himera

День накануне скачек у Сокджина проходит будто бы в тумане: он пытался выспаться, но проснулся всего лишь на час позже своего будильника; пытался пересечься с кем-нибудь в доме, чтобы унять сердцем стучащее в горле беспокойство, но за завтраком удалось лишь мельком увидеть профессора Мина, который в одних только потертых джинсах сидел на корточках у ступенек и какой-то пушистой соломинкой дразнил валяющегося на горячем мраморе Фаруса; за обедом получилось пересечься с милордом Кимом, бездумно листающим что-то в телефоне, за ужином — с Чонгуком, видимо, проспавшим весь день, потому что выглядел он даже более помятым, чем обычно. Сокджину бы встретить Намджуна или Чимина, с которыми общаться получалось проще и интереснее всего, но оба будто бы совсем из дома исчезли, как после профессор узнал — для подготовки отходных путей с воскресных скачек.

И если Чонгук после ужина натужно зевнул, почесал татуированный бок и заявил, что он пошел спать обратно, то профессор не смог сомкнуть глаз еще где-то до полуночи, непонятно какой силой воли заставив себя продремать несколько часов и оставшееся до будильника время просто бездумно пропялив в потолок.

Ему страшно.

Неприятное ощущение, которое противным червячком ползает где-то под сердцем и напоминает о себе каждый раз острыми уколами, стоит только подумать о Химере, сводит профессора с ума. Он не хочет представлять, как пройдет сегодняшний день, но представляет и представляет, доводя себя до мелкого тремора на кончиках пальцев. В итоге решает просто не думать — так как-то спокойнее — и пишет очередное сообщение своему мальчишке-лаборанту, который дожидается результатов операции сидя в Вирджинии.

Сокджин прикрывает глаза, обещая себе, что время пролетит очень быстро и уже через несколько часов всё закончится. Но когда к нему в комнату стучится Намджун, выдыхая с подбадривающей улыбкой тихое «Пора», то профессор клянется себе, что еще чуть-чуть и он нахрен разрыдается.

А можно ему не будет «пора»? Он так много просит или что?

Намджун терпеливо дожидается у дверей, пока профессор наденет заранее оговоренную и максимально неприметную одежду, после чего последний раз выводит его в общий зал, мягко придерживая за спину в безмолвном жесте поддержки и легкого обещания, что всё обязательно будет хорошо. Сокджин не ребёнок, и человек он едва ли слишком впечатлительный (ну да), но Намджуну хочется верить, особенно когда он весь такой надежный и смелый рассказывает про какое-то смешное видео с черепахами, которое ему с утра в чате отправил друг. Если бы профессора так успокаивали перед защитой собственной диссертации несколько лет назад, он бы однозначно не перепутал её название на первой минуте своего выступления.

Но в зале оказывается только Хосок, пару раз кокетливо помахавший пальцами в воздухе, но даже не поднявший головы на вошедших. Он сидит перед ноутбуком, настраивая небольшие нательные приемники для микрофонов между собой, и Сокджин в очередной раз удивляется тому, насколько автоматичные и уверенные его движения — будто бы делал это уже тысячу раз едва ли не с закрытыми глазами, и повторяет вновь, но уже в тысяча первый.

— Всё в порядке, друг? — спрашивает Намджун, мягко убирая ладонь с профессорской спины и подходя ближе к небольшим стальным чемоданчикам с оборудованием, разложенным по полу.

— За-ме-ча-тель-но, — нараспев тянет под нос Хосок, хмуро бегая глазами от одного приемника к другому, — китайское дерьмо.

Сокджин невесело усмехается: как же ему не хватало такого незатейливого запаха пиздеца, когда вроде бы всё есть и всё хорошо, но шаг влево, шаг вправо — и расстрел.

— Где все остальные? — Намджун оглядывает комнату и останавливается на профессоре глазами, — сходим за ними?

— Нет необходимости, — Чонгук учтиво пропускает лорда Кима вперед, прежде чем зайти следом за ним в зал и прикрыть за собой дверь. — Мин скоро придет, Чимин вместе с ним.

— Это хорошо, потому что нам уже выезжать, — Намджун расслабляет плечи, которые невольно напряглись, когда он собирался было идти на поиски, и прячет руки в карманы брюк, — что сегодня по погоде?

— На севере обещают дождь, — отвечает Хосок, с кряхтением поднимаясь с пола. — Я всё. Если продукт китайской дефекации откажется работать в самый важный момент, будем по старинке, телепатией.

— А что делать тем, у кого она не работает? — кривится жалобно профессор Ким, которого эта новость ну совсем никак не радует.

— Молиться, — хмыкает Хосок, — этот вид телепатии точно сработает.

Ну зашибись, отлично придумано.

Чонгук негромко смеется, оценив шутку брата (профессор молится, чтобы это действительно была шутка), пока стоящий неподалеку лорд Ким ловко завязывает галстук, до этого лентой висевший на шее. Он красивого винного оттенка, видно, что дорогой, особенно когда милорд случайно поворачивает его другой стороной и Сокджин замечает вышитую бирку с какой-то небольшой надписью. Наверняка название модного дома или что-то такое: профессор едва ли разбирается, он просто носит под лабораторными халатами однотонные рубашки, которые не душат и не мешают во время работы — самая удобная и презентабельная одежда для ученого-обывателя.

Чонгук, судя по всему, тоже переодеваться больше не собирается: на нем темные штаны и тонкая черная водолазка, второй кожей покрывающая тело; он наклоняется к одному из чемоданов, мышцы на спине идут рельефными буграми, прежде чем скрыться под плотным слоем черного бронежилета.

— Родная тяжесть, — улыбается Намджун, с какими-то ностальгическими нотками наблюдая за тем, как Чонгук один за одним щелкает карабинами. Сокджин не замечал за Кимом какой-то странной тоски по войне или армейским временам, но служба на флоте, видимо, не так жестока, как простая пехота. Политик не похож на солдата с вьетнамским синдромом.

