Мнимая пелена

«Любовь слышит лишь один голос, и смотрит лишь в одни глаза»

Недоверие порождает замкнутость, а она, в свою очередь, порождает отстраненность. На этом цепочка замыкается. Я привыкла винить себя во всем, ведь «я должна», и даже когда «не должна» мне совестно. Я должна, ведь я пообещала любить, дала надежду, слово, заставила довериться себе, открыться. Это моя вина, ведь моя неопределенность сыграла злую шутку.

Как оказалось, мной всецело управляет сердце. Екнуло – хорошо, не екнуло – не страшно, ведь никто об этом и не узнает, пока я не захочу.

«Я хочу быть с ней честной» — отправная точка. И я говорю всю ту горькую правду, которую скрывала под завесой сладкой лжи.

— Тебе всё равно. – говорит она.

Камень в море. Она перебирала варианты и гадала, не зная, что впредь предполагать. Внутри меня все вопило: «Да!», но сказала я по-другому.

— Нет, мне не всё равно, мне хуже! – голос перешёл на крик.

Она испугалась. Дернулась и с опаской подняла глаза как провинившаяся девочка. С замиранием сердца ждала моих следующих слов, объяснений.

— Меня от тебя рвет, тошнит, мне гадко и противно от одной мысли, что я могу быть с тобой.

Я не видела ничего, кроме себя. Меня несло настолько, что я не заметила её искреннего удивления, намокших глаз, потерянный вид и полное непонимание.

— Ты для меня чужая, понимаешь? Даже хуже – ты мне противна. — я процедила сквозь зубы, — Я тебя прошу по-человечески – оставь меня в покое и пускай я в твоей голове растворюсь, пропаду!

Возможно, она и хотела возразить, но ком в горле не позволял ей этого сделать. Я её не люблю. Я поняла это только сейчас. Я любила его. Сию минуту сорвалась бы и рванула к нему будь шанс. Он был для меня словом любовь. А кем была она?

«Его бы я обняла крепче и дольше, чем тебя.»

Я бы не отпускала его и не сводила с него глаз. Только он был отвратительным и любимым одновременно. Я готова была убить и простить его, зацеловать и в то же время пустить ему пулю в лоб.

Но сейчас я не с ним, а осознание болит открытой раной. Сейчас я смотрю на её нахлынувшие слёзы, но она всё так же упрямо молчит. Её застали врасплох мои слова. В ней явно что-то надломилось, но вместо жалости я чувствую облегчение. Вылилось накопленное, замалчиваемое, утаенное. Это могло послужить подходящим концом.

— Ты могла сказать это в другой форме.

В какой-то момент она снова пришла ко мне. Не сразу, ведь в тот день она ушла и хранила молчание. За всё время она так и не проронила ни слова, но я чувствовала её ищущий взгляд. Поиск ответов на вопросы, которые не суждено озвучить. Горечь от обиды, боль, ненависть. Я понятия не имела, что впредь ей приходилось чувствовать. Возможно, всё вместе.

— Я хочу быть честной с тобой. — говорю я.

Но я не была. На этот раз я не кричала, но от этого будто не стало легче. С одной стороны, это чистая правда. Я изо всех сил стремилась к другому человеку, всей своей душой и телом, но передо мной оказалась она. С другой стороны, я раз за разом выбирала молчать, что, в свою очередь, накапливалось словно снежный ком, в конце концов переросший в настоящую лавину. Разве это её вина?

— Я тебя вообще не понимаю. Я думала, что знаю. Знаю, что для тебя важно, а что нет.

Другими словами, она думала, что важна для меня. Ей не верилось, что это говорю я – человек, в котором она нашла тепло. Доверие было подорвано с корнем, но надежда ещё была.

— Теперь я не притворяюсь.

Показала лицо.

Помню нас спросили: «Забыть, но не простить или простить, но не забыть?». Что бы вы выбрали? Мой ответ был очевиден, ведь всякое я запоминаю. Даже если я буду желать забыть, я ненароком вспомню об этом снова. Всю свою жизнь я твердила: «Око за око». Но она бы всё простила и таков был её ответ – прощение. Она даже не задумывалась над ответом.

Но действительно ли она прощала? Не солгала ли?

— У меня остался осадок. — она вспомнила про мои крики с предыдущего разговора.

Молчание. Мне это знать ни к чему, ведь мне просто нет до этого дела. Я понимала, что переборщила, но если бы не это, то она бы не похоронила мой образ заживо. Она бы оставалась здесь, со мной. Несчастной.

— Хватит. — я не сдержала раздражения.

Доли секунд и, полагаю, это и был тот самый момент, когда пазл в её голове начал постепенно складываться. Ей резко стало ясно, к чему это всё. Пока она хотела разобраться, понять и решить, на деле ей было уготовано лишь одно: принять неизбежное. От неё ничего не зависело, ведь всё уже было решено, и это, наверное, было больнее всего. Когда твои слова ничего не решат и не имеют веса. Пустой звук и в то же время крик в никуда.

— Я не хочу заканчивать вот так.

Никто и не спросит.

— Уже поздно.

— Это я дура, я всё испортила. Я... Я не смогу так, правда.

Голос её сломался и задрожал. Мне оставалось лишь держать лицо.

— Тише, успокойся.

Я видела, как старательно она борется со слезами, но ей тяжело давалось. Она не переставала смотреть на меня глазами полными надежды.

— Почему ты такая холодная? Давай вернем всё, просто забудем обо всем и попробуем сначала.

