Тень: Грани Страха

Субботним утром приютские ребята не досчитались одного своего. Как выяснилось, Билли Стаббса забрали еще на рассвете. 

Его забрали люди в белых халатах. Том услышал об этом мимоходом в коридоре, когда возвращался в комнату после завтрака. Но никак на это не отреагировал. И не только потому, что ему было, в общем-то, плевать на Билли, но еще и потому, что ничего особенного в подобном происшествии не видел, считая это чем-то закономерным. Можно было даже сказать, что Реддл бы удивился, если после всего Билли бы оставили здесь. В конце концов, в приюте частенько бывало такое, что детей забирали не приемные родители. И если обычные дети были в страхе от того, что их заберет чудовище из шкафа или из-под той же кровати, то воспитанники в стенах приюта Вула боялись людей в белых халатах, которые могли забрать их посреди ночи, чтобы делать уколы и пропускать электричество через мозг. Сам Том не знал, правда ли это, но эти истории им рассказывали мальчики постарше, которые контактировали с младшими лишь для этого. И хоть Реддл и понимал, что они просто наслаждались тем, как «невольные слушатели» округляли глаза после таких вот историй, но... он тоже боялся, пряча этот страх глубоко внутри себя по соседству с другими чувствами. 

Страхи страхами, но положительного в том, что Билли Стаббса больше не было среди них, хватало. Например, он больше не мозолил глаза. Чарли, правда, легче не стало, что отчетливо было видно по загнанному взгляду. Но кто волновался о его чувствах? Приютские жалели, думая, что тот переживает за Билли, кролика и прочие мелочи, о которых уже никто и не вспомнит через пару лет. Но Том знал правду. Чувство вины, сожаление разъедали Смита. И... Реддл был уверен, что его слова глубоко засели в голове Чарли... так, что не вытравить. И это вызывало чувство мрачного удовлетворения, что тоже не так уж плохо — разбавляло серость и скорбность происходящего вокруг. 

Впрочем, Билли надолго в его мыслях не задержался. Да и утро уже было давно. И сейчас, когда скомандовали «отбой», в голове Тома были лишь мысли о том, что их ждет в домике для гостей. Тот же Гарольд выглядел спокойно — впрочем, он большую часть времени таким и был и лишь изредка показывал свои эмоции... редко, но ярко. Реддл же его спокойствия не разделял. Наоборот, внутри него росло странное напряжение, хотя и причин в общем-то не было. Просто мальчишка чувствовал, что ни к чему хорошему их «поход» не приведет — скорее, даже не чувствовал, а именно что знал, был просто-таки уверен в этом. 

К слову, сам домик для гостей был немногим меньше самого приюта. И если раньше он мало чем от него отличался, то в последний год миссис Коул хорошенько постаралась, украсив его фасад и отреставрировав. Том еще мало в чем разбирался, но даже его детской головы вполне хватало, чтобы понять, что это сделано, чтобы гостям, которые там останавливались, было комфортно. А еще примерно предполагал, почему одно время завтраки, обеды и ужины ненадолго стали скуднее — нужно же было на что-то нанимать рабочих и реставрировать. Реддл догадывался, что все сделано было не только... благодаря экономии, но знал мальчишка преступно мало, чтобы разобраться во всем. 

Гарольд шел впереди. Том лишь на шаг отставал. Он не мог позволить себе идти быстрее. Ему необходимо было время. Да, именно оно. Казалось, не хватало еще немного, чтобы разгадать эту загадку. 

Вот только... 

Они дошли до дверей. Дошли несмотря на то, что Реддл тянул время. Казалось, даже его шаги вдруг стали тяжелее обычного, сильнее продавливая сырую землю. Впрочем, идти было, в целом, не легко: задний проход неприятно зудел от тех клизм, что сделали обоим монахини после помывки, готовя их к этому странному «походу». И это было одной вещью из длинного списка тех, что оставались вне понимания Тома. А он... он никогда не любил осознавать, что чего-то не понимает, хотя и мог принять этот факт. 

В дверь постучал Гарольд, уверенно пройдясь своим довольно-таки слабым на вид кулачком по деревянной шершавой чуть влажной поверхности. И именно этот звук отвлек Тома от блуждания по бесконечным коридорам из собственных мыслей и догадок. 