— Век бы её не ощущать, — хмыкает Чонгук, шурша контактными лентами на боках и проверяя небольшие кармашки вдоль пояса; прощупывает последний раз грудь и неспешно продевает большие пальцы в специальные прорези на рукавах, чтобы покрыть основную часть ладони тканью, — предчувствие у меня дерьмовое.

Сокджину после этих слов плохеет еще сильнее.

— Меньше нужно было спать, — а Хосока, похоже, не проймешь: он кидает на брата быстрый взгляд и подбирает две своих приблуды из пяти, чтобы отдать их стоящим рядом британцам, — микронаушник в ухо, а приёмник спрячьте где-нибудь, чтобы не вывалился.

— Отойдем к свету, — Чонгук кивает на окно, попутно забирая у брата технику, и лорд неторопливо ступает за ним, цепляя запонки на белоснежные манжеты. Он идет на скачки, поэтому, как и Мин, подобающе наряжается с самого утра (хотя Сокджин почему-то уверен, что Юнги опять наденет одну из своих парадных цветастых рубашек-разлетаек и просто сменит джинсы на брюки).

— Уже почти девять, нам стоит поторопиться, — нетерпеливо выдыхает Намджун, оглядываясь на профессора Кима, — найдете господина Мина и его мужа?

— Да, я быстро, — отвечает Сокджин, последний раз оглядывая комнату, прежде чем выйти за порог. Уходит, однако, со слабо горящей и стремительно покрывающейся красными пятнами шеей.

Всему виной Чонгук, который опирается задом на подоконник, расслабленно приподняв руки и улыбчиво наблюдая за милордом Кимом, который, что-то тихо и хмуро говоря ему в ответ, сильным рывком затягивает один из фиксирующих ремней на чоновом бронежилете. Проверяет карабин на прочность, пока Чонгук кривится и говорит что-то отдаленно напоминающее «Мне нечем дышать», а затем получает в ответ строгое «Потерпишь».

«Запрет на прикосновения забыт?»

«Стой молча»

«Память последнее время ну совсем плоха»

...и что-то еще, что профессор не слышит из-за шумно захлопнувшейся двери.

Как бы Сокджин вел себя, если бы приходилось отправить любимого человека черт знает куда, он не знает, но милорд выглядит лишь слегка обеспокоенным, остальное место в его взгляде вытесняет решительность. И решительность эту бы профессору в сознание, да только один черт, всё равно это липкое чувство тревоги не вытравить из сердца никакими подручными материалами.

Сокджин смиряется с тем, что по окончании задания ему явно понадобится нашатырный спирт (потому что однажды в детстве он упал в обморок у зубного врача, и Химера, конечно, не он, но уссаться от страха хочется едва ли меньше) и неожиданно понимает, что вышел он к тому же балкону, на котором в первый раз и встретился с Чимином.

Пак оказывается там же, где и раньше, сложив локти на высокие каменные поручни, и лишь одна маленькая (и шепелявая) деталь отличает две встречи друг от друга: Сокджин замирает на месте, когда замечает широкие плечи Юнги, упорно и кропотливо пытающегося собрать длинные волосы Чимина в тугой хвост на затылке.

Получается откровенно плохо (им действительно опасно иметь детей, тем более длинноволосых), но Чимин о чем-то расслабленно говорит, придерживая ладонью некоторые пряди, и доверительно подает Мину резинку, когда тот торжественно сообщает, что собрал все волосы идеальнее идеального.

Профессор от чего-то не решается подойти ближе. Он упорно ждет, пока его заметят, чтобы не выглядеть как человек, который подслушивает чужие разговоры, но Юнги медленно затягивает хвостик, опуская его светлый кончик болтаться у шеи, трепетно кладет широкие ладони на мускулистые плечи и мягко наклоняется, до дрожи аккуратно целуя губами выглядывающий из-под ворота позвонок.

У Сокджина пропадает дыхание.

Чимин цепляет одну из рук Юнги и тянет вниз, вынуждая того подойти вплотную и крепко сомкнуть вокруг мужа объятия. Мин коротко чмокает чужой висок, незаметно прикрывая глаза, а в следующую секунду уже довольно лезет в ухо Пака языком, на что тот с громким возмущенным «Да ебаный в рот, Юнги!» пытается увернуться в сторону, но едва ли может вырваться из-за сильных объятий.

— Ты когда школу-то блядь закончил, детский сад, себе ухо полижи!

— Я себе не достаю.

— Ну пиздец, и ты решил мне?

— Мы же в браке, у нас всё общее.

— Жалко, что мозг весь у меня, да?

Юнги на это только пинает Пака коленкой (какой-то у них семейный жест) и уже хочет было сострить что-то в ответ, когда замечает застрявшего на пороге профессора Кима, который совсем забыл, ради чего он вообще пришел. Мин хмыкает:

— Все собрались?

— Да, ждем вас.

— Доброе утро, профессор Ким, — Чимин с горем пополам разворачивается в руках Юнги, который держит, похоже, уже чисто из принципа, но Сокджин всё равно замечает, как его большой палец (как прежде с заусенцами от частых покусываний) мягко поглаживает Пака по рельефному плечу, — никогда не выходите замуж.

— Слава богу, я пока не планировал, — усмехается Ким, наблюдая за тем, как Юнги с обиженно-претенциозным лицом поворачивается к Чимину и приподнимает брови, мол, да неужели? Тебе колечко-то не жмет?

А Чимин лишь улыбается широко, так завораживающе, как умеет только он, чтобы взгляд тонул в морщинках и щеки слегка приподнимались, и Сокджин своими глазами видит, как Мин буквально оттаивает.

— Скоро выезжаем, нужно забрать снаряжение, — Чимин всё еще улыбается, успевает хлопнуть Юнги пару раз по боку, прежде чем пойти следом за профессором в зал. Юнги идет за ними и его негромкое возмущение по поводу криво уложенной в коридоре плитки с лихвой слышит, кажется, вся северная часть дворца.

***

Ежегодные скачки в Омане завораживают своим масштабом и количеством поднятой в воздух пыли. Она коричневая, мелкая, колючая, и в глаза начинает забиваться уже на подъезде к стадиону, на что Мин сухо откашливается, пока лорд Ким щурится брезгливо, рассматривая окружающих людей между темных ресниц.

