Пленённый Бог: земные иски небесного владыки.

28 лет назад
Небесное царство

Небесный Дворец Забвения тонул в сумраке, лишь трепетные язычки свечей выхватывали из полумрака массивный дубовый стол Аваддона. Горы пергаментов и свитков, исписанных угловатым почерком, громоздились на столешнице - летопись судеб миллионов душ, пересекших границу миров. Аваддон, облачённый в траурную черноту одеяний, склонился над очередным документом, который едва слышно потрескивал под его длинными, бледными пальцами. Резкий стук в дверь разорвал тишину. Двое небожителей ввели в кабинет третьего - Чжень Ванлина, некогда блистательного служителя небесных чертогов. Волосы, тёмной волной, ниспадали на спину, оттеняя необычный золотистый блеск глаз, в которых сегодня вместо гордого огня плескались страх и стыд. Движения его были лишены былой уверенности. Хотя стражи крепко держали его, сопротивляться он не пытался.

Ванлин замер перед столом Аваддона, тщетно пытаясь сохранить остатки достоинства. Чёрные пряди волос обрамляли побледневшее лицо, заостряя высокие скулы. Тонкая дрожь, пробегавшая по его телу, выдавала бурю, бушевавшую в душе. Он знал, зачем его привели, и сердце сжималось от предчувствия неизбежного.

– Ванлин... – голос Аваддона, тихий, но исполненный непререкаемой власти, прокатился по кабинету, каждое слово тяжелее свинца. – Ты знаешь, в чём твоя вина?

Ванлин опустил голову, не смея взглянуть на своего покровителя. Слова были излишни - его проступки вопили о себе. Высокомерие, словно ядовитый плющ, обвило его душу, затмив сострадание. Он распоряжался судьбами умерших с презрительной небрежностью, видя в них лишь безликие объекты. Ропот недовольства прокатился по небесным чертогам, достигнув, наконец, и слуха Аваддона.
– Да, господин, – прошептал он, едва слышно. – Я виновен...

Не отрываясь от бумаг, Бог продолжил:
– Ты был одним из моих самых преданных служителей. Я верил, что твоя давняя ненависть к смертным угасла, что твоя отвага и некогда яркое благородство послужат примером другим. Но... твои деяния посеяли раздор и недовольство в наших рядах.

Беспомощность захлестнула Ванлина. Он осознавал свою ошибку, но не мог представить, что она приведёт к такому падению. Гордыня и беспечность одержали верх над разумом, и вот он - горький плод его безрассудства.

– И потому, – продолжил Аваддон, – я вынужден принять решение, которое мне самому претит. Ты будешь низвергнут в мир смертных. Быть может, вновь познав хрупкость жизни, ты научишься ценить её.

Мир смертных! Эти слова прозвучали как приговор. Ванлин почувствовал, как мир вокруг рушится, а реальность раскалывается на тысячи острых осколков. Он потеряет всё - бессмертие, силу, знания. Ему предстоит влачить жалкое существование среди презренных людишек, страдать от болезней и немощи, разделить убогую судьбу тех, кого он так ненавидел.
– Нет! – отчаянный крик, полный боли и ужаса, вырвался из груди небожителя. Страх и отчаяние разрывали его душу. – Умоляю, господин! Дайте мне шанс искупить свою вину!

Но Аваддон оставался непреклонным. Взгляд его был холоден и безжалостен.
– У тебя всегда есть шанс исправиться и вновь вознестись, – отрезал он, голос не выражал ни капли сочувствия.

Внутри Ванлина всё оборвалось. С трудом удерживаясь на ногах, он рухнул на колени.
– Простите меня, господин... – слёзы, горькие и жгучие, катились по его щекам, оставляя блестящие дорожки. – Умоляю, не изгоняйте меня...

Аваддон, ни разу не взглянув на поверженного небожителя, начертал на чистом листе несколько строк резкими, уверенными движениями. Судьба Ванлина определялась на этом листке - решение о его новом воплощении. Он передал бумажку одному из стражей, который принял его с безмолвным поклоном. Затем мужчины подошли к Ванлину и вновь взяли его под руки. Тот не сопротивлялся, покорно позволяя им вести себя, словно марионетку за ниточки. Не оборачиваясь, они покинули кабинет, оставив Аваддона в тишине и полумраке.

