himera

Лорд Ким, — Уильям Вейр подходит тихо, но намеренно перед этим прокашливается, чтобы не напугать своим появлением сидящего около небольшого низкого столика мужчину, — Рад видеть вас в здравии.

Тэхён сжимает между длинных пальцев тонкую коричневую сигарету, более длинную, чем классика, и медленно затягивается, чтобы затем ловким движением сбить посеревший табак в пепельницу и выпустить густой дым в сторону.

— Взаимно, виконт, — лорд Ким вежливо улыбается, кивком приглашая мужчину сесть напротив. Тот, расстегнув пуговицу пиджака, опускается на обитое шелком кресло и достает из внутреннего кармана кожаный портсигар. — Как поживает ваш брат? Я слышал, лейбористы весь вчерашний вечер обсуждали его запонки.

— Они сделаны из рога носорога, — хмыкает виконт, похлопывая себя по брюкам в поисках зажигалки, — естественно, общество по защите животных взбунтовалось.

— Когда это Лейбористская партия стала обществом по защите животных? — лукаво спрашивает Ким. Мужчины пересекаются взглядами и широко улыбаются друг другу, после чего Тэхён сминает пополам газету, лежащую на коленях, и кладет её на стол заголовком вверх. — В Честерском зоопарке умер самец черного восточного носорога.

— Уже видел, — Вейр вынимает из чехла сигару и подпаливает её найденной в кармане брюк зажигалкой, попутно вглядываясь в печатную статью, — это большая проблема. Его особей всего шестьсот пятьдесят на всей планете.

— Шестьсот сорок девять, — Ким подносит сигарету ко рту, и уголок его губ приподнимается, — благодаря вашему брату.

Виконт слишком занят незагорающимся табаком, чтобы на это ответить.

Мимо неспешно проходит немолодой мужчина с завязанным под горло шелковым бантом. Трость в его руке ритмично отбивает каждый шаг об деревянный пол, разбавляя глухими ударами размеренный шепот мужских переговоров.

— Вы давно не появлялись в клубе, молодой лорд, — табак в руках виконта искрится и начинает дымить, из-за чего тот спешно зажимает сигару губами, продолжая говорить чуть менее внятно, — джентльменские разговоры вас больше не интересуют?

Лорд Ким откладывает пряно пахнущую коричневую Richmond на пепельницу, закидывает ногу на ногу и подцепляет фарфоровую чашку с дымящимся ароматным чаем, чтобы вдохнуть носом терпкий пар и сделать небольшой глоток. Горячая жидкость медленно обволакивает горло, пока кадык двигается под застегнутым воротником рубахи.

— В отличие от Палаты Лордов, у меня нет времени обсуждать чужие запонки, — виконт на это закидывает голову и начинает громко хохотать, привлекая внимание некоторых мужчин, сидящих за столиками неподалеку, — White's в последнее время слишком многолюдный. А я не привык ждать очередь, чтобы поиграть на бильярде.

Приятный запах старых книг, томящихся на полках вокруг, забивается в нос вместе с привкусом бергамота и коньячным ароматом дорогих виконтских сигар.

— Нынче мы обсуждаем другие темы, — улыбается заискивающе виконт, — мужские клубы последнее время напоминают женские салоны.

— Делитесь сплетнями?

— Естественно, — отмахивается тот, — на повестке дня слухи о запонках. Перед ними обсуждали бардак с безопасностью в американском посольстве, после — уже за закрытыми дверями — полнились разговорами о плохом влиянии политики на либидо. У сэра Албертсона совсем стыда нет говорить о таком средь бела дня.

Проплывающий мимо официант останавливается возле их столика, чтобы поставить на него узорчатую тарелку, полную клубники, и два бокала с ромом. Тэхён забирает сигарету и попутно двигает пепельницу немного в сторону, чтобы молодой парнишка смог спокойно разместить рядом всю посуду.

— И что же о своем либидо говорит сэр Албертсон? — улыбается уголками губ лорд Ким.

— О своем он учтиво умалчивал, — делится виконт, — а вот о вашем охотно размышлял в перерывах между третьей и четвертой пинтой пива. Угощайтесь.

Вейр указывает ладонью на приборы и подхватывает свой рокс, втягивая тягучий запах крепкого алкоголя.

— Потрясающе. Это лучший ром, ни в каком мужском клубе вы такого не найдете. Поверьте моему опыту, молодой лорд.

