, не цепляясь ни за что конкретное. Так бы все и продолжалось, если тот не остановился вдруг на подставке с ножами.
Ножи... Их детям не выдавали. Да, и во время завтрака они ни к чему — овсянка... не то, что можно было порезать. Ножи понадобятся только в обед. Но опять же... детям их не доверят. Кто вообще доверит детям ножи? Глупо и безответственно. Ведь можно порезаться и... порезать. Порезаться и порезать. Порезать и порезаться...
Секундная вспышка в голове была похожа на самую настоящую молнию. Иначе это просто было не описать.
Как раз подошла очередь Реддла получать свою порцию овсянки.
Обычно мальчик испытывал от подобного облегчение. Но не в этот раз. Порыв взять один из этих дурацких ножей был гораздо сильнее, чем тот, в кабинете... «бежать и прятаться». Но нож определенно лучше. Это больше подходило для защиты. Нападение — лучшая защита. Все это верно, да. Однако брать нож у всех на виду — явно не самая лучшая идея.
Том мог бы поклясться, что холодная сталь блеснула, словно бы завлекая, сильнее привлекая внимание, притягивая. На пару мгновений мальчику даже почудилось, что уже держит этот нож в руках — настолько ощутима была его тяжесть в ладони. Возможно, если бы нож мог говорить, он бы попытался оспорить все, что успел подумать Реддл, отговаривая себя от глупого проступка на глазах у всех. Убедил бы схватить его прямо здесь и сейчас. Но даже это... лишь очередная слабость. Нет. Том не настолько глуп и... не настолько слаб.
— Эй, уснул что-ли? — грубо гаркнула необъятных размеров кухарка в заляпанном жиром фартуке. — Ты тут не один. Другие тоже есть хотят. Тоже мне... — фыркнула. — ...царь нашелся.
Это вышвырнуло Тома в реальность.
Только сейчас он понял, что нож и не блестел вовсе, так и стоял на подставке. А в тарелке на подносе давно уже была его порция овсянки. Похоже, мальчишка и правда слишком задумался, от чего и застрял здесь на более долгое время, чем было для него привычно.
Реддл пошел прочь. К столу.
У приютских детей не было ничего своего. Но у Тома было. Нет, никакого особого положения. Просто так получалось. Например, в столовой чаще всего мальчишка занимал крайний столик у окна. И за ним никто не сидел. Было ли это от того, что никто не желал видеть Реддла в своей компании, или из-за того, что его боялись? Возможен, как и один из вариантов, так и сразу оба. Просто так было. И все.
В этот раз мальчик занял свое привычное место.
Ему здесь было и правда комфортно. И дело даже не в том, что он был один — это устраивало. Просто отсюда была видна вся столовая. Том любил видеть. Да, именно видеть. Он всегда был начеку. Сидя здесь, не пропустил бы ни одной «угрозы». Как бы его ни боялись, все же находились смельчаки, что решались над ним подшутить. Для этого и нужно было... видеть. Видеть, чтобы предотвратить, успеть среагировать, атаковать до того, как понадобится защита.
Он посмотрел на свою овсянку, задумчиво сдвигая ложкой серое месиво.
А нож... неплохая идея. Совершенно точно не плохая. Даже гораздо более полезная, чем мысли о побеге. Но брать его тогда было глупо. У всех на виду? Нет, Том не такой дурак. Смысл брать его, если все это увидят и заберут. Не имело никакого смысла. Если уж и совершать что-то подобное, то необходимо было отвлечь внимание. Просто восклицание не подойдет... Должно что-то случиться. Что-то такое, что привлечет внимание всех. Нечто крупное. Только... что?..
— Так вот... смотрю я на этого голубя... Ходил по траве, клевал землю... Тот еще идиот, — фыркнул Джек.
Джек умел привлекать внимание. Но даже этого было мало. Недостаточно.
Решение пришло само, спустя пару мгновений.
Драка. Именно драка и только она способна была привлечь внимание большинства здесь. Причем, не только привлечь, но и задействовать многих. Как ни странно, но бить друг друга в этом приюте любили. И это странно. Конечно, Том мог понять, почему все так. Ведь дракой можно было доказать свою силу. Все вполне понятно. Вот только... Почему именно драка? Дети не любили боль. Самому Реддлу не нравилось ее испытывать. Однако, даже несмотря на это, драки любили, что странно.
Был вариант налететь на Джека с кулаками самому. Вот только это так же глупо, как и взять нож у всех на глазах. Он просто не сможет и подраться, и, воспользовавшись общей суматохой, выкрасть нож. Нельзя быть в двух местах одновременно — об этом даже дети знают. К тому же, Реддл был не силен в драках. Возможно, против мальчика его роста и веса у него и мог быть шанс. Но Джек был выше, крепче, сильнее, да и внушительный опыт драк тоже исключать было нельзя. Так что, подобное Тому просто не подходило. Но... Как тогда? Как устроить драку, не участвуя в ней?
Задумчивый взгляд скользнул по столовой, не зацепляясь ни за что конкретное, просто отмечая давно известные детали.
Это помещение Реддл уже давно запомнил до самой мельчайшей трещинки.
Внутри приют был все еще таким же, каким был и снаружи — весь испещренный трещинами, словно шрамами, облупившейся краской, а в некоторых комнатах протекала крыша. Со всем этим пока не делали ничего, потому как все ушло на чертов домик для гостей.
