16
Он спал. Открывал глаза, смотрел в окно, поворачивался на другой бок, сворачивал одеяло комком, закидывал на него ногу и спал. Просыпался, заворачивался в одеяло, подминал подушку и опять спал. Спал, пока глаза не открылись сами собой и не отказались закрываться.
Он встал. Дошел до холодильника, нашел две жареных колбаски, пролежавших в сковороде с того самого дня, как они больше месяца назад покинули дом, но каким-то чудом не покрывшихся толстым слоем плесени, а даже как-то подозрительно свежо выглядящих, полпакета молока, и какой-то дряни по мелочи. Ругнулся на Тома, что тот мог бы сходить в магазин и купить хоть что-нибудь пожрать, а не сваливать куда-то в неизвестном направлении и не бросать его тут умирать от голода. Заказал две больших бутылки «Кока-Колы», четыре мясных и колбасных пиццы, миндальный ризотто с базиликом, мидиями и копченым лососем и пасту «Портобелло» с куриным филе, грибами портобелло и сырным соусом «Горгонзола», справедливо решив, что все это вполне можно подогреть в микроволновке, а не ждать еще полтора часа, пока притащится курьер.
После одновременного завтрака, обеда и ужина жизнь показалась прекрасной. Разморённый Билл вернулся в любимую постельку под любимое одеяло на любимые подушки и за просмотром какого-то ужастика сладко заснул.
И снилось ему, что собирается он ехать куда-то. Бегает, суетится. Вещи с места на место перекладывает. А потом садится в машину и едет. Едет-едет. Почему-то по пустыне. А вокруг никого. И не понятно, куда едет. Знает только, что там, где-то там за дюнами, ждет его Том. Ждет и волнуется. Но вот одна дюна, другая, третья, а Том всё где-то там... И сколько бы Билл не ехал к Тому, Том все дальше и дальше от него. Билл кричит на водителя, лезет с кулаками драться, требует отвезти его к Тому. И водитель везет. Только Том все дальше и дальше от него, как будто не к Тому Билл едет, а от Тома бежит. И телефон так противно в кармане звенит. Билл смотрит на дисплей, улыбается — Том. Его Том звонит. Ждет и волнуется.
— Да? — сонно с улыбкой бормочет в трубку.
— Билл, добрый день. Простите, что разбудил, — говорит его Том чужим голосом. — Я хотел узнать, вы сегодня въедете? Мы договаривались...
— Я еду, да, — счастливо улыбается он. — Ты только не волнуйся, я еду. Сейчас вот-вот... Том... Я еду к тебе. Подожди...
— Билл... Бииилл... — вкрадчиво зовет голос. — Это Ирвин. Билл, может быть мне перезвонить?
— Кто это? — внезапно просыпается Билл, обнаруживая себя говорящим с кем-то по телефону.
— Ирвин. Ирвин Лестевник. Мы с вами общались по поводу квартиры в Берлине.
— Ах, Ирвин Лестевник! — нельзя сказать, что Билл обрадовался. Скорее уж наоборот. — Доброе утро! Простите, я никак не могу отоспаться.
— Я понимаю. Вы въедете сегодня?
— А разве мы говорили не о завтра?
— Вообще-то мы говорили о вчера.
— Да вы что? Это я тут три дня что ли проспал? — опешил он.
Ирвин скромно промолчал.
— Подождите, Ирвин. Сейчас соображу... Я просто, как вернулся, упал в кровать и умер... Пока вы меня не воскресили...
— Я понимаю. Простите.
— Сколько времени?
— Три часа сорок три минуты.
— Нет, сегодня не успею. Давайте так. Я соберу вещи и закажу на утро машину. А вы завтра будете ждать меня в той квартире. Думаю, что во второй половине дня буду уже в Берлине. Я позвоню вам в любом случае. У меня же даже ключей нет. Договор подпишем на месте, деньги я тоже привезу. Там все так, как на фотографиях?
— Абсолютно.
