10
— Нет, Том, я не знаю, где он. Правда. И потом, не думаю, что Билл придет ко мне. К Густаву — да, но ко мне?
— Его нет у Густава. Нет у Георга. Нет у Андреаса. Нет ни у кого, кого я знаю. Он не пошел к Паулю, не звонил Рону. Не поехал к матери. Не напросился в гости к кому-нибудь из продюсеров. Я всех обзвонил, — в голосе усталость и отчаянье, безысходность, граничащая с тщательно замаскированным страхом.
— Может он завис у девушки или у кого-то, о ком ты не знаешь?
— Нет его у девушки. И друзей новых нет. Он в последнее время дома сидел безвылазно. Я просто подумал, что он мог прийти к тебе. Больше не к кому... И уехать он никуда не мог — документы на месте. У него даже денег нет — бумажник не взял, а там все кредитки, наличность... Если бы с ним что-то случилось, мы бы уже об этом знали, да? — протяжный вздох, перешедший во всхлипывание, оборвался где-то на взлете. Дыхание исчезло.
— Том, не говори ерунды! — влез в разговор Густав. — Что с ним может случиться? Он взрослый и самостоятельный...
— Вот именно, что с ним всегда что-то случается! — сорвался, закричал, заистерил. — Это какое-то стихийное бедствие, а не человек!
— Мальчики, не ругайтесь! — повысила голос Франциска. — Успокойся, Том. Ты прав, если бы что-то произошло, мы бы уже знали... Значит, с ним все в порядке. Можешь объяснить, что произошло? Почему Билл ушел?
— Я... — замялся он. Опять дыхание исчезло, словно он собирается с силами, чтобы рассказать.
— Том? — мягко, но настойчиво произнесла девушка, подталкивая его, как малыша-несмышленыша к первому шагу в реку.
— Я не спал трое суток. Еще дорога... Домой приполз с единственной мыслью — спать. Видимо так переутомился, что сначала никак заснуть не мог, — каждое слово дается с трудом. Говорит все тише и тише. Потом набирает полную грудь воздуха и снова пытается рассказать, заикаясь, сбиваясь, дрожа. — А Билл среди ночи прибежал с новой песней... Разбудил... Просил, чтобы я ему сыграл. А я не то что играть, глаза открыть не мог, их словно песком засыпало и свинцом сверху залило. Он прочитал стихи, я и половины не понял. Он спросил, как мне понравилось. А что я ему скажу? Ляпнул херню какую-то, только чтобы отвязаться... У него вдруг слезы потекли. Он текст порвал и из квартиры пулей вылетел. Я за ним в чем был метнулся... Даже догнать не успел. Был бы одетым, может, смог бы найти... Я и так полквартала в одних трусах обежал... Он как сквозь землю провалился.
— А что ты ему сказал? — нахмурилась Франциска.
— Я не помню... Правда... Я толком и не проснулся на тот момент.
— Том, вам надо помириться, — вздохнул Густав. — Это тупая война уже всем поперек горла стоит.
— Я с ним не ссорился, Густав. И не воюю.
— А как это называется?
— Я не хочу, чтобы он лез в мою жизнь. Он сам по себе. Я сам по себе.
— Том, но вы всегда были так близки, — тихо проговорила Франциска.
— Были... — с горечью вздохнул он. — Сейчас я всего лишь хочу его найти и убедиться, что с ним все в порядке. Чтобы между нами не произошло, а он мне прежде всего родной брат. Ладно, ребят, если что-то узнаете или Билл выйдет на связь, позвоните мне. Я хочу сегодня в одно место съездить, может быть он там...
— Куда?
— К отцу. Идея, конечно, совсем уж бредовая, его туда насильно не затащишь, но вдруг... Потом останутся только больницы, полиция и морги, — голос дрожал все сильнее. Том тяжело задышал. Сделал над собой усилие и чуть спокойнее попросил: — Франциска, позвони мне, ладно, если он у тебя появится?
— Хорошо.
Комната наполнилась короткими неприятными гудками. Девушка отжала кнопку громкой связи, выключая звук. Посмотрела на гостей. Повисла гнетущая тишина.
— Нда... — выдохнул Густав, прошелся по комнате туда-сюда. — Ты мог хотя бы нас предупредить? Мы ведь морги, больницы и полицейские участки еще три дня назад обзвонили.
— Не кричи на него, — осадила брата Франциска.
— А ты тоже хороша! — переключился он на сестру. — Мы его неделю ищем, а он у тебя торчит. Хоть бы позвонила!
— Я просил никому ничего не говорить, — тихо отозвался Билл из кресла. Он сидел в цветастом шелковом халатике Франциски, поджав ноги и обхватив руками чашку с горячим какао. Рядом на столике лежал недоеденный круассан. Лицо безучастное, взгляд пустой...