На самом деле, в приюте было много всего, что полагалось иметь каждому приюту. Обширная библиотека... хотя на деле не такая уж и «обширная» — монахини убрали всю литературу, которую им нельзя было читать, по их мнению. Здешней библиотекой сам Том никогда не пользовался, предпочитал пробираться в городскую. Как? Некоторые взрослые его просто слушались и делали то, что он им говорил. Сам мальчишка не мог толком объяснить даже самому себе, как это работало, но... просто были сильные и слабые взрослые, так он предположил, а от этого уже зависело, будут ли его слушаться или нет. Поэтому в городскую библиотеку было попасть легко, но вот вывозили их к центру Лондона редко, а сбегать из приюта — не самая лучшая идея. Бассейн... там давно не было воды, а на сером, бывшем когда-то белом, кафеле давно поселилась плесень и пыль. И это еще не все... Тут и правда было много чего, но пользоваться этими «благами» было неприятно или попросту опасно. Столовая имела более-менее опрятный вид, но тут... тут все равно не было ничего, что могло бы ему помочь.
Или...
Все-таки было?
Взгляд сам споткнулся об Энди. Тот был известен на весь приют своей неуклюжестью. Казалось, что все из-за ног — как будто те были какими-то неправильными, из-за чего мальчишку частенько перекашивало на одну сторону... над ним частенько смеялись из-за этого. Сейчас тот как раз шел с нагруженным подносом. Прекрасный кандидат для драки...
Вот только...
Нет гарантии, что Энди споткнется, проходя мимо Джека. Абсолютно никакой гарантии.
Реддла раздражало то, что все могло пойти совершенно не так, как ему бы этого хотелось. И в обычное время с этим еще можно было смириться. Но не сегодня. Не сейчас.
К сожалению, монахини драили этот пол на совесть. А значит, не было мусора или еще чего, обо что Энди мог поскользнуться. Однако он должен был упасть. Ведь была прекрасная возможность, чтобы план сработал.
Что тут еще было? Дети, много бесполезных детей... Это раздражало. Нет, нужно сконцентрироваться. Что еще? Что еще...
— Столы, стулья, посуда, еда, ложки, занавески на окнах... ложки, еда, посуда... — бормотал едва слышно Реддл. — Думай... думай... — убеждал себя мальчик, закрыв глаза. — Занавески на окнах, посуда, еда, ложки... столы, сту...-- запнулся.
Глаза его мгновенно распахнулись.
Стулья! Точно!
Если подвинуть стул вовремя так, чтобы он оказался на пути Энди, то тот обязательно об него споткнется. Учитывая его неуклюжесть, то ни о какой ловкости и речи быть не могло. Устоять на ногах не сможет и поднос не удержит. Главное только... подгадать момент. Чтобы тот не только не успел бы заметить преграду на пути, но еще... нужно было все сделать так, чтобы содержимое подноса оказалось ровно на голове Джека, ну, или на лице. Зная вспыльчивость этого мальчугана, подобное точно выведет его из себя, а значит, драки не избежать. К тому же, в этом всем еще был и приятный момент. Какой? А когда еще можно будет увидеть эту серую жижу в волосах и на лице этого идиота? Осталось только сдвинуть стул...
Соседний стол, на счастье Реддла, был пуст. Поэтому и стульев было в достатке. Остановив свой взгляд на одном из них, мальчишка полностью замер.
Возможно, на его месте любой другой ребенок столкнулся бы с большой проблемой. Но не Том. Ему не нужно было вставать с места, подкрадываться и незаметно что-то там сдвигать — в таком случае идея со стулом уже бы не была столь хорошей. Вот только он был не простым ребенком. И вера в это была полностью обоснована. Единственная проблема была в том, что он никогда не двигал... настолько большие предметы. Обычно все эксперименты заканчивались украденными из столовой ложками, яблоком. Ах, да... Еще пару-тройку раз удалось поднять в воздух библию и сдвинуть стакан. Но стулья... нет, их Реддл еще ни разу не сдвигал — попросту незачем.
Волновался ли Том, что у него не выйдет? Нет. Сомнения у него вообще появлялись крайне редко. У него выйдет. Иначе не могло быть.
Вдох. Выдох.
Сейчас было важно успокоиться. Полностью отрешиться от происходящего.
Вдох. Выдох.
И у Реддла это получалось. В какой-то момент для него в столовой больше не осталось детей. Не было этих раздражающих голосов, смеха, шуточек, перестука столовых приборов и всего того, что обычно переполняло столовую в это время. Запах застиранного белья и пота больше не щекотал ноздри, а вкус подгорелой овсянки не оседал на языке. Не было ничего. Только абсолютная и нерушимая пустота, объятая тьмой и тишиной. В этой пустоте был лишь стул и Том, больше ничего и никого. Мальчик даже дышал через раз.
Вдох.
Неизвестно, сколько прошло времени... в «пустоте» не было часов, не было того тиканья, которое совершенно точно отвлекло бы.
Но...
Стул едва заметно вздрогнул.
Этого никто не заметил. Все были увлечены рассказом Джека, друг другом и поеданием овсянки, чтобы вдруг начать наблюдать за стульями. Но Реддл... он заметил. Потому что в данный конкретный момент для него существовал только этот стул и ничего больше.
Едва слышный выдох.
То, что стул вздрогнул, хорошо. Это говорило о том, что Том способен справиться, способен сдвинуть стул. Однако мальчишка не спешил радоваться. Ведь просто «дрогнул» мало. Ему было недостаточно этого. А значит, это все не результат.
Реддл продолжил. Он смотрел на стул и не мигал.
Все это было сложно. До этого у него не было опыта в чем-то подобном, что немного нервировало. Никогда ничего не делал без тренировки. А тут...
Мальчик представлял, как стул движется. Да, тут главное — мысли. Нужно представлять результат. Четко представлять. А еще необходимо было сильно желать то, что хочешь в итоге получить. Именно так работает его странная и особая сила. Только так и никак иначе.
