Падший бог войны в короне из цветов

Он в комнате один. Сидит, вертя в руках маленькую глиняную игрушку, а потом замирает, прислушиваясь. Тихо. Вздох и внимание возвращается к фигурке. У той сломана часть заколки, а тельце покрыто трещинками; взгляд, словно плачет о своем неизвестном горе, что Се Лянь против воли проводит пальцем у щеки. Странно, ему показалось, одна слеза все же упала на каменное лицо.

Маленький человечек может заговорить в каждую секунду. Он будет горевать о тяжелой судьбе и жаловаться взрослому товарищу. Поэтому Се Лянь не отводит взгляд и ждет долгожданных откровений. Может, ему удастся рассмешить игрушку парой-тройкой старых анекдотов. Хотя бы тишина в крепости перестанет быть настолько давящей.

Чтобы дать понять о своих намерениях, принц тихо вопрошает:

— Отчего грустишь? Тоже не нравится это место? Потерпи, может кто придет в гости.

Скрип открывшейся двери заставляет Се Ляня резко обернуться. Ветер помог или кто другой — неизвестно. Свет из спальни прокладывает в мрачный коридор тонкую дорожку. Темнота выглядит глубокой и вязкой, будто коснись пальцем и затянет. Половицы жутко скрипят снаружи комнаты, то удаляясь, то снова становясь отчетливее собственного дыхания. Кто-то неспешно ходит взад-вперед, а принц решает самолично позвать незваного гостя за чашку чая.

— Я же говорил, что надо потерпеть, — Се Лянь встает с пола и поправляет одежды, берет подсвечник и оставляет улыбающуюся фигурку на столе.

Когда он шагает, половицы выразительно скрипят под ногами. Свет от лампы тускло мерцает перед глазами. Складывается ощущение, что полумрак вот-вот накроет холодной рукой с головы до пят. Принц медленно толкает дверь и ступает на порог. Шаги снаружи тут же стихают.

— Кто здесь? — вопрос отскакивает от стен крепости и эхом возвращается коротким «здесь».

Се Лянь уже слышит это «здесь» из каждого угла. И непонятно, то обычное отражение звука или гость решил поиграть с ним в прятки. Приходится перехватить подсвечник другой рукой и покрепче сжать, иначе тот может выскользнуть из потной ладони.

— Я иду, — и бессмертный углубляется в мрак коридора. Эхо продолжает играть со словами, оставляя в воздухе приглушенное «иду».

Скрип… скрип…скрип…

Тело застывает, и рука с подсвечником зависает в воздухе. Напротив лестницы он замечает Хун-эра, который вешает большой холст на стену. Весь его облик, хорошо освещенный, тянется молодым бамбуком вверх. Его не касается пожирающая темнота, и Се Лянь срывается на бег.

Приятель, завершив свое дело, начинает спускаться вниз. Принц ускоряет темп в стремлении догнать человека на лестнице. Из уст вырывается отчаянное: «Постой!» Но на первом этаже, к своему сожалению, Се Лянь теряет след, словно юноша растворился в пространстве.

«Снова пропал», — тихий смешок вырывается случайно и удивительно обреченно.

Принц ведь заранее знал исход погони, да только тупая надежда до сих пор тянула к уставшему разуму крохотные щупальца. Сколько раз бессмертный пытался приблизиться к мимолетному видению Хун-эра — на пальцах не счесть. Да только тот сам уходил прочь и принимал за пустое место просьбы остановиться. А принц все бежал и кричал, хватался, как за последнюю соломинку, за образ юноши.

Он обращает внимание на картину, которую ранее вешал призрак. Грубые мазки, красные пятна, белые одежды — демон пристально смотрит с нее через узкие щелочки в маске и приторно улыбается одной стороной; второй плачет. Но Се Ляня будоражит новое осознание. На существе вовсе нет никакой маски — это искаженное лицо создает такую иллюзию. Точечки-глазки, будто следят за всеми действиями, как живые.

Прихватив подсвечник, бессмертный возвращается в пустую комнату, предварительно разорвав картину. На душе у него одиноко, хоть волком вой. Даже снаружи властвует тишина с густым туманом. Хоть весь лес перейди, выйдешь у ворот Юнани. Захочешь отыскать живого человека — найдешь только кости. Нет птичьей трели да света солнца поутру. Вечный сумрак окутал всю местность.