...Когда неделю назад рано утро заспанная девушка открыла дверь и обнаружила младшего Каулитца с лицом, как будто он только что присутствовал при гибели всего человечества, она поняла, что все плохо. Всегда холеный Билл сейчас стоял маленький, убогий, тощий, потерянный, волосы торчали в разные стороны, а взгляд завораживал безумием. Она с удивлением заметила, что он босой, по колено грязный, и явно в домашней одежде — старая, растянутая футболка и какие-то потерявшие всякую форму древние джинсики. Франциска отступила назад, пропуская раннего гостя в квартиру. Ни слова не говоря, отвела его в ванную, стянула с совершенно не сопротивляющегося парня футболку и штаны, велела погреться под душем, пока она заварит чай. Потом Билл молча выпил напиток, съел все таблетки, которые дала ему девушка, и благополучно проспал больше суток. Единственная фраза, произнесенная им за все это время, была: «Не говори никому, что я у тебя, даже Густаву».
Билл более-менее пришел в себя только на четвертый день. До этого он два дня пролежал в постели с трагичной миной, отказывался от еды и передвигался исключительно по маршруту спальня-туалет-спальня. Франциска пыталась его разговорить, узнать, что произошло, но он упрямо молчал. Та кормила его успокоительным и йогуртами и не лезла в душу без приглашения. Она уже знала от брата, что Билла активно ищут, что они в глобальной ссоре с Томом, но местонахождение друга не сдала. На четвертый день Билл сам выполз к завтраку, пытался шутить и улыбаться. Получалось не очень, но хоть так. А на шестой день ей, наконец-то, удалось узнать, что произошло. Билл сбивчиво рассказал про то, как Том его приложил, как метался потом по улицам, как хотел спрыгнуть с эстакады, но испугался высоты, как куда-то бежал и позорно рыдал, словно глупая девочка, а потом понял, что надо у кого-то спрятаться на несколько дней, чтобы прийти в себя и решить, как жить дальше.
У Франциски было тихо и спокойно. Безопасно. Утром она уезжала на работу, и Билл был предоставлен сам себе. Вечером она возвращалась, готовила ужин, развлекала его болтовней. Билл так соскучился по общению, что к концу недели совсем освоился, разговорился, и ничего его не угнетало, кроме отсутствия сменной одежды. А сегодня у девушки был выходной. После завтрака она ушла в магазин за продуктами и неожиданно быстро вернулась. Позвонила. Наверное, что-то забыла. Билл распахнул дверь и... перед ним стоял Густав. От удивления вытаращивший глаза и открывший рот. Билл и сам сначала опешил, потом испугался, затем запаниковал.
«Твою ж мать...» — пробормотал Густав.
«Здрасти...» — проблеял Билл, стыдливо запахивая полы короткого халата. Джинсы и футболка второй час бултыхались в стиральной машинке...
...Густав сердито посмотрел на сестру, потом на друга, вздохнул и снова принялся мерить комнату шагами.
— Сколько ты планируешь тут сидеть? — спросил тоном учительницы начальных классов.
Билл неопределенно дернул плечами.
— Вот скажи мне, можно ведь было позвонить хотя бы менеджерам? Я понимаю, что ты хотел отомстить Тому, я понимаю, что ты нас с Георгом ни во что не ставишь, но хоть кому-то ты мог позвонить и сказать, где ты, чтобы люди не волновались? Билл, у нас под угрозой тур, продюсеры поседели, все в панике, о твоем исчезновении запрещено говорить вообще. Не дай бог журналисты узнают! Как ты можешь быть таким безответственным?
— Густав, он не мог позвонить, — вступилась Франциска. — Он только-только немного ожил. И я не отпущу его отсюда, пока не буду уверена, что с ним все в порядке.
— Ничего, — недовольно фыркнул парень. — Он-то ожил, зато все остальные слегли. В общем, одевайся, и поехали домой.
— Мне не в чем ехать. Да и дома у меня больше нет.
— Что значит дома нет? Билл, ты же слышал, что говорил Том. Он ищет тебя, переживает...
Билл покачал головой, обхватил колени руками и уткнулся в них носом.
— Я не нужен ему больше. Он отвернулся от меня. У него есть Юри, с которым можно часами висеть на телефоне, срываться по первому его зову, пропадать на несколько дней, совершенно наплевав на то, что я буду нервничать, переживать, психовать... У меня нет дома.
— А сам? — скривился Густав.
— Кто такой Юри? — мягко спросила девушка.
— Я не знаю. Густав, он ничего не рассказывал о своих новых друзьях?