Стул дернулся еще раз. Но в этот раз гораздо сильнее. Вот только этого слишком мало. Недостаточно. Все еще недостаточно.
Том злился. Времени оставалось все меньше. И если все продолжится так, то он просто не успеет. Возможно, в любой другой день мальчишка бы обрадовался даже столь малому успеху. Ведь стул гораздо тяжелее библии или столовых приборов, а дрогнул уже дважды. Но не сегодня, не сейчас. Если эта треклятая табуретка не сдвинется достаточно, чтобы оказаться в нужной точке, то Энди не споткнется об нее и не упадет, уронив весь свой завтрак на главного задиру приюта. Если же всего этого не случится, то Джек не разозлится, и драки не будет. А не будет ее, не будет и возможности стащить и нож.
Именно поэтому спокойствие изменило Реддлу. Но злился мальчик не на стул, не на Джека с Энди, а именно на себя. Ведь именно он сам оказался слишком слаб, чтобы воплотить в жизнь такой простой план.
Слабость...
Руки, лежащие до этого спокойно на столе... сжались в кулаки. И они продолжали сжиматься. До тех пор, пока костяшки пальцев не побелели и не заныли от тупой боли, а ногти не врезались в сухую кожу детских ладоней, продавливая ее все сильнее, оставляя глубокие отпечатки, в виде маленьких. Но сам Том всего этого будто не замечал.
И...
Стул начался двигаться. Он не дернулся. А именно сдвинулся, хоть и совсем немного.
Ногти вжались сильнее. Хрупкая кожа явно не выдержала столь сильного и продолжительного натиска. На ладонях появились ранки, а вместе с ними и маленькие капли крови.
Том продолжил.
Стул задрожал, слегка пристукивая ножками по полу. Он будто бы сноровистый конь упирался всем тем усилиям, что прикладывал Реддл. Нет, для коня мелковат. Скорее, мелкая и упрямая шавка, которую тянут изо всех сил за ошейник, а она вцепилась лапами в землю, не желая продолжать путь. Но все же... сдвигалась. Двигалась нехотя, миллиметр за миллиметр, недовольно и даже жалобно скрипя по полу, будто и правда подражая псу — скрип уж больно напоминал скулеж.
— Давай же... — едва слышно прошептал Том.
Энди был уже совсем близко. Стул же, как назло, стал упираться усерднее, отчаяннее.
— Эй, криволап! — кто-то из ребят окликнул Энди, из-за чего тот вынужден был остановиться. — Опять двойная порция овсянки? — грянули смешки.
А вот это было весьма и весьма вовремя.
Том снова полностью сконцентрировался на стуле. Оставалось совсем немного. Буквально последний рывок.
Стул послушно двигался. Да, все еще упирался, но уже как будто смирившись со своей ролью препятствия на пути.
И...
БАХ!!!
Ни стул, ни Энди не подвели. Мальчишка лежал на полу, пытаясь подняться под смех других детей — у него это не получалось из-за левой ноги, что его не всегда слушалась и в стоячем положении, а сейчас так и вовсе подвела, отказывая ему помогать с попытками подняться, смех, к слову, тоже не помогал совершенно. Табуретка упала вместе с Энди, отлетев под соседний стол, и теперь была всеми забыта. Овсянка, как и планировалось, оказалась прямо на Джеке... точнее, на его лице, в волосах и на одежде — двойная порция, как-никак. И эта серая масса просто превосходно сочеталась с наливающимся красным лицом задиры. Джеку не понадобилось много времени на размышления — Том вообще сомневался, что тот способен думать, не то, что... размышлять. Облитый овсянкой мальчуган вскочил с места, буквально набросившись на Энди, поднимая его за грудки.
— Драка!!! — вскричал кто-то из ребят.
У приютских было не так уж много развлечений. И драки были как раз из их числа, конечно, если бьют не тебя. «Зрители» тут же столпились вокруг дерущихся, поддерживая и улюлюкая. Монахини пытались урезонить детей, но пробраться через толпу не так и легко. Так что, кухаркам тоже пришлось покинуть свой пост, чтобы разнять мальчишек. А значит... кухня пустовала.
Том, воспользовавшись всем этим хаосом, ужом проскользнул на кухню. Времени было не так много, но того, что имелось, было вполне достаточно. Недолго думая, мальчишка подбежал к стойке с ножами и выхватил один. Нет, это был не тесак. Он был маленький, но остро заточенный — это было то, что нужно. Спрятав новоприобретенное оружие за пояс, Реддл поспешил обратно. Монахини при помощи кухарок как раз пробрались в самый эпицентр драки, собираясь разнять детей.
Мальчик не стал задерживаться. Просто прошел мимо. И вскоре покинул столовую, оставшись никем не замеченным.
***
Нож Том спрятал под своим матрасом. Не самое лучшее место для того, чтобы что-то прятать. Но монахини обыскивают их раз в месяц. Так что, на сегодня никакой опасности не было. А дальше... дальше можно было его спрятать хоть в заброшенной собачьей будке, хоть в землю зарыть. Значение имел лишь сегодняшний день. Он... и больше ничего.
Блеск остро заточенного лезвия и шершавость жесткой деревянной рукояти вскоре и вовсе были позабыты. Нет, скорее, отложены. Реддла заняло иное. А именно... отсутствие Гарольда. Обычно он всегда ошивался где-то поблизости. Нельзя было сказать, что его присутствие было важно или имело хоть какое-то значение. Том просто привык. Именно поэтому и обратил внимание на внезапную... странность, что выбивалась из стройного ряда повторяющихся «обычностей». Мысль не была важной, но она маячила где-то на границе, раздражая разум.