Небожители провели Ванлина через высокие арки и длинные коридоры, в которых эхом отдавались их шаги. Наконец, они достигли Зала Возрождения. Ванлина встретила не просто тишина, а звенящая пустота, пронизанная лишь едва уловимым гулом спящей магии. Пол, выложенный полированным обсидианом, казался бездонным, отражая причудливые узоры магических рун, пульсирующих бледно-голубым светом. В центре зала возвышалась массивная плита из лунного камня, окружённая кольцом вечно горящих факелов, пламя которых не отбрасывало теней.

Бао Шэнь, высокий и стройный, стоял у плиты, ожидая их прихода. Он попросил стражей оставить их одних, объяснив, что хочет попрощаться с дорогим другом и лично провести ритуал перерождения. Стражи на мгновение замялись. Просьба Бао Шэня была необычной, но авторитет его был слишком велик, чтобы ослушаться. Передав ему листок с решение Аваддона, они вышли, тяжёлые двери за ними захлопнулись с приглушённым гулом. Бао Шэнь медленно подошёл к Ванлину, чьи плечи поникли под тяжестью судьбы.
– Ванлин, – мягко произнёс он с сочувствием. – Пути небес неисповедимы. Ты оступился, но кто из нас безгрешен?

Ванлин поднял голову, и в его потускневших глазах плескалось отчаяние. Слёзы, крупные и прозрачные, словно осколки разбитого зеркала, продолжали скатываться по щекам.
– Бао-Бао, я не готов... – голос его дрожал. – Не хочу туда возвращаться...

Бао Шэнь опустился перед ним на колени, его чёрные одежды коснулись холодного пола. Взяв лицо Ванлина в ладони, он прошептал с такой серьёзностью, будто доверял ему величайшую тайну:
– Есть один способ... Я сохраню твои воспоминания. Это запрещено, но я должен... Ради нашей дружбы. Искупи свою вину, докажи, что достоин Небес и вновь вознесись. Ты меня понял?

В глазах падшего небожителя в одно мгновение вспыхнула искра надежды.
– Я смогу... – прошептал он, сжимая руки в кулаки. – Я вернусь быстрее, чем ты можешь себе представить.

Бао Шэнь помог ему подняться и подвёл к плите из лунного камня. Камень излучал холод, пронизывающий до костей. Бао Шэнь начал читать древнее заклинание. Голос его, чистый и сильный, вибрировал в воздухе, заставляя руны на полу вспыхивать ярче, а пламя факелов танцевать в безумном ритме. Лунный камень засиял ослепительным белым светом, заполняя зал волнами мощной энергии.

Ванлин почувствовал, как тело медленно растворяется, становясь невесомым. Ощущение странной лёгкости и головокружения охватило его, мир вокруг начал расплываться. Последнее, что он увидел, - сосредоточенное лицо Бао Шэня, губы которого шептали последние слова заклинания. Последнее, что он услышал, - тихий, полный печали, вздох своего друга. А потом наступила тьма... бездонная, всепоглощающая тьма... И Ванлин исчез, чтобы родиться снова.

513 лет назад
Государство Байлянь,
столица Цинлянь

Цинлянь (Чистый Лотос) - город, что раскинулся в живописной долине, окружённой высокими горными пиками. Город пронизывали кристально чистые каналы, по которым плавно скользили изящные лодки с разноцветными шёлковыми навесами. Мосты, словно тонкие нити, соединяли берега, обрамлённые домами с загнутыми крышами из красной черепицы. К небу устремлялись стройные пагоды, а в тени благоухающих садов прятались роскошные дворцы. Улицы Цинляня гудели многоголосьем оживлённого рынка. Торговцы расхваливали свои товары, музыканты наполняли воздух чарующими мелодиями, а артисты завлекали прохожих захватывающими представлениями. Цинлянь - воплощение гармонии и красоты... По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Свернув с оживлённой торговой улицы в лабиринт тесных переулков, можно было наткнуться на совсем иную картину. В тени обветшалых домов, вдали от городской суеты, группка мальчишек, лица которых искажала смесь злобы и жестокого азарта, окружила свернувшегося калачиком на грязной земле ребёнка. Его тонкая одежда была порвана, а тело сотрясалось от беззвучных рыданий. «Нюня!», «жалкий слепец», – оскорбления сыпались на него, как град. Удары, сначала бесцельные и хаотичные, постепенно обретали жестокую ритмичность. Мальчишки словно наслаждались своей властью над беззащитным существом.

