Глава 10: Свет, который не греет но спасает
Прошло две недели.
Поздняя зима будто застряла — не уходила, не отпускала. Снег всё ещё лежал, но уже грязноватый. Мороз не резал, а проникал под кожу — тихий, въедливый.
Даня и Лёша сидели в подъезде.
Старый, потрёпанный, с облупленной краской на стенах, но здесь было спокойно. В подъезде не кричали. В подъезде никто не бил посуду. Здесь можно было просто быть.
На них падал тусклый свет с улицы — сквозь мутное окно в дверях, сквозь снежную тьму. Этот свет был не тёплым, но живым.
Рядом на полу лежала Данина сумка со значками — старые, поцарапанные, часть из них он делал сам. Лёшин обычный рюкзак был почти вплотную. Словно случайно. Но не случайно.
Они сидели молча. Лёша что-то писал в блокноте. Даня просто смотрел в темноту за дверью.
— Странно, — сказал он. — Вроде зима уже заканчивается, но внутри всё ещё так же холодно.
Лёша отложил блокнот.
— Иногда холод внутри держится дольше, чем снаружи. Но знаешь, что помогает?
— Что?
Лёша не ответил словами.
Он просто подвинулся ближе. Медленно. Снова — как тогда, две недели назад — обнял Даню сзади. Осторожно. Спокойно. Как будто проверял: можно ли уже.
Даня сначала напрягся. Тело ещё помнило, как от прикосновений приходила боль. Но он глубоко вдохнул. Закрыл глаза.
Он справился.
Он не дрожал. Или дрожал — совсем чуть-чуть. Но не от страха.
Лёша обнял крепче. Подбородок лёг на его плечо. Они оба смотрели в мутный свет.
— Я думал, что никогда не смогу этого, — прошептал Даня. — Чтобы кто-то касался, и мне не хотелось исчезнуть.
— А теперь?
— Теперь я хочу, чтобы ты не отпускал.
Они сидели так долго. Свет из окна постепенно исчезал — на улицах выключались фонари. Но внутри них... что-то оставалось включённым.
Когда Лёша лёгкой рукой провёл по руке Дани — тот не дёрнулся. Он просто посмотрел на их пальцы. Потом — медленно, неуверенно — сам переплёл их.
— Знаешь, — сказал Лёша, — ты всё равно моё солнце. Даже когда ты думаешь, что стал льдом.
Даня улыбнулся.
Сначала — слабо. Потом — по-настоящему.
И впервые холод был не врагом, а просто частью мира. Они были внутри него вдвоём. И значит — можно было выжить.