Взгляд настойчиво искал Винтера, чтобы избавиться от внутреннего раздражителя. И искать его долго не пришлось. Обнаружился он довольно скоро.
В своей незаметной манере Гарольд следовал за Джеком, как когда-то за Томом. Вот только во взгляде его глаз читалось не любопытство, а мрачная решимость. Мальчишка не стал нагонять своего соседа. Сначала следовало разобраться в природе этой самой решимости — учитывая полное отсутствие каких-либо ярких эмоций и чувств у Винтера, подобное стало очередной странностью.
Зачем бы мог понадобиться Джек самому Реддлу? Так сразу ответа не находилось. Разве что для отвлечения внимания? Ну, как тогда... в столовой. Но вряд ли Гарольд следовал по пятам за главным задирой из-за чего-то подобного. Нет, он словно бы на что-то решался. И если бы целью не был бы Джек, то Том бы решил, что его сосед решается на какой-то разговор, быть может, просьбу или что еще в этом духе.
Догадка пришла к мальчику совершенно случайно.
Взгляд сначала зацепился за руку, которую тот потирал — этот жест не был для него обычным. Потом, пока он пытался разобраться глубже в самом Гарольде, зачем ему мог понадобиться Джек, в голове стали проноситься мысли, разрозненные воспоминания. Например, о том, как Винтера приперли к стене и, если бы не змея, которую послал Реддл, неизвестно, чем бы все кончилось. Потом появилось еще воспоминание о том, каким был его сосед после того, как вернулся из гостевого домика. Он тогда больше напоминал не живого человека, а... ту же табуретку. Никаких эмоций, если не считать страха, что периодически накатывал на него волнами озноба. Еще... еще вспомнилось и то, каким Гарольд был сегодня утром в кабинете миссис Коул. Он явно был в ужасе. Это было слишком заметно. Нет, не по лицу, скорее, по мелким деталям: глаза, что были расфокусированы, пальцы, которые на границе с бессилием и яростью скребли подлокотники кресла, а дыхание было беспорядочным, рваным и каким-то надрывным, словно бы мальчишка боялся, что в следующий раз попросту не сможет вдохнуть. В таком состоянии Винтер и правда мог пойти на все. Если бы Реддл испытывал нечто подобное, то и сам бы не знал предел поступков и мыслей, за который бы смог шагнуть. У него и самого была позорная, трусоватая и выводящая из себя идея. Она тогда промелькнула лишь на миг, но этого хватило, чтобы Том ее прочувствовал. Она липла к его телу, пытаясь проникнуть внутрь, просочиться под кожу. Но мальчик не позволил ей этого. Это был тот предел, за который ему не...
И вот тут-то догадка и пронзила его. Кто сказал, что Гарольду не могла прийти та же идея? Они были похожи. И хоть Реддл не любил этого признавать, но если бы не эта схожесть, то Винтер бы давно уже жил в какой-нибудь другой комнате. Его вполне могла посетить мысль о том, что всего можно избежать. Достаточно привести себя к тому состоянию, когда он просто не сможет дойти до того чертового дома. Сломать руку? Ногу? Если честно, Том бы не удивился, если бы его сосед сломал шею — он выглядел так, будто ему было нечего терять. Страх поглощал его. Но даже этот страх не позволил бы ему что-то сделать с собой. Реддл был убежден, что у людей слишком сильно чувство самосохранения — да, у кого-то его меньше, у кого-то больше, но оно сильно, что роднило их всех с животными. Поэтому сломать себе что-то самому? Нет, не сможет. А значит, это должен был сделать кто-то другой. И кто бы подошел на эту роль лучше, если не Джек?
Том не знал, насколько его догадка была правдивой, но она выглядела таковой. И если все так, как он думал, то сейчас Гарольд был ближе всего к воплощению своего глупого плана, пропитанного слабостью, трусостью и страхом. Эта троица буквально сочилась из Винтера, который жался к колонне, наблюдая за Джеком, что был во дворе. Его соседу оставалось совсем чуть-чуть.
Честно? Реддл сам не знал, что его толкнуло на то, чтобы вмешаться, чтобы хорошенько вздернуть испуганного мальчишку и прижать к ближайшей стене. Но он сделал это. И увидел в глазах Гарольда подтверждение той догадки. Винтер и правда почти решился на то, чтобы быть битым, валяться в ногах у какого-то вздорного придурка, лишь бы получить призрачный шанс на спасение.
— Серьезно, Винтер? Это все... на что тебя хватило? — буквально выплюнул ему в лицо Реддл, совершенно не скрывая своего презрения.
— Я... Я не понимаю, о чем ты... — его голос звучал хрипло, как, наверное, и стоило звучать испуганному голосу, владельца которого поймали на месте преступления.
— Решил сбежать, поджав хвост. Я, по-твоему, настолько глуп, да? Конечно, гостевой домик можно избежать, особенно если тебя покалечат настолько сильно, что и ходить не сможешь. Или я не прав? — на лице появилась холодная усмешка. — Так почему не пришел ко мне, Винтер? Если так охота поваляться в чьих-то ногах, то я всегда рад услужить соседу. Только попроси.
— Ты... ты не... не понимаешь...
Нет, он понимал. Том мог понять чужой страх, и на что этот страх мог толкнуть. Мальчишка видел страхи окружающих, чувствовал их инстинктивно. Страх заставлял сбиваться в стаи, мог толкнуть на убийство, как это было в случае с Чарли... Нельзя быть полностью бесстрашным, а если таковые были, то они идиоты. Реддл тоже боялся. Но страх толкнул его на воровство ножа, который помог бы ему дать отпор, в то время как тот же страх толкнул Гарольда на совершенно иное — опустить руки, сдаться, пойти легким путем... слишком легким. Вот именно этот страх Том и не любил.