Им открыли не сразу. 

Реддл усвоил это давно... Время нельзя поторопить или замедлить — им нельзя управлять. Можно только беспомощно смотреть на циферблат, по которому мерно, в своем исключительном темпе, ползли совершенно безразличные ко всему стрелки. Если злосчастного циферблата не было поблизости, он оставался где-то в голове: казалось, что раздражающее тиканье внутри каждого никогда и не умолкало — просто люди не всегда его слышали. Стрелки не бежали и не останавливались. И даже если сломать часы, то на время это никак не повлияло бы — оно всегда оставалось победителем, посмеиваясь над тщетными попытками им управлять. 

Вот и сейчас, стоя у двери, Том продолжал слышать тиканье невидимых часов внутри себя. И насчитал около тридцати секунд... каких-то полминуты прежде, чем глухо щелкнул замок, сопровождаемый едва слышным скрежетом задвижки, что скрылась в двери, позволяя ее открыть. 

На пороге стоял мужчина. Он был явно в возрасте: сколько ему лет, сказать было сложно, но он точно был старше, чем миссис Коул. Как бы его описал Том? Пожалуй, слова «невзрачный» вполне бы хватило. И если бы не бордовый халат из бархата, то оно бы подошло идеально. Только этот халат, собственно, и врезался в память — то ли из-за броского цвета, то ли из-за дорогого материала. А так... Невысокий человек с белесыми волосами, крупным носом, пухлыми губами и пышными моржовыми усами. Конечно, не обошлось без практически постоянных атрибутов всех богатеев. О чем идет речь? Нежная кожа рук, явно не знавших физического труда, и солидное брюшко — да-да, особенно последнее. Реддл четко усвоил, что если у детей подобное символ жадности, ненасытности и глупости, то у взрослых это символ достатка. В конце концов, это было логично. Богатые люди любили вкусно поесть и имели возможность есть так часто, как того хотели. Честно? Тому отчасти он напоминал разжиревшего от обильной пищи кота, вот только его «шерсть» облезла и выцвела, делая его не то, что жалким или уродливым, скорее, просто мерзким. И вот это ощущение мерзости закрепилось в голове мальчика прямо рядом со словом «невзрачный». 

— А вот и гости! — радушно воскликнул мужчина, гостеприимно распахивая дверь настежь. 

«Зачем они здесь?» — этот вопрос так и остался в голове Реддла и никуда не хотел исчезать. И даже радушие незнакомца никак его не отвлекло. 

Тома не отпускало ощущение, что что-то было не так. Как если бы ему показали идеально нарисованную картину с одной деталью, что была не оттуда — она не бросалась в глаза, ее и заметить-то было сложно, но... эта деталь все равно смущала где-то на периферии сознания, ясно говоря о несуразности и неправильности происходящего. Неизвестно, что там с неочевидным, но, как на взгляд Реддла, и явных странностей вполне хватало. Например? Ну... Взять хотя бы то, что их порции ужина были меньше, чем у других. Еще? Их тела не вымыли, а буквально выскребли. Заставили чистить зубы дольше на минуту, а потом и вовсе дали зажевать листок мяты — зубной порошок и вкус мяты, казалось, пропитал все во рту. Задний проход все еще зудел после клизм, к тому же... он был противно склизким от какой-то мази, название которой Том не знал. Этих странностей вполне хватало, чтобы насторожиться настолько, что никакое радушие не успокоит и не убавит бдительности, щедро разбавленной подозрительностью. 

— Проходите-проходите, — затараторил как-то спешно мужчина, все еще улыбаясь. — Не стойте на пороге. Погода нашей матушки Англии редко балует нас теплом. Нам же не нужно, чтобы вы заболели, верно? — тон был не просто добрым и теплым, но и участливым. 

