Красная нить, дарующая спокойствие
Пока Хун-эра не было в комнате, Се Лянь испытал полный спектр эмоций, начиная со смущения за недавний поцелуй и заканчивая волнением по поводу долгого отсутствия приятеля. В голову стали лезть мысли, как надоедливые мухи на гроздь винограда, которых каждый раз смахиваешь ладошкой, а те спустя секунду возвращаются обратно.
Се Лянь продолжал сидеть на постели, сгорбившись в спине, будто вся тяжесть Небес свалилась на его острые и худые плечи. Локти упирались в скрещенные ноги, а тонкие пальцы беспрерывно перебирали край нижних одежд. Голова, чуть опущенная, иногда поднималась к закрытой двери, желая увидеть вместо неизменной картины человека в проходе. Но так и не встретив нужного результата, вновь опускалась к груди, где пальцы сжимали ткань рубахи.
Комната вокруг была пропитана полумраком раннего утра. Сумрачные тени, как бездонные ямы, стелились по полу, а единственное окно сквозь шелковую занавеску пропускало блеклый свет.
За все время, пока он сидел, снаружи не стало ни ярче, ни темнее, словно время замерло на единственном интересном моменте, погружая подвластный мир в мрачную обстановку навеки.
Сквозь тишину пространства Се Лянь быстро выцепил шелест металла и широкие шаги в направлении своей комнаты. Вместо прошлой настороженности его охватило приятное облегчение, а пальцы перестали сминать край одежды. Все тело в этот момент наполнилось ожиданием и обратилось к закрытой двери.
Отчетливые шаги замерли у входа. Тихо подалась дверь и открылась, пропуская Хун-эра в комнату. Его красные одежды выделялись на общем тусклом фоне, а украшения на груди изредка поблескивали, привлекая внимание. Снаружи проскочил внутрь мягкий желтый свет, который тут же скрылся.
— Все в порядке? — взволнованно взглянул на него Хун-эр, проходя до кровати.
Се Лянь молча следил за всеми действиями, будто наблюдал парящую вокруг иллюзию, а когда вопрос повторился, то тихо промычал в знак согласия и подвинулся в сторону, чтобы освободить побольше места. Приятель с подносом в руках сел рядом у края и протянул миску с белой кашей, усыпанной кусочками фруктов. До этого момента принц не предполагал, что настолько голоден, но сладкий аромат помог это понять предельно ясно.
Первую ложку он отправил в рот аккуратно, боясь обжечься. Еда оказалась оптимальной температуры: и не горячая, и не холодная. Мурашки пробрали его до кончиков волос от невообразимого вкуса. Сама по себе каша была сладкая, мягкая, а фрукты в ней содержали природную кислинку. Такое сочетание сохраняло баланс на языке как нельзя лучше.
Се Лянь не успел опомниться, как съел все до последней крупинки.
— Можно еще? — смущенно подняв глаза, он протянул пустую миску, а Хун-эр с легкой улыбкой на устах принял ее и поставил на поднос.
— Если за раз столько съешь, то с непривычки заболит живот, — он убрал посуду на столик, оставив только чашу с напитком, — если хочешь, я завтра приготовлю еще.
Се Лянь принял емкость и сделал небольшой глоток. Тепло от нагретого фарфора проникло до самых костей, где царил промозглый холод. Пальцы покрутили чашу в руках, отчего единственный чайный листик на поверхности пришел в движение.
Принц, всматриваясь в отражение на воде, будто погрузился в транс.
— Вдруг завтра не наступит, — тихо проговорил он, справляясь с подступившим к горлу комом, — вдруг я больше не смогу попробовать ничего вкуснее.
Отчаяние сквозило на глубине его глаз, словно весь опыт прожитых в иллюзии лет отложился на радужке и оттенил золотые всполохи черным покрывалом. Худое лицо не выражало ничего, кроме изнуренности прошлым. На фоне серого пространства оно практически сливалось по цвету.
— Посмотри на меня, — донесся спокойный голос Хун-эра, отрывая Се Ляня от гнетущих мыслей, — я обещаю, что завтра ничего не изменится. Ты проснешься на этой постели и позавтракаешь блюдами, что вкуснее каши в тысячу раз. И так будет столько, сколько пожелаешь.
Принц молча слушал Хун-эра. Его взгляд занимал только один человек, и только он с давних пор волновал его сердце. Было грустно осознать это в мире иллюзий, а потом бегать в потемках и искать похожий силуэт среди пустых коридоров и между рядами солдат. И раз за разом нить между ними рвалась, терялась, оставляя в руках только оборванный конец.