Вокруг рябит от белизны чужих рубах и цветастости тюрбанов, усугубляется всё ярким южным солнцем, от легкого припекания которого к спине мокрой тряпкой липнет рубашка. Красно-бело-зеленые оманские флаги шумными хлопками трепещут на горячем ветру, ткань будто бы блестит на фоне слепящего голубого неба, смотреть на которое с глаукомой — чистое самоубийство.

В ушах гремит от звона оркестровых тарелок и высокого гудения национальных дудочек, которые настолько не сочетаются друг с другом, что создают какую-то адскую торжественную мешанину из звуков. Тэхён морщится и ненавязчиво проверяет рукой передатчик, спрятанный в кармане, попутно оглядываясь на Мина, заприметившего в кустах чьего-то верблюда и уже было двинувшего в его сторону, как неожиданный голос Хосока в наушнике отрезает ему все пути для грядущего преступления:

— Юнги, какой у вас план?

— У нас нет плана, мы приехали наслаждаться скачками, — отвечает негромко Мин, кося взгляд на жующего листья одногорбого, — выцепим Роса, поговорим с ним о погоде.

— У вас ровно тридцать минут, — говорит уже Намджун, и лорд Ким поднимает руку, заглядывая в циферблат часов, — иначе Чонгук и Чимин попросту не успеют найти контейнер.

— Где вы сейчас? — спрашивает Тэхён, отрывая взгляд от минутной стрелки и всматриваясь в белые двухэтажные трибуны, практически полностью забитые людьми.

— Мы на подъезде к порту, — отвечает Намджун, — будем держать вас в курсе.

— Пойдем, — лорд Ким кивает головой на вход, оправляя на широких плечах пиджак, и Юнги, потянувшийся было за брошюрой к какому-то индусу в цветастой футболке, только шустро забирает свой листок и разворачивается следом, — надеюсь, вы взяли свои очки, профессор.

— Обижаешь, милорд.

И несколько приветственных кивков, прежде чем зайти в тень высокой арки, ведущей на красные бархатные трибуны.

***

Небольшой фургончик на подъезде к порту трясется особенно адски: Намджун за рулем старается ехать осторожнее, но разбитая вусмерть горная дорога вынуждает крепко держаться за металлические скамейки, молиться Всевышнему и боязливо сглатывать кислую предрвотную слюну, которая подступает из-за ужасной тошноты. В машине душно, темно — Сокджин практически не видит, где они находятся, а еще из-за тряски его неожиданно укачало: перед глазами пляшут пятна, мысли ускользают, в голове все будто бы размывается густым вязким туманом, и хуже весь этот набор юного путешественника делает только тошнота, комом поджимающая горло.

Хосок крепко держит на коленях ноутбук, подсвечивающий все его складки на лице пугающим голубоватым светом, и это единственный (помимо узкого пыльного окошка) источник света, который позволяет увидеть хотя бы собственные поджатые в напряжении ноги. Чонгук с Чимином сидят по-военному тихо у самых багажных дверей, готовые выбраться из них в каждую секунду. Они оба — в черном, под крупными бронежилетами и с оружием, спрятанным на спине в неприметных сумках, в эту секунду внушают профессору Киму такую огромную уверенность, что спорить с людьми, у которых есть автоматы, Сокджину как-то даже не очень и хочется.

Очередная кочка чуть не сталкивает ноутбук Хосока на пол, и только чудо позволяет профессору успеть подхватить его руками, коленями и едва ли не всеми вообще частями тела, прежде чем экран разбился бы вдребезги. Шумный вздох старшего Чона впору бы использовать в видео для взрослых, настолько облегченный, громкий и истошный он получился.

— Я бы вручил вам медальку, но у меня есть только леденец от горла.

— Благодарности было бы достаточно, — Сокджин тоже дышит испуганно, сердце в ушах колотится и щекотные стайки встревоженных мурашек волнами накатывают на руки, когда он осторожно возвращает ноутбук на чужие колени, облегченно откидываясь назад.

Они только что были на такой тончайшей грани пиздеца, что подумать даже страшно.

— Мы подъезжаем, — прикрикивает Намджун с водительского сидения, и машина резко наклоняется, будто бы съезжая с горы вниз, из-за чего в животе Сокджина начинается приятное щекотное потягивание, которое раньше возникало разве что на детских аттракционах.

— Вам идти километр, будьте готовы потратить на него не больше пяти минут, — предупреждает Хосок, что-то с цокотом печатая на клавиатуре.

— За сколько вы в армии пробегали километр? — спрашивает Чимин, плотнее затягивая хвостик на затылке.

— Три минуты двадцать секунд, — отвечает негромко Чон, попутно заправляя шнурки под язычок берц, — сам-то успеешь?

— Спроси это лучше у своего туберкулеза, — усмехается Пак, — и не задохнись по пути.

— Так, — громко окликает Намджун, — никто не задохнется, понятно?

Сокджин дергает уголками губ, отвлекаясь на громкое «Да, капитан!» от Чонгука, когда колеса фургончика начинают противно скрипеть, и всех неожиданно подталкивает вперед. Машина останавливается, вместе с ней на секунду это делает и профессорское сердце.

Пора.

— Я поведу вас, — Хосок резво разворачивается, усаживаясь на пол и ставя ноутбук с открытой спутниковой картой на скамейку, — постарайтесь без фокусов, заходим с левой стороны, там нет камер слежения.

— А мы не можем никак их отключить? — нерешительно интересуется профессор, на что Хосок только хмыкает задорно и отвечает:

— Мы можем только меньше смотреть боевики, профессор Ким.

Отлично, подъеб засчитан.

Десять из десяти.

Чонгук усмехается, натягивая на нос длинный ворот своей водолазки, и последний раз поправляет карабин на груди. Чимин перед ним шустро вяжет на шею платок и закрывает им нижнюю половину лица, прежде чем последний раз оглянуться на профессора Кима и подбадривающе ему улыбнуться — Сокджин не видит губ, но от того, как глаза Пака сужаются и уголки их наполняются морщинками, он понимает, что ему только что безмолвно пообещали, что все будет хорошо.

