18 глава
Встряхиваюсь, словно сбросив темные чары, и осматриваюсь.
Мы с Чонгуком стоим у заднего выхода из таверны. Пустой двор освещает одинокий, хоть и яркий фонарь, над которым вьются мотыльки и другие мелкие насекомые. Из-за плотно прикрытой двери доносится приглушенная музыка, на этот раз куда более веселая
— Да, надо, — запоздало соглашаюсь с предложением серьезно поговорить.
Слишком много между нами недосказано. Это правда.
Ночь необычайно тепла и напоена ароматами цветов, но я все равно ощущаю легкий внутренний озноб и подавляю желание обхватить себя руками. Вездесущий, кто бы мне раньше сказал, что простая песня может вот так пронять до донышка? До самого костного мозга?
Чонгук выводит нас на улицу окольными путями, минуя собравшихся у главного входа шумных адептов, вышедших подышать свежим воздухом. Некоторое время мы молча куда-то двигаемся, но светлый больше не держит меня за руку, не пытается обнять. Мимо проносятся редкие магикары, и иногда встречаются ночные охотники — подвыпившие завсегдатаи местных заведений, что выползают на улицы, после наступления темноты, словно йархи в коридорах нашей академии. Некоторые даже начинают развязно улыбаться, завидев девушку в красивом платье, но быстро теряют интерес, наткнувшись взглядом на внушительную мужскую фигуру, идущую на шаг сзади. И я замечаю на их лицах разочарование. Ни один не пытается заговорить, уступая дорогу более сильному хищнику. Отчего-то именно такая ассоциация рождается в моей голове.
Мощеная плоским камнем дорога то взбирается на холм, то спускается. Мы идем мимо каменных трехэтажных зданий. Ставни на первых этажах в большинстве из-них закрыты и светятся едва заметным рисунком охранок — здесь располагаются торговые лавки, конторы и прочие учреждения, прекратившие свою работу на ночь.
Вдали на фоне темного неба выделяются остроконечные башни и шпили городской ратуши, на которых день и ночь развеваются без ветра белые полотнища флагов с золотым изображением песочных часов — таких же, как и те, что горят на моем запястье.
— Ты знаешь какое-нибудь уединенное место, где нашей беседе никто не помешает? — нарушает неуютное молчание Чонгук.
Он по-прежнему не касается меня, и от этого я почему-то злюсь.
— Может, набережная? Там должны быть беседки, где можно присесть, — это первое, что мне приходит в голову.
Светлый принимает предложение:
— Веди.
И я послушно сворачиваю к реке.
Беседку забраковываем после того, как почти сразу наш покой нарушает влюбленная парочка, прервав толком не начавшийся разговор восклицанием: «Ой, извините!»
Еще минут через десять после непродолжительных поисков, к которым я привлекаю ка'ардачей-огоньков, обнаруживается уединенное местечко на берегу широкой заводи, сплошь заросшей цветущими аминиями. Оно расположено у самой кромки воды в стороне от всех основных троп. Вряд ли сюда кто-то явится, рискуя нарваться на шутника-водянника, либо на другое магического существо или духа, которых подле воды всегда вдосталь.
Критически осматриваю находку и делаю вывод: вполне годится для свиданий. Даже удобное, отполированное задами и временем, бревно для посиделок есть. А разросшийся стеной, необычайно высокий ипподрильюс, покрытый в это время года мелкими белыми цветами, отлично прикрывает сзади, не давая бесшумно подобраться. Вот только немного прохладно для открытого платья. От воды тянет свежестью, и я ежусь и переминаюсь с ноги на ногу, радуясь собственной предусмотрительности хотя бы в том, что касается обуви: в ботинках и в платье шастать по кустам намного удобнее, чем в туфлях и в платье.
— У вас разрешено применять магию на улице? — интересуется Чонгук.
— Бытовую — сколько угодно. На боевую нужна лицензия. Исключение — самозащита, но и то будут пристально разбирать под лупой каждое действие. А что? Решил меня втихую прибить?
— Надеюсь, мне это не понадобится, — улыбается светлый и магичит тепловую завесу.
