himera

Сокджин шумно выдыхает в респиратор, из-за чего на его внутренних стенках остаются капельки воды. Дышать становится тяжеловато из-за влажности, Ким стягивает резиновый ремешок с затылка, больно цепляет волосы и с упоением втягивает ртом свежий прохладный воздух лаборатории. Он резкий и спиртовой, с мягкой примесью чего-то животного или травянистого.

Слепяще белая в ярком свете ламп химзащита трётся об одежду и неприятно электризуется, но снять её Сокджин пока не может. Он стягивает капюшон, достает из кармашка очки в тонкой оправе и цепляет их на нос, ближе наклоняясь к маленькому черному окуляру микроскопа.

— Профессор Ким, — молодой лаборант осторожно подходит ближе, держа в руках маленькую колбочку с желтоватой жидкостью внутри. — Я начинаю спектральный анализ?

— Да, конечно, — Ким отрывается от микроскопа, смотрит на реактив в руке лаборанта и кивает ему головой в сторону спектрофотометра — небольшого прибора, чем-то напоминавшего ещё студенту Сокджину кассовый аппарат. Не то чтобы совсем профессиональная ассоциация, но он до сих пор иногда ждёт, когда на маленьком экранчике покажутся ярко горящие зеленые цифры, а не очередной химический состав, который еще надо расшифровать.

Ким хмыкает себе под нос, поправляя мешающийся респиратор на шее. Интересно, этот молодой лаборант знает о том, что в его пробирке плещется генетический материал сибирской язвы? Будет ли он более аккуратен, если Сокджин скажет ему об этом?

Профессор расплывается в улыбке, не решая травмировать юного парня, непонятно каким образом оказавшегося в министерских лабораториях. Тот понимает эту улыбку по-своему, счастливо тянет уголки губ вверх и спешит к приборам, шоркая дутыми штанами белого защитного комбинезона.

Профессор прослеживает за ним взглядом до последнего, убеждаясь, что с пробиркой все в порядке, а затем возвращается к своему столу, выводя на монитор компьютера изображение с микроскопа. Оно черно-белое и нечеткое, словно бы старый пленочный фильм, но только главные герои в нем не незадачливые влюбленные, а несколько дрожащих шипованных шариков, вирусов гриппа, — их Сокджин планирует в ближайшем будущем влюбить в лучших представителей сибирской язвы, если только те останутся живы после активного лаборанта с его нескончаемым энтузиазмом.

Создать Химеру заново оказалось не намного проще, чем работать над ней несколько лет. Пусть Сокджин и помнил большую часть исследований, поскольку он проводил и контролировал их лично, без сгоревших материалов все проходит будто бы вслепую. Огромную часть измерений приходится делать заново, потому что без них каждый последующий этап не просто сложнее, а банально опаснее. Умереть спустя трое суток после того, как Ким оказался в Пентагоне, он не хочет совершенно.

Вирус на экране вяло шевелится, дрожит и тоже, наверное, умирать не хочет, но не может умереть то, что находится между жизнью и смертью, решает Сокджин, и набирает немного жидкости из колбы с нечитаемым Guanidinium thiocyanate, чтобы снова заглянуть в микроскоп и осторожно капнуть раствор на вирус. В переднем кармане брюк начинает беззвучно вибрировать мобильный телефон, и Ким чертыхается себе под нос, чуть не уронив на стол лабораторный дозатор.

Чтобы добраться до штанов, нужно стянуть весь верх рабочего комбинезона. Если спросить у Сокджина, кто вообще будет надевать химзащиту поверх своей одежды, зная, что там остались личные вещи, тот только закатит глаза. Он, конечно же, всегда доставал телефон. И никогда не забывал в кармане брюк, например, пропуск в лаборатории, нет.

Телефон не прекращает вибрировать, и нога под ним уже начинает противно чесаться, но профессор упорно игнорирует всё, кроме вируса, отдельные шарики которого начали двигаться быстрее. Пальцы осторожно вращают колесико микроскопа, делая изображение более четким, пока буйный лаборант громко хлопает крышкой спектрофотометра и с писком нажимает на кнопку включения.

Сокджин осторожно берет в руки дозатор, собираясь капнуть немного больше раствора, и только подносит его к стеклу под микроскопом, как:

— Я сделал, профессор!

Рука дергается, и Ким чуть было не дергается за ней следом, едва удерживая себя от падения на пол вместе с микроскопом. Блядский лаборант!

— Молодец, иди посиди на диванчике, — раздраженно косится на парнишку профессор, тут же шумно вдыхая через нос и ловко капая раствором на стекло. Вирус на экране дергается сильнее, с ума сходит, и Сокджин удовлетворительно мычит себе под нос. Теперь только ждать.