— Том вообще ни о чем больше не рассказывает. Раньше не заткнешь его ничем, а сейчас слова клещами не вытащишь. Он такой со всеми, не только с тобой. Единственное, что я знаю, Том хотел перед туром куда-то съездить на три-четыре дня, а никто из продюсеров его не отпустил. Сказали, что пока вы не помиритесь, но не для виду, а на самом деле, он может забыть о своих поездках вообще...
— Он на день рождения к девушке собирался, — со знанием дела сообщила Франциска. Ребята удивленно повернулись к ней. — Он мне недели две назад звонил и спрашивал, что можно подарить девушке, но такое, чтобы оригинальное и запоминающиеся. Хотел сделать что-то особенное.
— Ты не знаешь к кому? Он не говорил? — с надеждой смотрел на нее Билл.
— Нет. Сказал, что подарок для девушки. Я начала спрашивать, сколько ей лет, блондинка или брюнетка, какой характер... Он сказал: «Обычная».
— А ты уверена, что он говорил про девушку? Может быть про парня? Он имя не произносил?
— Да нет же! Про девушку. Я так поняла, что это кто-то очень важный для него, не просто знакомая или подружка.
— Мало ли у Тома девушек, — явно не оценил причину беспокойства друга Густав.
— Я готов уже на любую молиться, лишь бы это был не Юри, — пробормотал Билл.
— В общем, продюсеры и так Тома не отпустили, а тут еще ты пропал, — вернулся к основной теме Густав. — Но если бы он уехал, я перестал бы его уважать. Знаешь, Билл, он действительно очень испугался и безумно волновался из-за тебя. Как бы Том не притворялся бесчувственной скотиной, эти дни для него стали сущим кошмаром, поверь мне. Я был с ним постоянно. Мы с Георгом были рядом с твоим братом все это время. По-моему это хороший повод помириться и забыть взаимные обиды. Хочешь, я позвоню ему и попрошу за тобой приехать?
— Нет, — вздохнул Билл.
— Хорошо. Как знаешь.
Густав достал телефон и набрал чей-то номер.
— Я слова никому не давал. А если учесть, сколько человек сейчас тебя ищут, то я бы на твоем месте придумал очень правдоподобную отмазку, — проговорил Густав, пока шли гудки. — Алло, Дэвид, привет. Помнишь, ты вчера говорил про вечеринку, на которую нас приглашали? Подтверди наше присутствие... Нет, я не сошел с ума... Не кричи... Не-кри-чи, я тебе говорю... Подтверди, прошу тебя... Как кто пойдет? Я, Георг, Том и Билл... Почему я издеваюсь? Я совершенно серьезен... Да... Да... Нет... Да... Теперь всё в порядке... Только не надо на него орать, очень тебя прошу. У него нервный срыв был, переутомился сильно. Ты же знаешь, мы последние недели чуть ли не круглосуточно работали, а у него еще проблемы с Томом, вот и сорвался... Нет, он не мог позвонить, говорит, что несколько дней вообще не в себе был, но сейчас все в порядке. Добрые люди подлатали... Да, он мне позвонил только что, я привезу его завтра. Ты там предупреди всех, чтобы расслабились... Хорошо, ребятам я сам скажу. Спасибо тебе. До завтра. — Он подмигнул сестре, расплываясь в довольной улыбке.
— И что все это значит? — скептически скривилась она.
— Всё очень просто, — потер Густав руки, уселся на диван и взял чашку с остывшим какао. — Завтра ближе к вечеру я приеду за Биллом, привезу ему одежду, отвезу к стилисту, а потом на вечеринку. Там он пообщается с братом, и будет понятно, как быть дальше: или Билл вернется домой, или будет снимать жилье.
— Он может у меня пожить. Ты ведь не против?
Судя по безразличному лицу, Биллу было все равно.
— Мы должны сохранить группу, Билл. У нас столько планов, альбом, тур... Будет глупо потерять всё, столько лет упорной работы, столько сил и нервов, из-за вашего с Томом идиотизма.
— Ты не понимаешь, — едва слышно отозвался он. — Я пытался, много раз пытался... Он не хочет...
— Думаю, эта неделя его хоть чему-то научила. Что он сказал тебе той ночью?
— Что я написал самую отвратительную песню в своей жизни и чтобы больше не смел прикасаться к его вещам.
— Неприятно, но не смертельно. В конце концов, мало ли ты писал отвратительных песен в своей жизни, которые потом стали хитами? — рассмеялся Густав.
Билл против воли улыбнулся.
— К тому же Том, как тот критик, что, прочитав об альбоме два критических материала, написал третий. Приноси ее в студию, чего-нибудь придумаем. Помнишь, как мы ржали над «Сквозь муссон»? — И Густав вдруг затянул совершенно отвратительнейшим писклявым голосом: — Окно больше не открывается. Здесь внутри всё заполнено тобой и одновременно пусто. У меня на глазах потухла последняя свеча... — он громко всхлипнул и показательно вытер тыльной стороной руки несуществующие сопли.