Внезапно из-за угла, словно стрела, вылетел ещё один мальчик. Он резко отличался от остальных: худощавый, но подвижный, с необычными золотистыми глазами, которые горели праведным гневом. Не раздумывая ни секунды, он бросился на помощь избиваемому, пытаясь оттащить обидчиков. Но силы были неравны. Нападавших было больше, и они были старше. Вскоре уже два маленьких тéльца скорчились на земле, сбитые с ног жестокими ударами. «Отродье!», «сын колдуна!», – кричали с ненавистью уже в сторону другого мальчика.

Наконец, с приходом дождя, мальчишки, перебрасываясь угрозами, разбежались, оставив двух избитых лежать в пыли переулка. Ледяные струи безжалостно хлестали по разбитым мостовым, превращая землю в грязную жижу. Глубокая тишина, нарушаемая лишь хриплым, прерывистым дыханием, опустилась на пустынную улицу. Капли дождя, стекая по лицу черноволосого мальчика, смешивались с кровью, а его золотистые глаза, казалось, ещё ярче горели в этом мрачном, промозглом мире. Он первым пришёл в себя, с трудом садясь, морщась от боли, отдающейся тупыми толчками в ушибленных рёбрах. Рядом, безвольно раскинув руки, лежал второй мальчик. Светло-каштановые волосы, обычно такие аккуратные, сейчас были взъерошены и слиплись, превратившись в грязные, мокрые пряди. Бледное лицо было испачкано пылью и кровью. Слабый стон вырвался из его окровавленных губ. Он медленно, словно сквозь толщу воды, открыл глаза.
– Спасибо... – прошептал он, голос тонул в шуме дождя, – ...что... что заступился.
– Много толку, – тот в ответ лишь горько усмехнулся.

Превозмогая слабость и боль, светловолосый мальчик с огромным усилием поднялся на ноги. Протягивая дрожащую, мокрую руку, он с трудом выдавил из себя:
– Меня зовут Бао Шэнь.

Ванлин бросил на него быстрый, анализирующий взгляд. Он привык оценивать людей мгновенно, считывая малейшие изменения в мимике и жестах. Но тут он столкнулся с чем-то необычным. Глаза Бао Шэня были широко открыты, однако смотрели не на него, а словно сквозь него, устремляясь куда-то вдаль, туда, где терялась всякая реальность. Их пустой, невидящий взгляд казался странным и пугающим одновременно. Слепой. Эта деталь неожиданно добавила новую грань к образу хрупкого мальчика. Его облик, казалось бы, уже сложившийся в голове Ванлина, вдруг стал глубже и трагичнее. Чувство жалости смешалось с любопытством, ведь такой человек, несомненно, обладал силой, которую сложно было оценить с первого взгляда.
– Чжень Ванлин, – представился он коротко и отчуждённо.

Бао Шэнь, дрожа от холода, спросил где тот живёт, надеясь, что сможет проводить нового знакомого. Но Ванлин промолчал. Его молчание было красноречивее любых слов. Бао Шэнь понял - идти Ванлину некуда.
– Пойдём ко мне, – улыбнувшись, уверенно предложил слепой мальчишка. – Хотя бы от дождя спрячемся.

Но Ванлин колебался, не зная, стоит ли довериться этому странному мальчику. Однако холод и пульсирующая боль в разбитом теле заставили его, наконец, кивнуть. Это был жест не столько согласия, сколько капитуляции перед собственным бессилием.

Тогда Бао Шэнь, опираясь на сырую стену, медленно двинулся вперёд, ведя за собой Ванлина. Ветер завывал, словно голодный зверь, но Бао Шэнь, несмотря на слепоту, двигался с поразительной уверенностью, словно видел путь каким-то внутренним зрением. Лабиринт переулков был ему знаком, каждый камень, каждый поворот.

Наконец, они добрались до места, которое он называл домом. Это был потрёпанный, полуразрушенный домик, с прогнившей крышей и выбитыми досками. Дождь проникал сквозь щели, превращая земляной пол в грязевую кашу. Но даже это убогое убежище казалось сейчас раем по сравнению с холодным, промозглым переулком. Внутри дома было темно и сыро. Десятилетние ребята свернулись калачиками на куче грязных досок, пытаясь хоть немного согреться. Долгое время они молчали, лишь монотонное капанье воды с крыши нарушало тишину. Наконец, Бао Шэнь, словно собравшись с духом, спросил:
– Правда, что твой отец был чернокнижником?