Тэхён, вопреки довольному мычанию виконта, тянется к столу, но огибает рукой свой бокал, цепляя небольшую вилку и накалывая на неё самую крупную клубнику.

— К сожалению, сейчас я стараюсь не употреблять крепкий алкоголь, — ничуть не лукавит мужчина, — медицинские противопоказания.

Виконт молча хмурит брови, неторопливо отпивая терпкий ром из своего бокала, и учтиво не спрашивает. Лорд смотрит на него долгим взглядом, откусывает ягоду и следом сразу зажимает между губ фильтр сигареты.

— Вас что-то интересовало, виконт Вейр? Или же вы просто решили составить мне компанию и прознать про уровень моего либидо?

Уильям неторопливо затягивается, опуская глаза на узкую талию Кима, стянутую классическим жилетом. К его нижней пуговице тянется недлинная золотая цепочка, другой конец которой прячется в маленьком кармашке на боку. Часы. Под цвет им запонки и изящный зажим для винного галстука, приятно контрастирующего с белизной накрахмаленной рубахи и мягким песочным оттенком всего клетчатого костюма. Лорд Ким поправляет мизинцем мягкие кудри челки, которые к вечеру выбились из укладки и спадают теперь на глаза, а затем вообще заправляет одну из наиболее длинных прядок за ухо, из-за чего становится виден его выглядывающий кончик.

Виконт задерживается взглядом на стрелках чужих плотных брюк, затем останавливается на тонких щиколотках и совсем отворачивается в сторону стола, принимаясь выдыхать дым.

— Слышал, сегодня Лондон посетила королевская семья Монако, — неторопясь, тянет виконт; его льстивый и задорный настрой растворяется в воздухе так же стремительно, как разговор теряет тактичность. Тэхён согласно моргает. — Её Величество попросила вас присутствовать на встрече, поскольку вы с недавних пор официально возглавляете Совет национальной безопасности Великобритании. Я говорю «с недавних пор», потому что все мы знаем, точнее, никто не знает, чем вы занимались до того, как вступили в должность.

Лорд Ким приподнимает густые черные брови, поправляя кожаный ремешок часов на запястье.

— Принц весьма обеспокоен сплетнями, что пропавшее в его доме колье могло быть украдено кем-то из британцев. Хотя пока что это такие же слухи, — виконт продолжает говорить, изредка затягиваясь табаком, — в любом случае, колье стоит баснословных денег. Оно считается самым дорогим украшением в мире, конечно, за исключением королевских регалий. Те бесценны.

— Я уже слышал все это за обедом, виконт, — Ким выдыхает дым узкой струйкой сквозь напряженные губы. — Вы чем-то обеспокоены?

— Весь свет обеспокоен, — отвечает тут же Вейр, — потому что если колье найдут на территории Британии, это будет очень серьезный репутационный удар. Особенно, если оно обнаружится в чьей-то частной коллекции. Давайте признаем, что простой воришка не смог бы добраться до подобного рода сокровища.

Тэхён выжидающе склоняет голову.

— Развейте моё беспокойство, лорд Ким, — виконт подается вперед, опираясь локтями на колени и скрещивая пальцы с зажатой между них сигарой, — расскажите, зачем понадобилось главе Совета безопасности встречаться с монаршей семьей?

Ким, незаметно для себя тоже наклонившийся вперед во время разговора, откидывается на спинку кресла и тушит сигарету об стекло пепельницы. Телефон, лежащий на столе, загорается входящим вызовом с неизвестного номера: вместо привычного «+44», он начинается коротким американским «+1». Вейр отвлекается на вибрацию, пока лорд тянется к экрану и сбрасывает вызов.

— У вас нет причин для беспокойства, виконт, — негромко отвечает Тэхён, элегантно вставая с кресла и цепляя висящий на его спинке пиджак, который легким движением тут же опускается на плечи, — все дело лишь в том, что юная племянница принца, которая специально приехала сюда вместе с семьей, оказывается, от меня без ума. Королева лишь попросила меня исполнить просьбу семилетней принцессы и сыграть с ней в крокет.

— Принцесса Монако, — виконт слегка хмурится, но не решается продолжать разговор, только отшучивается, — хорошо, что она позвала вас играть всего лишь в крокет, а не в покер.