Се Лянь давно здесь живет. Наказание длится больше месяца и года, длиннее целого столетия. Только чудом удается сохранить ясность ума. Так рассуждает сам принц, а как оно на самом деле — черт его знает. Вот ему и остается сидеть в своей маленькой комнате и перекидываться бессмысленными фразами с глиняной игрушкой.

Иногда та отвечает. Еще реже сама задает вопросы.

***

Иллюзия возвратила Се Ляня к моменту поветрия тысячи лиц, где он стоит на стенах Юнани, а внизу, как муравьи, копошатся зараженные. Эта картина не раз снилась в прошлом, но теперь она превратилась в вечную реальность.

Сказать, что бессмертного трясет от ужаса — это ничего не сказать. Тошнота подступает к горлу от запаха паленой плоти. Внизу еще хуже. Куда не повернешь голову — наткнешься на человека с лицами по телу. Поветрия тоже кричат, будто ведут собственное сражение. Оттого шум в городе стоит душераздирающий.

«Я мечтал спасти всех людей. И к чему это привело? Будь я менее тщеславен, то избежал бы тысячи жертв. Даже против Бай Усяня оказался бессилен. Как можно думать о спасении других, когда не можешь помочь себе!»

***

Се Лянь шагает домой с тяжелым мешком за спиной. В нем он несет купленный на рынке рис — любимый пояс стоил полных желудков его родителей. Подойдя к небольшой хижине, в которой бывшая королевская семья прячется последние годы, отворяет дверь и заходит внутрь. Фэн Синь тут же подбегает.

— Ваше Высочество, где ты был?

На вопрос Се Лянь выставляет тяжелую ношу перед собой.

— На рынке.

Король с королевой слышат диалог и выходят из спальни.

— Сын мой, что внутри? — первой интересуется матушка, поддерживая мужа под руку.

— Это рис. На лекарство тоже хватит, не беспокойтесь, — в доказательство юноша хлопает по груди, где звенят монеты.

— Но где Ваше Высочество взял столько денег? — Фэн Синь начинает развязывать узелок на мешке.

Пока Се Лянь говорит о проданном поясе, то замечает странную перемену в лицах окружающих. Родители с Фэн Синем пораженно взирают на покупку, что принц сам опускает голову.

— Что не так?

Вместо белоснежного зерна в мешке блистают металлические тарелки и чаши, лежат фарфоровые кувшины, золотые украшения. Некоторое добро буквально вываливается наружу. Себестоимость такого содержимого явно переваливает за цену одного пояса. Се Лянь не знает, смеяться ему или плакать.

— Как это понимать?! — выкрикивает король и шагает навстречу, отстраняясь от королевы.

В жилах стынет кровь — отец разозлился не на шутку.

— Не может быть, — принц даже протирает глаза в надежде, что это обман зрения.

— Откуда вещи, отвечай!

Се Лянь невольно делает шаг назад.

— Это не мое!

— Признайся честно, ты ходил воровать? — наступает отец.

Логичное объяснение своей добыче трудно найти, тем более, что ответ у родителей лежит прямо перед носом. Фэн Синь еще отказывается верить в подобное, поэтому хватает принца за плечи и трясет.

— Ответь хоть что-нибудь! Ты правда…правда…?

— Правда, — отвечает за Се Ляня новоприбывший.

Все в комнате замолкают и устремляют удивленный взор, забыв о споре. Человек заходит в хижину и приветствует королеву с королем. Он выглядит на порядок лучше своих бывших господ.

— Му Цин, ты что-то знаешь? — голос женщины выдает волнение.

— Я все объясню, — но принца никто не слышит.

И Му Цин рассказывает, как Его Высочество забирался в дома состоятельных людей и прибирал к рукам разную утварь с украшениями, как низко он пал, когда хотел ограбить простого смертного на дороге. Принц видел, как лицо отца становится все мрачнее и мрачнее, а матушка печальнее.

«В прошлом я правда это сделал, так как не видел другого выхода из нашей ситуации! Королю нужны были лекарства, а продуктов в доме вовсе не осталось. Сейчас у меня нет и в мыслях воровать!»