— Ты слаб и жалок. Наверное, ты всегда был таким. Хотя... мне плевать, — продолжил говорить Реддл, не щадя Винтера. — Но если ты сделаешь то, что решил, то тебе и правда лучше сменить комнату.
Том отпустил его так же резко, как и прижал — на предплечье из-за закатанного рукава рубашки показалась красная отметина, как раз в форме подбородка Гарольда. Задерживаться Реддл здесь больше не стал. Он развернулся и направился обратно, вглубь здания. Он сказал все, что хотел, все, что рвалось наружу.
Но...
В какой-то момент остановился.
— Ненавижу слабость, Винтер.
Эти слова были сказаны едва слышно. Том даже не обернулся, сказав их. Ему и не нужно было. Он знал, что его сосед все услышал.
***
Том хорошо помнил то субботнее утро и не только его. Он никогда не жаловался на память, но все равно некоторые моменты всегда вытеснялись свежими воспоминаниями, а маловажные детали растворялись в небытии. Но тот день мальчишка запомнил до мелочей: ничего не растворилось, не вытеснилось и не притупилось. Реддл не был уверен, почему все в его голове осталось нетронутым, не размылось под воздействием времени, ведь он не старался «запомнить», не пытался «не забыть». Все закрепилось само собой так, как если бы было чрезвычайно важным.
Сейчас Реддл сидел в своей комнате за столом, держа в руке нож, который стащил с кухни во время общей суматохи. Мальчишка скользил взглядом по лезвию, невидяще уставившись на свое искаженное отражение. Мысли были слишком далеко. Сейчас вся концентрация мальчика была направлена куда-то вовнутрь, вглубь, путешествуя по прошлому, которое было доступно благодаря хорошо освещенным коридорам собственной памяти.
То субботнее утро...
Тогда они недосчитались одного своего. Билли Стаббса забрали еще на рассвете те самые людишки в белых халатах. Том услышал об этом мимоходом в коридоре, когда возвращался в комнату после завтрака. Впрочем, весть о Билли надолго в его голове тогда не задержалась, как не задержалась и сейчас. Все события оставшегося субботнего дня очень быстро прокручивались в голове. Вот он проводит время в комнате, вот время чтения, прогулка, обед, уборка комнаты... все это было, но становилось чем-то незначительным, ненужным. Все замедлилось лишь на моменте, когда они покинули здание приюта, чтобы дойти до гостевого домика.
Странное напряжение... оно было в нем тогда, росло с каждым шагом, как и сегодня. Тогда, казалось, что ему необходимо было время. Именно оно. Не хватало еще немного, чтобы разгадать эту загадку — так думал Том. И у него этого времени было достаточно, вот только, несмотря на это, никаких ответов так и не появилось. Закрепилась лишь уверенность в том, что... что бы ни происходило в том домике для гостей, это совершенно не понравится мальчику, причинит ему вред. Реддл не хотел, чтобы ему причинили вред. Он был терпеливым ребенком, но просто сдаться было не для него. Да, неизвестно, что ждало его там, что будет после. Просто не хотелось пройти через то же, через что прошел Винтер, если можно этого избежать. Откуда уверенность в его возможности «избежать»? Том особенный. И ничто в этом мире не способно было пошатнуть его веру в себя и свои силы, ведь без этой веры, мальчишка станет никем. Признавать, что он «никто», Реддл не собирался даже внутри себя. Это все вокруг одно большое «никто» и «ничто», а мальчик... мальчик был особенным, отличался от здешнего сброда. Вот и все.
Детский палец задумчиво и как-то рассеянно скользнул по тупой стороне лезвия ножа, доходя почти до самого кончика.
А ведь он даже помнил, что шел иначе. Его шаги... они были тяжелее обычного, сильнее продавливали сырую землю. Точно... тогда совсем недавно прошел дождь. И Реддл даже сейчас, сидя в своей комнате, чувствовал сладковатый аромат воздуха после дождя, запах еще сырой земли. В комнате пахло, чем угодно, но только не этим — это все память подкидывала ему самых разных деталей, что лишь глубже отправляли его в прошлое, обрывая все связи с нынешней реальностью, где царил аромат пыли, побелки, чистого постельного белья и грязных носков, которые еще только должны были забрать в стирку.
В дверь тогда постучал Винтер. Стук был уверенный. Интересно... Он ждал подвоха? Чувствовал хоть что-то? Реддл не мог знать точно. Мог лишь предположить, что его сосед чувствовал хотя бы волнение и тревогу. В конце концов, они оба не знали, что их ждало по ту сторону двери. Хотя... Уместнее было бы сказать «кто».
Кончик ножа уперся в подушечку указательного пальца. Пока он не ранил кожу, но острота чувствовалась вполне. Вот только мальчишка будто бы этого не замечал.
А еще Том помнил ту паузу. Именно ту, которая встала тягучим барьером между стуком и едва уловимым скрипом новенькой открываемой двери. Мальчишка буквально слышал тиканье часов внутри себя. И даже если бы он не хотел этого, он все равно насчитал тридцать злосчастных секунд, которые показались ужасно медленными, почти вечными — а ведь это всего-лишь какие-то жалкие полминуты.