Я словно попадаю в ласковые объятия, настолько мне хорошо от его тепла. И даже на сухом бревне, с торчащей кверху острой веткой с одного конца прорастает зеленый листик.
— Опять не рассчитал. Никак не привыкну, — непонятно сетует Чонгук.
— Ого! — удивленно таращусь на росток.
И все-таки я недовольна. Недовольна тем, что он поступил так вместо того, чтобы просто воспользоваться ситуацией и обнять замерзшую девушку, как полагается делать на свиданиях. А еще он молчит, разглядывая меня чуть исподлобья.
— Что-то случилось? — чувствую себя окончательно и бесповоротно неловко и перехожу в наступление. — Кажется, ты мне грозился свиданием. Передумал?
Чон Чонгук хмурится и отвечает вопросом на вопрос:
— Вы были вместе, когда я появился в Раадриме?
Мне не нужно уточнять, о ком он говорит. Тут и йарху понятно, речь идет о некроманте. Внутри словно что-то обрывается и с противным звоном и летит в бездонную пропасть.
— Нет, но Тэ мне всегда нравился, а недавно я выяснила, что и я ему не безразлична, — отвечаю как есть, и будь что будет.
Жду чего угодно. Упреков. Сцену ревности, но светлый так же спокойно уточняет:
— Выходит, не проведи ты ритуал связи судеб, вы бы уже начали встречаться?
Отвожу взгляд, принимаясь рассматривать великолепные крупные аминии — бело-голубые бутончики которых как раз готовятся распахнуться, подставляя лунному свету нежные лепестки. Сегодня трехлуние — все три красавицы-луны смотрят на нас сверху вниз, заставляя красиво серебриться речную гладь.
Чонгук терпеливо ждет, и тянуть с ответом не имеет смысла.
— Не знаю. Возможно.
Светлый поднимается и делает несколько шагов в сторону. Затем столько же обратно, словно успокаивая нервы. Поворачивается ко мне:
— Я понимаю, что все пошло кувырком. Знаю, ты не нарочно провела тот обряд, зря я на тебя поначалу злился, — говорит он как-то грустно. — Не только мне сейчас непросто. Понимаю. Экзамены, дуэль. Диплом на носу. А тут навязался какой-то иномирный жених. Неизвестно кто такой и неизвестно откуда взялся. Да еще и светлый, — он иронично усмехается, и я впервые решаюсь поднять взгляд и посмотреть на Чонгука прямо.
Он на меня не смотрит, любуется цветами, или притворяется?
— Ты прав, — подхожу и встаю рядом. — Я, действительно, сделала это не нарочно. И, поверь, если бы я могла. Если бы знала, как все это отменить и исправить, освободила бы тебя, не раздумывая в тот же момент и с огромным удовольствием.
Светлый едва заметно напрягает мышцы, затем расслабляет.
— Вот только... — слегка мнусь перед тем, как продолжить. — Только зачем тогда ты назвал меня этой самой... дайири, — незнакомое слово с трудом ложится на язык, вызывая неловкость, как будто затронула что-то интимное, — если и тебе все в тягость. Зачем сделал это? — беру его ладонь и прижимаю к своей груди чуть пониже ключиц. — Из мести? Чтобы почувствовала тоже, что и ты?
Светлый резко поворачивает голову, и отдергивает руку с такой силой, что я вынуждена ее отпустить, чтобы не упасть. В тот же миг крылатое солнце проявляется и мягко мерцает, заставляя судорожно вздохнуть от нахлынувших горько-сладких ощущений, вызванных нашим кратковременным прикосновением.
— У тебя все еще остался выбор, дай... отличница, — роняет Чонгук, отступая словно невзначай так, чтобы я не могла до него больше дотянуться. На меня он по-прежнему не глядит. — Я не стал забирать твою свободу полностью. Это было бы подло с моей стороны. Все пока в твоих руках, Лиса.
— Что ты имеешь ввиду? — непонимающе гляжу на него.
— Ты же все еще невинна, ведь так? — снова отвечает вопросом на вопрос светлый и бросает быстрый взгляд в мою сторону.