— Что вы сейчас сделали, профессор? — лаборант практически утыкается носом в экран монитора. Ким уже собирается одернуть его, потому что откровенно бестактно так близко пялиться, но потом замечает, что мальчишка щурится и часто моргает, видимо, пытаясь рассмотреть изображение с вирусом. Прекрасно, у него еще и полуслепой лаборант. Как он вообще доверил ему держать в руках чертову сибирскую язву, когда одно неловкое столкновение с любым предметом мебели и накрылись бы их исследования, а затем и здоровье медным тазом.

Ким раздраженно подмечает в голове, что теперь понятно, для кого на стенах сделали шрифт Брайля, и тут же одергивает себя, потому что мальчишка кажется действительно заинтересованным, а проблемы со зрением есть у трети жителей планеты, просто конкретно этот житель не считает нужным носить хотя бы очки.

— Я добавил к вирусу тиоцианат гуанидина, — кивает головой на баночку с раствором Сокджин, — он очень агрессивен, из-за чего вирусные частицы становятся более безопасны для исследований. Впервые ученые вообще сделали это, когда изобретали вакцину от испанского гриппа.

— А что будет потом?

— Потом? — Сокджин задумчиво зажевывает губу. — Потом мы будем извлекать из вируса его генетический материал, потому что только так можно будет синтезировать что-то новое. К нашему с тобой сожалению, мелкие частицы еще не научились ухаживать друг за другом, чтобы потом плодить необычных детишек.

— Это же нужно на свидание звать, — задумчиво бурчит лаборант, на что Сокджин глухо посмеивается, протягивая руку в перчатке, чтобы потрепать того по голове, укрытой белым капюшоном.

— Ты прав, — со смешинками в глазах отвечает профессор, пару раз хлопнув парнишку по спине, — лучше уж по старинке, генетически.

Тот невесело улыбается, и в этот же момент телефон снова начинает громко вибрировать. Сокджин проглатывает недовольный стон, последний раз бросает взгляд на экран и, бегло кивнув лаборанту, отходит в сторону выхода, попутно расстегивая замок на комбинезоне.

Охрана на входе тоже в химзащите, из-за чего автоматы в их руках выглядят огромными черными дырами, весьма устрашающе прижатыми к груди. Зачем нужны солдаты в министерской лаборатории Сокджин не знает, но даже в Центре Лугара, который, казалось бы, секретный правительственный объект, люди с оружием патрулировали только коридоры. Здесь же они ходят за тобой конвоем, словно бы Сокджин, проработавший больше пятнадцати лет на благо нации, может у этой самой нации что-то украсть.

Украли здесь как раз таки у него.

Кстати об этом.

Сокджин проходит в смежный блок за дверью, стягивает с себя респиратор, химическую защиту, перчатки и резиновые сапоги, меняя их на удобные повседневные туфли, и выходит в следующую комнату, достаточно безопасную для того, чтобы носить простой медицинский халат.

В этой комнате Ким и добирается до телефона, прекратившего вибрировать где-то на стадии переодевания. Два пропущенных вызова — оба с неизвестного номера, но, судя по тому, что контакт высвечивается как «номер скрыт», Сокджин начинает догадываться, кто ему звонил.

Идти от подземных лабораторий до внутреннего кольца Пентагона не так долго, как профессор боялся. Он безотрывно прикладывает недавно сделанный пропуск, все еще кивает солдатам на входе, так и не добившись за все это время от них никакой ответной реакции, и проходит вглубь здания, в итоге останавливаясь перед большими дверями из матового стекла. Очередной магнитный замок загорается зеленым, и Сокджин проходит внутрь большого конференц-зала, в котором за длинным столом уже сидят два знакомых человека: Намджун выглядит поразительно живым, он прижимает телефон к уху и активно кивает, пока Адам сидит рядом и печатает что-то в своем карманном ноутбуке.

Ким прячет смешок за кулаком: это действительно выглядит забавно.

— ...знаете мой почтовый адрес? Да, отлично, — Намджун цепляет ручку, лежащую неподалеку на столе, и что-то размашисто записывает на уголке одного из в беспорядке раскиданных документов. Когда профессор подходит ближе, он отмечает, что это далеко не беспорядок: бумаги разложены пускай странно, но ровными стопками, некоторые из которых были даже чем-то скреплены. Вокруг Адама же творился настоящий бардак, который тот старательно игнорировал, громко стуча по кнопкам и морща нос, пытаясь тем самым поправить съезжающие на его кончик очки.

Намджун заканчивает разговор и бегло дописывает что-то на том же уголке бумаги, не скрывая при этом довольной полуулыбки. Неужели получилось узнать что-то хорошее?

