7
Завтра не хотело наступать. День тянулся, как прилипшая к парте жвачка, в конце превращаясь аж в нитку. В школе уроки шли по два часа, а не по сорок пять минут, как обычно, перемены длились аж тридцать минут, и самое главное, никто ведь, кроме меня, не замечал этого. Будто заговор какой-то. Ужас! Ну а вечером дома ничего не происходило, и мне оставалось лишь сидеть у окна и глядеть, как в темноте плывут облака по небу.
Утром открыл глаза с чувством, будто и не спал. Смыл остатки сна в ванной комнате, проглотил завтрак, взял коробку и помчался на кладбище, боясь опоздать на встречу с Алисой. Где-то на полпути вспомнил, что снова забыл скотч. Вернулся за ним, заодно взял и ножницы, и снова побежал.
Через семь минут я уже был на месте, но Алисы ещё не было. Часы показывали точное вчерашнее время. Я положил коробку на землю, у того самого дерева, а ножницы и скотч положил сверху, сам пошёл к Марку.
Перед глазами всплыла картинка, как Алиса смеётся, пальцем показывая прямо мне в лицо. И смеётся она как-то не по-доброму. Усмехается. Откуда ни возьмись, из-за её спины показались другие девчонки и парни, они тоже стали показывать на меня пальцем и смеяться, аж прищуривая глаза. Алиса показывала на коробку у дерева, куда они написали оскорбительное слово из трёх букв, потом один из парней пнул его так, что тот разломался. Алиса расстегнула свою жёлтую куртку, достала оттуда подушку и снова закатилась со смеху, тыкая пальцем прямо мне в глаза.
Я встряхнул головой, пытаясь отогнать плохие мысли.
Но в этот день Алиса так и не явилась. Я так ждал этого утра, а она даже не пришла. Может дела какие появились, может что-нибудь ещё. Она не показалась злой или нехорошей девушкой, наверное, и вправду просто не смогла.
Несколько минут посидел с Марком, затем убрал коробку в сторону, чтобы не видно было и побрёл в школу.
Ничего не хотелось делать. Наверное, зря я начал всё это с коробкой. Если бы Марк был жив, он бы подсказал, как мне быть. Он всегда знал, что правильно, а что нет. И как у него так получалось? В школе учителя его недолюбливали, но мне кажется, и они знали, что если бы он захотел, то по всем предметам пятёрки каждый день бы получал. Если бы он захотел, то во всех олимпиадах участвовал, но он ничего такого не хотел. Просто хотел быть мальчиком с седьмого класса, у которого есть любимая видеоигра, хотел гонять на тачке отца, забивать голы в футболе и обожал читать комиксы. Учитель по физике каждый раз его хвалил, что у него дар, только нужно постараться больше брать задания на дом, ведь он решал все задачи первым, но нет, Марк и это не считал интересным. Он был крутым парнем. Крутым!
В школе все вели себя как обычно, не происходило ничего примечательного. Только одноклассница, Катя Стригунова, на третьем уроке упала с приступом эпилепсии. О том, что это была эпилепсия, позже рассказала учительница по химии. Как только Катя повалилась на пол, все ахнули, а кто-то закричал. Учительница отправила за врачом девочку, сидевшую ближе всех к двери, а сама подбежала к Кате. Она сняла с себя пиджак и подложила под голову девочки, достала из кармана платок и, свернув его клубком запихнула той в рот. Учительница казалась такой уверенной, будто только и ждала, пока Катя упадёт в припадке. В классе никто не издавал звука, слышались только постукивания Кати в припадке, все остальные молчали в ужасе.
На неё смотреть было страшно, словно в неё вселился демон. Она дёргалась, билась головой об пиджак учительницы. Руки держала сжатыми в кулаки. Но страшнее всего была выгнутая, как дуга, спина. Я то и дело ждал, когда же из-под её головы потечёт кровь. Не мог отпихнуть эту ужасную мысль из головы. Лезла картинка, как Марк лежал без движений, а кровь всё оттекала к белому мячу. Но здесь мяча-то нет, и Марка здесь нет. Кате плохо стало и скоро у неё это пройдёт. Придёт наш добрый врач, сделает укол правильный, и всё у Кати пройдёт.