Лорд усмехается, забирая со стола телефон, который снова загорается беззвучным вызовом.

— Вынужден вас оставить, виконт, — на этот раз Тэхён не сбрасывает, также не спеша принимать звонок, — к сожалению, моя работа включает в себя не только крокет и чайные церемонии со всеми королевскими игрушками.

— Однако Её Величество, похоже, иногда любит отрывать вас от дел ради кукольных сервизов, — Вейр поправляет крупный перстень на пальце и коротко кивает, — хорошего вам вечера, молодой лорд. Спасибо за сплетни.

— Взаимно.

Ким кивает в ответ, достает из кармана пиджака белые тонкие перчатки и, негромко стуча каблуками туфель, направляется к выходу из зала. Тихий маленький официант лишь провожает его широкую спину долгим взглядом.

***

Телефон мерно гудит так и не отвеченным вызовом.

— Не берет, — Хосок щурится от яркого света экрана и вслепую тянется к пепельнице, чтобы найти среди уже скуренных косяков самый свежий и вернуть его обратно в рот.

Намджун скрещивает руки на груди, хмуро опуская взгляд в пол.

— Плохо.

Сокджин, совершенно не понимающий, что значит это короткое «плохо», тоже хмурится. Глаза уже давно привыкли к кумару в комнате, из-за чего вокруг все видится словно через марлю, но даже так профессор может рассмотреть, как собирается складками кожа над бровями политика.

Адам, кажется, не разделяет общей задумчивости, хотя вполне вероятно, что массивная оправа его стильных очков прячет за собой все следы умственной активности, иногда отражающиеся на коже в виде морщин. А может это все просто увлажняющий крем.

— Кому вы звонили? — все-таки спрашивает он, минуту погодя. Сокджин признается себе, что тоже хотел бы услышать ответ на этот вопрос. — Кто этот человек?

— Ким Тэхён, — Хосок замирает пальцем над кнопкой повторного вызова, но в следующую секунду блокирует телефон, — возглавляет Совет британской нацбезопасности.

Сокджин удивленно вскидывает взгляд на Хосока:

Что? Британской?

— Зачем втягивать в это, — не сдерживает порыв Адам, в следующую секунду заминаясь, — Англию?

Хосок обжигает кончики пальцев об медленно тлеющий фильтр и тут же закапывает его в десяток таких же, наполняющих вычищенный от внутренностей и явно чем-то обработанный черепаший панцирь. Никто не спешит отвечать — профессор серьезно задумывается, оглядываясь в сторону небольшого диванчика и, не встретив препятствий, присаживаясь на самый его край.

Президент дал четкую установку: никто из журналистов не должен узнать о том, что американцы что-то ищут. Хуже этого только тот факт, что ищут они запрещенное десятками договоров и конвенций биологическое оружие, прознав о котором Евросоюз и всё к нему прилегающее разорвет Америку обязательствами на куски. Связан ли Ким Тэхён со средствами массовой информации? Можно ли ему доверять?

Намджун должен понимать, что он делает, но тогда почему? Когда это политики научились доверять друг другу?

— Британское пэрство нам только помешает, — наконец-то отвечает Намджун, на что профессор заинтересованно приподнимает голову, — как и сам лорд Ким.

— Нам нужен не он, — Хосок вмешивается после короткой паузы, необычайно серьезно смотря на заблокированный телефон. — А тот, к кому он может попасть.

— Другого пути у нас нет? — Адам, кажется, тоже недоволен перспективой сотрудничества с педантичными чаёвниками, что он показывает кривыми уголками губ и совсем уж отчаянным взглядом из-под оправы очков.

— Нет, — отрезает Хосок как-то слишком резко. Два неотвеченных вызова повлияли на него неожиданно сильно, из-за чего даже в уголках его некогда смеющихся глаз пропали «утиные лапки» из морщинок, — он единственный во всем мире имеет ключ-карту с доступом к камере, в которую нам нужно попасть.

— К камере? — В этот раз переспрашивает Сокджин, и это практически смешно, если бы не было так серьезно. — Тот, кто нам нужен, сидит в тюрьме?

— Не просто сидит, — Намджун тоже, видимо, устает вести такой тяжелый разговор на ногах, присаживаясь рядом с профессором на узкий диванчик, — я бы сказал, пожизненно спасается от смертной казни.

— В Англии ведь нет смертной казни, — вмешивается Адам, так и оставшийся стоять на своем месте.