— Мистер Ким, — он поднимает голову на зов подошедшего Сокджина и тут же встает с места, пожимая протянутую руку. — Выглядите воодушевленно.

— Профессор, — Намджун мягко хмыкает на его слова, присаживаясь обратно и указывая мужчине на соседнее кресло, — не могу сказать, что сильно воодушевлен, но у меня определенно есть хорошие новости.

Мистер Ким, как и обычно, выглядит внушительно. И дело далеко не в размахе плеч, натянувших костюм-тройку до складок, а, скорее, в том, насколько прямо и, при этом, совершенно ненапряженно выглядит его спина. Сокджину, привыкшему горбиться перед микроскопами, о такой осанке только мечтать и остается — может, пока он в Вирджинии, походить на пилатес?

Хотя Намджун не похож на человека, дважды в неделю разминающего позвоночник на большом дутом шаре.

— Они касаются пропажи вируса?

— Непосредственно, — уголки губ Намджуна все еще располагающе приподняты, и Сокджин мистическим образом перенимает его хорошее настроение, в предвкушении устраиваясь на кресле поудобнее.

Политик поправляет отливающие серебром (Сокджин уверен, что это, как минимум, белое золото, а, как максимум, платина) часы на запястье, несколько секунд задумчиво смотрит на циферблат, затем снимает блокировку с экрана телефона и проверяет время там. Забавный.

Профессор улыбается шире, когда понимает, что Ким действительно носит наручные часы только для украшения. Что говорить, он сам до сих пор туго определяет время по стрелкам, из-за чего на собственное тридцатилетие подарил себе электронный браслет, который до сих пор, спустя столько лет, работает четко и исправно. А главное — понятно.

— Вчера вечером мы получили по факсу два пакета документов, — начинает издалека Ким, — один непосредственно из Главного миграционного департамента Грузии, другой от Министра обороны. С какого хотите начать?

— Первый, — Сокджин даже немного наклоняется вперед.

— Первый, — повторяет себе под нос Ким, скользя пальцами по бумагам в поисках нужных, — помните, мы подавали официальный запрос в миграционную службу об иностранных гражданах, пересекших границу Грузии за последние несколько суток? Они предоставили данные о въезжавших и выезжавших в течение полугода с момента взрыва.

— Оу, — Сокджин берет в руки толстую стопку бумаг, с хлопком опуская её перед собой. Первую страницу венчает крупный черно-белый герб со львами, держащими щит — государственная символика Грузии. — Сколько же нужно будет их разбирать?

— Недолго, — Намджун тянется к документам и открывает списки, пропуская пару бумаг с разного рода формальностями, — В Грузии нам оказали огромную услугу, они сами выделили тех, кто въезжал на территорию страны за все это время и выезжал четко после взрыва. Таких набралось не больше пятисот человек.

Сокджин бегло просматривает списки, иногда замечая выделенные курсивом фамилии, поверх которых жирно лежит слой кислотно-розового маркера. Дания, Уругвай, Шотландия, Гонконг, Оман, Россия. Снова Дания, снова мужчина 45-ти лет, снова незамужняя женщина из Индии. Чем дальше Сокджин листает бумаги, тем больше замыливается глаз. Найти странные совпадения даже среди пятисот человек кажется непреодолимо сложным, особенно если учитывать уже двух мужчин из Дании и парочку незамужних индийских женщин. Интересно, они могли украсть вирус? Если да, то зачем он им?

— Будет обидно, если они все-таки остались в Грузии, — с грустным смешком профессор откладывает от себя стопку, не отрывая задумчивого взгляда от герба.

— Если мы не найдем никаких возможных преступников здесь, — Намджун кивает головой на списки, — то будем мониторить каждого, кто покидает Грузию с этого самого момента.

— А вдруг это были грузинские наемники? Тогда им нет смысла пересекать границу, — вклинивается в разговор Адам, и Сокджин буквально ощущает, как его тело покидает прежний хороший настрой. Версия звучит максимально дерьмово, особенно учитывая то, что Грузия не разрешит американцам устраивать поиски непонятных преступников на их территории без должной причины. А какая у США может быть причина? Украденное биологическое оружие? И смешно и грустно.

— Занулим возможность, что это было в интересах Грузии, — предлагает Намджун, поднимаясь с места в сторону прозрачной маркерной доски, — профессор Ким, какого числа вы подтвердили, что вирус был изобретен?

— Я написал отчет о работе лаборатории за две недели до взрыва. Это должен был быть единственный документ, который мы бы вынесли за пределы Центра, — Сокджин начинает медленно догадываться, куда ведет своим предположением Ким, — это был вечер двадцать пятого ноября.