Иллюзия распорядилась по-своему — не дала и шанса объясниться. Принца выгнал король, ругаясь и швыряя те самые украшения с серебряными тарелками из мешка прямо в лицо. В глазах каждого читалось презрение и негодование (даже у матушки, что всегда снисходительно относилась к сыну). Напоследок родители окрестили его позором семьи и приказали не возвращаться.

Скрепя сердце Се Лянь идет прочь, как шелудивый пес. Он понимает, что происходящее неправда, но обида все равно грызет изнутри. Возможно, стоило сказать пару слов в свою защиту, извиниться, хоть в данном мире это и не имеет значения. Настоящие герои выдуманного театра не оценят протянутых откровений.

Шли годы. Каждый сон затрагивал те или иные страхи принца, ковырял пальцем затянувшуюся корочку на ране. Со временем человек привыкает к окружающей среде, меняется и приспосабливается. Нового Се Ляня теперь можно сравнить с твердым камнем, который не сдвинется от потока ветра, не сломается под ударом молота. Вода долго шлифовала края и участки, снимала мягкую оболочку и оставляла твердую сердцевину, чтобы получился чистый алмаз. Для жизни в собственных кошмарах это оказалось необходимо.

***

Наследный принц бежит по влажной земле, пропитанной кровью. В руке сверкает меч — единственное оружие и защита. Взгляд остается спокоен, тогда как волосы растрепались из-за многочисленных выпадов и поворотов. Сейчас бог войны больше напоминает демона, что забирает грешные души в преисподнюю.

Очередной сон увлекает во времена гражданской войны в Сяньлэ. События претерпевают некоторые изменения. Каждый раз их сражение становится более жестоким и кровопролитным, а мощь противника растет с немыслимой скоростью. Даже с помощью Бай Усяня в прошлом такого не происходило. И сегодня все достигло своего апогея.

Ряды воинов Сяньлэ стремительно редели и отступали ближе к воротам. Принцу не составляло труда уложить за раз сотню смертных, но вот его солдатам в плане силы повезло меньше. Все шло к тому, что бог останется один на поле боя.

Приказав отступать, Се Лянь озирается вокруг. Человек, которого он ищет, не бежит со всеми остальными, а защищает тыл. На вид слабый юноша ловко орудует мечом и для своего возраста слишком умело укладывает юнаньцев. Война не терпит слабаков, поэтому и появляются такие люди из стали и пепла.

— Отправляйся в город, немедленно! — кричит Се Лянь сквозь шум битвы, видя, что воин собирается и дальше сражаться бок о бок.

Юноша с забинтованным лицом отказывается и мотает головой.

«Упрямец. Отправлю тебя помогать полевой кухне, чтобы не своевольничал. Потом хоть тридцать раз вокруг Сяньлэ пробеги, не разрешу вернуться».

Принц раскидывает вражеских солдат в стороны и освобождает дорогу.

— Хун-эр, я приказываю, уходи!

На этот раз слова действуют, и юноша, колеблясь, бежит в сторону крепости. Се Лянь облегченно выдыхает и целится на подступивших солдат. Юнаньцы, будто чувствуют грядущую победу, с еще большим энтузиазмом кидаются в атаку. Летят стрелы, мечи, даже вилы! Воины Сяньлэ кое-как прячутся за воротами своего государства. Уцелевшие ведут обстрел из луков на крепости, не позволяя проникнуть внутрь.

Наконец юнаньцы отступают. Лекари принимаются осматривать раны пострадавших, другие организовывают костер для умерших и дальнейшее место погребения. Государство оплакивает погибших героев, многие из которых еще лежат на поле боя. Се Лянь собирает группу, чтобы забрать своих людей. Живого или мертвого — без разницы. За него в городе останутся Фэн Синь и Му Цин. Эти двое разберутся с возникшими трудностями.

Обычное хладнокровное состояние куда-то исчезает, когда принц не находит среди прибывших своего юного последователя. К тому же, тот обычно помогает в лагере с ранеными, а не скрывается с глаз долой. А то, что Хун-эр ходит хвостиком за богом, знают все. Поэтому приходится отвлечься на другие мысли, чтобы не думать о плохом.