Когда дверь открылась, перед глазами появился мужчина. Определенно в возрасте — старше, чем миссис Коул. Реддл тогда подумал, что слова «невзрачный» вполне хватило бы для того, чтобы описать этого человека. И... Ничего не изменилось — так мальчишка думал и теперь. Сейчас, если честно, уже не удавалось вспомнить его лица. Зато в памяти отлично сохранился бордовый бархатный халат — видимо, тот выделялся больше, чем сам незнакомый мужчина. Хотя... Еще Том помнил ассоциацию, которая возникла при взгляде на того, кто открыл им дверь. Что за ассоциация? Разжиревший от обильной пищи кот, «шерсть» которого облезла и выцвела, делая его не жалким или уродливым, скорее, просто мерзким. И вот это ощущение мерзости закрепилось в голове мальчика прямо рядом со словом «невзрачный».
«Зачем они здесь?» — именно этот вопрос крутился у него тогда в голове. И ответ... найден не был.
Даже сейчас, блуждая по собственным воспоминаниям, Том не мог найти ответ, хоть какую-то зацепку, подсказку. Ничего.
За спиной распахнулась дверь.
— Нам скоро надо... — знакомый голос Винтера на пару мгновений оборвался.
Реддл невольно от неожиданности сильнее надавил на ручку ножа. От чего тот все же проколол кожу, хоть и не глубоко, выпуская пухлую каплю крови. А сам мальчишка тут же сдавленно едва слышно зашипел, тут же обхватывая пораненный палец губами.
— ...готовиться... — это Гарольд проговорил уже чуть более заторможенно, ведь все его внимание сейчас привлекал нож в руках Тома. — Что происходит? — если так подумать, вполне логичный вопрос, но как же не вовремя!
Естественно, его манипуляции не остались незамеченными, как и нож в руках. Том попросту не успел бы его спрятать. А сделать вид, словно ничего не было? Не имело никакого смысла.
— Ты же хотел покалечиться настолько, чтобы... готовиться... — это слово Реддл особенно едко выделил. — ...не понадобилось. Что-то изменилось? Тебе отказали в такой безобидной просьбе?
В этот раз не было усмешек. Даже тех, которые можно было назвать холодными и режущими. Мальчишка был зол, недоволен. Он точно не ждал Винтера так рано. Да что там! Его вообще нисколько не обрадовало то, что его попытки «решить задачу» были прерваны. И еще меньше удовольствия приносил тот факт, что его сосед видел нож. Он ведь чертов слабак и трус! А такие легко могут сдать его секреты другим, если это сулит им выгоду. И Том нисколько не сомневался, что Гарольд на подобное способен. В конце концов, его нежелание посетить то место снова было слишком ярким, не менее ярким и сильным, чем у самого Реддла. И тот был готов на многое. Чем не план: «сказать миссис Коул, что он знает, кто украл нож»? Тогда-то она точно разрешит Винтеру не пойти, найдя ему какую-нибудь замену. Пожалуй, сам бы Том вполне мог так поступить на его месте и в его состоянии. Поэтому-то и ждал от Гарольда чего-то в этом роде.
— Это нож? — Винтер начисто проигнорировал тон и сказанное, сконцентрировавшись на том, на что недавно был направлен его взгляд.
Сейчас он смотрел прямо на Реддла. И на его лице не было удивления. Было вообще сложно понять, как он относился к тому, что видел.
— Не твое дело, Винтер, — ответ рубленный и жесткий.
Том уж точно не планировал обсуждать с соседом то, как умудрился его достать, и... тем более, что планировал с ним делать дальше. Впрочем, неожиданная решительность на лице Гарольда дала понять, что так просто он не отстанет. Что только добавило громкости в мысленном возгласе: «Почему тебе пришло в голову вернуться в комнату именно сейчас?!».
— Что ты... — на мгновение показалось, что мальчик хотел спросить что-то другое, но... — Что ты собрался с ним делать? Зачем он тебе?
— Что из фразы «не твое дело» тебе непонятно?
— Только не говори, что... — по взгляду было ясно, что Гарольд все и так понял, а вопросы задавал лишь для того, чтобы получить своеобразное отрицание, вот только был оборван на полуслове прежде, чем задать вопрос.
— Тогда не задавай вопросов!
Том впервые повышал голос, позволив себе именно кричать — даже его выдержка вполне могла дать сбой. Просто он и так был в напряжении из-за будущего похода, из-за того, что не мог понять, что их ждет и что можно было бы предпринять. Так еще и Винтер пришел совершенно невовремя и стал задавать свои дурацкие вопросы, на которые явно не хотел слышать честные ответы.
Гарольду ведь даже и не пришла в голову мысль, что можно как-то защититься. Жалкий и ничтожный слабак! Его хватило лишь на то, чтобы желать причинить себе вред, лишь бы не идти туда.
Его сосед определенно хотел спросить что-то еще. Его рот даже приоткрылся, явно готовый выпустить еще один глупый и бессмысленный вопрос. Но то ли он понял, что вряд ли услышит ответ, то ли еще что... губы сомкнулись в тонкую линию. Кадык под кожей как-то судорожно дернулся. А в следующее мгновение произошло то, чего Том ожидал меньше всего. Винтер резко подался вперед. Его руки цепко ухватились за рукоятку кухонного ножа и потянули на себя с явным намерением отобрать. И у него бы это точно вышло, если бы не реакция Реддла. Та его не подводила даже сейчас — его рука тоже была на ручке и в планах не было так просто отпускать единственное и добытое с трудом оружие.
— Не делай глупостей, Том! — Гарольд, видимо, наконец нашел подходящие слова, которые и сорвались с языка.
— Единственный, кто здесь делает глупости, так это ты! — не уступал Реддл.