— Для него хотели сделать исключение, — усмехается Ким, откидываясь на спинку и прикрывая глаза, — до сих пор не понятно, почему не сделали. Но лорд Ким сыграл во всем этом не последнюю роль.

— Так, — Сокджин говорит немного тише, обращаясь к находящемуся рядом Намджуну, — кто нам в итоге нужен? И зачем?

Политик оглядывается на хмурого Хосока, отвернувшегося от всех в сторону ярко горящего монитора. Ну, раз он не хочет отвечать, Намджун скажет сам.

— Нам нужен Чон Чонгук, который пожизненно осужден британской короной, — глаза профессора неожиданно расширяются.

— Зачем он нам?

Намджун долго подбирает слова, прежде чем задумчиво ответить:

— Он обладает исключительной в мире властью, на которую, пока что, ни у одной страны нет противодействия.

— Это...?

— Это информация, — отрезает Хосок, — и связи, по которым уже лет пять плачет американская разведка. Они вроде иногда сотрудничают, но это больше похоже на кошки-мышки. Издевательство.

— Почему мы сами не можем добыть эту информацию? — упрямится на чистом энтузиазме Адам.

Профессор же, впечатленный чужим разговором, заметно притихает.

— Потому что у нас нет времени, — отвечает Намджун, тут же ловя на себе хмурый взгляд со стороны подсвеченного голубым монитором Хосока, — да! Я боюсь, что мы можем не успеть, если затянем с поисками. И я осознаю степень ответственности, будь уверен.

— Крикун, — Чон прямо меняется в лице, словно бы громкого трусливого откровения ему было достаточно для того, чтобы убрать рога. Профессор улыбается уголком губ, потому что «крикун» неожиданно звучит очень нелепо и смешно.

— Но министр... — последний раз пытается Адам.

— Министр дал установку по вербовке хоть самой королевы, — напоминает Намджун, — каждый день может стать для этого дела последним. Вирус украли, и мы никогда не поймем, кто и как это сделал, если не спросим об этом настоящего преступника.

Адам кажется хмурым: его явно не прельщает работа с кем-то, кто находится в местах не столь отдаленных. Хосок, который знает, кажется, больше, чем все остальные, только недовольно поджимает губы и снова набирает последний в журнале вызовов номер.

И только между монотонных гудков профессор наконец понимает, что они, мать твою, делают.

***

На экране телефона горит яркое «20:36», когда лорд Ким неспешно заступает в тюремный коридор. Яркий свет вокруг погашен («Уже начался отбой», — неловко вклинивается идущий позади мистер Беннингтон), из-за чего в темноте камер видно только озлобленно сверкающие глаза заключенных. Они как притаившиеся среди мрака шакалы, внимательно наблюдающие за своей жертвой, но не решающиеся подойти ближе. Тэхён наступает туфлями на собственную тень, плавно продвигаясь вглубь коридора.

Сегодня он не спешит: из планов на вечер только таблетки, снотворное и, возможно, звонок гастроэнтерологу. Сложно самому сказать, как недавние полбутылки рома отразятся на язве в его желудке, но ничего хорошего они не предвещают точно. Лорд Ким морщится, когда понимает, что придется повторно проходить гастроскопию — сам виноват.

В коридоре слишком шумно для отбоя — Тэхён отмечает это, когда проходит вглубь, начиная улавливать среди тихих переговоров заключенных и скрипа солдатской подошвы непонятные шлепки, шорохи и грубые шипящие выкрики. Ким оборачивается на мистера Беннингтона, который замер посреди коридора диким оленем, увидевшим свет фар. Кажется, он знает, что означают эти звуки.

Лорд Ким слегка щурит глаза, вглядываясь в стремительно алеющего начальника тюрьмы, прежде чем развернуться и пойти на громкие посторонние звуки, раздающиеся с другого конца коридора. Когда уши прорезает надорванный мужской крик, Тэхён уже замирает возле одной из камер, внимательно всматриваясь в силуэты, почти не освещенные длинными мерцающими лампами. Подошедший со спины мистер Беннингтон выглядывает из-за лордовского плеча и тут же отворачивается, морща усыпанное редкой щетиной лицо.

За решеткой пятеро заключенных.

