11
Я тут же отогнал эту мысль и стал прислушиваться к словам остальных. Алиса снова заговорила, и через мгновение мы уже слушали мнение другого человека. На этот раз мне не хотелось смотреть куда-то в пол и молча сидеть. Люди, сидящие вокруг, стали мне ближе, я почувствовал это. Не страшили их присутствия, их устремлённые на меня взгляды, и не казалось больше, что я им не нравлюсь. Хоть они и в прошлый раз улыбались, обсуждая темы, в этот раз в их улыбках что-то изменилось. Они поглядывали на меня так, что внутри становилось тепло.
Следующей книгой для чтения стала: «Убить пересмешника» Харпера Ли. Её я прочитал за пять дней. Однажды сидел в коридоре в школе и читал, пока не зазвонил звонок. Внезапно нагрянул Егор с дружками и швырнул мою книгу об стену со словами, что если ещё раз увидит меня с книгой в руке, то засунет её мне в пятую точку. Поэтому я читал дома. Приходил домой и, позабыв покушать, читал роман. Я рассказал об этом Алисе, и она смеялась, называя меня дурачком. Алиса рассказывала о своих днях, и я с интересом её слушал. Больше всего, меня поразило, что она прочитывает одну книгу каждые три дня. А ещё, в субботнее утро, она впервые заговорила со мной про свою беременность.
Перед следующей литературной встречей, Алиса пригласила меня на чай. После школы я сказал родителям, куда иду и ушёл, сорвав по пути ромашку, растущую возле дома. Алиса улыбнулась со словами: «так мило» и впустила в квартиру. Её мамы дома не было, и мы уселись на кухне. Она налила горячий чай, разложила овсяное печенье, пряники на тарелки и тоже села. Из-за красного лица она была похожа на человека, только вышедшего из бани или горячей ванны. Коричневые локоны волос лежали на плечах и вились полумесяцем. Мы молча сидели, помешивая чай ложками, слышался только звон постукиваний металлических ложок о фарфор.
Внезапно Алиса рассмеялась.
- Просто вспомнила твою прошлую речь. Ты так забавно нервничал.
Наверное, я немного напрягся, потому что потом она перестала смеяться и нахмурено так добавила:
- В смысле, не в том смысле, что ты был смешной, а это было мило. Ну, не обижайся!
- Я не обижаюсь. Это было не мило, а глупо. – Сказал я и улыбнулся. – Стоял там, как истукан.
Алиса снова засмеялась. Громко так, смотря на меня полосками глаз. У меня не было сил больше держаться, поэтому засмеялся и я. Вдруг всё стало просто и прекрасно, что мы сидели за столом, ещё даже ни разу не глотнув чаю.
Она подтолкнула в мою сторону тарелки с вкусностями, и мы запили чай. Разговор сразу набрал обороты. Мы переговорили о предпочтениях каждого, о школе, играх и так уж выходило, что почти каждое её предпочтение оказывалось и моим тоже. Что нравилось ей, нравилось и мне, и наоборот. Допили первую чашку, Алиса налила следующую, а овсяное печенье мне пришлось по вкусу, и вскоре одна из тарелок опустела. Алиса наполнила её снова. Она рассказала о своём трёхлетнем увлечении плаваньем. Даже на городских соревнованиях участвовала и заняла второе место. Рассказала о своём первом дне в бассейне, и как плюхнулась в воду, и все смеялись над ней. Но позже у неё всё стало получаться лучше, чем у других, и Алиса говорила, что она пальцем показывала, пока тренер не видел, на тех, кто над ней в первый день смеялся.
- Мне было десять лет тогда. – Улыбчиво произнесла она и вдруг сгрустнула.
Только что горевшее радостью лицо Алисы покрылось пеленой печали. Лицо размякло, не выражая никаких эмоций, а глаза потухли. У меня аж в сердце закололо от такого её вида.
- Больше не смогу плавать. – Вымолвили её губы, и голос уже начинал дрожать. – Через два месяца роды, а потом уже не будет на это время. А я люблю плавать, Саш, люблю. Мы с папой раньше ходили почти каждую неделю. Он меня научил.
Она прикрыла лицо рукой, но я видел часть глаза, и в нём зарождалась слеза. Она сильно прищурилась. Слеза выжалась и покатилась по щеке.
Алиса заплакала. Навзрыд. Пока она рыдала и не могла остановиться, в моей голове начался хаос. Главный вопрос: что мне делать? Мне подойти к ней и приобнять, как делают в грустных фильмах? Или посидеть подождать, пока она сама не перестанет, потому что, ну, ведь, так не красиво подходить и обнимать человека. Наверное. Посидеть и попить чай с печеньем. Хотя лучше без печенья и без чая, просто молча посидеть, и даже не смотреть на неё. Тоже не культурно. А вдруг она ждёт, чтобы я её утешил, но как это сделать? Почему никто никогда не объяснял этого. В школе просто один урок по поводу утешений. Урок №1. Берёте плачущую за плечо и прижимаете к своей груди. Готово! Ничего сложного. Возможно, она ждёт от меня каких-то правильных слов. А может, ей сказать...
- Прости, Саш, что разрыдалась. – Она прервала мои мысли и громко шмыгнула. – Саш, прости.
- Мне очень жаль. – Всё, что я смог произнести.
- Ничего-ничего. Мама предупреждала, что перепады вот такие вполне могут быть и пару раз в день. Я уже плакала так сегодня. – Алиса лучезарно улыбнулась, сквозь слёзы и опухшие щёки. – Когда мама собиралась к тёте поехать. И вот опять. Но всё, я перестаю рыдать.