Франциска и Билл захохотали.
— Вот-вот. Бред еще тот, но народ почему-то от нее тащится! Ладно, я поехал на тренировку, а вы тут не скучайте. Что тебе завтра привезти?
— Не знаю... Привези что-нибудь черное... Густав... и это... — Билл густо покраснел. — Трусы, носки и кроссовки.
— Ты от него босиком что ли сбежал? — заржал друг. — Два идиота!
Франциска прикрыла рот ладонью, чтобы не смеяться так уж явно. Билл посмотрел на друзей и тоже захихикал.
В представлении Билла вечеринка должна была пройти более позитивно. По крайней мере, именно так он настроил себя с самого утра и именно с такими радужными мечтами приехал в клуб. Вчера вечером он все-таки выпытал у Франциски всё, что мог про девушку, поделился с ней подозрениями и наблюдениями относительно новых друзей брата.
«Понимаешь, мы с ним еще на Мальдивах повздорили, а потом этот скандал с Луизой в прессе окончательно добил наши отношения. Наверное, именно из-за него Том просит теперь не лезть в его личную жизнь. Его так травили с ней, что... Столько грязи вылили... Там еще какие-то левые телки появились, одна вообще долго и нудно на каждом углу брехала, что беременна от него... Мне кажется, если бы он поступил так со мной, я бы его вообще возненавидел. Но я же не нарочно! Я же хотел извиниться...»
«Я знаю, читала, еще Густав рассказывал. Ничего удивительного, что он закрылся».
«Но не это главное. Он сменил компанию. Ладно, я допускаю, что это из-за моего длинного языка и того, что многие его осудили. Но теперь ему звонят какие-то мужчины. И... Франциска, только, умоляю, никому! Даже никаких намеков! Я боюсь, что Том гей...»
Франциска хохотала долго и громко. Билл смущался и краснел. Он сбивчиво пересказал ей подслушанный разговор, поведал о Юри.
«Когда ты сказала про девушку, я тут же подумал про Луизу. Она говорила, что у нее скоро день рождения. Я не помню когда, она сказала, что скоро. Юри этот занимается танцами. Она тоже занимается танцами. Странное совпадение, правда? Может быть, Том тайно встречается с Луизой? Но зачем эта сложность с Юри? Кто это? И почему он признавался в любви мужчине? Он ведь действительно испугался, когда понял, что я слышал их разговор».
«Я думаю, все просто: Юри звонит Тому по просьбе Луизы и просит его к телефону, так как есть опасение, что ты возьмешь трубку и узнаешь ее. Потом Том разговаривает с Луизой, когда ему кажется, что все тихо и спокойно».
«И говорит с ней, как с парнем, даже находясь у себя в комнате в одиночестве? Слишком сложно. Да и глупо как-то... А если это не Луиза? Мало ли у Тома подруг? Зачем тогда ее скрывать? Да и я тысячу раз говорил ему, что Луиза хорошая, и я совершенно не против их встреч и отношений. Ну да, я вел себя, как последний кретин с ней, но я уважаю его выбор. Зачем весь этот глупый спектакль?»
«Я бы попыталась узнать номер телефона, с которого звонит твой таинственный Юри, и позвонила бы на него с какого-нибудь другого телефона. Трубку возьмет настоящий владелец номера».
«И если это будет Луиза, то я попрошу их больше не прятаться!»
«А если кто-то другой?»
«Это будет она, мне внутренний голос подсказывает!»
Ночью Билл никак не мог заснуть, прокручивая в голове будущий разговор с девушкой. Он помнил, что она относилась к нему в целом неплохо, и очень рассчитывал на снисхождение и в этот раз. Когда все определилось, когда он смог объяснить себе скрытность брата, стало как-то легче дышать. Дело за малым — добраться до телефона Тома и найти ее номер. К утру он даже полюбил Юри, который столько времени был проводником отношений брата. Если ему удастся поговорить с Луизой, убедить ее, что он за них и не причинит больше никакого вреда, то можно будет рассчитывать на восстановление отношений с братом. В последнее время это стало настоящей идеей фикс. Теперь он с нетерпением ждал вечера. Том должен пойти на контакт, ведь он так волновался за него, а если Билл еще и с Луизой помирится, то в честь того великого дня закатит большую пати в каком-нибудь ресторанчике.
Том на контакт не пошел.
И, кажется, от мордобоя Билла спасло только то, что вокруг было полно народу.