— О'Кей, тогда до встречи, — беззаботно чирикнул Билл, нажал отбой и грубо выругался. Он совершенно забыл, что съезжает с квартиры Тома. Внезапно стало страшно. Куда это он едет... Как? В какой Берлин? Зачем? Как он будет там один? Без Тома? Без его Тома?
Прислушался.
Тишина.
Стало больно и обидно.
Интересно, а куда свалил Том, если валить ему, по идее, больше не к кому? Может, опять к своему Юргену улетел — держать за ручку, как это принято у всех геев на свете?.. Тьфу! Билл задрожал от негодования и врубил на полную мощность музыкальный центр.
Замечательно! Нет, просто замечательно! У Тома брат уезжает, а ему плевать! Никаких попыток остановить! Ни-че-го! Ни слова! Он срывал с вешалок вещи и складывал их в сумки. Доставал из шкафов какие-то важные для него безделушки, которые трепетно хранил многие годы. Собрал все рамки с фотографиями, на которых был один. Он не хотел в своей новой квартире видеть ничего, чтобы хоть как-то напоминало ему о Томе. Поэтому Тома в его квартире не будет. Это он решил. Ничего, никакой вещи, никакой фотографии, даже мыслей в его новом доме не будет о Томе. Куда он опять пропал-то?.. Больной ведь... Билл видел, что ему тяжело стоять, когда они только вошли в квартиру. Охрана разнесла их чемоданы по комнатам и ушла. А Том стянул с себя куртку, словно с трудом, бросил на полку шапку, и, чуть придерживаясь за стену, ушел к себе. Билл хотел помочь, но потом вспомнил, как тот орал на него в автобусе, и передумал. Том, конечно, почти сразу же извинился за ту выходку, повинился, покаялся, Георг и Густав над ним постебались, вроде бы перевели все в шутку. А вот Билл расстроился. Очень расстроился. И обиделся. И обида-то эта какой-то детской вышла, смешной и идиотской, но все равно такой болезненно-отчаянной, очень обидной была та обида. А самое главное, его Тома, его маленького плюшевого Тома Том тут же грубо заткнул за ремень джинс, и Биллу показалось, что его Тому там неудобно, больно и неприятно. Так же, как было больно, неудобно и неприятно самому Биллу.
Ближе к утру Билл доел всё, что заказал, выкинул мусор, привел свою теперь уже бывшую комнату в относительный порядок, как следует заправил кровать. Мало ли, кто тут будет ночевать... Ему не хотелось, чтобы его подушки дарили кому-то его сны, а его одеяло согревало кого-то его теплом. Он забрал их с собой. Он собрал в ванной все свои маски для волос и лица, все крема, гели и шампуни, лаки, муссы и косметику, все бритвенные принадлежности. Оставил Тому зубную пасту и гель для бритья — они всегда пользовались одним и тем же тюбиком. Взял зубную щетку... Ванная как-то сразу осиротела, опустела... А единственная щетка в стакане... Она отражалась в зеркале и, казалось, что их две.
— Придется тебе теперь подружиться с подружкой их сиятельства. Его белые аристократические зубы, наверное, тоже чистят по утрам простые нейлоновые щетки. Вам будет весело, уверяю.
Ну вот и всё... Пришла машина...
Он показал грузчикам, какие вещи забирать.
Прошелся еще раз по гостиной, прощаясь с предметами, постоял в спальне. Подошел и прислонился лбом к двери в спальню брата. Погладил ее.
— Ты... Я люблю тебя... Я смогу... Смогу без тебя...
Он медленно обувался в коридоре. Застегнул куртку... Открыл ключницу на стене и забрал свои ключи. Погасил свет в квартире. Взялся за ручку, и вдруг его словно током ударило — ключи! Что-то не то!
Он распахнул ключницу. Ключи! Ключи Тома на месте! От машины и от дома! И от студии! И от родительского дома! То есть, если Билл сейчас закроет квартиру, то Том просто не попадет домой?
Билл похолодел.
Крутка Тома на месте.
Он пошарил по карманам — портмоне на месте.
Все кроссовки Тома на месте. Стоят в рядок на полке.