Намджун с щелчком открывает колпачок белого маркера и бегло пишет на доске две даты. Одна — день, когда подтвердилось изобретение вируса, другая — спустя две недели.

— Сопоставлять всех приезжих за этот период бессмысленно, — Ким со скрипом чертит на доске линию, отмечая на ней все важные временные отрезки, — потому что подрывники не могли знать о вирусе, пока тот не был окончательно изобретен. Значит, подрыв тоже готовился только в течение этих двух недель, может даже меньше.

Сокджин хмурится. О Химере действительно был в курсе только он и десяток сотрудников лаборатории, каждого из которых профессор хорошо знал лично. Из одиннадцати создателей вируса во время взрыва выжило только двое.

И Ким один из них.

— Тогда нам нужно сопоставлять всех въехавших за две недели до взрыва и выехавших за несколько суток после, — заключает Адам, отрываясь от своего ноутбука, чтобы потянуться через Сокджина и взять себе документы. — Их должно быть намного меньше. Да и поздняя осень не самое популярное время среди туристов.

— Следует заняться этим сегодня, — коротко распоряжается мистер Ким, подходя обратно к столу с зажатым в руке маркером. — У нас есть вторая новость.

Сокджин, все еще оставшийся мыслями где-то на грузинской границе, промаргивается и поправляет тонкие овальные очки на носу. Вторая новость, да.

— Господин Министр прислал нам свое распоряжение, — Намджун берет вторую, намного более тонкую папку бумаг, и протягивает её профессору для ознакомления, — там много формальностей, но среди них можно уловить его обеспокоенность по поводу вербовки сотрудников для нашего дела. Господин Министр просит нас быть осторожнее и дает рекомендации по поводу того, кого стоит привлечь к работе.

Сокджин приподнимает брови.

— Рекомендации?

— Рекомендации, — кивает Намджун, убирая со стола свои личные вещи: телефон, пропуск и зажигалку. Сокджин понимает, что они куда-то собираются, когда Адам тоже начинает складывать ноутбук в чехол. — Можете оставить портфель здесь, Профессор Ким. Мы ненадолго.

***

Сокджин думал, что глубже в Пентагон уйти нельзя, но он понял, как ошибался, когда Намджун завел его и Адама в неизвестный ранее коридор. Они явно на каком-то из внутренних колец здания, скорее всего, на верхних этажах, но Ким все еще в этом не уверен, потому что вот она, появилась секретность — указатели пропали четыре поворота назад.

Намджун идет быстро: у него длинные ноги, широкий шаг и банальное желание поспешить, из-за чего не менее длинноногому Сокджину, привыкшему к размеренному существованию в лабораториях, и такому же высокому Адаму, который создает впечатление карманного зверька, приходится чуть ли не бежать трусцой следом.

Легкие уже начинает неприятно печь, из горла периодически вырываются хрипы, мизинцы на ногах болюче ноют из-за тесных туфель, совершенно не предназначенных для бега. Хотя кто из них, туфли или Сокджин, более не предназначен для бега — вопрос, все-таки, спорный.

Профессор отдает очко в свою пользу, когда на пятке начинает жечь старая мозоль, замедляя Кима до спортивного шага, потому что быстрее получится только прихрамывать, а показываться слабым перед Намджуном от чего-то очень не хочется. То ли Сокджин все еще переживает насчет своего статуса в этой операции, то ли просто было бы здорово остаться с политиком хорошими приятелями даже после окончания всего этого расследования. Но мистер Ким выглядит как человек, держащий в своем окружении только сильных людей, поэтому Сокджин согласен перетерпеть парочку неприятных мозолей ради того, чтобы пропустить с Намджуном по бокальчику пива как-нибудь вечером. Почему бы и нет?

Профессор догоняет сначала ускакавшего вперед Адама, а затем ровняется и с замедлившимся Намджуном, что-то старательно выискивающим среди одинаковых стеклянных дверей, тонированных в черный. За одной из них слабо горит голубоватый свет, словно от настольной лампы или экрана компьютера, и Ким останавливается прямо перед ней, шумно втягивая носом воздух. Сокджин подходит ближе и тоже принюхивается, тут же морщась и закашливаясь. Из помещения противно воняет... травкой?

— Не шумите сильно, когда зайдете.

Сокджин бегает глазами по двери, пытаясь куда-то деть собственное удивление. Он готов поклясться, что чувствует сладковатый травянистый запах чертовой марихуаны, которой просто не должно быть в здании Министерства обороны Соединенных Штатов. Где угодно, но только не по соседству с отделом, занимающимся решением проблемы наркоторговли. Сокджин видел указатели, Сокджин чувствует запах, и это просто до истерики смешно.

Намджун замечает, как на лбу профессора от удивления образовываются три крупных складки.