Широкая ладонь с мясистыми пальцами покровительственно легла на спину Гарольду, прямо между лопатками, чуть подталкивая внутрь — не ожидавший нарушения личного пространства Винтер вздрогнул, но руку не скинул, скорее... просто напрягся. И в принципе, это было самое обычное прикосновение. Можно сказать, что этим жестом мужчина поторопил ребенка зайти внутрь. Вот только Том все равно заметил, как большим пальцем он погладил его соседа, чуть смяв ткань новенькой белой отутюженной рубашки, которую выдали специально для этого «похода». И эта та самая деталь. И вроде мужчина вполне мог прикоснуться и так, но это Реддлу все равно не понравилось. Он даже был рад, что незнакомцу пришло в голову положить руку именно на спину Гарольда, а не на его — мальчишка не был уверен, что отреагировал так бы мирно, как Винтер. 

Однако, в конечном итоге, оба воспитанника приюта Вулла оказались внутри, хотели они того или нет. 

В домике оказалось чисто и уютно. Что ни говори, а миссис Коул постаралась на славу с этим своим ремонтом. И не скажешь, что еще полгода назад это место больше напоминало сарай. Нет... Теперь здесь были мягкие темно-зеленые ковры, исправно работающий резной камин. На самом деле, комната была даже уютной — не чета приютским. Тут все было для полного комфорта гостей, которые здесь останавливались. У окна стоял стол с зеленым сукном, на столе лампа, пара книг и свежая газета. Сбоку полки с книгами: в большинстве своем там была художественная литература, но Том сомневался, что конкретно этот гость брал хоть одну из них — не выглядел он человеком, что любил скоротать свой досуг за чтением. На стене, красовавшейся новенькими бежевыми обоями, висела картина с изображением парусника, дрейфующего по штормовому темному и явно враждебному морю, а еще антикварные часы. Еще тут был журнальный столик в окружении двух кресел. А в углу на небольшой тумбе легкую и тихую музыку играл патефон. Неплохое место... Миссис Коул была бы более успешной, держа гостиницу, а не приют. 

— Присаживайтесь, ребята, — мужчина указал на мягкие кресла, дождавшись, когда дети осмотрятся. 

Том не хотел здесь задерживаться. И тем более не хотел сидеть в кресле в обществе странного и незнакомого человека. Почему? Хотя бы потому, что комфорт и удобства расслабляют. И сейчас у Реддла было стойкое ощущение того, что этот самый пресловутый комфорт вместе с удобствами насильно запихивали ему в глотку. И рад бы отказаться, но... не мог. 

Винтер, к слову, тоже не горел энтузиазмом. Однако все же занял одно из кресел, как и Том. 

Начинать разговор они не спешили. И не только потому, что не были открыты миру и не являлись теми общительными детьми, которых каждый второй взрослый жаждал усыновить. Просто Гарольд, видимо, не знал, с чего начать. А Реддл и вовсе не хотел говорить — банально не о чем. Опыт общения со взрослыми ясно говорил ему о том, что ничего хорошего ему они сказать не могли. И это, пожалуй, было взаимно. 

— Вы, наверное, гадаете, кто я, и зачем вас сюда позвали, — продолжил мужчина. — Что ж... Для начала представлюсь, — хлопнул в ладоши, растирая их. — Меня зовут Джон Доу. А вас, ребятки? 

Ну, допустим, он прав. Том и правда гадал, кто этот странный тип и зачем их сюда позвали. Вот только не стоило держать их совсем за идиотов. Конечно, мальчишка и не ждал правды от взрослого. Чем старше становишься, тем больше врешь — вот, что усвоил Реддл. Однако... При этом всем, мальчишка не ожидал, что этот конкретный человек примет их совсем за дураков. Ладно, Гарольда... А что? Он иногда выглядит таким простачком, что аж глазам больно. Но Том — дело другое. 

О чем он? Просто «Джон Доу»... Это и есть имя загадочного «Мистера»? Серьезно? Тогда бы лучше и оставался «Мистером». Еще бы Том Сойером назвался! Ничего бы не изменилось... Почему? Ну... Реддл не мог ручаться за других детей, но он много читал и прекрасно знал, что «Джон Доу» — это имя, которое дают неопознанным пациентам в больнице. Так что, можно сказать, что этот человек напротив так и не представился, что только добавляло странностей в общую копилку. 

— Гарольд Винтер, — после недолгого молчания первым представился его сосед. 

— Гарри... — тут же одобрительно улыбнулся ему «Джон». 

— Гарольд, — тихо, но достаточно уверенно поправил его Винтер. 