Том дома?
И за три дня...
Он метнулся к нему в комнату, мысленно умоляя только об одном — хоть бы был жив!
Замер перед дверью, не решаясь войти.
Хоть бы был жив... Пожалуйста, только живи... Он останется... Он сделает всё, что угодно! Пожалуйста, только живи...
Билл взял себя в руки и попытался думать логически. В квартире достаточно тепло, если не сказать жарко. Если бы Том умер, то начал бы уже разлагаться, иными словами, вонять на всю квартиру. Если от Тома не воняет, следовательно, он живой. Ведь так? А если он жив, то чего Билл так перепугался? Может, у брата очередной заскок, и он решил утопиться в своей депрессии? Хотя то, что за три дня Том не подал никаких признаков жизни, неприятно напрягало.
Он осторожно нажал на ручку и толкнул дверь — та бесшумно распахнулась, пропуская его вперед.
Так... крови не видно, стало быть, вены целы. Хотя их можно порезать и в кровати...
Билл робко шагнул в спальню.
Судя по раскиданным по подушке дредам, Том под одеялом...
Но ведь можно и таблеток наглотаться...
Дома тепло... Если не пахнет...
— Том, — неуверенно позвал он. — Том, я уезжаю... Ты не хочешь, меня проводить?
Не шевелится.
Билл втянул ноздрями воздух.
Ничем особенным не пахнет... Хотя он не может сказать точно, как пахнут трупы. Человеческие трупы...
Он подошел к брату. Огромным усилием воли заставил дотронуться до оголенного плеча...
Шумно выдохнул, рухнув на край кровати.
Насколько он помнил из литературы, мертвые должны быть холодными на ощупь.
— Удивительно даже, насколько ты урод, — проворчал Билл. — Вот необыкновенный урод. Я, знаешь, сколько всего успел подумать за эти тридцать секунд. А тебе хоть бы что.
Том все также не шевелился.
— Не знаю, что сказать тебе на прощание. Как-то у нас с тобой все не по-людски стало. Я вижу, что тебе тяжело и больно, я хотел поддержать тебя, помочь... Помнишь, как раньше было классно? У нас всегда беда была одна на двоих... И радость на двоих... одна... тоже... А сейчас... Этот Юри в твоей жизни занял мое место... Ты с ним помиришься, я уверен. Ты у меня очень хороший... А тот парень... Тот... Франко... Том, ты же лучше него, красивее, умнее... К тому же их отношения все равно в последнее время на грани разрыва... Не думаю, что князь после того, как Франк проткнул ему шкуру, захочет быть с ним рядом. Я... Я хочу, чтобы ты был счастлив. Прости, если делал, что-то не так...
Он еще раз провел рукой по плечу, удивленно отмечая, что оно какое-то ненормально горячее. Осторожно нажал, пытаясь опрокинуть тело с бока на спину, открывая лицо. Краем глаза заметил, что брат лежит в обнимку с плюшевым медведем. Его Томом... Маленьким рыжим Томом, который обещал поехать с ним в Берлин и далекую Америку... Дрожащим пальцем скинул несколько дредлоков с лица. Глаза полузакрыты и... Он не понимал, как описать этот взгляд... Мутный? Невменяемый? Бессмысленный? Как у спящего? Только Том не спал — дыхание нездоровое, едва различимо. Билл схватил его за плечи и принялся трясти, истерично крича всего одно слово:
— Том!!!
Веки дрогнули. Из уголка глаз поползла слезинка. Он что-то постарался сказать пересохшими губами, но не смог.
Билл поднес ухо прямо к его рту.
— Пить, — кое-как различил сквозь сип.
Он выхватил из дорожной сумки бутылку с минералкой. Вскрыл ее. Придерживая брата за плечи, попытался напоить. Том слабо дернулся, делая глоток и обливая все вокруг. Билл аккуратно уложил его на подушки, перевернул одеяло мокрым концом к ногам и набрал номер врача, который сопровождал группу в поездке. Срывающимся голосом потребовал, чтобы тот немедленно приехал к ним домой. Потом схватился за голову, поносился по комнате, пытаясь понять, что делать.