Все, как один, со спущенными до колен комбинезонами и полувставшими членами, блестящими, видимо, от слюны. Новый протяжный рёв отвлекает внимание Кима. Он опускает голову, сталкиваясь взглядом со стоящим на коленях мужчиной. Того нагнули над железным толчком, опирая лицом в кирпичную стену камеры, из-за чего на виске уже виднеется небольшой кровоподтек.

Заключенный смотрит дикими сверкающими от слез глазами, кусая мокрые длинные губы и завывая каждый раз, когда нога кого-нибудь из сокамерников проходится по его голой дряблой заднице. Та, покрытая пушком темных волос, уже вся покраснела от ударов, но мужчины от этого только сильнее воркуют, наклоняясь, чтобы унизительно пошлепать чужую промежность ладонями.

Длинные ресницы отбрасывают тень на лордовские щеки, когда он наклоняет голову вперед. Арестант тяжело дышит, заламывает брови и, как рыба, смыкает-размыкает слюнявые губы, но взгляд оторвать не может от того, как на него смотрят зеленые глаза, бесовски сверкающие под той же одинокой лампой, которая освещает уже плотно приставленный к голой заднице член.

Каблуки Кима глухо стучат, когда он неторопливо отдаляется от камеры. Через несколько секунд звенящей тишины воздух в коридоре начинает дрожать от настоящего вопля, хриплого и буквально животного. Мистер Беннингтон поворачивается в сторону заключенного, по бедрам которого размазывается оранжевыми пятнами кровь, и снова отшатывается, устремляясь подальше от довольно галдящих заключенных, месивом из рук и эрегированных членов разрывающих чужую задницу.

Охранники бараньим стадом толпятся вокруг решетки, ожидая приказа, но их начальник тенью отца Гамлета скользит прямо за белыми лордовскими перчатками, слишком чистыми для покрытых плесенью стен и измазанных в дерьме клеток тюрьмы. На этот раз мистер Беннингтон не решается подойти к той самой двери в конце коридора, предпочитая остановиться немного пораньше, чтобы снова не стать мишенью для озлобленных солдатов SAS. Заметивший это лорд только насмешливо дергает уголком губ, вынимая из внутреннего кармана магнитную карту и тут же давая отмашку подорвавшейся со своих мест охране. Те убирают автоматы, пропуская Кима в комнату, а сами выходят в коридор, блокируя за собой двери.

Когда широкие плечи лорда меняются двадцатью сантиметрами стали, мистер Беннингтон замирает в коридоре, наполненном хлюпаньем, рёвом, тревожными переговорами охранников и скрипом десятка пар резиновых берц.

И черт знает, по какую сторону двери он не хотел бы оказаться больше.

***

Когда за спиной пищит магнитный замок, Тэхён уже шумно втягивает носом воздух. Перед ним несколько метров бетонного пола, толстая решетка со вставками из пуленепробиваемого стекла, и еще столько же до дальней стены, которая, кажется, сыреет от общей влажности и периодически протекающих труб. В носу свербит от запаха плесени, который Ким не чувствовал еще полгода назад, но от чего-то ярко ощущает сейчас.

Невольно вспоминается мистер Беннингтон, совсем недавно клятвенно уверявший в своем письме, что все средства пошли на капитальный ремонт водоснабжения в камерах. Тэхён приподнимает брови, когда из ржавой, спиленной по центру камеры, потолочной трубы начинает тонкой струйкой стекать вода. Вот оно как оказалось.

Тяжелый выдох отвлекает от рассматривания маленькой темной лужи, стремительно растекающейся по кривому бетонному полу. Лорд коротко облизывает сухие губы и неспешно проходит глубже, сквозь полумрак помещения замечая все тот же набор мебели, который был в камере и вчера, и полгода назад. Хриплое, отрывистое дыхание вынуждает подойти еще ближе к защитному стеклу, чтобы в отрочестве убитая острота зрения позволила четче рассмотреть голую спину заключенного, повисшего на одном из торчащих кусков потолочной арматуры.

У Чонгука узкая талия, ямочки на пояснице и забитая японским этническим рисунком спина. Под блестящей от пота кожей бугрятся крепкие мышцы, рельефно напрягающиеся каждый раз, когда Чон медленно подтягивает себя на руках, касаясь подбородком ржавого железа. Он с большой вероятностью слышал, что Тэхён вошел, но даже не подумал прерваться, чертов наглец. Лорд Ким на это только устало выдыхает и тянется к давящему галстуку, чтобы вытащить его из-под жилета, а затем и стянуть через голову совсем. Взгляд нехотя падает на маленькую черную бирку, пришитую с внутренней стороны прямо к винному шелку.