Но Винтер не сдавался. Это внезапное упрямство удивляло, особенно учитывая то, в каком состоянии мальчишка был совсем недавно. А еще было понятно, что так просто его сосед нож не отпустит. Значит, оставался лишь один выход, чтобы забрать то, что его по праву — и не важно, что украл, ведь в приюте твое только то, что у тебя, а на то, каким способом ты это получил, никто не смотрит. Что за выход? Простой. Если Гарольд не понимает слов, то он должен понять язык боли. И именно ее причинить хотел ему Том, так как умел это лучше всего.
Реддл уже было сконцентрировался, как обычно это делал. Еще немного, и его сосед должен был упасть, как подкошенный, перед ним на колени, выпустив из рук треклятую ручку ножа.
Вот только...
Неизвестно, чем бы все по итогу закончилось и как бы обернулось, но обоих мальчишек отвлек скрежет — звук, с которым проворачивается дверная ручка за несколько секунд до того, как дверь откроется.
Том запаниковал.
И его вполне можно было понять. Ведь если опускается ручка, то значит, за дверью стоит кто-то, кто хочет войти — простой вывод. И вариантов того, кто за дверью, было три: кто-то из приютских, одна из работниц этого приюта и миссис Коул. Все три варианта не вели ни к чему хорошему. Приютские? Зайдя в комнату, любой из них сразу заметит нож. Тут не нужно быть гением, чтобы понимать, что случится дальше. Что же? Заметив нож, он побежит к смотрительницам или самой миссис Коул. Тут же вскроется тот факт, что именно Том украл нож из столовой. И наказание за подобное будет гораздо суровее. Работницы приюта и миссис Коул? Развитие событий в таком случае будет такое же, просто количество этих самых событий уменьшится. Во-первых, отберут нож, и тогда все усилия по его заполучению потеряют всякий смысл. Во-вторых, смотрительница, скорее всего, до боли вцепится в ухо Реддла и так и поведет его к миссис Коул, приговаривая при этом, какой он паршивый маленький ублюдок и сейчас он узнает, что бывает с такими, как он. Уже в кабинете миссис Коул Том выслушает длинную лекцию о своем отвратительном поведении, по итогам которой получит наказание. Так что, кто бы там ни стоял за дверью, ничего хорошего обоих мальчишек не ждало, ведь и Винтеру тоже влетит, что он не рассказал обо всем. Хотя... Кое-что положительное все же было. Что же? Они вряд ли при таком раскладе попадут в «Гостевой Домик», ведь как раз в это время уже будут отбывать свое наказание. Но даже это весьма сомнительное «положительное» Тому совершенно не нравилось.
Паника Реддла, пусть и мимолетная, тем временем сыграла на руку Гарольду. И когда тот ненадолго ослабил хватку, мальчишка приложил чуть больше усилий и все же выхватил нож, как раз в тот момент, когда дверь начала открываться. Том лишь краем глаза успел уловить, как его сосед в спешке прячет нож за спину, цепляя его за рукоятку форменных штанов и пряча ту самую рукоятку под полами рубашки так, чтобы ничего не было заметно.
За дверью оказалась — миссис Стерджис, самая старая смотрительница из всех, кто здесь был.
Немного асимметричное лицо из-за странного и уродливого нароста прямо под носом, а еще оно было каким-то сухим, блеклым и болезненно бледным. А кожа была бугристой, словно одних глубоких морщин было мало. Женщина сама по себе уже казалось не просто старой, а ветхой и изможденной. Здешняя ребятня любила потешаться над ее неказистой внешностью и тем, как медленно и будто бы с трудом миссис Стерджис проговаривала слова. Однако в отличии от других, она была наиболее спокойной и почти... доброй? В любом случае, нож эта смотрительница все равно отберет, если увидит.
Том бросил беглый нервный взгляд на Гарольда, надеясь одними глазами показать, чтобы тот заткнулся, а если нет, то ему будет очень и очень плохо. Но его сосед даже не взглянул на Реддла и смотрел лишь на смотрительницу. И, кажется, даже попытался ей улыбнуться. Впрочем, улыбка у Винтера все еще выходила странной и неправильной, но уже явно лучше, чем было, когда он только пришел в эту комнату.
— Через десять минут вас просили явиться в купальню, мальчики, — сообщила пожилая женщина.
И, казалось бы, такие простые слова, но они бетонной глыбой упали на Тома, заставляя его как-то нервно и скованно замереть на том месте, где он стоял, пока в голове поднялся самый настоящий водоворот из мыслей, не оставляющий и возможности все как-то упорядочить хотя бы внутри себя. Боковым зрением Реддл отметил, как от этих же мыслей рядом вздрогнул Винтер, вцепляясь одной ладонью в другую, сжимая их до побелевших костяшек пальцев.
Но миссис Стерджис не отличалась особым вниманием, да и не стремилась замечать мелкие детали. Возможно, она даже не знала, что ждет их. Собственно, сам Том тоже не знал, что их ждет — именно это и нервировало больше всего.
А смотрительница тем временем с добродушной и теплой улыбкой покинула комнату. И эта самая улыбка выглядела в тот момент самым настоящим издевательством. И отчего-то Реддл был уверен, что так показалось не только ему.
Дверь закрылась. Это дало возможность выдохнуть, как если бы на все то время, что миссис Стерджис была здесь, Том просто задержал дыхание.
И только потом мальчишка резко и как-то порывисто развернулся к своему соседу, смерив его внимательным взглядом прищуренных глаз. Таким взглядом обычно смотрят, когда пытаются найти неточность, несоответствие, просчет, ошибку. Но откуда Реддлу знать это? Он просто смотрел на Гарольда и пытался понять, почему тот не поступил так, как ожидалось.