— Я отвечу на все ваши вопросы позже, профессор, — обнадеживающе улыбается мистер Ким, и дверь с громким щелчком открывается внутрь.

Сокджин не видит практически ничего из-за выключенного в комнате света. Единственный слабый источник, который был заметен даже из-за двери, оказался огромным монитором, который получается рассмотреть только наполовину из-за белого дыма, густыми клубами скользящего по воздуху. В носу начинает чесаться от терпкого запаха марихуаны, глаза щиплет, закрыть их нельзя, потому что тогда Ким вообще ничего вокруг не увидит. Ему и так приходится хорошенько проморгаться, вдохнуть последний раз свежий коридорный запах моющих средств и войти внутрь.

Дверь тут же громко захлопывается, и профессор дергается в сторону. Комната практически полностью погружается в темноту.

Сразу за щелчком замка раздается глухой ритмичный стук пальцев.

— Сообщайте об этом всем, я уезжаю сегодня, — поющий голос рваный, громкий и какой-то безумно знакомый Сокджину. Такой далекий от Синатры, но такой близкий к недалекому прошлому, — Я хочу быть частью него.

Нью-Йорк, Нью-Йорк.

— Рад тебя снова видеть, — Намджун смело проходит ближе и тянется для рукопожатия. В комнате все еще раздается мычание песни, когда в ответ ему из-за спинки кресла показывается ладонь, и у Сокджина сердце заходится чуть-чуть быстрее. На ней знакомые черные надписи. — Хосок, как ты, друг?

Кресло полностью разворачивается, и профессор готов отдать руку на отсечение, что даже среди этого травянистого кумара он четко видит того самого странного мужчину, с которым впервые встретился совершенно недавно около водного кулера.

— Нью-Йорк, Нью-Йорк, — мужчина смотрит снизу вверх на Намджуна и широко улыбается: у него в уголках глаз собираются паутинки, а губы непроизвольно складываются в забавную форму, — настроение лучше, чем у принца Монако.

— А что-то случилось у принца Монако? — Намджун кажется искренне заинтересованным. Он опирается бедром о рабочий стол и внимательно следит за Хосоком, удобно закинувшим босые ноги на сидушку.

— Вчера у него украли бриллиантовое колье, — Сокджин вскидывает брови, — весом практически в пятьсот карат. На аукционе его оценили в двести пятьдесят миллионов долларов, это самое дорогое бриллиантовое колье в мире на данный момент. Оно почти стало свадебным подарком его невесте, не хватило совсем чуть-чуть. Даже праздник отменили.

Сокджин вспоминает помолвочное кольцо своей матери. Его украшает крупный бриллиант в один карат, которым та очень гордится, и профессорские брови невольно взлетают еще выше. Пятьсот карат — это получается...

— Сто граммов чистых бриллиантов, — отвечает за него Намджун.

Охренеть можно.

— Неужели за такими вещами не следят? — Адам по лучшей своей привычке вклинивается в разговор, вставая у начальства под боком. — Двести пятьдесят тысяч долларов.

Хосок улыбается еще шире, пробегая по Росу глазами вниз, до самой обуви. Затем возвращается обратно к лицу, щурится, что-то для себя явно отмечает и отворачивается к столу, чтобы дотянуться до дымящейся самокрутки. Она тлеет в пепельнице, которая...

что?!

— Это, — Сокджин впервые дает о себе знать, подходя к столу ближе, — это черепаха?

У Хосока сухие, узловатые руки и тонкие запястья. Он цепляет самокрутку, стряхивает пепел в чертов черепаший панцирь, полный окурков, и, прижав губами фильтр, затягивается.

— Маргарет, — получается зажёвано из-за занятого рта, — в честь Маргарет Тэтчер. Славная была женщина. Я знал её сына, Марка, редкостный подонок. В 2004 году он был одним из тех, кто собирался устроить государственный переворот в Экваториальной Гвинее, но его быстро повязали. Британская пресса до сих пор все отрицает. Отвратительные британцы.

Профессор не улавливает и половины из сказанного, теряясь где-то на том, что Хосок (Сокджин теперь знает его имя) знаком с сыном Маргарет Тэтчер. А еще у этого Хосока пепельница из черепахи и целлофановые пакеты, намотанные на датчики противопожарной безопасности, чтобы те не реагировали на дым. От марихуаны.

Охренеть можно.

— Хосок, знакомься, — Намджун указывает рукой на профессора, — это Ким Сокджин. Создатель...

— ...вируса Химера, мы знакомы, — Хосок поворачивается к удивленному Киму, протягивая ему татуированную ладонь. Между губ у него все еще торчит сжеванный фильтр.