«Charvet Place Vendôme.

For my heart.»

И маленький кармашек, в котором незаметно спрятано лезвие. Тэхён поджимает губы, чтобы неожиданно не начать улыбаться. Он очень любит этот подарок.

— Ты всегда становишься таким чувствительным, когда носишь этот галстук, — Чонгук оказывается рядом неожиданно быстро, Ким пропускает момент, когда он с тихим хлопком босых ног спрыгивает на пол, разворачивается и подходит впритык к защитному стеклу. Лорд прощупывает кончиком пальца лезвие, убеждаясь, что оно на месте, и поднимает голову.

Чон стал крупнее с момента их полугодовалой встречи. У него все такой же рельефный треугольник мышц, уходящий под резинку тюремных штанов, все та же темная дорожка волос от пупка, все те же черные рисунки на теле, успевшие выцвести до темно-синего. И он все ещё немного ниже, когда Тэхён надевает туфли с классическим мужским каблуком.

— Это мой любимый галстук, — Ким рассматривает заключенного без стеснения, медленно поднимаясь взглядом вверх. Тот вздергивает бровь и усмехается уголком губ, но молчит, позволяя оценивать себя сквозь толстый слой бронестекла.

Тэхён задерживается глазами на телесном пластыре, крепко держащем кусочек марли поперек разбитой переносицы, и коротко морщится, пока костяшки на собственной руке обдает фантомной болью.

Извинение оседает на влажных стенах тюрьмы липкой плесенью.

— Ты всегда любил мои подарки, — ничуть не удивленно тянет Чонгук, смахивая упавшую на глаза прядь волос. Они все такие же черные, грязные и сальные, поэтому слипаются, когда Чон зачесывает их ладонями к затылку, открывая высокий лоб и густые темные брови.

— Только когда они не за гранью нормы, — нехотя соглашается Тэхён, щуря свои ведьмински-зеленые глаза, — последний был худшим из всех.

— Врешь, — Чонгук подается вперед, вынуждая лорда поджать губы и приподнять голову, — он тебе понравился.

В его черных глазах горят озорные искры — Чону не нужно подтверждение своих слов, он знает. Знает и самодовольно улыбается, наконец, отступая немного назад от защитного стекла.

— Как там мои принцессы?

Тэхён тянется смуглыми тонкими пальцами под белый накрахмаленный воротник, чтобы расстегнуть пару душащих пуговиц. Воздух вокруг отвратительно густой и влажный, он оседает в легких неприятным сладковатым привкусом плесени и ржавчины, мешая дышать полной грудью.

— Здоровы и сыты.

Чонгук выжидающе наклоняет голову.

— Хель ощенилась пару недель назад.

Тэхён соврет себе, если скажет, что он не ждал подходящего момента, чтобы сказать об этом.

— Шесть кутят, — продолжает, замечая, как черные глаза заключенного внимательно осматривают его лицо, — три мальчика. Все крепкие, крупненькие. Девочки коричневые, видимо, в кобеля.

— Ты уже дал им имена?

— Это твои щенки, — лорд опускает руки и начинает выискивать что-то в кармане пиджака, но затем, неожиданно передумав, останавливается. — Будет честно, если ты сам назовешь их.

Чонгук задумчиво скользит глазами вдоль гладко выбритой лордовской щеки, замечая на ней маленькую красную царапинку. Тихий смешок не удерживается и вырывается наружу.

— Имя должно подходить собаке, — отвечает в итоге Чон, не отрывая взгляд от ранки, — я не буду делать это. Ты можешь назвать их сам.

Тэхён, секунду подумав и что-то для себя решив, коротко кивает. Цепочка часов дергается на его жилете, пока лорд, почувствовав неприятное потягивание между позвонков, не запрокидывает голову, начиная медленно разминать шею. Пиджак на широких плечах натягивается сильнее.

Чон смотрит, как тот касается клетчатой ткани, начиная расстегивать тугие пуговицы, и сам тянется к верху комбинезона, свободно болтающемуся на выпирающих тазовых косточках. Оранжевая мешковина без контакта с телом стала неприятно холодной — заключенный надевает робу обратно на плечи, морщась от мурашек, пробежавших вдоль спины.

