Макенахи

                                    «Проснись, чтобы увидеть правду» Ошо.

Я не чувствовал ничего. Не видел. Не слышал. Была только пустота. Не тьма, не холод, а абсолютное отсутствие чего-либо. Моё сознание не спало – его не существовало. Я был частью вечности, но без ощущения вечности.

Потом… искра.
Не свет. Не звук. Что-то, что резануло через эту пустоту. Словно коготь прочертил по небу.

Воздух. Моё тело. Боль.
Не сразу. Сначала — ощущение. То, что я давно забыл. Вес. Тяжесть. Ощущение кожи, костей. Ритм сердца.
А потом — боль. Она вспыхнула разом, как будто каждая клеточка, замершая на минуту, проснулась одновременно. Невыносимый холод, пронзающий до мозга костей, сменяющийся обжигающим жаром. Судороги, проходящие сквозь всё тело. Я задохнулся. Горло сжалось, но инстинкт выживания, впитанный в Мезозое, был сильнее.

Я открыл глаза. «Я выжил? Это была новая тренировка? Он решил испытать меня?» — мелькнуло в голове.

Надо мной было стекло. Толстое, прозрачное. За ним — белые стены, яркий, стерильный свет. Я щурился, свет ослеплял.
Множество лиц.
Они были человеческими, но такими чужими. Бледные, испуганные, восторженные. В белых халатах. Они шептали. Их голоса были приглушены, я не понимал их языка. Словно они говорили на совершенно новом, незнакомом наречии. Но я чувствовал их страх. И любопытство.

Я попытался пошевелиться. Тело не слушалось. Но я чувствовал его. И что-то было не так.
Я был огромным.
Мои руки, когда я попытался поднять их, казались колоннами. Мои пальцы — толстыми, как брёвна. Мезозой. Первобытная энергия. Мои кости, мышцы — всё стало плотнее, массивнее.
На моём теле висели лишь лохмотья когда-то плотной одежды. Сапоги, которые должны были быть крепкими, теперь казались нелепыми обрывками кожи на гигантских ступнях. Они растянулись, порвались, но остались частью меня.

Я лежал на огромной, круглой платформе. Вокруг меня — осколки чего-то тёмного и ледяного. Чёрный лёд. Озеро. Оно было со мной. Или то, что от него осталось. Я узнал этот запах — вечность, озон, мёртвая вода.

За стеклом, на огромных экранах, мерцали изображения: панорама Луны, серой, безжизненной. И на одном из них — аномалия. Кусок древней Земли, с застывшим озером, покоящийся среди кратеров. Затем — изображения аппаратов, странно выглядящих машин, приземляющихся рядом. И силуэты людей в белых одеждах, приближающихся ко мне.
Я понял. Они нашли меня. На Луне. И привезли сюда. На Землю.

Голос вырвался из груди, низкий, хриплый. Не слова. Рычание. Я попытался встать. Платформа заскрипела. Стены затряслись. Лица за стеклом побледнели ещё сильнее. Охранники, стоявшие в отдалении, в странной броне, навели на меня нечто, что выглядело как оружие.

Я не чувствовал угрозы. Я чувствовал их страх.
Слабый, но отчётливый пульс в этом мире, наполненном чужим грехом и чужой чистотой. Она была здесь. В этом огромном, непонятном будущем. Она была жива.

Моё тело рванулось. Я слегка ударил по стеклу и жестом пытался позвать к себе людей. Наверное, я выгляжу как дикий, гигантский примат.

Я чувствовал, как потоки энергии этого нового мира вливаются в меня, как чужая ложь и чужой грех обжигают кожу.

Самый смелый, парнишка лет двадцати, подошёл и заговорил.

— Подождите, он хочет что-то сказать.

— Ооорр… хрх… Ася… Аааася…

— Вы слышали?! Он может говорить! Возможно, это другой язык… хм… нужно найти полиглота. Нужно записать всё, что он скажет. Это будет настоящим прорывом в науке!!!

«Что же вы говорите? Разве вы не понимаете? Я хочу видеть свою сестру. Разве так сложно это понять?» — думал я.