— Выходим на раз-два-три, готовы? — быстро спрашивает Хосок, пару раз глухо стукая по тачпаду пальцем; Чимин с Чонгуком коротко кивают, цепляясь пальцами за ручки дверей, — три. Вперед!

Сокджин не успевает вдохнуть и давится воздухом, когда не слышит даже сраного намека на обещанный счет, но двери со скрипом распахиваются в эту же секунду, фургон заполняется слепящим светом и холодным влажным воздухом. Резиновый скрип обуви о гравий вынуждает распахнуть глаза и моментально протрезветь, когда черные мужские спины резко скрываются за поворотом в большое бетонное здание. Профессор слегка выглядывает наружу, морщась с непривычки от яркого дневного неба, и торопливо осматривается вокруг: они припарковались неподалеку от какого-то редко используемого складского помещения, совсем рядом с высокой металлической сеткой, прямо за которой — шумно шепчущее море и несколько рядов огромных цветастых цистерн, судя по знакам на боках, наполненных чем-то горючим.

«Нефть», — догадывается профессор, нервно облизывая сухую нижнюю губу и шустро возвращаясь обратно в фургон. Намджун приоткрыл небольшое окошко, ведущее в кабину водителя, и сейчас издалека заглядывал прямо в ноутбук, где красным огнем двигались по территории склада две маленькие красные точки.

— Юнги, — Хосок зажимает кнопку на крупном беспроводном наушнике, через который он держит связь со всеми, и Сокджин слышит заинтересованное профессорское «Ммм?» прямо из динамика ноутбука, — как там наша латинская рыбка?

— Я только что просрал на ставках две тысячи риалов, какая нахуй рыбка, — возмущается Юнги, и на фоне его голоса раздается настоящий гомон разных арабских разговоров, смешанный с редкими криками и хлопками, — мы видим его, он недалеко от султана.

— Чонгук и Чимин уже в порту, — мягко мигающие маячки двигаются ровно вдоль одного из зданий, Сокджин следит за ними с щемящим сердцем, — нам нужен код и номер контейнера.

— День рождения матери не подойдет? — пытается иронизировать Мин, и профессор Ким даже улыбается криво самым уголком губ, потому что скорее уж там день рождения сына, — понял, ни одна шутка не будет смешной, когда у тебя неблагодарная аудитория.

— Я посмеялся, дорогой, — с придыханием подбадривает Чимин, и даже сквозь микрофон можно услышать его тяжелое дыхание, приглушенное тканью платка, — Хосок, куда нам?

— Направо будет двухэтажное серое здание, — тут же отвечает старший Чон, — на южной части железная лестница, вероятно, это техническое помещение. Там могут быть люди, не напугайте никого.

— Как раз пугать мы и собираемся, — предупреждает глухо Чонгук, голос которого хрипом отдается в динамике, прежде чем фургончик снова погружается в тишину. Профессор волнительно обтирает влажные ладони об ткань брюк, и с замиранием сердца вглядывается в ярко голубое небо, на горизонте которого медленно сгущаются темно-серые грозовые тучи.

***

— Хоть бы одно облако проплыло, вот же блядство, — Юнги опускает на нос небольшие овальные очки, к дужкам которых крепится тонкая золотая цепочка, и морщит покрасневший нос, вглядываясь в белый круг солнца. Мимо них пыльно проносится десяток крупных лошадей, барабанной дробью стуча по коричневой земле, и все арабы вокруг напряженно вскакивают с мест, следя за своими скакунами и громкими выкриками подбадривая их профессиональных наездников.

Лорд Ким опускает глаза на часы, поджимая губы, и ненавязчиво оглядывается по сторонам, бегая взглядом от одного арабского лица к другому. Айнез Роса выделяется среди них своим голубым костюмом и оливковой кожей, будто бы изнутри сверкающей яркими сальными пятнами. Травянистый запах конного навоза и пыли тошнотно забивается в нос.

— Пойдем в тень, — предлагает Тэхён, — нам нужно подумать.

Юнги трет обгоревший нос пальцем, краем глаза замечает, как Роса раскатисто смеется, говоря что-то на ухо султану, и поднимается с бархатного красного кресла, ненавязчиво направляясь к выходу с трибун.

За углом прохладная тень и отличный угол обзора — лорд Ким отходит дальше, чтобы скрыться от всех случайных взглядов в небольшой закуток, и бездумно перебирает пальцами галстук на груди, будто нащупывая в нём что-то важное.

— Будем угрожать ему? — зазывающе приподнимает брови Юнги, и как бы заманчиво эта альтернатива не звучала, Тэхён категорично качает головой.

— Никаких уг...

Совсем рядом раздаются арабские голоса. Громкие, будто бы спорящие друг с другом, и лорд моментально замолкает, вслушиваясь в чужой разговор.

По тому, как расширяются зрачки его глаз, Юнги понимает, что тот что-то узнал, и осознание стрелой в висок пробивает голову. Они уже слышали эти голоса пару дней назад. И один из них, тот, что гнусавый, очень не понравился Чимину.

Тэхён оглядывается, расстегивая пуговицу на пиджаке, и выжидающе замирает. Голоса всё громче, шаги всё отчетливее — Юнги тихо снимает очки с носа, оставляя их болтаться на цепочке у груди, и по одному лишь лордовскому взгляду понимает, что они собираются сделать одно и то же.

Их не успевают заметить — в скрипе земли, шорохе одежды и коротком удивленном мужском вскрике два араба за пару секунд оказываются с глухим хлопком спин прижатыми к серой бетонной стенке. Юнги поднимает глаза, исподлобья кивая головой на собственный карман, к которому прижата рука с ножом, и тихо предупреждает:

— Ни слова.

Тэхён отходит на шаг от араба, которого он схватил, и быстро облизывает сухие губы, оглядываясь по сторонам. Никого.

— Вы понимаете английский? — низко и тихо спрашивает он, и когда пойманные мужчины бегло испуганно переглядываются между собой, добавляет, — в ваших же интересах его понимать.