Профессор тянет обожженную руку в ответ и тут же жалеет, потому что сухие узловатые пальцы больно касаются все еще красной чувствительной кожи на тыльной стороне ладони. Хосок жует самокрутку, внимательно рассматривая ожог, а затем поднимает глаза на Сокджина.

— Мы знакомы? — Ким в неприятном замешательстве, потому что он четко помнит, что не представлялся в тот день, когда они столкнулись.

— Вы забыли? Мы вместе обсуждали кулер, — Намджун удивленным от этой новости не выглядит, а вот у Адама в непонимании перекашивает все лицо. Сокджин чешет колено.

— Я не забыл, — такое забудешь. — Но мы ведь не представлялись друг другу. Откуда вы меня знаете?

Хосок отпускает руку и откатывается на кресле назад, пока то не упирается спинкой в стол.

— У вас висел именной пропуск на шее, — мужчина улыбается беззлобно, и профессору даже становится слегка неловко: никто его по базе не пробивал, никто не следил за ним, никто... — Но я, к сожалению, не умею читать. Поэтому я просто спросил у Господина Министра.

Ещё лучше, блядь.

— Не умеете читать? — единственное, что выцепляет Сокджин из ответа Хосока, на что тот пожимает плечами, но молчит, выпуская дым тонкой струйкой сквозь сжатые губы.

Профессор бросает взгляд на Намджуна, пытаясь найти объяснение, на что получает короткое и ёмкое:

— Дислексия.

Нарушение навыков чтения. Болезнь гениев.

Хосок щурится и тушит самокрутку о пепельницу, попутно пытаясь поудобнее устроиться с ногами на кресле. Он сидит в простом спортивном костюме. Тот кажется свежим и даже не сильно мятым, вокруг нет запаха пота, волосы чуток вьющиеся и блестящие, но чистые. Если Сокджин и думал, что мужчина может быть своего рода отшельником, то теория разбилась тут же о его опрятный внешний вид. Но, несмотря на это, Хосок выглядит каким-то чуть... больным? Нездоровым. Это из-за наркотиков?

Марихуана всё еще не дает профессору покоя.

Какую должность нужно иметь в Министерстве обороны, чтобы тебе разрешали принимать наркотики прямо на рабочем месте? Какую должность нужно иметь, чтобы тебе в принципе разрешали принимать наркотики? Или никто об этом не знает? Хосок не выглядит как человек, занимающий важный пост. Он вообще, если честно, слабо походит на нормального человека, одна только татуировка на руке чего стоит. Кстати, о ней.

Сокджин поправляет очки и наконец-то может прочитать, что выбито мелким шрифтом прямо до самого локтевого сгиба. Возможно, текст идет и дальше, но рукав толстовки позволяет увидеть только малую часть, издалека вообще напоминающую толстую черную полосу.

Текстом оказывается код, написанный на простейшем языке программирования. Сокджин изучал Паскаль на биоинформатике в университете, в годы, когда еще нельзя было уместить видеокамеру, почтовый ящик, календарь, кошелек, стационарный телефон, коллекцию фотографий и попросту всю жизнь в одном маленьком плоском смартфоне, способном без труда поместиться в карман. Вот только университет Сокджин заканчивал много лет назад, пары по биоинформатике частенько прогуливал, да и зрение испортил себе настолько, что понять, какая именно программа набита у Хосока на руке так и не получилось.

Зачем человеку, болеющему дислексией, текст на руке, который он все равно не сможет прочитать?

— Если я когда-нибудь посмотрю на руку и смогу понять, что там написано, — Хосок ловит взгляд профессора и догадывается, о чем он думает, — то буду знать, что вылечился.

— Вы не знаете, что набито, да? — спрашивает Сокджин.

— Знаю, — Хосок улыбается и закатывает рукав, чтобы было видно завершающее end. прямо около локтя. Большим пальцем он поглаживает на ладони program hope;, с которой начинается код. — Это моя первая программа, она позволяла обнулить сумму в чеке на сайте Domino's. Тогда я украл у них пятнадцать пицц «Маргарита», пока меня не нашли.

— «Маргарита», потому что Маргарет Тэтчер?

Хосок широко улыбается, начинает гортанно хихикать, но тут же обильно закашливается, опуская рукава кофты на прежний уровень.

— А ты сечешь фишку, профессор, — почти без воздуха в легких сипит он.

— Хосок, нам нужна твоя помощь, — Намджун коротко улыбается уголками губ, но глаза у него по-прежнему серьезные, требовательные, — это касается взрыва в Центре Лугара три дня назад.

— Того, из-за которого Господин Министр себе места не находит? — забавляется отдышавшийся Хосок, опуская руки на клавиатуру, слабо подсвеченную монитором. — Ради такого и завербоваться не жалко.