Группа мужчин покидает ворота Сяньлэ. Тела соратников уже остыли и начали затвердевать. У некоторых отсутствует рука, голова, какие-то бедолаги изувечены до неузнаваемости. Постепенно часть худо-бедно уцелевших забирают с собой. Но бог никак не может найти Хун-эра и от того еще больше нервничает.

Когда терпение совсем сдает, начинает выкрикивать имя. Тишина. Пока ходит по месту битвы, успевает насмотреться на столько заплывших лиц, что перестает их различать.

Эта реальность изменила Се Ляня навсегда. Любой кошмарный сон по сравнению с этим — пустышка. И внутри уже не живет юноша в короне из цветов. Однако кое-что сны не смогли стереть наравне с другими чувствами — любовь. Принять и осознать это помогли испытания на пути, в которых бог раз за разом убеждался, что оставил вместе с рассеявшимся призраком не только прожитые годы в крепости, но и глубокую привязанность.

Воздух застревает в горле, как рыбья кость. В желудке холодеет и не от тошноты. Нутро буквально кричит: «Нет, нет, нет, нет!» А потом принц срывается на бег. Осторожно поднимая костлявое тело, Се Лянь в ужасе проклинает свою реальность. Юноша холодный и грязный, а из спины торчит длинная стрела. Не успел убежать.

Принц в безмолвии тянет к себе легкое тельце Хун-эра и поднимает на руки. Тот плохо питался, как и все воины в Сяньлэ, так что при своем росте весит с пушинку. Серые бинты смешали на себе кровь противников. Пришлось их снять. Так намного лучше. Так юноша выглядит более живым. Разве что кожа слишком бледная. И румянца былого не видно.

В этом сне Хун-эр всегда следовал попятам. Се Лянь знал, что чего-то хорошего от этого ожидать не стоит, однако глупо поверил в обещание ребенка быть осторожным. Принц надеялся защитить друга в опасный момент, но не получилось. Снова. Поэтому бог несет на руках тело самого преданного последователя, как несет преступник свое наказание.

Принц сидит у костра, в котором недавно сжег тело Хун-эра. В руках чаша с каким-то вонючим вином, но это не важно. Важно то, что он собирается сделать. А для этого не мешало бы затуманить рассудок. Вылив в себя остатки спиртного, Се Лянь встает с земли и подходит к пламени. Никто не замечает странного поведения бога, к тому же, многие спят.

Шаг вперед, еще. Протянутую руку начинает жечь. Пламя быстро переходит с плеча на грудь, следом лицо. Как выяснил принц, это самый лучший способ противостоять иллюзии. Точнее, единственный. После этого сон сменится и бессмертный окажется в другом мире. Он и раньше так делал, но редко, когда уж совсем невмоготу.

Чтобы отвлечься от ощущений, Се Лянь про себя считает:

«Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять…», — в какой-то момент он сбивается, поглощенный темнотой и болью.

Тишина.

Распаленная кожа постепенно остывает. Потоки прохладного воздуха несут в неизвестном направлении, да и без разницы, ведь хуже прошлого сна нужно поискать. Долгожданное тепло разливается по венам, а голова упирается во что-то мягкое и теплое.

Се Лянь решает открыть глаза. Взору предстает ужасно знакомая комната. Это была прежняя спальня во дворце павшего королевства Юнань. В ней он уже провел несколько десятков лет ранее. Однако кое-что изменилось — крики зараженных пропали. Здесь легче дышать и мягче лежать.

Се Лянь радоваться не спешит: кто знает, какие скелеты спрятаны в этом шкафу.

Он решает осмотреться.

«Лучше сразу развеять все надежды, чем мечтательно валяться в постели», — с этими мыслями он откидывает одеяло. Однако приходится со скоростью света укутаться обратно, так как снаружи доносится шум: кто-то стремительно двигается по коридору в сторону его комнаты. Сперва принц не понимает, что странного в этих шагах, но потом улавливает тихий шорох металла. Се Лянь не знает никого с подобной походкой, так что решает притвориться спящим, чтобы заодно проверить намерения человека.

Дверь в спальню тихо открывается. Бессмертный подмечает, что теперь шаги еле отличаются от шелеста листьев на деревьях в безветренную погоду. Даже звон металла пропадает. Значит, этот кто-то специально хочет проникнуть незамеченным. Вдруг он замышляет недоброе и собирается напасть?!