— Какое отношение это имеет к нашему разговору?! — мгновенно заливаюсь краской, глядя на него с негодованием, и тоже отодвигаюсь. На всякий случай. А то мало ли...
— Самое что ни на есть прямое. Твой знак сияет золотом. Ритуал не завершен, и ты можешь все изменить, сделав иной выбор, чем тот, на который я тебя едва не обрек. Управляй своей судьбой по собственному желанию, отличница. Ты свободна.
— О чем ты?!
Звучит все так странно, что мне становится не по себе. Обнимаю себя за плечи, ощутив неожиданный озноб, от которого не спасает даже тепловая завеса. Чон Чонгук поворачивается и смотрит на меня сверху вниз. Говорит мягко, успокаивающе:
— Лиса, я же вижу, что тебе больше по душе некромант. Ты плакала из-за него, и я все понял... Все же сразу было ясно как день, а я дурак на судьбу понадеялся! Забыл, что судьба — это то, что мы творим собственными руками, — он зло встряхивает головой, словно отгоняя воспоминания, и тут же широко улыбается, пряча грусть, промелькнувшую в глубине темно-синих глаз: — Не заморачивайся. Просто иди к нему и будь счастлива. Иди прямо сейчас, я не стану вам мешать. А как только дело дойдет до чего-то серьезного, рейдл просто разрушится. Сам. Метка исчезнет.
Оторопев от услышанного, уточняю бесстрастным голосом, которому позавидовала бы даже Розана:
— Ты хочешь сказать, что все вот так просто? И мне достаточно переспать с любым мужчиной, чтобы избавиться от последствий ритуала единения судеб и всего прочего, что нас сейчас связывает? И каждый заживет как раньше?
— Ну да. Вроде того, — отвечает Чонгук почти сразу и даже продолжает радостно скалиться, весьма убедительно, надо сказать.
Да только я напряжена до предела и ловлю каждое его слово. Каждое едва заметное движение мускулов на лице. Каждый оттенок в голосе. И замечаю: и краткую заминку, и окаменевшую на миг улыбку, и тень, мелькнувшую во взгляде. И понимаю, тут что-то не так.
А Чонгук продолжает как ни в чем не бывало:
— Ты, главное только не торопись с выбором, если кандидатов на твое внимание чуть больше, чем я полагал. Подумай, как следует, но не слишком долго, — форменным образом надо мной издевается светлый и добавляет, будто желая добить: — Ну, что же ты стоишь? Беги, Лиса!
Он отходит к самой кромке воды, словно ставит точку в разговоре. Он ни на миг не сомневается, что я действительно бодрым тараканом прысну обратно в таверну. Снесу Кима с ног и начну избавляться от крылатого солнца прямо на сцене.
И вот вроде бы мне только что подарили секретный рецепт свободы, пусть и весьма своеобразный, но мне вдруг становится обидно-обидно. Глотаю ставшую горькой слюну, но остаюсь на месте.
Это он все сказал, а я еще и не начала высказываться.
— Да, меня растрогала новая песня Тэхёна. И да, я даже ощутила себя так, словно в чем-то перед ним виновата. Как будто предала задним числом или не оправдала возложенных на меня надежд. Но не стоит забывать, что Тэ — личность творческая, к тому же некромант. А песня эта для того и написана, чтобы рвать слушателям души. А у вас разве не так? Вон, даже Ким рыдала как последняя фанатка. Но кто тебе-то сказал, что это о нас? Обо мне и о Тэ? И почему ты решаешь, с кем мне быть и что делать?
Поддавшись порыву, одним движением кисти призываю ближайшего воздушника — тут на берегу их полно, так и носятся над водой туда-сюда от нечего делать. Даю духу простую команду: пихнуть светлого в спину, да посильней. Кричу:
— И как, по-твоему, для кого я нацепила это йархово платье?
Холодные брызги окатывают с ног до головы, когда тяжелое мужское тело, потеряв равновесие, плюхается в воду, но я даже не морщусь. У берега оказывается неожиданно глубоко, и светлый с головой уходит под поверхность. Ой!
А вдруг он не умеет плавать? Я, к примеру, не умею. Готовлюсь призвать Йокко, чтобы отправить фамилиара на помощь, но Чонгук, сам выныривает отфыркиваясь. Легко удерживается на плаву, рассерженно сверкая глазами.