Адам, все это время смотрящий на дымящийся бычок в панцире черепахи, достает из кармана телефон, подсвечивая синим свое незаинтересованное лицо, и утыкается носом в новостную ленту одного из приложений. Намджун тоже достает телефон, но только для того, чтобы зайти на почту и найти там совсем недавно полученное сообщение.

— Это список въезжавших в Грузию за последние полгода, — мистер Ким протягивает телефон и Хосок берет его в руки, пару секунд смотрит на экран, будто пытается прочитать, и наклоняется вниз за болтающимся в компьютере проводом. — Нам нужно сопоставить с теми, кто выезжал из страны с 9 декабря по сегодняшний день включительно. А затем найти среди них мужчин арабской наружности. Один из немногих выживших сотрудников свидетельствовал о том, что видел их незадолго до взрыва. Если мы будем учитывать то, что в Центре Лугара работало минимальное количество сотрудников и все знали друг друга в лицо, это может быть хорошей наводкой.

Сокджин вспоминает своего английского коллегу, который, испуганно прижимая ладони к онемевшей из-за тяжелого ожога ноге, говорил что-то о темных мужчинах, похожих на мусульман, недалеко от камеры хранения вируса. У них действительно не работало никого, даже отдаленно связанного с Ближним Востоком, чтобы они могли оказаться настолько близко к вирусу. Черт, почему Сокджин не вспомнил об этом раньше?

Благо, что помнил Намджун. И, кажется, позаботился обо всем намного раньше, чем профессор мог подумать.

— По востоку Саудовской Аравии нанесли двадцать авиаударов, — Адам делает шаг вперед, зачитывая заголовок статьи, пока Хосок что-то ловко скачивает с телефона Намджуна. — Полностью разрушено два маленьких города. Грузия, Турция и Израиль вчера отправили на восточную границу гуманитарную помощь, вроде как в рамках сотрудничества.

Сокджин опускает глаза, так и не озвучив вертевшееся на языке «Ужасно».

Два города — это десятки тысяч людей. Это семьи, это дети, которых сначала лишили будущего из-за войны условно, а теперь и буквально, по-настоящему. Профессор прикрывает глаза, потому что в груди больно щемит. Неужели все это обязательно?

Неужели люди не учли опыт Второй Мировой войны, неужели им так мало жертв?

В комнате звенит тишина.

Молчание.

Ритмичный стук пальцев.

Подождите...

Кимы резко вскидывают головы:

— Адам, повтори еще раз, — Намджун решительно подается вперед, — то, что прочитал.

Тот кривится от неожиданности, отступает назад, но все равно опускает глаза, чтобы еще раз прочитать:

— «В течение суток по востоку Саудовской Аравии нанесли двадцать авиаударов. Полностью разрушено два маленьких города. Руководствуясь соглашением об углубленном сотрудничестве, Грузия, Турция и Израиль отправили на восточную границу гуманитарную помощь. Президент Сау...»

Стажер продолжает недовольно читать, пока Сокджин пораженно смотрит на Намджуна, у которого на лице шаг за шагом появляется осознание. Глаза распахиваются шире, следом за ними коротко приоткрывается рот, чтобы в следующую секунду Ким громко щелкнул зубами и быстро развернулся к столу, где лежал его телефон.

—...жертв атаки... Что случилось? — Адам прерывается.

— Не говорите мне, что это возможно, — Сокджин смотрит на затылок Намджуна, на маленькую родинку под линией роста волос, а затем переводит взгляд на экран его телефона, где уже открыта электронная почта.

— Абсолютно легко, — не отрываясь от экрана отвечает Намджун. Хосок, прижатый к креслу проводом, почесывает голую щиколотку. — Грузия не будет проверять собственную гуманитарную помощь на таможне, потому что доставляли её явно самолетом. А встретить груз уже спокойно могут подельники на своей территории.

— Получается, Химеру украли, — Сокджин бросает взгляд на телефон Адама, — саудовцы?

— Не факт, — включается в разговор Хосок, все еще продолжая расчесывать кожу ногтями, — к востоку от Саудовской Аравии находятся Оман и Йемен. А у них между собой не самые хорошие отношения. Оман, кстати, серьезная сфера интересов Великобритании.

Сокджин задумчиво скрещивает руки на груди.

— В миграционных списках были граждане Омана, — вспоминает неожиданно он, указывая головой на скаченный документ, открытый на большом мониторе. — В самом начале.

— Звучит слишком легко, — скептически подмечает Адам, пока Хосок приглашающе указывает профессору рукой на монитор, предлагая найти то, что он видел ранее. Сокджин осторожно нагибается над столом, беря в руки мышку и начиная пролистывать имена. В нос бьет более концентрированный травянистый запах, исходящий от пепельницы, и Ким старается дышать ртом, внимательно бегая глазами вдоль колонки «Гражданство».