Билл забился в угол между Дэвидом и стеной, от гостей его отделял Георг, и чуть поодаль сидел Густав. Том с совершенно непроницаемым лицом расположился с краю и весь вечер или с кем-то переписывался, или трепался по телефону. И он не предпринял ни одной попытки, чтобы подойти к Биллу, не заводил разговор, не поздоровался, да, собственно, вел себя так, словно того и не существует вовсе. И если в начале вечера, Билл еще улыбался и радовался его присутствию, то к середине сник окончательно.
Ему незачем возвращаться домой.
У него больше нет дома.
Он удрал с вечеринки тихо и без свидетелей, по-английски, через запасной вход. Завтра надо будет подумать и принять решение. Очень важное решение. Встретиться с Дэвидом. Извиниться перед ребятами. А сейчас надо подышать свежим воздухом и побыть наедине с собой. Это успокаивает. Может быть, съездить куда-нибудь на несколько дней в тихое уютное место, или, наоборот, затеряться в шумном городе другой страны, побродить по улицам, впитать что-то новое, потратить деньги на шмотки. Кстати, о деньгах, вот всем Густав хорош, кроме одного — по какой причине ему не пришло в голову привезти ключи от квартиры, деньги и телефон? Это же само собой разумеющееся... И вот как теперь ему добираться... А куда ехать-то? Билл остановился и посмотрел по сторонам — никого. Безлюдно, темно и страшно. Так... До студии идти минут двадцать. Ключей нет. Стало быть не подходит. Квартира Тома исключается. Густав и Георг тоже на окраине обосновались — хороший, респектабельный район, только от цивилизации далеко, пешком не доберешься, нет, доберешься, но к утру. Обратно к Франциске? Он и так у нее неделю прожил, как-то не хочется напрягать человека еще раз. Билл чертыхнулся — он не смог вспомнить никого, кто бы жил рядом с этим клубом. Надо ловить машину и ехать к кому-нибудь в гости. Не хватало только неприятностей огрести на пятую точку.
Улица, докуда хватало взгляда, оставалась подозрительно пустой. С одной стороны это не могло не радовать, с другой — пугало и настораживало. Билл застегнулся, поднял воротник и быстрым шагом направился вперед, держась ближе к бесконечному высокому забору. В его тени он не заметен, а значит в безопасности.
Странное состояние. Вроде бы должен быть расстроен, потому что все надежды, которые он возлагал на этот вечер, благополучно канули в лету, растворились, разбились, а настроение все равно какое-то возбужденно-веселое. Или это называется истерикой, когда все плохо настолько, что хочется смеяться, кататься по полу и смеяться до слез?
Он обернулся на чуть слышный гул мотора.
Машина.
Улыбнулся.
Вышел из тени и поднял руку.
Хоть бы остановилась...
Впрочем, неважно.
Нет, так нет.
Остановилась.
Яркий свет бьет в лицо. Ничего не видно.
— На Изештрассе подвезете? Я там дальше покажу, — все еще пытаясь прогнать белые точки из глаз, проговорил Билл, открывая пассажирскую дверь.
— Это теперь у нас там находится «за городом»? — обдало его сознание кипятком. Билл шарахнулся в сторону, словно перед ним неожиданно возник сам дьявол.
Застигнутый врасплох, он огрызнулся:
— Твое какое дело? Проваливай! — с силой хлопнул дверью. Гордо задрал нос и пошел вперед, всем своим видом показывая, что ни хрена у него не выйдет.
Черный «Кадилак» плавно скользил рядом.
Можно развернуться и пойти в противоположную сторону.
Можно свернуть в ближайшую подворотню и сбежать от него дворами.
Можно перелезть через невысокую ограду и скрыться в темноте парка.
Можно закатить истерику, наговорить ему всего.
Можно просто сесть в машину и поехать домой.
Домой...
Для чего?
Зачем?
У него больше нет дома...
— Билл, ехать со скоростью два километра в час в горку на такой тяжелой машине несколько неудобно. Если хочешь тащиться до перекрестка пешком, то я подожду тебя наверху. Или садись в машину.
«Кадиллак» замер.
Билл упрямо шел вперед.
Можно не обращать на него внимания и делать вид, что его не существует.
Можно показать характер, продемонстрировать уязвленное самолюбие.
Можно послать его к черту, ударить по самым слабым местам.
Можно уничтожить этого самодовольного урода.
Можно просто сесть в машину и поехать домой.
Просто.
Сесть.
В.
Машину.
Билл вернулся на тридцать кошмарных шагов назад, сел на свое излюбленное место и недовольно нахохлился, скрестив руки и ноги.
Том докурил, выкинул окурок в окно, и машина мягко тронулась с места.
Они ехали молча. Том улыбался чему-то своему. Билл сердито уставился в окно. Точнее наблюдал за его отражением.
— Достань там из сумки диск, — попросил брат. — На заднем сидении.