— Герр Каулитц? — позвал из прихожей старший из команды грузчиков.
Билл неожиданно вспомнил, что уезжает. Дьявол! Почему он всегда об этом забывает?!
— Герр... Простите, как вас? — подлетел он к мужчине. — Вот адрес. Там вас встретит Ирвин Лестевник. Вот его телефон. — Билл торопливо написал номер на бумажке с адресом. — Я позвоню ему... Попрошу, чтобы он проследил... Отдайте ему деньги. Пожалуйста. У меня брату плохо. Я вызвал врача. Я позже приеду. Немного позже. Не могу его оставить одного. Пожалуйста. Вот, как мы договаривались, — протянул заработок рабочих.
— Да, хорошо. По этому адресу нас будет ждать Ирвин Лестевник. Мне надо передать ему деньги.
— Да, все верно. Я позвоню ему.
Уладив все дела, позвонив агенту в Берлин, Билл вернулся к брату. Том опять сжался в комок, натянув одеяло до самой макушки.
Он опустился на колени перед кроватью.
— Что-нибудь болит? — погладил его по голове. Потрогал лоб. Улыбнулся. — На тебе можно жарить яичницу. С беконом.
Том чуть поморщился.
— Почему ты меня не позвал? Просто надо было крикнуть мне и всё. Или ты предпочитаешь умирать в одиночестве?
Молчит.
Билл ткнулся носом ему в руку, закрыл глаза, прижал горячую ладонь к губам. Он не хотел никуда ехать. Он хотел остаться с ним. Только с ним...
Врач несколько скептически посмотрел на термометр. Причмокнул и нахмурился. Достал из волшебного чемоданчика несколько ампул. Наполнил шприцы.
— Ну ты чего-то совсем расклеился, Томми. Я понимаю, стресс, депрессия, устал сильно, но надо же взять себя в руки, — дружелюбно выговаривал герр Шмидт. Том апатично смотрел куда-то в сторону. За все время он не произнес ни единого слова. — Лекарства, наверное, не принимаешь, да? Вот и температура такая поднялась. А принимал бы лекарства, все было бы нормально. Давай-ка вот что, я выпишу тебе успокоительное, иммуностимулирующее. Те лекарства, которые я назначил, принимай по той же схеме. Тебе надо больше пить и спать. Сейчас сделаю укол, чтобы сбить температуру. Билл, надо будет еще купить парацетамол, у вас что-то не аптечка, а недоразумение какое-то.
— Это опасно? — с мольбой смотрел младший близнец на врача.
— Ну, — пожал тот плечами. — Понимаешь, любое заболевание опасно, и простуда в том числе. Особенно, если ее не лечить и запустить. Но, я надеюсь, Том у нас умничка, и будет принимать лекарство вовремя. Да, Том? Ты же не хочешь лететь в Америку больным, да?
Том закрыл глаза и отвернулся от присутствующих.
— Билл, вот тебе список того, что надо купить. Иди в аптеку, а я с ним побуду. Надеюсь, что к твоему возвращению температура спадет, и ты больше не будешь орать таким голосом мне в трубку. Честно говоря, я думал, что твой брат как минимум умер.
Билл покраснел, недовольно дернул плечом и ушел в аптеку.
На обратном пути он заглянул в супермаркет, набрал Тому «Скиттлс» и жевательного мармелада, потом подумал, что одному ему будет скучно, и купил несколько DVD.
Уезжать отчаянно не хотелось.
Он бы с удовольствием посмотрел эти фильмы с Томом вместе, сидя у самой стеночки, прячась за его спиной, вздрагивая от его внезапных хватаний за руки или ноги, злясь на безудержный хохот брата. Пусть только скажет. Он останется. Только попросит. Билл дал себе слово, что даже ломаться не будет. Пусть просто скажет, что он ему нужен...