— Да, — говорит один из них с небольшим акцентом, пока второй испуганно поднимает руки и глазами бегает будто бы в поисках помощи, — мы понимаем.

— Вам знаком Айнез Роса? — спрашивает Тэхён, пока Мин касается пальцами передатчика в кармане и спрашивает негромко:

— Как у вас успехи?

— Эти двое до трусов раздели кого-то из техперсонала и украли у них одежду, — раздается в ухе насмешливый голос Хосока.

— Да, мы знакомы с ним, — блеет второй араб, тот, что гнусавый, волнительно прижимаясь ближе к стенке.

— У вас есть его телефонный номер? — Юнги удивленно поворачивается на лорда Кима, пока тот требовательно протягивает руку. — Бегом.

— Но у нас...

Мин тут же приподнимает руку, и блеск солнца в отражении лезвия ножа на секунду слепит арабам глаза. Неровный солнечный зайчик остается ровно на стене между ними.

***

Чонгук морщится от ярких лучей, бликующих в окнах, и натягивает на глаза козырек голубой форменной кепки, быстрым шагом следуя за Чимином мимо очередного длинного складского помещения. По левую руку мягко шумит и пеной вскипает прохладное южное море, от бронежилета под одеждой жарко, влажно и липко, но Чон удобнее перехватывает сумку с автоматом за спиной и кивает какому-то невысокому пухленькому работяге в яркой оранжевой жилетке, стараясь сделать вид, что они просто такие же спешащие сотрудники. Нашивка с символикой порта спасительным щитом прикрывает грудь.

— Прямо еще сто метров, — предупреждает в ухе Хосок, — и начнутся контейнеры.

— Мы видим их, — отвечает ему бегло Чимин, цепляясь пальцами за платок на шее, чтобы в случае чего максимально быстро натянуть его на нос. Плечи начинает болюче потягивать от того, что на них давит несколько килограмм оружия, и Пак чуть смещает широкие ремни, чтобы те не натирали кожу в одном месте.

Гравий под ногами звонко хрустит при каждом новом быстром шаге.

— Две минуты, — предупреждает Хосок, — Всевышний велел торопиться.

— Astaghfirullah, — с усмешкой шипит Чимин, переходя, впрочем, на очень быстрый шаг, едва ли не бег. Чонгук по пятам следует за его светлым волнистым хвостом.

Проходит чуть больше минуты, прежде чем длинное одноэтажное здание сменяется высоткой из составленного друг на друга конструктора цветастых контейнеров. Большая часть из них синие, изредка в глубине мелькают белые и зеленые, прежде чем они не поворачивают за угол и не оказываются в длинном лабиринте.

Контейнеры возвышаются монументальной стеной, приходится приподнять козырек и задрать голову, чтобы рассмотреть самый верхний, благо, именно он загораживает практически полуденное солнце, и приятная тень прохладой опускается на блестящие от жара и пота лица. Чимин поджимает губы, вглядываясь в даль, наполненную разноцветными блоками, и внимательно читает название компании-перевозчика на паре ближайших.

— Здесь, блядь, каждый третий — красненький, — издевательски подмечает тот, и голос Хосока в ухе не заставляет себя ждать:

— Если вы оба окажетесь дальтониками, то у нас есть небольшая проблемка.

— Ты сейчас серьезно?

— Больше всего дальтоников мира родом из Центральной Европы.

— Мы очень рады, — раздраженно выдыхает Чимин, глубоко дыша то ли от злости, то ли от быстрой ходьбы. Чонгук чувствует неприятное давление в груди, но старательно его игнорирует, оглядываясь по сторонам.

Очередной номерной знак на темно-зеленом контейнере невольно привлекает внимание.

***

— Ноль-восемь, — диктует Тэхён, держа в руках чужой дорогой телефон в брендовом кожаном чехле, — тридцать четыре.

— Ты же понимаешь, что будет пиздец, — предупреждает того Мин, вводя номер в своем журнале вызовов, — если мы скажем что-то не то.

— У нас нет выбора. — Тэхён последний раз пробегает глазами по яркому Inez Rosa в контактах и с привычным автоматическим звуком блокирует чужой телефон, передавая его обратно одному из арабов. Тот быстро выхватывает своё из чужих рук и снова вжимается в стену спиной, потому что Юнги ловко переворачивает нож в руке лезвием вниз и поднимает голову. — Он помнит мой голос.

— Ты уверен?

— Давай.

Длинные гудки на громкой связи звучат с противным техническим искажением, и Мин морщится, но глаз от исходящего на экране вызова не отрывает. Тэхён снова напряженно прикасается к галстуку, решительно кивая, когда гудки неожиданно прерываются.

В его ярких зеленых глазах мелькает лисьим хвостом вновь появившаяся хитрость.

— Господин Роса? — намеренно хрипло и с проносом спрашивает Мин, когда замечает, что на том конце провода приняли вызов.

— Да. Кто это?

— Центральный порт города Маскат, господин Роса. Простите за такое неожиданное беспокойство.

— Я слушаю вас.

Напряженные плечи Тэхёна слегка опускаются, когда он понимает, что вроде поверил, и Мин бегло облизывает губы, на секунду отрывая глаза от телефона, чтобы потом снова вернуть их обратно и проворковать:

— Простите ещё раз за принесенные неудобства, господин. С вашим грузом возникли небольшие проблемы.

— Почему вы звоните лично мне? — грубо выдыхает Роса.

— С особенным грузом.

В мгновенно повисшей тишине можно услышать слабый топот копыт проезжающих мимо лошадей и подбадривающие крики арабских зрителей.

Губы Тэхёна приподнимаются на долю секунды, когда из динамика раздается нетерпеливое и слегка нервозное, сказанное будто бы шепотом, чтобы сидящий рядом человек не услышал:

— Что с ним?

— Все хорошо, господин Роса, — тут же включается Юнги, — но дело в том, что все члены технического персонала уже покинули порт, и мне только что доложили, что они забыли погрузить его в контейнер.

Прижатые к стене арабы бегают удивлёнными глазами от одного мужчины к другому, так и не двигаясь с места.

— Какого черта? — змеёй шипит в трубку Роса.