И это заставило Реддла отвлечься от происходящего и в какой-то мере даже удивленно посмотреть на мальчишку рядом. Могло даже показаться, что своего соседа Том видел впервые — по крайней мере, именно это и читалось в его взгляде. Хотя... Успокоился он довольно быстро, вернув глазам привычное безразличное выражение. 

Гарольд... Получается, он не очень любит это простецкое сокращение «Гарри». И вроде ничего особенного. Но... Реддл тоже не любил «Том». Ему вообще его имя не нравилось. Том... Этих Томов в стране полно. Неужели его матери так сложно было подобрать что-то не такое простое и распространенное? Нет, его имя ему совершенно не подходило, как на его взгляд. И если «Томас» он воспринимал более-менее нормально, то «Том» вызывало глухое раздражение. И это своеобразное сходство с Винтером удивило его. Правда, мальчишка пока не знал, как к подобному относиться. 

— А тебя как зовут, мой мальчик? — мужчина чуть наклонился и подался вперед, нависая над Реддлом, из-за чего тому пришлось невольно спиной вжаться в кресло. 

Слишком неожиданно и резко. Мальчишка не любил, когда так резко и бесцеремонно врывались в его личное пространство и по возможности не допускал подобного. А еще это «мой мальчик»... настолько приторно, что вызывало тошноту. 

— Томас, — нехотя отозвался он. — Томас Марволо Реддл. 

И если Гарольд, когда называл свое имя, смотрел, куда угодно, но только не на мужчину, Том смотрел ему прямо в глаза и не мигал. Наверное, именно это и стерло улыбку с лица «Джона», хотя мальчишка и не был уверен в этом до конца. Он просто знал, что его прямой взгляд нравился далеко не всем взрослым. Да что тут греха таить? Его прямой взгляд не нравился никому. 

— Ох... Знавал я как-то одного Тома... 

Дальше был пространный разговор ни о чем. При этом «Джон» часто басовито смеялся, закатывал глаза, играл бровями и часто жестикулировал, словно актер в каком-то странном, но явно дешевом спектакле — за билет на такое шоу Реддл не заплатил бы ни цента, если бы у него вообще были деньги. Но чему тут, собственно, удивляться? Взрослые так часто и общались с детьми — пускали пыль в глаза. И этот «Джон» подчинился негласным правилам. За весь довольно-таки долгий и скучный разговор он не сказал ничего дельного и важного. И, конечно, никаких обещаний усыновить, а то, что он здесь не за этим... в этом не было никаких сомнений. О чем тогда говорил? Рассказывал о Лондоне, о каких-то своих путешествиях за границу или вообще придумывал байки на ходу под аккомпанемент заботливо разлитого по чашкам чая. Том никогда не любил пустую болтовню, что мужчина должен был ощутить, но тот словно бы и вовсе игнорировал присутствие мальчика, уделяя все свое внимание Винтеру, одаривая его излишнем дружелюбием и теплотой, что даже со стороны напрягало. 

Честно? Реддл не мог точно сказать, в какой момент происходящее здесь резко... изменило градус? Да, пожалуй, так. 

Просто когда улыбка пропала с лица мужчины, тот резко подался вперед, стремительно сокращая расстояние между собой и Томом. Мальчишка почувствовал чужое дыхание на своей шее, которое отдавало чем-то мясным — видимо, «Джон» на ужин наелся мяса до отвала. А вскоре ощутил, как кончик лоснящегося от жира крупного носа скользит по его шее. 

Это было настолько неожиданно и омерзительно, что мальчишку даже парализовало на несколько мгновений. 

Вот только... 

Мужчина отстранился так же резко, как и приблизился пару мгновений назад. Том не успел как-то отреагировать на подобное. 

— Думаю, тебя, мой мальчик, я оставлю на следующий раз... 

Улыбка мужчины неуловимо изменилась. И вроде она осталась такой же, но внимательность Реддла не позволила ему оказаться обманутым — он всегда был внимательным к деталям. У этой улыбки... у нее изменился тон. Просто дружелюбия и тепла стало в разы меньше. В ней стала читаться напряженность. А еще... еще эта улыбка стала удивительно вписываться в весь его вид: стала такой же мерзкой, как и сам этот мужчина. 