Герр Шмидт ушел, раздав последние ЦУ. Герр Не-помню-как-вас-там отзвонил, сказал, что они подъезжают. Герр Лестевник уже сидел в квартире и ожидал машину. Герр Каулитц-младший заказал билет на поезд до Берлина... На пять часов вечера. Через пятнадцать минут выходить... У него дрожали руки, ноги, а настроение было таким, словно в душу нагадили.
Он нервно вышагивал по гостиной и боялся зайти в свою пустую комнату и ванную. Слышал, как Том дошел до туалета. Значит, стало немного лучше. Значит... он больше не нужен... Можно ехать? Пусть только попросит... Хотя бы намекнет...
Том лежал в тишине, прижав руки к груди, и смотрел в одну точку. Лицо такое, будто он познал всю боль мира одновременно. Без маски. Такое, каким оно должно было быть все эти дни. Но хоть взгляд осознанный — уже приятно.
— Том, — Билл поискал взглядом пульты от телевизора и dvd-плеера. — Я вот тебе фильмы новые купил... Ну... Если вдруг тебе станет... одино... скучно... или вы там с Юри захотите что-нибудь посмотреть на ночь. Вот этот поставлю, а те сюда положу, рядом. Пульт вот... Только руку протяни... Хорошо? Лекарство вот тут... — покрутил рассеяно головой. Придвинул стул к кровати. — Вот. Даже вставать не надо... Я уезжаю, Том... — сказал жалобно и сжался.
Том молчал.
Билл потоптался, не зная, что делать. Он ожидал чего угодно, только не такого вот безразличного молчания и тупого лежания на кровати.
— Том, я... Там машина уже пришла... Вещи уже... — он виновато посмотрел на брата. Наверное, плохо уезжать, когда он болен. — Ты это... Там лекарства... Я купил всё, что доктор велел... Пиццу себе закажи... Ты это... Горячее пей...
Том не шевелился. Лишь ресницы подрагивают. Моргает медленно.
Всего одно слово и Билл останется, никуда не поедет. Будет сидеть рядом с ним, греть ему чай, делать компрессы...
— Там доктор еще велел, чтобы ты грудь и горло натирал... Мазь... Разогревающая... Там... На стуле... И ноги...
Том закрыл глаза.
Ком стоит в горле. Кажется, что предаешь... Всего одно слово... Или знак...
— Хочешь, я останусь? — не выдержал.
Молчит.
— Том, мне остаться? — с надеждой.
— Езжай, — хрипло, едва слышно.
В груди больно кольнуло. Словно пуля попала... Билл хмыкнул и закусил губу. Попытался улыбнуться. Не вышло.
— Я устроюсь... Приезжай в гости... — Понятно, что не приедет. — Ты будешь мне звонить? — Понятно, что не будет.
Молчит.
— Я буду часто приезжать, ты не переживай... У нас же здесь студия... Ребята здесь... Друзья... тоже... здесь... Ты будешь мне рад?
Ресницы дрожат.
— Еда там... В холодильнике...
Спохватился, убежал на кухню. Достал из пакета его любимые сладости, а то ведь не найдет сам.
— Я купил специально для тебя, — протянул.
Том взял.
Билл заметил, что у него ледяные руки и игрушка опять лежит под боком.
— Температуру померяй, может, опять поднялась...
Не отвечает.
— Ну... Я пошел?..
Достаточно взгляда...
— Я там дверь закрою... Не вставай...
Он очень долго обувался. Очень долго ковырялся с курткой, искал очки и кепку. Он еще пару раз заглянул к брату, просто чтобы посмотреть, может ему что-то понадобиться... Вода там... Или лекарство какое... Том так и не изменил позы за это время, не произнес ни слова, не вышел проводить...
— Ты звони мне... Можно я тоже буду тебе звонить?
Так и не дождавшись ответа, он ушел из своей квартиры.
Спустившись вниз, он все оглядывался на окна, пытаясь увидеть там знакомый силуэт, или хоть какое-то шевеление занавесок, может быть свет... Он не чувствовал взгляда брата... Значит, он так и лежит, прижав к груди маленького плюшевого Тома...