— Мы сейчас же все исправим, господин, — заверяет Юнги.

— У вас двадцать минут, — зло предупреждает тот, и лорд Ким выглядывает за угол, чтобы внимательно всмотреться в напряжённо сжимающего бархатный край чужого кресла латиноамериканца.

— Господин Роса, — снова начинает Мин, и это ключевой момент, в который сердце начинает громким набатом стучать в ушах, — нам необходимо узнать номер контейнера, в котором было запланировано перевести груз. Я обещаю вам лично проконтролировать весь процесс его доставки.

Тэхён с прищуром следит за изменениями чужого лица, не замечая, как один из арабов уже давно опустил преступнически поднятые руки и сделал шаг в сторону.

— Груз обязан быть в специальном контейнере с синей маркировкой.

Сзади неожиданно раздаются шорохи и горло лорда Кима резко пережимают чужим предплечьем. Юнги резко дёргается и предупреждающе прижимает острый кончик ножа к животу второго араба, тут же выдыхая торопливо:

— Простите нас ещё раз, господин Роса. Мы запечатали контейнеры несколько дней назад и весь технический персонал, который мог бы открыть их, сейчас отсутствует. Я прошу прощения за...

— Хватит извиняться, — раздражённо шипит в трубке мужчина.

Выбитый из лордовской груди воздух из-за пережатого горла не поступает обратно. В груди горит и печет от недостатка кислорода, Тэхён цепляется рукой за чужое предплечье, пытаясь вырваться из захвата, но араб за его спиной только крепче сжимает удушающий, удобнее расставляя ноги, чтобы его не получилось случайно сбить на землю.

Юнги тяжело дышит, следя за тем, как Тэхён с покрасневшими от нехватки кислорода щеками лихорадочно шарит по груди ладонью. Араб за его спиной профессионально усиляет захват, медленно опуская крепкое лордовское тело на колени, и только они касаются земли, как один резкий взмах рукой — и араб громко взвывает.

— Записывайте код.

Тэхён перехватывает его и техничным кувырком валит на землю, заламывая кисти и прижимая коленом к земле. Араб шипит и дёргается, пока милорд, сжав между зубов крупное острое лезвие, освобождает вторую руку и зажимает ей чужой рот.

Юнги перехватывает нож и завершает вызов.

***

— У нас есть код, — радостными помехами в ухе сообщает Хосок, когда Чонгук заворачивает за очередной цветастый угол, бездумно ведя рукой по рифленым металлическим бокам контейнера. Чимин, быстро идущий рядом, тут же останавливается, — он такой типичный, мой почтовый ящик в начальной школе взломать было сложнее.

С губ обоих срывается облегченный вдох.

— Юнги и сэр Ким в порядке? — тут же спрашивает Чимин, воровато оглядываясь по сторонам. Они не встречали людей уже как пять минут ходьбы.

— Слышал голоса обоих, значит, выгребут.

— Где нужный контейнер? — тут же спрашивает Чонгук, оглядываясь по сторонам. Если он где-то на высоте, то у них пиздец какие проблемы.

— Латинский папаша сказал, что он с синей маркировкой, — забавляется в наушнике Хосок, — судя по всему, красненький.

— Нам нужно разделиться, — предлагает Чимин, — хуй бы знал, где искать эту синюю маркировку.

Автомат гремит в сумке, когда Чонгук перехватывает удобнее ремешки на плечах и задумчиво закусывает щеку изнутри.

— Хосок, готовься выводить нас вслепую.

— У вас не больше десяти минут на поиски, — предупреждает тот, и мужчины, коротко переглянувшись, спешно направляются к развилке, — это важный контейнер, его наверняка должны погрузить первым.

Чонгук ускоряет шаг, пускаясь практически в бег, и попутно настраивает на дрожащих перед глазами наручных часах таймер. Чимин подле него делает то же самое, по-военному ловко управляясь с тяжелым автоматом за спиной. Когда они добегают до тупика, ведущего в две стороны, — короткий взгляд, кивок и резкий разворот. Чонгук уходит вправо, не тратя время на то, чтобы оглянуться, пока Чимин бежит налево, с придыханием спрашивая у Хосока, сколько ему остается до пирса.

— Метров двести, — тут же отвечает он, — профессор Ким говорит, чтобы бы вы не расхерачили пробирку.

— Звучит как нехер делать, — усмехается Пак, бегая глазами от контейнера к контейнеру, — мы здесь обосремся, пока найдем эту синюю маркировку.

В ухе звучит негромкий раскатистый смех Хосока, и Чонгук хмыкает, заворачивая за очередной угол, чтобы лицом к лицу столкнуться с длинным темно-красным коридором контейнеров, где на каждом рифленом боку виднеется крупная белая надпись:

RО́SA.

***

— Какое нужно иметь самомнение, чтобы назвать компанию своим именем, — между делом подмечает Хосок, так и не оторвав глаз от монитора ноутбука. Сокджин вспоминает волосинка к волосинке уложенную бороду Адама, и поджимает губы, потому что, видимо, самомнение у них семейное.

В кармане штанов теплится изрядно помятая пачка сигарет, открыть которую сейчас хочется практически так же, как остаться на месте, и профессор не удерживается, вылезая из душного фургончика на свежий, пускай и знойный от жары воздух. Вокруг солоновато пахнет бензином — видимо, из-за того, что в порту находятся разные нефтепродукты, и Сокджин опасливо щелкает зажигалкой, подпаливая кончик последней оставшейся в пачке сигареты. Слюна начинает горчить от табака, легкие наполняются теплым дымом, и если кто-нибудь в мире придумает охлаждающие сигареты, Сокджин готов согласиться на смерть от рака легких.

Курить в жару — адски херово.

Профессор чешет зудящий на шее ожог, с мягким шорохом гравия отходя чуть в сторону от машины, и неожиданно с хлюпом вляпывается в какое-то дерьмо, разлитое под ногами. Резко опускает голову и кривится, потому что подошва почти наполовину утонула в черной вязкой луже, разлитой совсем рядом с сетчатым металлическим забором. По запаху напоминает мазут — Сокджин поднимает глаза, пытаясь найти, как это могло вылиться, и замечает небольшую трещину в одной из цистерн, откуда медленно вытекают на землю черные густые капли.