— Это будет иметь смысл, только если авиационный удар нанес Оман или тот же Йемен. В противном случае версия выглядит притянутой за уши. — Адам продолжает критично смотреть на спины суетящихся Кимов, пока Хосок, откинувшись в кресле, не привлекает его внимание быстрым щелчком языка.

— Глянь статью, может там написано, — Хосок кивает головой на телефон, и стажер тут же снимает блокировку, начиная бегло пролистывать текст.

— Нет, — как-то даже огорченно заключает он, добираясь до комментариев.

— Нью-Йорк, Нью-Йорк, — напевает с улыбкой Хосок, издевательски изогнув брови в сторону Адама и тут же развернувшись к Сокджину. — Профессор, просто зайдите в раздел «поиск по документу».

Тот резко перестает листать, как-то тушуется и нажимает на необходимую кнопку. Тут же Намджун довольно заканчивает печатать, разминает плечи и оглядывает присутствующих долгим взглядом.

— В последнее время у Соединенных Штатов и Омана тяжелые взаимоотношения, — заключает он, пряча руки в карманы брюк, — если вирус действительно у них, то нам понадобится помощь.

Сокджин запускает поиск и заинтересованно оборачивается. Намджун говорит о вербовке? Кажется, от Министра недавно поступили рекомендации.

— Я понял, кого ты имеешь в виду, — Хосок недоволен, — нет, это глупо.

— Министерство обороны уже работало с ним полгода назад, — продолжает настаивать Намджун.

— Он неуправляемый.

— Его имя есть в рекомендательном листе.

— Только его самого сейчас нет, — откровенно злится Хосок, — попасть к нему может только один на всем чертовом свете человек, и это не я, не ты, и не наш профессор. Открою секрет: даже Её Величество Королева, которая может зайти во все двери Британии, в эту дверь успеет разве что постучаться, прежде чем её повяжут прямо на входе. Они даже не посмотрят на то, что Королева уже старушка.

— Но ты знаешь человека, который может к нему попасть, — не спрашивает Намджун.

— Он не меньший зверь. Иногда я думаю, кто из них двоих действительно должен сидеть в клетке, но, знаете, разрываюсь и не могу решить.

— Хосок, — Ким выглядит готовым отдать приказ, если оно того потребует, — нам действительно нужен он.

Мужчина хмурится сильнее, сжимает свой забавной формы рот и достает из кармана спортивных штанов телефон. У того на экране сверху длинная трещина, Хосок корябает её ногтем, пока листает, о господи, бесконечный журнал контактов, останавливаясь практически внизу. Сокджин клянется, что видит среди всех имя Тарьей Бё, но какого черта у Хосока есть номер чемпиона мира по биатлону, профессор просто не в состоянии понять.

— Ты собираешься идти по пути меньшего сопротивления, — профессор видит непонятное разочарование в глазах Хосока, которое лишь темнеет после резкого:

— Да. И я готов отвечать головой, потому что у нас нет времени.

Намджун смотрит выжидающе, Адам бегает глазами от одного к другому. Ноздри Хосока раздуваются.

— Зато у него времени сейчас на сотню жизней вперед.

Сокджин вспоминает, как он в детстве любил смотреть с матерью биатлон по черно-белому телевизору. Монитор мигает ярким «Поиск завершен. Найдено совпадений: 2», а Хосок прикладывает телефон к уху и расчесывает щиколотку до красных полос на коже.

В прокуренной комнате раздается звук магической дудочки.

Это впервые дает о себе знать крысолов.

Комментарий к Глава 3. Гамельнский крысолов

**Спектрофотометр** — прибор, с помощью которого изучают химический состав вещества;

**Domino's Pizza** — американский общепит, пиццерия;

**Паскаль (Pascal)** — один из самых известных языков программирования;

**Тарьей Бё** — норвежский биатлонист, олимпийский чемпион и десятикратный чемпион мира;

>— Start spreading the news, I am leaving today, — голос резкий, громкий и какой-то безумно знакомый Сокджину. Такой далекий от Синатры, но такой близкий к недалекому прошлому, — I want to be a part of it. New York, New York.

Frank Sinatra — New York, New York.

Если вдруг вам интересно, как видят текст люди с дислексией: https://dyslexiarf.com/kak-vidyat-lyudi-s-disleksiej/

Карта Ближнего Востока в современных реалиях, можете глянуть на досуге:

http://cdn01.ru/files/users/images/85/5e/855e7e38c7adba3a5913c7505a4cf0d9.png

Большинство геополитических фактов в работе соответствует реальности :)