---

Мои руки, толщиной с брёвна, легли на стекло, дрожа. Я не мог объяснить. Мой язык – новый, младенческий – не справлялся с тем, что я видел и чувствовал. Учёные за стеклом шептались, их голоса звучали как шум воды.

— Он пытается что-то сказать! — воскликнул парень лет двадцати, что подходил ближе всех. Его глаза, хотя и полные научного азарта, не были холодными. В них светилась искра неподдельного любопытства. Это был Кевин, как я потом узнал. Доктор Кевин Торн.

— Ася… — прохрипел я, пытаясь вызвать в памяти лицо сестры. — Ассся… Ася! Ася!

Кевин, склонившись к микрофону, пытался перевести мой хриплый голос. «Ася…» — повторил он. «Ася…?»

Я ударил по стеклу. Не сильно, но достаточно, чтобы оно треснуло, а охранники напряглись. Меня обдало волной их страха — сладковатого, почти животного. Но Кевин не отшатнулся. Он просто смотрел на меня, широко раскрыв глаза.

Моя новая природа кричала: «Они лгут! Они прячут! Они хотят только знать!» Я чувствовал, как по жилам бежит грех — не мой. Он был в этом помещении. В их «научном» любопытстве. В их желании контролировать. И это питало меня.

Я закрыл глаза. Вспомнил Асю. Её смех. Её хрупкость. Внутри меня что-то дёрнулось. И я показал это.

Не словом. Не жестом. Я выпустил волну. Волна, сотканная из чистой, невыносимой тоски. Из боли, из любви. Она ударила по стеклу. Не разбила его. Она прошла сквозь. Как звук.

За стеклом Кевин пошатнулся. Другие учёные отпрянули. Некоторые схватились за головы. Лица их исказились, словно они на мгновение пережили чужую скорбь.

Кевин упал на колени, одной рукой прижимаясь к груди. В его глазах — слёзы. Не от физической боли. От той, что я ему показал. Он смотрел на меня, и в его взгляде больше не было чистого любопытства. Было сострадание. И ужас.

Кевин поднял голову.

— Я… я понял… — прохрипел он. — Сестра… он хочет… найти…

Старшая учёная, женщина в строгом костюме, подошла к Кевину.

— Доктор Торн, что это было?! Он опасен! Его нужно…

— Нет! — Кевин поднялся. — Это не агрессия! Он… он транслирует. Эмоции. Он хочет, чтобы мы нашли его сестру! Пожалуйста, дайте мне время! Он ей поможет! Он сам – воплощение жизненной силы!

В течение следующих нескольких недель Кевин стал моим единственным контактом. Он приходил каждый день. Приносил мне книги, не для чтения, а для того, чтобы я учился чувствовать их энергию. Он говорил со мной часами, медленно, повторяя слова, пока мой новый язык не начал формироваться. Он учил меня названиям предметов, концепциям этого нового мира. А я, в свою очередь, учился читать его.

Кевин был молод, наивен, но его грех был минимален. Он был чист. Его амбиции не были порочны. Он просто хотел знать. И помогать.

— Ася, — повторял я. — Больница… старая…

Кевин просиживал ночи в архивах, в старых базах данных, среди миллионов имён. В этом будущем люди жили дольше, записи хранились тщательнее. И однажды он прибежал, бледный, но с огоньком в глазах.

— Самир… Самир, я нашёл! — Он протянул мне фотографию.

Над моей огромной ладонью возникло лицо. Молодое. Хрупкое.

Ася.

Слёзы хлынули из моих глаз. Наконец-то.

Он протянул мне ещё одну фотографию.

— Он принёс её сюда, в наш центр два года назад. Всё оборудование, все наши приборы, буквально всё здесь купил он. Какой-то неизвестный бизнесмен из ЮАР.

— ХАААААААААААААААААХААХААХААХААААААХ!

Неожиданно мой смех прозвучал искажённо, громко и грубо. Все в центре встали с испуганными лицами. Кевин тоже вздрогнул, но быстро успокоился.

— Успокойтесь, парни, он просто… смеётся?!

«Хехе, очень даже представительный африканец вышел из Таварека», — подумал я.

---