Замечательно, это дерьмо теперь хрен ототрешь от обуви.

Сокджин расстроенно морщится, тушит окурок об один из металлических столбов, на которых держится сетка, и откидывает его в сторону, подальше от неконтролируемых арабских нефтепродуктов. Обувь оставляет за собой черные кривые следы, и профессор пару раз шоркает подошвой об землю, прежде чем снова залезть в темный фургончик, решая, что больше он из него не выйдет, нахрен надо.

Когда Хосок подгибает под себя ногу, собираясь было сесть удобнее, громкий голос Чонгука выбивает из-под всех землю.

— Я нашел его.

Сокджин испуганно дергается, но тут же подбирается ближе к ноутбуку, вслушиваясь в чужой надрывный кашель из динамиков.

Он нашел его.

Нашел!

— Здесь есть контейнер, — хрипит Чонгук, так до конца и не прокашлявшись, — он единственный с синей надписью.

— Все остальные с белой? — спрашивает Хосок, ловким движением пальца увеличивая масштаб карты.

— Серо-буро-малиновой, блядь, — шипит в динамике Чон, и заходится в новом приступе кашля.

— Чимин, — быстро подключается Хосок.

— Я слышал. Все мои белые.

— Разворачивайся, — Хосок снова отдаляет картинку, чтобы видеть на ней сразу две мигающие точки, и направляет, — метров сто обратно на юг, затем до вашей развилки и налево.

— Понял, — шум его голоса пропадает, в одно время с ним затихает и громкий хрип Чонгука. Он вдыхает шумно, со свистом цедит воздух сквозь зубы и говорит уже более бодро:

— Я вижу замок.

У профессора перехватывает дыхание.

— Вводи, — ровно выдыхает Хосок, — девять.

— Девять, — повторяет Чонгук, и на фоне его голоса слышится короткий писк, словно от нажатия кнопки.

— Двенадцать.

— Двенадцать, — за пределами фургона слышится треск, и раскатистое громыхание заполняет набатом пространство. Гроза.

Сокджин выглядывает на улицу и видит потемневшее серое небо, на котором стремительно сгущаются водоворотами практически черные тучи. В воздухе начинает пахнуть дождем.

— Поторопитесь, — выкрикивает напряженно Намджун, замечая в зеркале заднего вида слепящую вспышку молнии, расколовшую небо.

— Двадцать три.

— Двадцать три.

— Я почти на месте, — сбитым голосом Чимина хрипит динамик.

— Пятьдесят восемь, — резко выдыхает Хосок, и снаружи его резко оглушает громкий металлический звон.

Сирена.

Блядь, блядь, блядь!

Сокджин высовывается из фургона и сердце его со свистом обрушивается в пятки. Все вокруг окрашивается в красных свет огромных сигнальных ламп, сирена продолжает оглушительно бить по ушам, словно бы затянувшийся школьный звонок или неожиданное предупреждение об атаке с воздуха.

Намджун спешно оглядывается вокруг, пока Хосок прижимает к уху наушник и профессор будто бы через толщу воды слышит прерывистое:

— Вижу ящик.

Молния фиолетовой вспышкой освещает пространство, и фургон опасливо кренится в сторону, когда профессор выбирается из него на землю, суматошно оглядываясь по сторонам. Трескучий раскат грома оглушает хлопком, и собственный испуганный вскрик теряется во влажном, напитанном озоном воздухе.

Черная мазутная лужа густым блестящим ручьем добирается до колес их машины.

— Я вижу его, — кричит Чимин, и профессор быстро оглядывается, замечая, как две точки на экране стремительно сокращают расстояние между друг другом, — вот черт.

— Что у вас происходит?! — голос Юнги практически не слышно в общем шуме, и паникой накрывающий страх вынуждает подкоситься колени.

Профессор оседает на землю и колотящееся прямо в ушах сердце напоминает ему оставаться в сознании хотя бы еще несколько минут.

***

— За три двадцать, говоришь, пробегали? — Чимин заскакивает в приоткрытый контейнер, быстро стягивая со спины сумку с автоматом и тут же расстегивая технический комбинезон.

Из открытого ящика клубами валит ледяной дым, пока Чонгук медленно вытягивает из крепежей небольшую закупоренную пробирку с желтоватой мутной жидкостью внутри. Кончики пальцев его покраснели от холода, на напряженном лбу блестящими каплями проступил пот, и только когда Чимин полностью снимает с себя верхний слой одежды, пробирка с коротким вакуумным хлопком и резким выдохом Чона оказывается у того в руках.

— Мы достали её, — хрипит в наушник Чимин, когда Чонгук дергает язычок комбинезона, стряхивает его с плеч на пол и быстро прячет пробирку в нагрудный карман бронежилета, цепляя с пола приоткрытую сумку, из которой выглядывает дуло автомата.

— Забирайтесь на контейнеры, — командует Хосок, и Чимин тут же выбирается наружу, запрокидывая голову вверх. Чонгук выскакивает следом за ним, вешая ремень винтовки на плечи, и тоже задирает шею, быстро и сосредоточенно оглядывая практически трехметровый в высоту ярус контейнера.

Первая холодная капля дождя падает на подставленное серому небу лицо.

— Там есть поручни, — Чимин кивает на дверь и испуганно оглядывается, заслышав неподалеку шуршащий от бега скрип гравия, — быстрее, ты первый.

Чонгук не медлит. Он цепляется ногами за выступы и по-пожарному ловко подтягивает себя на руках, ощущая, как Чимин ненавязчиво подсаживает его снизу. Когда Чон с глухим звоном железа запрыгивает на крышу контейнера, он тут же упирается пятками в выступ и опускает вниз руку, крепко сжимая предплечье забирающегося следом Чимина и буквально затаскивая его за собой наверх.

— Поторопитесь!