Однако идет время, а незваный гость так и остается безмолвен. Определить ауру не получается, словно ее скрыли. Се Лянь начинает подумывать, что попросту ошибся, спутал спросонья, но глаз не открывает. Ждет.

И наконец тактика срабатывает. Что-то прохладное опускается на лоб принца, касается легко, аккуратно. Это определенно рука, и Се Лянь ощущает себя паровой булочкой по сравнению с родниковой температурой кожи неизвестного. Жест не несет в себе опасности, но бессмертный автоматически вздрагивает.

Спалился.

— Ваше Высочество, я вижу, ты проснулся.

Глаза Се Ляня изумленно распахиваются. Уж чей голос он не спутает с другими, так это его. Дыхание перехватывает.

— Хун-эр! — принц дергается с постели и хватает юношу за запястье, словно тот пытается убежать. Но приятель никуда не исчезает, а лишь садится рядом и накрывает напряженную руку принца своей.

— Я здесь, все хорошо. Больше иллюзии не побеспокоят твой сон, слышишь?

Се Лянь пропускает мимо ушей слова, находясь в своих мыслях.

Недавняя иллюзия забрала Хун-эра и похоронила в огне. Ранее приходилось десятилетиями бегать за неуловимым образом, что приносило одно разочарование. Неожиданная щедрость в этой реальности нисколько не убедила. В наказании дымом Конбу отсутствует счастливый финал, и это пришлось выучить на собственном опыте. Если сейчас принц не решится прогнать Хун-эра своими силами, то в будущем увидит его уничтожение чужими.

— Сколько же еще раз я должен это увидеть, чтобы перестать вестись, — тихо бормочет принц сам себе и в следующую минуту принимает окончательное решение. — Нужно уходить.

Он пытается встать с кровати. Вид собственного худого тела пугает, вызывает чувство нереальности. Хотя о какой правдивости может идти речь в мире Конбу.

Хун-эр не дает ему исполнить задуманное:

— Еще рано вставать с постели. Твои ноги слабы для ходьбы, как и руки для сражения.

— Я должен, — сопротивляется принц. Но все бесполезно — Се Ляню не хватает элементарно сил встать на ноги. Жалкая картина. После череды неудач он все же прекращает свои попытки сбежать, но идею отдалиться от Хун-эра не бросает.

— Оставь меня одного, уйди, — бросает принц холодно, а самого до костей пробирает отвращением к себе. Но иначе поступить не может, знает о последствиях.

Юноша замирает, и Се Лянь чувствует его растерянный взгляд на себе, который говорит:

«Что я сделал не так, Ваше Высочество?»

Принц не может терпеть его от Хун-эра: что раньше, что сейчас. Внутри сразу сжимается сердце и просит отступить. И, кажется, иллюзия давно раскусила эту особенную слабость Се Ляня.

«Будь ты проклята, как и я, чертова ловушка мира Конбу», — он хватается за волосы, в последний раз прося призрака скрыться. Но, видя сложное состояние бессмертного, тот и не думает его бросать одного.

— Кажется, я задолжал Его Высочеству извинений, — горько роняет в тишину комнаты Хун-эр свои слова, и принц не может в них поверить. — За то, что оставил тебя в тот вечер одного, проиграл Безликому из-за слабости. За то, что не пришел раньше освободить тебя от этого ужаса. Я все еще ничтожен, как и…

— Прекрати винить себя в том, в чем не виноват! — срывается Се Лянь, отстроняясь. — Я не хочу слышать об этом из твоих уст. Годами я размышлял о случившемся, и ни разу не считал тебя причиной бед.

Принц смотрит на юношу перед собой и безмолвно вспоминает преданного воина, который остался давным-давно в крепости Юнани. Которого он потерял. Повязка прикрывает часть лица этого Хун-эра, как и всегда. А волосы воронового крыла по прежнему ложатся на лицо густыми мазками. Темные одежды опрятны, хоть и стары — юноша берег вещи и носил до последнего их вздоха.

— Гэ-гэ, почему ты плачешь?