— Какого болотного червя, Лиса?! — Возмущается, но не спешит вылезать.
Ну раз ему там нравится, значит больше не стоит беспокоиться, что он утонет, и можно продолжить разговор:
— Какая бы ни была ситуация, никогда, слышишь? Никогда не ставь под сомнения мои действия и не поступай больше подобным образом! — шиплю рассерженным фаррехом нарочито кривляясь.
Лицо Чонгука вытягивается.
— Ты что, дословно запомнила? — выдает он без намека на злость, скорее удивленно.
— Ну я же отличница, у меня память прекрасная, — усмехаюсь криво, слегка сбитая с толку неожиданным вопросом. Как-то он разом притушил мой запал, и бурчу уже без прежнего энтузиазма: — И да. Извиняться ни за что не собираюсь, это ты меня обидел.
— А вот тут поподробней? — светлый деловито начинает плыть обратно.
— Все равно не поймешь.
Одним мощным гребком мужчина оказывается у берега, легко выбирается, орошая струями бегущей по телу воды траву. Подходит ко мне.
Взгляд сам по себе прикипает к облепившей его торс мокрой рубашке. Кхм... Огонь, вода... Что там еще осталось? Медные трубы, будь они неладны? Да такими темпами я увижу Чонгука во всех состояниях, приходит дурацкая мысль. Порадовавшись, что по крайней мере вода его не обнажает, отступаю на шажок-другой.
— А ты намекни, я догадливый, — продолжает он неторопливо приближаться.
— Не имею желания, — снова отступаю.
Светлый снова надвигается, да с таким видом, словно мокрая одежда его совершенно не беспокоит. Хотя, чего это я? Его и горящая-то не сильно волновала. Интересно, из чего он сделан? Из камня или стали? Пальцы засвербило от желания немедленно это проверить прямо сейчас, я даже руку приподняла, но так и замерла, словно предупреждая. Видимо Чонгук так и подумал, потому что перестал нависать точно скала. Остановился в одном шаге.
— Так чем именно я тебя обидел? Ты из-за моих слов про тебя и этого бледного расстроилась?
Светлый и правда догадливый. Сообразил, что к чему.
— Его зовут Тэ. И да, я была в него влюблена. Он мне и теперь нравится, если хочешь знать. Тэ — мой друг, но я не собираюсь заводить с ним отношения. Да, возможно, мы бы действительно начали встречаться, в чем я совершенно не уверена. Но в моей жизни появился ты. И пусть это лишь последствия ошибки, но теперь все совсем иначе.
Мой голос уже не звенит как натянутая до предела струна. Он звучит тихо и спокойно, разве что с толикой обиды:
— Это к тебе меня тянет так сильно и иррационально, ведь я ничего про тебя не знаю и, вообще, считала демоном совсем недавно.
Поднимаю голову и смотрю прямо в потемневшие до черноты глаза, в которых играют блики света трех лун. Чонгук серьезен, во взгляде ни намека на улыбку или насмешку, и я осмеливаюсь продолжить:
— Это от твоих поцелуев мне сносит напрочь крышу, а сердце замирает так, что я едва не лишаюсь сознания. И это, йархи тебя задери, для мне сильно в новинку. Только рядом с тобой я начинаю понимать, что за пургу описывают в любовных романах, которые Розэ прячет среди своих самых страшных книг по проклятиям, чтобы никто не заподозрил ее в излишней сентиментальности. И это ты тот единственный, кто... Кому... С кем... Вездесущий! — краснею, стесняясь говорить вслух с мужчиной о том, что мы обсуждали чуть раньше, но к счастью, Чонгук и сам все понимает.
Подходит ближе. Осторожно, чтобы не намочить, кладет мне ладонь на щеку, от чего тянет замурлыкать. Невольно прикрываю глаза.
— Если это случится, Лиса, наша связь станет окончательной и неразрывной. Мы станем парой навечно. До конца наших дней. И никакого выбора уж больше не будет. Я просто хочу, чтобы ты это понимала.