Ванлин заметно вздрогнул. Вопрос коснулся самой больной струны его души. После некоторого колебания он решился поделиться своей историей. Он рассказал о счастливой жизни, которая оборвалась в одночасье. Отец, советник императора, был уважаемым человеком, их семья ни в чём не нуждалась. Но потом всё изменилось. Отец стал замкнутым, он часами запирался в библиотеке, бормоча что-то о падении небес. Однажды, в приступе безумия, он напал на Ванлина с обвинениями: «Всё из-за тебя.. Ты - причина всех бед! Я должен тебя убить!». Мать едва успела спасти сына. Жизнь в постоянном страхе стала невыносимой и в отчаянии Ванлин рассказал городской страже о странном поведении отца. В библиотеке обнаружили запрещённые книги и записи по чёрной магии. Отца обвинили в колдовстве и публично казнили. Мать, обвинённую в пособничестве, постигла та же участь. Император, сжалившись над осиротевшим мальчиком, не стал его преследовать, но все родственники отвернулись от Ванлина, считая его запятнанным тьмой.

В ответ на откровенность Ванлина, Бао Шэнь тоже решил рассказать о себе. Он поведал о том, что с рождения живёт в мире вечной ночи и родителей он не знал. Маленьким его нашёл добрый старик, который стал ему и отцом, и матерью, и учителем. Они жили бедно, но старик отдавал мальчику всю свою любовь и заботу. Три года назад дедуля умер, и мальчик остался совсем один в этом полуразрушенном доме, который хранил воспоминания о тепле и любви, но теперь стал символом его одиночества.

– Однажды я стану святым рыцарем! – голос Ванлина, полный горечи и решимости, прорезал тишину. – И больше никто не посмеет даже косо посмотреть на нас!
– Ты хочешь стать святым рыцарем? Круто! – воскликнул Бао Шэнь, словно забыв о невзгодах. – Чьим Избранным ты хочешь стать?
– Конечно же Аваддона! – без колебаний прозвучал ответ. – Он справедливее Бога справедливости и мудрее Бога мудрости. Благодаря ему души каждого живого существа после смерти получают по заслугам.
– Тогда я тоже буду служить Аваддону! – воскликнул Бао Шэнь с неподдельным энтузиазмом. – И помогу тебе стать святым рыцарем!

В этом сыром, тёмном убежище два осиротевших мальчика, связанные общей бедой, нашли друг в друге опору и поддержку. Хрупкая надежда на лучшее будущее, словно маленький огонёк, затеплилась в их сердцах, обещая согреть их в холодном и враждебном мире.

Десять лет пролетели, как миг. Город, некогда казавшийся им огромным и пугающим, стал привычным домом. Два статных парня в чёрных одеяниях служителей храма Аваддона уверенно шли по оживлённой улице. Длинные волосы развевались на ветру, привлекая восхищённые взгляды прохожих. Красота юношей, облачённых в строгие одежды вызывала благоговейный трепет.

К одному из них подошла женщина с маленькой девочкой. В её глазах светилась неподдельная благодарность.
– Достопочтенный Бао Шэнь, – начала она, низко кланяясь, – Примите мою бесконечную благодарность! Вы спасли мою дочь! Если бы не Ваше благословение... – Голос её дрогнул, сдерживаемые слёзы блеснули на ресницах. Девочка, следуя примеру матери, робко поклонилась.

Бао Шэнь скромно ответил с доброй улыбкой:
– Рад, что смог помочь.
Слепота, некогда сковывавшая его, отступила под действием божественной милости Аваддона. Теперь мир представал пред ним во всём своём многообразии красок и форм, и это наполняло его душу благодарностью. Он жадно впитывал каждый луч солнца, каждый оттенок неба, каждое человеческое лицо, словно боясь, что это видение - лишь сон.

– Только глянь, Бао-Бао, – хмыкнул Ванлин, идущий рядом, – стоило тебе получить метку Избранного, как все вокруг стали такими учтивыми.
В его золотистых глазах плясали искорки насмешки, но в голосе скрывалась лёгкая боль. Десять лет изнурительных тренировок и службы Аваддону закалили его тело и дух, позволив достичь уровня высшего священнослужителя. Однако он не забыл ни одного дня, проведённого в нищете и унижении, ни одного оскорбления. Эта память, словно раскалённое железо, жгла его изнутри.