— Я не могу поверить тому, кто исчезал чаще всего.
Принц видел, как в единственном глазу Хун-эра блеснула вина, что тут же затопила и Се Ляня печалью. Захотелось вновь взъерошить черные пряди на макушке призрака, чтобы успокоить, но он не стал этого делать.
На его колено легла рука и мягко сжала.
— Если бы в тот день я не попался на удочку Бай Усяня, то не поставил бы тебя в неловкое положение выбирать одну из сторон. Но… он тогда говорил такие гадости, — тяжелым голосом произнес Хун-эр, словно перенесся в ту ночь, — что я не сдержался и первым полез в драку.
Се Лянь положил поверх напряженной руки на колене свою.
— Ты не при чем. Бай Усянь хотел создать из меня свою собственную копию, лишив близких и положения в обществе. Поэтому видя, что ты влияешь на меня не в угоду его планам, вознамерился решить вопрос радикально. Ваша битва была вопросом времени. И моя вина здесь, что я не предугадал такой исход и позволил твоей душе рассеяться.
Принц убрал руку и продолжил пить свой чай, а после протянул пустую чашу молчаливому Хун-эру.
Наконец ощущение голода отступило, сменяясь приятной тяжестью в желудке, а гнетущие мысли на время перестали копошиться в голове. Захотелось внезапно ляпнуть чего глупого, до жути легкомысленного, чтобы потом самому неловко рассмеяться. Может, глядя на нелепую картину, Хун-эр улыбнется и расслабится перед ним.
— Знаешь, если кто-то попросит рассказать о временах в крепости, сразу вспомню комнату с ровной стопкой свитков на столе и настежь открытым окном, — Се Лянь устремил взор на темное небо за окном, будто видел сейчас собственными глазами обстановку прошлого. — Тогда было тепло, и я выходил на тренировку с мечом прямо во двор. Занимался долго, почти до сумерек, и к вечеру просил подготовить бочку с горячей водой. Руки после таких занятий почти не разгибались в пальцах, а в воде щипали на мозолях.
— Ты говорил, что не испытываешь неудобств от такой нагрузки, — нахмурился Хун-эр и чуть согнулся в спине, когда переместил согнутую правую ногу на постель и уперся в колено локтем.
Теперь их глаза находились на одном уровне.
Се Лянь виновато улыбнулся, совсем забыв, что скрывал сей факт от заботливого призрака.
— Прости, просто не хотел добавлять неудобств.
Проигнорировав немой укор со стороны, он продолжил:
— Как сейчас помню, что в спальне к этому времени было прибрано, а на столе в вазе стояло новое растение. И аромат в воздухе витал приятный, цветочный. Меня он всегда расслаблял. Ты еще приходил вечером с ужином, и мы разговаривали, о чем в голову взбредет.
Из-за сгорбленного положения спина начала затекать, поэтому принц прилег на бок и уложил голову на раскрытую ладонь, при этом упираясь локтем на подушку.
— Ты всегда начинал клевать носом первый, — спокойно произнес Хун-эр, но улыбка все равно отразилась на поднявшихся щечках его лица. — Мне приходилось по несколько раз спрашивать, не хочет ли Его Высочество спать. Но в итоге ты засыпал, привалившись на руку с палочками в пальцах.
— Этого не было! — весело-возмущенно воскликнул Се Лянь, чувствуя, что краснеет.
— Конечно, гэ-гэ не помнит, ведь не он относил его до кровати, — игривые искры блеснули в глазу Хун-эра, когда тот ворочался и укладывался напротив, свесив длинные ноги, чтобы не запачкать постель сапогами.
— А что на счет тебя? — он решил перевести внимание на другую тему, чтобы хоть как-то отбелить свое униженное достоинство, — Кто целый месяц до Дуаньузнаменитый фестиваль драконьих лодок или Дуаньу (кит. 端午). Дата его празднования зависит от лунного календаря и проводится на 5-й день 5-го месяца пытался намекнуть на него сходить?
Приятель удивленно повел бровью, явно не понимая, о чем идет речь. Азарта в Се Ляне заметно прибавилось, когда он пояснил.
— Эти деревянные лодочки, словно случайно расставленные по крепости, цзунцзы в качестве угощения, ненавязчивые разговоры между делом, — и принц готов был продолжить, но тут он заметил ошарашенный взгляд Хун-эра. И от этого совиного выражения на секунду захотелось рассмеяться.