Молчание повисает в воздухе. Чонгук терпеливо ждет, пока я осознаю. И даже убирает руку, чтобы его прикосновение не мешало мне осознавать. Чувствую себя странно, по телу словно золотой свет прокатывается, щекоча каждый волосок, или это только моя фантазия?
— Надеюсь, с решением не стоит торопиться и заканчивать кхм... ритуал прямо сейчас? — пытаюсь шутить, до ужаса переживая, что он на это скажет.
— Нет, конечно. Хотя, порой мне очень сложно удержаться от такого развития событий, — Чонгук тоже улыбается и, чуть склонившись к моему уху, и шепотом признается: — Ведь твои поцелуи и мне сносят крышу, Лиса.
Смотрим друг другу в глаза и неожиданно смеемся. С облегчением опускаюсь на бревно, и Чонгук садится рядом, находит мою руку, переплетая пальцы.
— Спрашивай, дайири, я отвечу если смогу, — предлагает он.
— Наша связь. Это она так влияет, делая нас такими привлекательными? — задаю давно мучивший меня вопрос, пока к слову пришлось, а то вдруг потом будет неуместно.
— Не совсем. Она лишь отражает наши собственные эмоции. Те, что есть. Проявляет естественные чувства и желания, усиливает их, но только отдельные. Те, что необходимы для завершения ритуала. Тогда в нашей гостиной ты прикоснулась к моему знаку, и... мне было очень сложно удержать себя в рамках приличий.
— Так будет всегда? — осторожно уточняю, начав с самой безобидной части второго вопроса, который меня беспокоит не меньше.
— Нет, постепенно чрезмерное влечение пройдет, останется только естественное, так что не бойся, я не сорвусь и не сделаю ничего такого, за что ты станешь меня ненавидеть.
— Как интересно! А я... Я не сорвусь? — не могу удержаться от любопытства.
Чонгук смотрит на меня тааак, что начинаю всерьез сомневаться в том, что он не сорвется. Очередная волна мурашек пробегает по телу, заставляя покраснеть до корней волос.
— А если сорвешься ты, Лиса, это будет одно из самых сложных испытаний в моей жизни, — смеется светлый. — Ведь тогда мне придется не сорваться за нас обоих.
— И с чего тебе это делать? Разве не выгоднее... хммм... воспользоваться таким удачным моментом?
— Ага, а потом если ты меня не прибьешь сразу, то я уж точно буду проклят каким-нибудь изощренным способом до семьдесят седьмого колена. Уж больно у тебя подружка опасная, — он лицом изображает страх перед Розэ.
Мне смешно и все еще неловко. Не зная, как реагировать, звонко шлепаю его по плечу с удовольствием ощущая крепкие точно сталь мышцы под ладонью.
— Ой! Ты же мокрый! Простудишься!
— Это вряд ли.
— И все же, давай я тебя посушу.
— Меня — не надо, а вот одежду можешь сколько угодно.
Следующие десять минут мы несем какую-то чушь, подкалываем друг друга, смеемся — ведем себя так, как и должно на первом свидании. Главное, что не возникает ни неловкого молчания, ни унылых пауз, когда слышно, как тоскливо завывает ветер. Настроение стремительно улучшается, задавать новые вопросы уже чуточку легче:
— Кстати, а почему за твоим столиком сидела Ким? — интересуюсь будто невзначай.
— Та блондиночка? Так это же Тэ ее пригласил.
— Вон оно как? Удивительное рядом, — я слегка ошеломлена таким поворотом событий.
— Лиса, я же назвал тебя невестой при всех не просто так. Думаешь мне в радость все те девушки, которые вьются вокруг, потрясая своими прелестями, когда я в таком состоянии?
— Что ты имеешь ввиду?
— Знак, кажется, имеет побочное свойство, делая меня привлекательнее для противоположного пола, чем я есть, — задумчиво рассуждает он. — Адептки... Да даже ваша ректорша ведут себя странно, словно я тут единственная особь мужского пола.
— Ректорша?! Значит мне не показалось, что она с тобой любезничала. Но почему он так действует, если связаны только мы с тобой?
Чонгук жмет плечами и ненадолго задумывается.