Она вся затряслась. Слезы хлынули из её глаз и растеклись ручьем. Как же ей было холодно.

— Так будет лучше.

И я не лгала.

— Почему всё должно заканчиваться? Я не могу, не могу это принять. Прошу тебя, не надо.

Я точно знала, что это пройдет. Займет какое-то время, но рано или поздно все встанет на свои места.

— У меня нет сил на это.

Не хотелось это слушать.

— Тебе плохо?

Мне?

— Подумай о себе.

— Я же не смогу выкинуть тебя из головы. Пожалуйста, не бросай меня. Смотри, видишь? Я буду держать твою руку, чтобы ты не расстраивалась.

Я тотчас вырвала руку.

Остались лишь белый шум и обрывки фраз. Я не могла это слушать. Это было невыносимо.

— Ты меня разлюбила?

— Дело не в этом.

— А в чем?

— Я умею любить, но не тебя.

***

— Как ты себя чувствуешь?

В ушах зазвенело. В очередной раз он задаёт этот вопрос и не потому, что ему это действительно важно, а дабы заполнить тишину. Подобное я слышала несколько раз за день, хоть и расценивала за искреннее беспокойство и заботу.

— Нормально.

Сопровождаю ответ вопросительным взглядом, полный непонимания. Говорю коротко, хоть и не могу оторвать от него глаз, но отчаянно пытаюсь.  Не раз он говорил мне, что его внешность противоречит нутру. Окружающие расценивали его как «добряка», каковым он не являлся. Вероятно, из-за глаз и этого взгляда. Когда он смотрит на меня, я словно замираю и время вокруг останавливается. Люди перестают спешить и суетиться, все умолкают и остаётся только он. Проницательные карие глаза, глубокие, пытливые и любознательные. Он смотрел так, как смотрит чистый, невинный ребёнок, который ещё не знает, как устроен этот мир. И он отрицал это.

Пошел первый снег. Тогда мы были рядом и в голове всплыли слова: «Человек с которым ты попадёшь под первый снег это тот, с кем ты проведёшь весь год, до следующего первого снега».

Это было моей мечтой. Побыть с ним, болтая о глупостях, ведь, беседы, как оказалось, не главное. Разговоры потеряли свой смысл, когда я словила себя на мысли, что была бы рада молчать часами напролет в его компании. Лишь бы видеть его. Мне казалось, что слова не в силах передать всё то, что я хочу сказать ему. А глаза могли.

После относительно прохладной осени резко похолодало. Плавным переходом в мороз это точно не назовешь, ведь кожа стала покрываться мурашками совершенно неожиданно, и он сказал мне надеть капюшон. Само собой, я упрямо отказалась.

Снег шёл громадными хлопьями, узорчатый и пушистый. Я засмотрелась на падающие снежинки, что закружились в воздухе, а он сказал, что не любит молчание. Я не возражала, хоть и хотелось. Мне было хорошо с ним.

Он продолжал вести диалог, старался, но я ушла вперед, оставив его наедине с собой, чего, вероятно, он так боялся. Остаться с самим собой и своими мыслями, разбросанными в его голове, словно годовалый бардак.

Ставилось настолько холодно, что я волей-неволей накинула злополучный капюшон.

— Молодец. — хвалит он.

Это было ненадолго. Я подняла голову к небу и капюшон молниеносно спал, что вызвало у него усмешку.

— Ты специально?

На самом деле я не хотела отходить от него ни на шаг, не хотела расставаться с ним лишний раз, но ноги сами вели куда-то далеко. «Иди за мной, догони и останови» — твердила я. Но он не догнал, медленно следуя прямиком по моим же протоптанным шагам.

Я не хотела домой. Он провел меня и настала пора прощаться.

— Я не пойду. Не хочу домой.

Хоть я и лукаво улыбалась, это была чистая правда. Прощальные минуты рядом казались последними, хоть таковыми и не были. Здесь я должна была оборвать себя, промолчать, не признаваясь ему, но я не смогла и поддалась слабости.

— Ну а что нам остаётся делать? — виновато сказал он.

Знаю. Надо идти, но сильнее хотелось остаться. Послушать его ещё немного. Он говорил так тихо и спокойно, будто тем самым извинялся передо мной. Я любила его голос и всё, к чему он прикасался. Его самого тоже.

Однако прошлое прошло, вместе с тем, что лишило меня самой себя. Нужно жить настоящим. Воспоминание оборвалось насильно, резко выбросив меня в реальность.

В реальности я сижу на траве. Темнота кругом, издалека виднеется лишь свет фонарей. Ласково дует ветер, отчетливо слышится шум листвы и я посреди этой картины. Возможно, поблизости со мной был кто-то ещё, потому как слышны были чужие голоса и заливистый смех поодаль. Я мысленно выругалась и перевела взор на ночное, полное сияющих звёзд, небо. Вновь вытерла покатившиеся слёзы и выдохнула.

Причина моих слез не ты.

Из меня криками вырывалось одиночество: оно разрывало меня на куски и отбрасывало прочь. Идти не хотелось, не хотелось ничего делать вообще. Лежать день, ночь, провожая солнце и луну, разглядывать голубое небо и спрашивать у облаков: «Почему?». Зачем? За что? Скулящее сердце заскрипело с новой силой и ком в горле выбрался наружу. Я глотала соленые слезы и перестала заботиться о том, как жалко выгляжу со стороны. Впервые я опустила руки.