Билл скорчил противную рожу — я вам делаю такое великое одолжение — дотянулся до бумажного пакета, в котором лежали и вкусно пахли остывшие пончики, и извлек болванку в бумажном конверте.
— Послушай, — Том вставил диск в магнитолу и нажал Play.
Из колонок полилась спокойная, лиричная музыка. Очень плавная и какая-то осторожная, робкая.
— Это минусовка. Мы с голосом попытались записать, но что-то фигня какая-то вышла. Там три варианта аранжировки. Возьми текст, посмотри, какой лучше подойдет.
— Какой текст? — распахнул он от удивления рот.
— Господи, да в пакете бумажку поищи. Только она, наверное, теперь жирная. Что ты как маленький?
Нужный лист бумаги оказался мятый, в жирных пятнах и с какими-то значками поверх текста. Билл брезгливо развернул его и ахнул — песня! Та песня, которую он уничтожил! Издав радостный вопль, он едва не кинулся Тому на шею. Но вовремя одумался. Запустил диск заново. Руки дрожат от волнения. Глаза сияют. Улыбка такая широкая, что говорить невозможно, не то что петь. Не может спокойно сидеть, ерзает.
— Нравится? — улыбается в ответ Том. — Дэвид сказал, что если с твоим голосом все это будет звучать нормально, то можно снять клип. Только он текст поправил немного, а то очень коряво было.
Билл сложил руки на коленях и осторожно взглянул на брата.
— Том, мне очень тебя не хватает. Обещай, что ты ко мне вернешься, и все будет как прежде?
Его лицо моментально исказилось.
— Когда сможешь! — торопливо добавил он. — Когда сможешь простить...
Том ничего не ответил, безразлично уставился на дорогу. Билл все равно широко улыбался, рассматривая такой красивый профиль, длинные ресницы, в кончиках которых иногда поблескивал свет фонарей и неоновых вывесок, обиженно выпяченную нижнюю губу. Из динамиков звучала музыка, которую для него записали ребята. В голове на полном автомате проговаривался текст песни, подстраивался под ритм. Билл начал напевать. Откинулся на спинку, закрыл глаза и начал негромко петь, вкладывая в каждое слово особый смысл. Петь для него, обиженного и вредного. Петь для того, чтобы пробраться в его сердце обратно, тихонечко, незаметно, вернуться на свое теплое место в его душе, свернуться калачиком, жить там, впитывать родные мысли, питаться его эмоциями, дарить свою любовь, наслаждаться им каждое мгновение, как было много лет. Было. Есть. И будет. Или Билл не будет Биллом!
Дома они разошлись по комнатам. Билл упал на горячо любимую кровать и мечтательно уставился в потолок. Теперь, когда он знает его тайну, можно спать спокойно. И это ничего, что Том сейчас закрыт для него. Пройдет время, и брат снова начнет делиться с ним сокровенным. Надо только подумать, как ему помочь вернуться. Сначала, конечно же, надо добраться до телефона и позвонить Луизе. Что ей сказать? На Мальдивах произошло недоразумение, Билл вовсе не против девушки и будет рад, если они с Томом перестанут от него скрываться. Тот скандал в прессе... Улыбка исчезла, уступив место хмурым складкам на лбу... Надо ей объяснить всё, она поймет. Луиза не Том, она выслушает. Ну, в крайнем случае, он воспользуется всем своим обаянием и талантом уговаривать, уломает девчонку, переманит ее на свою сторону, и, заручившись поддержкой возлюбленной Тома, сможет вернуть себе брата. Том и сам бы уже пошел на контакт, но то ли гордость не позволяет, то ли боится, что Билл снова начнет дурить. Но в этот раз все будет по-другому. Он обещает. Всё будет хорошо.
В ванной шумела вода. Иногда ему казалось, что Том в прошлой жизни был уткой: его выдающиеся многочасовые заплывы могли довести до бешенства кого угодно. Но Билл радовался сейчас, как дитя, этим милейшим звукам. Радовался, что Том дома, рядом, не злится на него, не сбегает. Он так устал воевать, нервничать, переживать. Хотелось обнять его, затискать, защекотать. Хотелось болтать, как раньше, смеяться, издеваться друг над другом...
Он послонялся по квартире, погремел пустыми кастрюльками, залез в не менее пустой холодильник. Интересно, Том всю эту неделю питался святым духом? Может у брата в комнате есть что-нибудь съедобное? Он только заглянет и всё. Ничего трогать не будет, попозже попросит, если что-то есть.
На цыпочках прошел мимо ванной.
Аккуратно приоткрыл незапертую дверь.
Прислушался.
Моется...
Вошел.
Осмотрелся.
Пустая коробка из-под пиццы под столом. Две банки колы. Не густо.