Тома резко выдернули из кресла. 

Оказавшись на ногах, мальчик даже пошатнулся. Однако это случилось не из-за резкой смены положения. Просто внезапно накатила удушающая слабость и захотелось спать. Реддл не понимал, что с ним происходило. Ведь еще там, у двери, он было достаточно бодрым. Истории хоть и были скучными, но совершенно точно не могли утомить настолько, словно бы Том весь день трудился, не разгибая спины. 

Мальчишка мазнул взглядом по соседу. 

Тот выглядел не лучше. Сидел в кресле и клевал носом, виртуозно балансируя между сном и реальностью. 

Вот только Винтера мужчина от чего-то выставлять не спешил. 

В конечном итоге, Реддл оказался на улице. Привалившись спиной к стене, дышал тяжело, загнанно... каждый раз жадно хватая ртом воздух, будто утопающий. Мальчишка попытался проморгаться, чтобы картинка перед глазами хоть немного стала четче, но не помогло — все плыло и качалось. К горлу подступала тошнота. Том хотел оторваться от стены и сделать хотя бы шаг, чтобы хоть чуть-чуть сократить расстояние между собой и приютом. Один единственный шаг, который так был нужен сейчас. Но все оставшиеся силы уходили лишь на то, чтобы удержаться на ногах. 

И вот... когда и тех крох сил тоже не стало, мальчик почувствовал, как чьи-то руки подхватили его. Реддл точно видел монашескую робу. Видимо, подоспели монахини. Мальчишка пытался, не смотря на еле шевелящийся язык, узнать, что происходит и куда его тащили. Но... Кажется, его никто не слушал. 

Дорога до собственной комнаты запомнилась плохо. Более-менее пришел в себя Том уже раздетый и на своей кровати. Вот только тело было неподвижно. Оно будто бы налилось свинцом. 

И... 

В этот миг Реддлу было действительно страшно. 

Не страшно из-за того мужчины и не страшно за Гарольда. Этот страх был с Томом всегда, пустив корни настолько глубоко, что их не выкорчевать. Мальчишка научился его скрывать даже от самого себя, но... это все временно. Иногда этот глубинный страх пробивался наверх. 

Что могло быть страшнее собственной беспомощности? Реддл так и не нашел того, что бы испугало его больше. И сейчас, лежа в своей кровати и не имея возможности и пальцем пошевелить, он лишь в очередной раз убеждался в этом.

***

Рассвет... 

Переломный момент после долгой и непроглядной ночи. Скоротечен, но всегда захватывающе красив, даже если первые солнечные лучи с трудом пробивались через плотную завесу привычных лондонцам дождевых угрюмо-серых туч. 

Том всегда вставал с рассветом, когда еще даже монашки не успевали толком продрать глаза. Однако сегодня внутренние часы дали сбой. Мальчишка все продолжал беспокойно спать, игнорируя происходящее за окном. 

Ночь все еще настойчиво, даже по-вульгарному настырно цеплялась за небосклон. Вот только шансов у нее не было — бой проигран слишком давно, не смотря на неустанные попытки взять реванш. То тут, то там можно заметить тонкие, робкие солнечные лучи. Они старательно тормошили уже не ночное небо, будят рассвет. А тот... сонный и недовольный нехотя ворочался, но постепенно приоткрывал глаза. Пробуждение сонного и основательно взлохмаченного рассвета сопровождалось протяжным зевком его большого рта, в котором и исчезали, не устающие бороться, остатки ночи. 

Но Том ничего этого не видел. Он проснулся позже... от стона с соседней кровати. И, перевернувшись набок, Реддл заметил Гарольда. Мальчик не знал, когда именно тот вернулся от «Джона». Да и... важно ли это? Сонный взгляд невольно выхватил лишь то, как сжавшегося Винтера мелко трясло... 

— Эй... Ты как? 

Нельзя сказать, что Реддл переживал или сочувствовал. По крайней мере, сам он вообще не стал себе объяснять, с чего вдруг заинтересовался состоянием Гарольда. Просто этот вопрос... он будто бы слетел сам собой. И, честно говоря, ответа мальчишка не ждал. 

— Но... Нормально... Все... нормально...