Из-за угла выбегают охранники, держа наготове табельное оружие, и стоит им заметить две черные тени на крыше контейнера, как громкий крик и оглушающие хлопки выстрелов прилетают Чонгуку с Чимином в спину. Они гремят обувью по полым железным контейнерам и со всех возможных сил подрываются вперед. В лицо порывами бьет ледяной мокрый ветер, капли дождя царапают щеки и попадают в глаза, резиновая подошва скользит по мокрой рифленой стали, но голос Хосока стучит в голове ритмичным:

— Вперед, вперед, вперед! Через пятьдесят метров направо и вниз, там крыша.

Легкие в груди печет будто от раскаленного воздуха, спину прошибает холодным потом. Позади раздается очередной хлопок, сбоку ярко сверкает молния и через секунду голову оглушает трескучий раскат грома. Чимин резко ныряет вниз, прикрываясь от выстрелов, звоном отскакивающих от металлических стенок контейнера, и на бедре прокатывается до самого края, тут же соскальзывая на бетонную крышу. Чонгук спрыгивает на ходу, пятки простреливает болью от резкого приземления, но тормозить нельзя, бежать, бежать, бежать.

— Отли..но, мы ...идим вас! — Хосока в ухе слышно совсем плохо, кожу внутри прожигает от маленьких болючих ударов тока вышедшей из строя техники, и Чимин на ходу вынимает наушник, отбрасывая его в сторону.

Колени ломит, мышцы на бедрах обжигает нещадно, виски пульсируют в ритм сходящего с ума сердца, и Чонгук ускоряется, ступая по самому краю крыши, когда на его крик «Заводи!» Намджун не садится обратно в фургон, а разворачивается, цепляет профессора Кима за руку и вместе с Хосоком едва успевает отбежать на пару метров, как позади раздается свист, хлопок и пуля черным огнем пролетает мимо, с искрами отскакивая от асфальта.

Следующая звонко цепляет сетчатый забор и насквозь пробивает крупную металлическую бочку, из которой тут же начинает вытекать густое прозрачное масло. Оно вырывается толчками: вместе с первым Чонгук ускоряется, замечая краем глаза шаткую пожарную лестницу; со вторым Чимин стряхивает с плеч автомат и пускает в воздух предупреждающую пулевую дробь, после которой со всех сторон слышатся короткие испуганные вскрики; на третий толчок Чон хватает ртом воздух и отталкивается от края крыши.

Рука соскальзывает с мокрой железной ступеньки, но Чон моментально перехватывает лестницу другой и плечо будто бы резко вырывает из сустава. Падение удается смягчить, но ноги от самых пяток до копчика снова простреливает болью, грязь пачкает колени и ладони, Чимин за спиной цепляется за лестницу удачнее, тут же мягко спрыгивая вниз и моментально оглядываясь по сторонам.

Солоноватый горючий запах пробивает нос, когда очередная пуля стрелой проносится мимо, залпом выбивая из груди весь воздух.

— Профессор, — хрипло зовет Чонгук, прощупывая нагрудный карман; крики охраны неподалеку вынуждают схватиться за автомат и выпустить в воздух целую оглушающую очередь.

Сокджин с белым от страха лицом поворачивается на оклик и дрожащими пальцами цепляет из чужих рук целую пробирку, на которой будто бы совсем не его кривым почерком выведено практически не стертое:

A/Chimera/618/2019 (H18N13)

Химера.

Его Химера.

— Блядь, — сипит Чонгук, когда очередная пуля с искрами отскакивает от фургона и воздух вокруг неожиданно вспыхивает огнем, — блядь, блядь, блядь!

Чон цепляет профессора за жилет на спине и опрокидывает на залитый дождевой водой асфальт, накрывая собой и крепко прижимая к земле, когда всё пространство вокруг с жаркой волной начинает разгораться. Горящие пары бензина вспыхивают со всех сторон слепящими облаками красного пламени, и поглощенный ими фургон сверхновой будто бы совсем сжимается в пространстве, чтобы потом кипящей от жара и разбивающей уши в кровь ударной волной отбросить всех на несколько метров. Взрыв на секунду выбивает профессора из сознания, голова идет кругом, содранные локти и колени прожигает от боли. Он не ощущает под собой землю, не ощущает на себе другое тело, он словно тонет в черном мазуте, задыхается горячим воздухом, слепнет от цветных пятен и грохота вертолетных лопастей в висках.

Уши пробивает острой резкой болью, глаза слезятся, и все вокруг вращается, укатывается в след за профессорской головой.

Сокджин пытается дышать, но грудь словно сжали металлическим прессом и подниматься она не хочет. Неожиданно в голове появляется звон, такой высокий и противный, что хочется вытряхнуть его из висков, да только не получается совершенно и Сокджин, мелко и часто втягивая сухим ртом воздух, наконец-то различает перед замыленными влагой глазами захвативший мир вокруг пожар.

Огонь черной копотью покрывает их фургон, тот самый, в котором они сидели буквально только что, и Сокджин, борясь с до щекотки слабыми конечностями, находит в себе силы перевернуться на спину. Его лицо тут же тонет в холоде стеной льющего дождя, капли мягко стучат по обожженной коже, но Сокджин ощущает их лишь едва-едва, зато небо серое видит будто бы прямо перед носом, и дышать от этого становится еще труднее.

В руке его зажато что-то твердое.

Сокджин сжимает зубы, когда звон в ушах усиливается, и находит в себе силы повернуть голову, чтобы заметить измазанную в грязи пробирку с треснутым по краю горлышком. Жидкость всё еще внутри, слабо плещется по дну, и профессор с облегченным вдохом рывком пытается подняться, но голова идет кругом и тело заваливается набок, туда, где цветные пятна перед глазами и пищащий в ушах рой насекомых.

Профессор с хрустом гравия опирается на щиплющие и исцарапанные локти, дышит глубоко, тяжело, собирается с силами и сжимает пробирку между пальцев.

Он не думает.

Когда в конечностях ощущаются последние крупицы сил, Сокджин резко замахивается и швыряет пробирку в огонь, заваливаясь обратно на спину. Голова глухо бьется об асфальт, стекло звенит и разлетается, вспыхивая цветастым пламенем, и все вокруг мутно темнеет.

Тело горит.

И Сокджин внутри сгорает вместе с ним.