И правда, почему. Все же в порядке: он сидит рядом со своим старым другом, который никуда не уходит и не исчезает. Мир вокруг не погряз в криках боли, и даже силуэта Безликого поблизости не видно. Чего ему не хватает?

Се Лянь наспех вытирает щеку рукавом:

— Я скучаю.

Слова вырываются, не успев сформироваться в мыслях. И только озвучив, он в полной мере понимает, кому они предназначены.

Хун-эр не спешит с расспросами, не пытается всковырнуть больную рану на теле бессмертного и узнать, что же у него внутри, а будто разделяет его горе и тоже умолкает.

В полутьме комнаты принц может скрыть эмоции, что-то утаить, но теперь ему это не нужно. Он понимает, что любой поступок в этом мире не имеет веса. И чувства его тоже кроме него никому не нужны. Так какой толк что-то скрывать?

— Тебе нисколько не интересно, — принц ведет рукой по простыни и упирается в пальцы Хун-эра, — о ком идет речь?

Юноша остается угрюм, как вековой монолит.

— Не смею предположить, Ваше Высо…

— Ваше Высочество, Выше Высочетсво. Заладил! — в противовес колким словам, Се Лянь обхватывает пальцы призрака своими, сплетая их воедино. — Сколько раз говорил, не называй так.

— Так точно.

Смущенный вид Хун-эра приводит в приятное расположение духа, что хочется повторять этот трюк снова и снова.

— Неужели у тебя нет ни одного варианта? — не успокаивается Се Лянь, и с упоением смотрит, как юноша отводит в сторону взгляд. Что-то новое!

«Я тебя смутил, милый друг? Уж прости, но это мои иллюзии, а ты в них мой заложник».

Призрак и правда задумался над вопросом, и за этим было любопытно наблюдать.

— Жое? — скорее на пробу предложил призрак, и принц с улыбкой откинул вариант.

— Кто-то из твоих бывших слуг? Фэн Синь, например, — он произнес его имя с пренебрежением, сам сомневаясь в теории, однако внимательно дождался ответа.

— Нет.

Се Ляню показалось, плечи Хун-эра облегченно упали в этот момент. Рука сама потянулась к макушке призрака и легко похлопала по голове, как в старые времена.

— Хорошо-хорошо, больше не буду дразниться.

— Гэ-гэ так коварен, — хоть тот и надувает обиженно губы, взгляд юноши так и искрится.

Искрился. Се Лянь мысленно поправляет это слово. Собственная улыбка меняется вместе с ним.

«Остановись!» — кричит он себе самому. — «Не допускай этой ошибки».

Однако принц уже накрывает губы юноши своими и нетерпеливо целует. Он делает это быстро, не расчитывая на продолжение. Ему нужно лишь получить свою долю от мира иллюзий. На большее Се Лянь не претендует.

Руки Хун-эра оказываются проворнее, притягивая к себе. Они крепко держат за талию, не причиняя боли. Се Лянь с удивлением понимает — ему намерены вернуть недавний поцелуй обратно.

На этот раз инициативу проявляет Хун-эр, поэтому принц не спешит. Рот приоткрывается и его нижняя губа оказывается в чужой власти, ласкаемая с двух сторон. От моментов их прикосновений доносится тихий шелест, и он готов поклясться, что это самый приятный слуху звук.

Се Лянь впервые делает что-то подобное, поэтому отвечает со всей осторожностью. Ну или так ему хочет казаться. Вторая рука обхватывает щеку юноши неосознанно, притягивает ближе.

Вот он, долгожданный момент близости, то, о чем он мог только мечтать.

Их поцелуй углубляется, когда влажный язык проникает в рот Се Ляня. Он по инерции делает то же самое, а после не может сдержать тяжелого вздоха. Хватка на талии становится ощутимее, сплетаясь в кольцо. Юноша неожиданно оттягивает покрасневшую кожу зубами, от чего Се Лянь шумно выдыхает носом. Чужой язык сразу зализывает укушенное место, будто извиняется за дерзость, но спустя время небольшая шалость повторяется вновь.

Как устоять перед таким в будущем учителя принца явно не готовили.