– Хватит тебе, Ванлин, – с лёгким упрёком ответил его друг. – Если бы ты хоть немного снизил свою неприязнь к людям, то уже давно стал бы Избранным, даже раньше меня.
– Ладно-ладно, – улыбнулся Чжень. – Ты прав.

Они продолжили путь к храму, погрузившись в молчание. Но это молчание не было тягостным. Они понимали друг друга без слов, связанные невидимой, но прочной нитью общего прошлого, общих потерь и общей веры. Они шли плечом к плечу, когда-то брошенные и одинокие, а теперь - опора друг для друга в этом мире.

Три года спустя тень войны, долго висевшая над империей, наконец, обрушилась на неё. Войска Шуйцзиншаня, словно ненасытная саранча, вторглись на её земли, оставляя после себя лишь пепел и смерть. Столица империи оказалась в осаде. Бао Шэнь и Чжень Ванлин, вместе с другими священнослужителями, помогали армии защищать город силой света.

В разгар битвы, когда небо заволокло дымом, а воздух наполнился запахом крови и смерти, Ванлин заметил нечто ужасное. Вдали, на холме, возвышалась массивная осадная машина Шуйцзиншаня, её зловещий силуэт выделялся на фоне полыхающего неба. Орудие, напоминающее гигантскую катапульту, усиленную магическим артефактом, было нацелено на один из районов города, готовое одним залпом стереть его с лица земли. Это был тот самый район, где они с Бао Шэнем выросли, где они провели свои самые худшие дни. Несмотря на всю горечь и обиду, что он когда-то испытывал к его жителям, Ванлин понял, что не может оставаться в стороне. Что-то внутри него, какая-то неведомая сила, толкнула его вперед.

Бао Шэнь, почувствовав волну тревоги, исходящую от друга, резко обернулся.
– Ванлин, стой! Это безумие!

Но тот уже принял решение. Он рванул вперед, прокладывая себе путь сквозь хаос сражения. Каждый шаг отдавался резкой болью в измученном теле, но он не останавливался. Он видел ужас в глазах солдат, слышал свист стрел, пролетающих мимо. Наконец, он добрался до осадной машины. Собрав последние силы, Ванлин сосредоточился, высвобождая всю свою священную энергию. Вокруг механизма образовался мерцающий защитный барьер, ограждая его. В тот же миг машина выстрелила. Ударная волна невероятной силы обрушилась на барьер, заставляя его трещать и искриться. Ванлин, стиснув зубы, удерживал его из последних сил, защищая город от неминуемой гибели.

Бао Шэнь, пробившись сквозь вражеские ряды, с ужасом наблюдал за происходящим. Понимая, что Ванлин один не справится, он начал читать древнее заклинание, направляя свою божественную энергию на барьер друга. Но было слишком поздно. Барьер Ванлина с раскатистым треском разлетелся на осколки. Взрыв, хоть и ослабленный, но всё ещё мощный, отбросил Бао Шэня назад. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь отдалёнными звуками битвы, доносившимися откуда-то издалека. Оглушённый и контуженный, он осмотрелся и заметил Ванлина, лежавшего на земле. Тело друга было изранено, одежда превратилась в лохмотья, но на груди ярко сияла метка - символ избранничества Аваддона. Бао Шэнь, хромая, приблизился к Ванлину. Он опустился на колени рядом с другом, стараясь уловить признаки жизни.

Ванлин медленно открыл глаза. Он увидел лицо Бао Шэня - искажённое болью, тревогой и глубоким отчаянием. Несмотря на слабость, охватившую всё тело, Ванлин заставил себя улыбнуться, пытаясь передать другу последние крупицы тепла и надежды. Его губы дрожали, но в глазах всё ещё горел огонь, который не могли погасить ни раны, ни приближающаяся тьма.
– Однажды... – его голос был едва слышен, – однажды мы снова встретимся...
Глаза Ванлина закрылись навсегда, но его улыбка, казалось, продолжала светиться в воздухе, оставаясь последним лучиком света в сердце Бао Шэня.

Чжень Ванлин умер на руках своего друга, спасши город на ближайшие несколько лет и обретя, наконец, признание своего Божества. Его жертва стала легендой, источником вдохновения для всех, кто защищал империю.