Они смотрят в глаза друг другу, когда Тэхён отстегивает цепочку часов, вынимает из петель последние пуговицы и свободно распахивает полы жилета. Чонгук подкатывает рукава, выправляет воротник и быстро пробегает пальцами по застежкам, не доходя до ключиц. Когда Лорд Ким развязывает узел галстука и закидывает длинную бордовую ленту на шею, он становится похожим на незадачливого запыхавшегося любовника, особенно со своими вихрями черных кудрей, к вечеру переставших лежать в укладке совсем. Чонгук улыбается и выбивает у Кима землю из-под ног:

— У принцессы Монако очаровательный чайный сервиз, правда?

Тэхён, рассматривающий татуированную шею перед собой, резко поднимает глаза.

Все утро после официального приема он провел в Букингемском дворце, посреди одной из парадных зал, слушая девичий французский лепет и отвечая на него своим низким бархатным голосом, что, конечно, Ваше Высочество, с вашим платьем чудесно сочетаются эти заколки. Это была личная просьба королевы, которой Тэхён, даже в силу своего брезгливого отношения к монаршим детям, не смог отказать.

Откуда Чон знает об этом, Ким не хочет даже думать. Ему бы перестать удивляться этому за столько лет, но каждый раз — как первый.

— Правда.

Чонгук улыбается насмешливо, приближается лицом к стеклу и касается его поверхности кончиком носа. Все такой же дикий, каким он был полгода назад. Тэхён говорит об этом вслух, пытаясь побороть маленького червячка внутри, неприятно грызущего в животе самым настоящим испугом. Испугом, природа которого кроется далеко не в опасности быть убитым посреди Пентонвильской тюрьмы.

У этого испуга другая, намного более глубокая причина, от которой лорд Ким полгода бежит со всех ног.

Заключённый усмехается еще шире, жадно наблюдая за тем, как недовольно Тэхён сжимает челюсти.

Когда Чон поддается ртом вперед и неожиданно выдыхает на стекло горячий воздух, оно в секунду покрывается мутной влажной пленкой. Чонгук неторопливо поднимает руку, коротко смотрит на Тэхёна исподлобья и аккуратно рисует на запотевшей поверхности маленькое сердце, от которого у лорда внутренности обжигающим пламенем затапливает.

В груди все заходится солдатским маршем, зубы скрипят, пальцы сжимают в кулак бардовый галстук, бирка на котором обжигает кожу острым лезвием. Чон, не переставая широко улыбаться, разворачивается и молча уходит в глубь камеры. Его крепкая спина скрывается во влажной и холодной тени, пока лорд солеными ладонями прячет золотые часы в карман.

Только в эту секунду он понимает, что на заключенном все это время не было наручников.

Рисунок на запотевшем стекле окончательно пропадает, когда за Тэхёном громко закрываются автоматические двери. Причина его прихода пламенеет на воздухе так же стремительно, как сгорал в Париже Нотр-Дам.

    Комментарий к Глава 5. Нотр-Дам де Пари

    большой, но познавательный ликбез для тех, кому интересно:

**Виконт** — титул в британском пэрстве;

**Пэрство** (Peerage) — система дворянских титулов, существующая в Великобритании;

**Лейбористская партия** — социал-демократическая партия в Британии. Соответственно, их представители есть в **Палате лордов** — верхней палате парламента Великобритании (из 793 человек лейбористов в ней около 180).

**Richmond** — сигареты премиальной категории;

**WHITE's** — это старейший и самый эксклюзивный джентльменский клуб в Лондоне, основанный в 1693 году; Среди известных нынешних членов клуба — принцы Чарльз и Уильям, бывший премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон и многие другие.

**Крокет** — спортивная игра, участники которой ударами специальных молотков на длинной ручке проводят шары через воротца;

https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1782023/7f85af41-1ad2-46ab-909c-8c31f3736a90/s1200?webp=false

**Совет национальной безопасности Великобритании** — орган кабинета министров, которому поручено курирование всех вопросов, связанных с национальной безопасностью;

>Charvet Place Vendôme. For my heart.

**Charvet Place Vendôme** — частная французская компания, занимающаяся эксклюзивным пошивом одежды: рубашек, галстуков, блузок, костюмов и др.

**For my heart **(англ.) — для моего сердца.