Винтер этот взгляд почувствовал и обернулся. Та фальшивая недо-улыбка уже стерлась с лица соседа, словно ее и не было вовсе. Лицо Гарольда снова стало почти безучастным — никаких эмоций. А то «почти» было лишь потому, что Том видел его в моменты слабости. Но вот это... это ещё ярче напоминало Реддлу об одной из сотни причин, из-за которых мальчишка испытывал раздражение. Томас всегда достаточно легко угадывал, что хотят окружающие, что думают и как хотят поступить. Конечно, он порою ошибался. Но все же. Да ещё несколько минут назад мальчишка прекрасно знал, что творится в голове Винтера. Вот только... не сейчас. Это, как если бы ты легко мог заходить в какую-то комнату, а потом резко без какого-либо предупреждения дверь захлопнулась прямо перед носом. Вроде уже известно, что скрывается за дверью, но раздражает именно сам факт. К тому же там внутри все могло измениться до неузнаваемости, разве нет? И сейчас эта чертова «закрытая комната» буквально выводила из себя.
— Почему ты не доложил ей о ноже? — прозвучало жестко, с ощутимым раздражением, а каждое слово буквально пропитано нервным напряжением.
— Зачем?
Одно слово в форме вопроса ответа. Пустое. Безвкусное. Его не разобрать по нотам. Это «зачем?» словно эхо собственного голоса Реддла, лишённое какого-либо оттенка.
Раздражает.
Левая ладонь сжалась в кулак. За одно мгновение и так, что коротко остриженные ногти впились в кожу. Едва ощутимая легкая боль помогла взять себя в руки и немного унять желание опустить Винтера перед собой на колени, заставляя содрогаться от боли в желании увидеть на этом лице хоть какие-то эмоции, что стали бы теми самыми желанными и необходимыми ответами. В последнее время вокруг Реддла было слишком много того, чего он не понимал — подобное сковывало, ограничивало, буквально душило.
— Ты мог сдать меня и, благодаря этому, не пошел бы в гостевой домик сегодня. Разве не этого ты хотел, когда думал нарваться на кулаки идиота-Джека?
После этих слов Гарольд нахмурился и как-то странно дернул плечом.
Вместо какого-либо внятного ответа, его руки скользнули за спину, ухватились за ручку ножа, что зацепилась за жесткий пояс штанов. Чуть мутноватое лезвие со следами царапин от неоднократных заточек оказалось зажато меж бледных детских пальцев, повернуто рукоятью к Реддлу. Могло показаться, что эти самые пальцы соседа слегка подрагивали, но Том не был в этом уверен. Подобное действительно могло лишь «казаться», как бывает, когда долго смотришь на неподвижные объекты, и появляется ощущение, что те двигаются, но это не так.
— Держи, — ровным голосом проговорил Гарольд.
Реддл взялся за ручку, забирая своё назад. Но смотрел он не на нож, а на Винтера, все ещё ожидая подвоха. Ведь его не могло не быть, верно?
— И это все? — вопрос сам сорвался с языка Томаса.
— Ребята еще не забыли, что ты убил кролика. Украсть нож из столовой после этого... — казалось, Гарольд смотрел Реддлу в глаза, однако это не так, ведь тот бы легко этот ответный на свой взгляд поймал... его сосед смотрел, куда угодно, но не на него, словно бы специально избегая встречи взглядов. — ...плохая идея.
Том аж опешил, определенно не ожидая ничего подобного. Удивление было настолько велико, что если бы не его нежелание уступать никому и ничему, он бы отшатнулся, делая шаг назад. Но этого не произошло. Лишь покачнулся с пятки на носок, удерживая в себе порыв слабости — именно этим ему и виделся «шаг назад». Губы сжались в тонкую линию, а глаза смотрели с режущим прищуром. Пальцы крепче сжали рукоять ножа. И казалось, вот-вот... и мальчишка приставит лезвие к горлу соседа.
Выдох.
Этот нож не предназначался Винтеру, хоть тот откровенно на него нарывался. Видимо, решил прислушаться к совету Реддла и за «травмами» пришел к нему.
— Ты смеешь меня учить, слабак?!
Это уже было не раздражение. Все ушло гораздо дальше, глубже, перешагнуло черту, которую Том не позволял пересекать.
Он смеет его учить? Серьезно?! Тот, кто едва передвигал ноги после гостевого домика? Тот, кто выглядел не лучше того самого злополучного кролика перед миссис Коул? Тот, кто решил найти простой путь и повел себя, как тряпка?
Собственные пальцы все сильнее стискивали рукоятку ножа. Если прислушаться, можно было даже услышать скрип, созданный трением кожи о дерево — на ладони точно останется характерный отпечаток. А кожа надолго впитает себе виртуозную смесь запахов металла и дерева.
А в следующую секунду Винтер с каким-то судорожным и даже надрывным вздохом рухнул на колени. Голова была склонена. Но соседу и не нужно было ее поднимать. Том знал, какая именно гримаса исказила его лицо. Гримаса боли. Да. Боль. Именно то, что и должен был испытать за свою глупую, никчемную и бессмысленную попытку чему-то учить, когда сам не может справиться ни с чем.
Жалкий. Дождевой. Червяк.
Не более того...
Томас не знал точно, когда прекратил. Просто в какой-то момент рука, сжимающаяся в кулак, разжалась — именно в этот момент Винтер издал глухой, полузадушенный хрип. Реддл же уже повернулся к нему спиной.
— Поднимайся. Нам пора.
Десять минут, отведенные им, уже почти истекли. Не стоило заставлять тех монашек ждать.