— Так ты все время знал?
«Мне смеяться или плакать?» — подумал принц, но все же не выдержал и прыснул в подставленный кулак. Тело задрожало от смеха, а глаза быстро стали влажными от слез. — «Как можно было не понять таких очевидных намеков. Да Хун-эр почти не скрывал своего интереса к празднику, а Се Лянь в то время лишь подыграл и сам предложил сходить. Естественно, никто не был против».
— Надеюсь, это не сильно разбивает представление о прошлом. Ты очень стеснялся, раз не сказал напрямую. Но знаешь, будь все наоборот, я бы лишился этой прекрасной головоломки, — принц упал на спину и попытался отдышаться, пока слезы стекали по щеке к мочке уха.
Он до сих пор помнил выражение лица Хун-эра в день праздника, когда юноша пожирающим взглядом следил за гонкой ярко расписанных лодок с головой дракона на носу и старался не кричать вместе с толпой зрителей слова поддержки, хоть и очень хотелось.
Эта вылазка стоила того. Она помогла вспомнить, что приятнее собственного счастья может быть радость, которую ты приносишь другим.
— Я постараюсь принять эту жестокую реальность, — послышался театральный вздох, а после на своей щеке он ощутил прикосновение.
Повернув голову вбок, Се Лянь увидел бледные узловатые пальцы. На них едва заметно блестела влага, а еще ярко выделалась красная нить, которую он сразу не приметил.
Принц подхватил ладонь своей левой и поднес к лицу, рассматривая украшение, если так можно было назвать простую алую нитку.
— Это какой-то магический артефакт? — все в новой внешности Хун-эра сквозило благосостоянием и изысканностью, начиная от серебряных украшений на шее и заканчивая красной сережкой в косе. Но эта нить выбивалась из общего ряда как что-то простое и больше походящее на долг традициям.
Низкий голос раздался совсем рядом с ухом Се Ляня, вызывая теплую волну в груди.
— Давай покажу, — он накрыл его руку своими ладонями, а после как будто что-то повязал.
— Это…
На среднем пальце принца красовался красный бантик и соединялся нитью с точно таким же, как и у Хун-эра.
— Теперь мы связаны. По ней можно найти друг друга в любое время. Эта связь не порвется, ее длина бесконечна, а если с кем-то из нас что-то случится, то мы сразу об этом узнаем.
— Как?
— Если связь оборвалась, то человек на другом конце исчез.
— Исчез — означает…?
— Умер. Иными словами, испарился как дым, растворился как облако.
Се Лянь смотрел на свою нить, прислушиваясь к ощущениям. Он попробовал ее натянуть и почувствовал незримую связь, что тянулась прямиком к Хун-эру. Такая небольшая и, казалось бы, пустяковая деталь добавила спокойствия в сердце принца, словно он получил защиту перед будущими испытаниями.
— Гэ-гэ, поверь мне.
Принц повернулся на голос и замер. Не надежда, а мольба плескалась в сером глазе мужчины напротив, брови были сведены к переносице.
— Я верю, что после стольких лет обмана сложно вновь открыться, но… Дай мне последний шанс.
Се Лянь бы и хотел поверить. И он бы с радостью согласился, чтобы завтра их встреча повторилась и взгляды соединились, принося с собой жар в груди. Но только дурак ступает на грабли, от которых недавно получил удар по носу до самой крови. Правда в случае принца это не удар, а избиение, но никто об этом не признается вслух.
— Не могу, — только и смог, что прошептать одними губами.
Тогда Хун-эр молча приблизился к Се Ляню, подтянул худое тело к себе и заключил в свои объятия, в которых, наверное, можно было утонуть. Сердце застучало чаще, а в лицо ударил жар.
— Тогда я буду ждать, сколько потребуется.
Окутанный чужим запахом и теплом, принц молчаливо замер. Он чувствовал приятный аромат кожи Хун-эра, находясь в непосредственной близости к его открытой шее, ощущал твердость налитых мышц под одеждами и невольно хотел приобнять в ответ. Но себе Се Лянь позволил лишь уткнуться носом в его плечо и тихо выдохнуть.
Веки начали постепенно тяжелеть. Страх лишиться этого момента заставлял открывать глаза, как только подступала дрема, поэтому он упорно сопротивлялся сну. Мягкое поглаживание Хун-эра по спине убаюкивало, что в конечном итоге сработало. Дыхание принца стало едва слышным, а зрачки под веками успокоились.