Она протёрла лицо платком, приложила его кончики к глазам, и убрала в сторону.
- Он утонул. Я тебе не рассказывала. В принципе, не знаю зачем бы я стала, но сейчас, раз тема затронулась, просто хочется сказать, что он утонул год назад. Папа.
- Мне жаль! – Заверил я с мыслями, что ничего с собой не могу поделать. Других слов не было.
- Да, спасибо. Не знаю я...не знаю. – Алиса покачала головой. – Год к нему не ходила на кладбище. С самых похорон. А в тот день пошла. Ты мне таким грустным тогда показался. Мы вместе до остановки дошли, помнишь?
Хотел сначала сказать, как я могу забыть, я ничего с тех пор не забыл. Почему я о тебе каждый день думаю? Почему ты забеременела?
Но произнёс другое:
- Помню.
- Месяц почти уже прошёл. Не хочу говорить о своём отце – грустно. Это слишком грустно. Я любила его, и вот его не стало. Он не знает, что у меня будет ребёнок. В тот первый день я ходила ему рассказывать об этом. Рассказала о том, что через три месяца рожать, и об отце ребёнка, об этом ублюдке. Правда, ему о том, что он меня бросил говорить не стала. Просто сказала, как его зовут, чем занимается. Не смогла ему об этом сказать. Он всегда оберегал меня, счастья желал. Каждые отцы такие, но мой был самым лучшим. Раньше он меня оберегал, теперь, наверно, моя очередь его оберегать, расстраивать не хотела этой новостью. Он же меня слышит. Конечно слышит.
Алиса сжала пальцами лежащий на тарелке пряник. Уставилась в него и не моргала.
- Это мама меня уговорила оставить ребёнка. Не то, чтобы я хотела от него избавиться, я просто испугалась. Не знала, что делать. А мама обняла и сказала, что никогда меня одну не оставит. А всё из-за этого козла. Дима Матвеев. Я слышала он в Москву поступил. Вот пусть там и остаётся. Придурок несчастный.
Она тяжело выдохнула.
- Просто ты такой человек. Хочется всё тебе рассказать. Добрый ты, Сашенька. – Она взглянула на меня и улыбнулась. – Не теряй этого качества, и не торопись взрослеть. Я столько книг прочла про материнство и беременность и поняла, что моё детство кончилось.
- Хорошо. – Согласился я. Взглянул на смятый ею пряник, затем на живот, который она придерживала одной рукой.
- Не хочу тебя больше грузить. Всё замечательно у меня. – Она улыбнулась одним краем рта.
- Да, вытирай кляксы с лица, хватит плакать. – Машинально произнёс я, вовсе не подумав, и замер в ожидании реакции Алисы.
- Что это значит? Кляксы — это слёзы что ли? – Улыбнулась она в ответ.
Я помедлил, пытаясь собраться с мыслями и заодно сделать вид, что я не ляпнул так случайно, а сказал намеренно, в шутку. Перед глазами встало лицо мамы, произносящая эту же фразу точь-в-точь, как я.
- Это мама так говорит. В детстве, мне было может пару лет, может три годика, я рисовал красками и весь измазался. Руки в краске, лицо. Полностью измазался. Не помню совсем, только по её рассказам. Она каждый раз это рассказывает, когда к нам приходят гости. Наверно, уже весь город знает. Мне-то было всего годика три, не больше. Я, значит, измазался краской, а мама меня на руки подняла и поднесла к зеркалу, чтобы я полюбовался, как испачкался. Вот только я расплакался сразу.
Алиса рассмеялась. Меня это позабавило, и я рассказывал дальше:
- Мама говорит, я увидел себя в зеркале, и давай плакать, полдня остановить не могли. Вот с тех пор она и стала называть слёзы кляксами. «Сотри кляксы с лица и пошли ужинать». Сейчас вон и Камилле так же говорит. Хотя да, смешно это было раньше. Мы смеялись, когда я специально потом мазался, чтобы она мне так говорила.
Я замолчал и задумался.
- Я помню, как мама с измазанным краской лицом, рыдающая в голос, старалась меня рассмешить. Такое ощущение, что это было вот только вчера, словно прилёг вчера ночью спать с кляксами на лице, и вот проснулся уже двенадцатилетним. Интересно, всегда так будет? Я и в двадцать пять лет буду сегодняшний день так же вспоминать, думая, будто это было только вчера?
- Наверное, да. – Сказала Алиса.
Мы вдвоём помолчали. Алиса положила на стол ложку, так и не перемешав чай, и с хохотом заявила:
- Ну, это же и вправду смешно. А мама у тебя молодец. Моя мама тоже смешная. Тоже любит разные истории родственникам рассказывать. Сколько бы я её не уговаривала, всё равно рассказывает. Говорит, как подрастёшь, сама будешь смеяться.
- Вот, и моя так же говорит. – Усмехнулся я.
- Да. Детей растить весело, наверное.
- Да, наверное. Скоро узнаешь. У тебя же будет ребёнок.
Её улыбка раскрылась вся и растянулась на всё лицо. Оно засияло, что аж прищуриться захотелось, как от солнца.
- Ты прав. У меня будет ребёнок!
Алиса заулыбалась и налила мне ещё чаю. Дальше она говорила о том, что узнала из книг про беременность. Некоторые вещи меня удивляли, но Алиса смеялась и продолжала рассказывать о годовом запасе памперсов, новой коляске и ещё много всего, что и не упомнить. Она говорила и так смешно прищуривала глаза, пытаясь меня удивить чем-нибудь ещё, что я ни на секунду не спускал с неё глаз.