На столе — часы, бумажник, справочник, телефонная книга, документы. Мобильный телефон.
Он словно завороженный вцепился в него взглядом. Луиза. Брат моется. Надо просто подойти, переписать ее номер и завтра позвонить. Луиза... Том... Он вернет себе брата.
Билл подлетел к столу и судорожно схватил трубку. Слава богу, клавиатура не заблокирована! Сердце колотилось в висках. Ноги стали ватными. Вот она! Так быстро и так просто. Он глубоко вдохнул и утопил кнопочку «Меню» в панельке. Видимо от волнения нажал очень сильно и сразу же провалился в папку с сообщениями. Недолго думая, выбрал «Входящие». От предвкушений у него пересохло во рту, а ладони похолодели и вспотели.
Папка с входящими сообщениями была забита письмами от Юри Лойера.
— Ну, здравствуй, милая Луиза! Приятно познакомиться, Билл, — улыбнулся он телефону. — Что тут у нас?
Juri Loyer / Открыть
Сегодня мне приснилось, что я целую твою родинку на ключице. Веду языком по шее, а ты смеешься и обнимаешь меня. Я так соскучился по тебе.
— Соскучился? — присмотрелся Билл к сообщению. — Дальше. Нет, не надо удалять...
Juri Loyer / Открыть
Он нуждался в тебе все это время. Прошу, больше не делай ему больно, прости его. Прости, и он обязательно вернется. OMG, как бы я хотел быть рядом и помочь тебе хоть чем-то!
Замер. Перечитал два раза. Это они о ком? Почему «хотел»? Потом, некогда думать! Дальше...
Juri Loyer / Открыть
Не выдумывай глупости! Он живой. Он вернется. Ты найдешь его. С ним все хорошо. Я буду молиться за него.
Билл удивленно перечитал сообщение. Кто этот человек? Следующее...
Juri Loyer / Открыть
Хочу выкинуть часы! С тобой время несется, а без тебя стоит на месте. Я как феникс — умираю с твоим отъездом и рождаюсь от твоих поцелуев. Я разучился жить без тебя. Вернись.
Это не Луиза... Это... парень?
Juri Loyer / Открыть
Ты еще не уехал, а я уже соскучился. Эта ночь была волшебной! Ты — мой личный наркотик.
Всё написано в мужском роде... Парень? Что за игры? Его Том не может быть геем! Не может спать с парнем! Не может любить этого человека... Его Том... Билл сглотнул. Часы показывали два часа сорок семь минут. Думаешь, самый хитрый, да? Прищурился. А вот не угадал!
Опции
Перезвонить
ОК
Juri Loyer
Билл усмехнулся. Том, наверное, забыл, что они близнецы. Назвать девушку мужским именем — много ума не надо. Попросить ее слать смс в мужском роде — идиотизм, который мог прийти в голову только Тому. Прости, дорогой Juri Loyer, но обстоятельства вынуждают тебя разбудить. А что делать? Кому сейчас легко?
— Алло? — раздался сонный мужской голос в трубке. И Билл отдернул ее от уха, словно это было дуло пистолета. — Алло? Том, это ты? Что-то случилось? Том?
Билл, вытаращив глаза, осторожно положил говорящий мужским голосом телефон на стол и попятился прочь. Мужчина? Эти смс от мужчины? А как же Луиза? Как же подарок и день рождения? Его Том... встречается с мужчиной?
Он выскочил из спальни брата очень вовремя — воды не слышно. На ходу снял футболку, расстегнул ремень и пуговицу на джинсах. С разбега упал на кровать и быстро набрал на своем телефоне номер круглосуточной пиццерии. Сделал вид, что и не вставал вовсе.
Ноги и руки дрожат до сих пор. В груди холодно. Живот крутит. Сердце стучится, словно он пробежал стометровку на пределе своих возможностей.
— Здравствуйте, я хотел бы заказать пиццу, — нервно пропищал он в телефон. Откашлялся.
У него уточняли телефон и адрес. Потом он долго выбирал пиццу, мысленно находясь где-то совершенно в другом месте. Как можно было не скинуть вызов и не удалить его из телефона? Вот он идиот, каких мало! Не выдержал, пошел к брату.
— Да, минуточку, подождите, — улыбнулся девушке-оператору. — Том, я пиццу заказываю. Тебе взять? — остановился на пороге его спальни.
Том стоял голый, с полотенцем на голове. В одной руке второе полотенце, видимо только что снял с бедер, в другой — телефон. На заднице, ближе к пояснице, огромный черно-красный синяк, как будто кто-то, не рассчитав силу, грубо шлепнул его по попке... или неаккуратно вцепился...
— Да, это было бы здорово, — повернулся он.
Лобок бритый. Твою мать...