Вдруг у меня закружилась голова.
Не пройдёт!
Держать глаза открытыми больше не удавалось, и я прищурился. Перед глазами запрыгала моя парта. Я попытался её остановить, а заодно и поднять взгляд и посмотреть на кого-нибудь, но вдруг кабинет завертелся. В желудке что-то пробуждалось, и перед глазами снова мелькнуло обездвиженное тело Марка. Затем всплыло лицо Регины Рустамовной с того дня, когда я в первый раз упал, и я услышал её голос: «...старайся в другой раз глубже дышать... начинай глубоко дышать и выдыхать ртом».
Глаза закрылись, и наступила темнота. Я начал наполнять лёгкие воздухом, вдыхая носом, и медленно выдыхал ртом. Лбом почувствовал свою руку. Сначала думал, что я рукой коснулся головы, позже сообразил, что голова упала на парту, лбом уложившись на запястье. Слышал до сих пор слова Регины Рустамовной и продолжал вдыхать носом, и осторожно выдыхать ртом. Когда послышался скрип двери, я понял, что пришёл врач. Открыл глаза – парта не прыгала. В желудке ничего не давало о себе знать. Меня поразило это, но дыхание помогло. Никогда не думал, что простое правильное дыхание может помочь прийти в себя, не дать упасть в обморок и блевать. Я сосредоточился на Кате и увидел, что моего небольшого припадка никто не заметил.
Регина Рустамовна сидела возле Кати. Она только что убрала использованный шприц обратно в сумочку и что-то прошептала в ухо учительнице, и последняя попросила всех выйти из класса.
Позже узнали, что с Катей Стригуновой всё в порядке, но причину так никто и не назвал. Все знали: Катя пережила аварию в прошлом году, но вроде ничего такого больше не было. Мы с ребятами обсудили это немного, и решили, она немного того, чокнулась. Хотя, я не считал её чокнутой. Она, конечно, жутко испугала меня, но почему-то казалось, что в этом припадке не было никакой её вины. Она же не специально это сделала. Видимо с ней что-то случилось, и она стала «жертвой обстоятельств» - как говорит иногда папа. Но об этих рассуждениях я никому говорить не стал. Не хотел, чтобы кто-нибудь решил, что я псих.
В нашем классе принимали за идиота любого, кто не станет соглашаться с большинством. В особенности с Егором Петровым. Чуть что, он сразу на улицу звал выйти и поговорить «по-мужски». С ним я туда никогда не ходил, да и не хотелось мне так шататься куда ни попадя. Ерундой подобной заниматься я не люблю. Глупо же всё это. Просто глупо. Поэтому, не выделялся никогда своим мнением, по большому счёту молчал. Так же проще всего. Но своё мнение у меня есть, и оно касается практически всего, с чем я когда-либо сталкивался. Просто не хочу, чтобы все знали, о чём я думаю.
Или, как говорит моя мама: «умнее тот, кто умеет промолчать».
А я умел промолчать. Правда, если разговор зайдёт о Лизе, не думаю, что смогу стерпеть обидные словечки со стороны кого-либо. Наверное, стану защищать её, скажу: хватит говорить про неё. Или что-нибудь подобное. И тогда Егор вызовет меня на улицу после школы «поговорить», и меня там побьёт как следует. Или вместо этого я после школы побегу прямиком домой. Но молчать точно не стану. Так не годится. Как если бы кто-нибудь из одноклассников увидел меня с Алисой и сказал о ней что-нибудь плохое, я бы и тогда не стерпел. Высказал бы этому говнюку всё, что думаю. Но вряд ли нас увидят вместе. Вряд ли я сам теперь уже когда-нибудь увижу её. Пропала девушка, пропала.