— Единение судеб — древний ритуал. Из тех, что основаны на божественных вмешательствах. Ну а если обращаешься к божеству за помощью, всегда приходится чем-то расплачиваться. Связь требуется закрепить, и в первые дни связанные должны проводить как можно больше времени вместе. Что особенно важно, если они плохо знают друг друга или еще не испытывают особенной симпатии. Тогда сильное влечение на первых порах облегчит им нахождение рядом, так мне объяснили. И, возможно, такое воздействие вынудит обоих побыстрее закончить ритуал единения судеб. Но в моем случае, подозреваю, вмешалась Раэсса лично.
— Раэсса? — хмурюсь, пытаясь припомнить, где я могла слышать это имя.
— Наша богиня плодородия и любви, — поясняет Чонгук и усмехается криво: — Кажется, она обижена на меня, вот и подталкивает к решительным действиям активнее, чем обычно, со всех сторон намекая.
Не могу понять, шутит он, или серьезен, но от упоминания «решительных действий» в который уже раз краснею.
— И когда же ты умудрился так насолить богине?
— Отказался жениться, — светлый веселится. — Считай, не уважил ее уже дважды, вот и последствия.
— Ты отказался жениться на богине?! — не верю собственным ушам. — А ты, вообще, кто такой? И откуда я тебя выдернула? — я даже вскакиваю на ноги.
Чонгук откровенно смеется.
— Не на богине. На другой девушке. Ты ведь умыкнула меня прямо с церемонии оглашения намерений.
— Прямо со свадьбы? Ого! — невольно испытываю укол ревности и удивленно таращу глаза. — Вездесущий... И что теперь будет с твоей невестой?
— Не переживай, чувств между нами не было. Одно лишь взаимовыгодное сотрудничество, оказавшееся не таким уж и выгодным. Жалеть не о чем. Я даже тебе благодарен за то, что уберегла от большой ошибки. Теперь я совершенно иначе вижу свою семейную жизнь, — он стискивает мою руку.
Это он про меня? Семейная жизнь — это звучит так интимно и невероятно. Я как-то особенно не представляла, как это будет. Мне казалось, я выйду замуж еще очень нескоро, после длительных отношений и притирки. Может, познакомлюсь со своим мужем на работе? И вот потенциальная семейная жизнь сидит рядом и держит меня за руку, заставляя вспыхивать на щеках румянец, а ведь я еще даже диплом не получила.
— Одна ошибка уберегла от другой. Парадокс. Знаешь, — мне в голову вдруг приходит чудесная идея: — Прежде нам стоит узнать друг друга получше. Вдруг у меня есть привычки, которые ты посчитаешь неприемлемыми в семейной жизни.
— Например? — улыбается Чонгук.
Смотрит он так заинтересованно, что я в который раз уже смущаюсь и бурчу какую-то ерунду:
— Ну... У меня больше пяти фамилиаров, и некоторые очень наглые. Являются без зова, язвят напропалую...
Действительно, как это Птиц не объявился до сих пор, чтобы поучить хозяйку уму разуму?
— А мне запрещено появляться в Раадриме магическим договором.
— Ого! — удивленно таращусь на него. — Но как тогда я смогла тебя выдернуть? Наверное, поэтому ты шел с таким трудом.
— Я отчаянно сопротивлялся, но не сумел устоять против твоих чар, — снова смеется светлый.
И вдруг резко срывается с места и красивым движением опытного пловца прыгает в воду.
— Чонгук! — подскакиваю испуганно. — Что ты делаешь? Зачем?
Он тем временем собирает букет аминий и возвращается обратно:
— Прости меня пожалуйста за то, что я наговорил раньше. Я думал так будет лучше, но ошибся. Нельзя принимать такие решения за другого. Особенно за того, с кем планируешь семейную жизнь.
— Ты не похож на человека, который мелет языком что попало, — бурчу недовольно. — Что на тебя нашло?
— Я просто хотел, чтобы ты ушла без тени сожалений от такого грубияна. Был неправ, — с учтивым наклоном головы Чонгук протягивает мне букетик.
Благосклонно принимаю цветы и мстительно прошу:
— Раздевайся.