— У них есть суши? Закажи лучше суши.
Билл кивнул и отвернулся, чтобы так явно не пялиться на голого брата с такой красноречивой отметиной о хорошо проведенной ночи.
Заказ привезли меньше чем через час. Билл валялся у себя и делал вид, что смотрит телевизор. В голове какой-то кавардак и хаос из предположений, идей, объяснений смс, мужского голоса, синяка и бритого лобка. Пока он не способен мыслить логически, но в любом случае Том не должен знать, что Билл в курсе его интрижки с парнем. По крайней мере, теперь становится понятно, почему он так рьяно охранял свою тайну, никому ничего не рассказывал. Билл бы тоже молчал, как рыба, если бы вдруг завел себе бойфренда. Особенно перед Томом. Том бы не только его не понял, но еще и по голове настучал, чтобы выбить дурь. Так, с Луизой он уже облажался, с Юри такого допустить нельзя ни в коем случае. Дьявол! Его брат связался с геем! Спокойно, главное, чтобы Тому нравилось. Гей так гей. Он сохранит его тайну и поддержит его. Черт! Черт! Черт!
Том достал лед и бросил его в стакан с колой.
— И мне, — пробубнил Билл с набитым ртом.
— У тебя горло слабое, — усмехнулся брат, садясь с противоположной стороны стола и выравнивая палочки в руках. Ловко подхватил ролл с тунцом и отправил в рот. На лице нарисовалось блаженство.
Они ели молча. Том думал о чем-то своем и задумчиво улыбался. Билл рассматривал брата, как будто увидел его впервые. В сознании некстати всплыла подсмотренная картинка на Мальдивах — Том между ног девушки. Он перестал жевать и едва заметно поморщился. Тьфу... Интересно, а Юри он тоже делает ЭТО? Тьфу! Бя!
— У тебя такой вид, словно я кошачье дерьмо ем. Не нравится японская еда, хоть не кривись так, аппетит портишь, — недовольно проворчал Том.
— Не, я о своем задумался, — улыбнулся Билл. — Глупость всякая в голову лезет. Тебя кто так по заднице-то приложил?
— Ударился, — буркнул тихо.
Билл не удержался — одарил его понимающим взглядом и сжал плотно губы, пряча ехидную усмешку.
Том заметил. Покраснел. Сдержанно произнес:
— Точнее ударили. Вчера. В полиции. После того, как я разбил морду полицейскому, который сказал, что мой брат-пидор скорее всего завис где-то у своего любовника, натрахается и вернется.
Он задрал футболку и повернулся к нему боком. На теле красовалось еще два черных кровоподтека.
— Извини, — смутился Билл. — Я не подумал...
— Да это вообще тебе не свойственно, — хмыкнул Том, встал, забрал свой ужин и ушел.
Билл выругался. Закрыл лицо ладонями. Ну почему он вечно все портит?
Посидев минут пятнадцать в одиночестве, он придумал, как сделать брату приятно.
— Тооом, — протянул сладко, привалившись плечом к косяку двери.
— Ты телефон трогал? — прямой взгляд в глаза.
— Нет, — абсолютно серьезно. — Я даже не заходил сюда. Что случилось?
— Ничего, — резко.
— Тооом, — опять сладко-сладко. — Мы в тур уезжаем на следующей неделе. Дэвид говорил, что ты хотел съездить куда-то на несколько дней, но он тебя не отпустил. Я скажу ему, что мы помирились, и сделаю вид, что у нас все отлично, а ты езжай, куда хотел, отдохни, как следует.
Он усмехнулся:
— Ты наивно думаешь, что я буду спрашивать у тебя разрешение?
— Нет, я знаю, что тебе на меня класть и тебя не волнует, что я буду переживать, где ты и все ли с тобой в порядке. Но я не вижу смысла ругаться с менеджерами накануне отъезда, поэтому предлагаю тебе простое решение твоей проблемы с ними.
Том фыркнул и повернулся к нему спиной.
Билл насмешливо улыбнулся.
— Том, и прости меня за эту неделю и эти синяки. Я был уверен, что больше ничего для тебя не значу и не нужен тебе. И очень счастлив, что ошибся. Ты даже себе не представляешь, как я счастлив!
— Свали, а, — протянул он мягко.
— Спокойной ночи, брат. Отдохни там по полной. И помни, я всегда на твоей стороне.
— Исчезни, плесень! — он запустил в него пустой банкой из-под колы. Пытается сделать лицо злым, но глаза смеются и уголки губ приподняты.
Билл ловко ее поймал, прижал к щеке.
— Должен же быть в нашей семье хотя бы один урод, который бы делал твою жизнь невыносимой, но чертовски интересной.
Том показательно тяжело вздохнул и закатил глаза. Не выдержал, захихикал.