Спустя какое-то время они отстраняются друг от друга. Лицо нещадно горит, а руки уже перекочевали на чужую шею. До принца еще не дошло осознание случившегося, и он находится в приятной неге. Но стоило мыслям и дыханию более менее вернуться в норму, как его тут же пригвоздило пониманием, словно небесным колоколом по макушке — отдалить от себя Хун-эра не получится.

Когда он вылезает из объятий, мозги все еще плавятся, а ватные ноги слегка дрожат. Вслух вырывается нечленораздельное бормотание.

— Я голоден, пойду найду свою ленту.

— Гэ-гэ вновь за свое, — тяжелый голос Хун-эра останавливает попытку Се Ляня встать с кровати, — Лента сейчас в небесной столице и забрать ее не получится, так что для начала восстанови силы. — С каждым новым словом тембр становится мягче, возвращаясь в норму. Последняя фраза уже звучит привычно. — Лучше скажи, что бы ты хотел съесть?

Принц пристально смотрит на их сцепленные руки и молчит. Закусывает опухшую губу и произносит.

— Тебе стоит уйти.

Хун-эр уже настойчиво спрашивает:

— Я могу узнать, почему?

Се Лянь продолжает:

— Ничем хорошим это не закончится. В каждом сне происходит одно и тоже: кто-то встречает печальную участь, а кто-то остается ни с чем. Я устал наблюдать, как ты раз за разом исчезаешь по моей вине…

Юноша притягивает бессмертного к себе и, кажется, облегченно выдыхает.

— Я разве не сказал, что кошмары больше не будут мучать Ваше Высочество, — рука успокаивающе гладит по спине, — это значит, здесь не мир иллюзий. Ты проснулся, слышишь.

Принц только сейчас, кажется, слышит отчетливо. Если это новый способ наказания, при котором преступнику внушают о помиловании, а потом добавляют двести ударов плетью, то он точно сойдет с ума. Уже по-настоящему.

— После того, как я рассеял душу в драке с Бай Усянем, то потерял надолго сознание, — рассказывает приятель, — однако благодаря сильному желанию следовать за Вашим Высочеством получилось собрать частички души по крупицам и создать новое тело. Так я отправился к подножию горы Тунлу — место, в котором монстры получают силу и власть над другими — и провел несколько лет в медной печи. Когда смог выбраться наружу, сразу вернулся в крепость. Я сильно испугался, никого в ней не найдя. А после… — Хун-эр горько усмехается, — после меня ждали годы поисков.

Се Ляня одолевают смешанные чувства. С одной стороны он хочет поверить, но с другой отвергает такую возможность. В недоверчивом взгляде это читается куда лучше, чем на словах. Призрак замечает колебания и добавляет.

— Пока просто отдохни и наберись сил. Ничего не изменится, если ты денек другой проведешь в кровати, — губы касаются виска принца, неся с собой потоки ци. — Позже можешь задать любой вопрос — отвечу на каждый.

Тело бессмертного и правда еле держится, больше напоминая ходячий скелет. Суставы выпирают, кожа ужасает болезненной бледностью, как у мертвеца. Все указывает на долгое отсутствие воды и еды в организме.

«Возможно, стоит прислушаться к словам, да и далеко в таком состоянии не уйдешь», — решает Се Лянь и молча кивает.

— Что гэ-гэ хочет из еды? — поднимается на ноги юноша и откидывает распущенные волосы за плечо.

Се Ляню пришлось пару раз моргнуть, дабы сбить несуществующую пелену с глаз. В облике Хун-эра теперь играет новая хищная красота, а одежды меняются с черных на ярко-красные, пестря серебряными украшениями. Вместо воина теперь перед ним стоит настоящий господин около двадцати лет.

Сглотнув слюну, принц выдавливает:

— На твой выбор, — и получает обворожительную улыбку.

Аура, что теперь исходит от юноши, колоссально разнится с прошлой: становится мощной и пугающей, принадлежа настоящему свирепому демону. Такая сила способна устроить переворот в целом государстве, как в прошлом говорил Хун-эр.

— Постой, — окликает выходящего из комнаты Се Лянь. Один вопрос интересует его прямо сейчас, — сколько по-твоему лет я находился в мире иллюзий?

Приятель оборачивается и пристально смотрит, словно не знает, стоит ли говорить об этом сейчас. Но в конце концов произносит.

— Больше шести столетий.