vibes
Марсель
После того, что мы натворили в одной из самых лучших студий танцевальной академии, Кэтрин не могла спокойно смотреть мне в глаза всё время занятия, которое я решил посвятить на теоретическую постановку джазового танго. Кэролайн и Стефан расстроились — наверняка они ждали, когда смогут наконец-то полапать друг друга на практике, но этого не произошло.
А я был более, чем удовлетворён случившемся. С Кэт это был не просто секс в первый раз, это было больше простого траханья и даже занятия любовью. Это было безумие — всепоглощающее, вымывающее из меня все органы. Безумие, которое накрывает волной, стоит мне только заглянуть в её глаза.
В итоге, я занимаю у Кэр и Стефа только тридцать минут, а потом мы расстаёмся. Криг с такой ехидной улыбкой смотрит на меня, как будто понимает, чем мы занимались до их прихода, — хоть я и пытаюсь не подавать вида, — а вот его подружка возмущается, что им пришлось потратить час на дорогу, чтобы выслушать мои требования и абстрактные описания по поводу танца.
Я, молча моля о спасении, смотрю на Стефана. Он лишь смеётся, обнимая за плечи свою девушку, и они неспешно уходят. Мой кузен ещё раза два оборачивается на меня с сальной усмешкой, меня распирает сразить его одним только взглядом наповал, но, к сожалению, такой способности у меня нет.
Когда я смотрю на Кэт, то понимаю, что меня выдало.
Она.
Эта девушка глядит на меня таким взглядом, что на несколько секунд я забываю, что значит «дышать». Флюиды любви играют в каждой мышце. Конечно, объясняя азы джаз-танго я обращал на неё внимание, но не слишком пристальное, ибо она тут же потупляла глаза в пол и краснела, как школьница. Я не хотел её смущать, хоть и очень любил это делать: мне нравилось, как за мгновение вспыхивают её щёки, как хрипло звучит её голос, и насколько сильно зрачки увеличиваются в её глазах.
Но сейчас она уже не смущается, она пьяна... от меня? Эта мысль заставляет кровь гудеть в висках. Я медленно приближаюсь к ней, сидящей на возвышенности с музыкальной установкой, и она начинает тяжело дышать через приоткрытые губы. В её взгляде туман: сексуальный и завораживающий, она будто хорошо выпила или покурила кальяна.
Когда я становлюсь между её ног, то она чуть высовывает язык и пробегает по своей пухлой верхней губе, а руки оплетают мою шею. Она так нежно притягивает меня к себе поближе. Куда только можно — ближе. И я непроизвольно утыкаюсь лицом в гладкие шелковистые волосы, которые она освободила после незамысловатой причёски сразу после нашей самой необходимой «разминки». Я улыбаюсь в её локоны, чувствуя, как она трётся носом о мою шею.
— Ты... ты чего? — Мой голос звучит хрипло, и я этому не удивлён. — Кэтрин...
— Что? — Голова Кэт чуть отклоняется назад, когда она заглядывает мне в глаза из-под свинцовых век. — Почему я так смотрю на тебя, Марсель? Почему я будто заторможенная? Почему мне с трудом даётся каждое слово? — Я киваю медленно в ответ. — Я просто очень... чувствительна, Грей. Я вижу тебя, у меня внутри всё тает, и всё, абсолютно каждый объект вокруг — плывёт. Это для меня единственный, настоящий, реальный первый раз, — наш первый раз, — и он был... потрясающим. Я не успела выразить всех своих чувств, так как Стеф и Кэролайн быстро пришли, я... Толком не успела отдышаться, но... Я благодарна, что ты понял, как я буду чувствовать себя, и что мы не начали танцевать сейчас... Если бы я ощутила твои руки, Марсель, твоё тело, если бы непрерывно приковывала твой взгляд к себе, то это было бы не джазовое танго, а «грязные танцы». — Она прервалась с шумным вдохом, а после прижалась губами к моим, голодным и широко распахнутым.
Я дышу быстро, резко и прерывисто. Не сразу замечаю, как её ноги вновь обвивают мою талию — ведь язычок кошечки так нежен, мягок, так идеально соприкасается с моим, будто ему здесь самое место. Я готов никогда не останавливать этого поцелуя, но Кэтрин начинает не на шутку задыхаться, и я тут же отшатываюсь, чувствуя тот же распирающий свинцовый шар в лёгких, который только увеличивается и тяжелеет от каждого нового вдоха. Со стоном от того, что в груди ноет от счастья, любви и возбуждения, я утыкаюсь ей лицом в шею. Несколько вечностей мы стоим замерев в одной позе, но звонок её мобильника возвращает в реальность.
Стандартный рингтон IPhone, у меня точно такая же мелодия, но именно эта — меня намного больше раздражает, так как она звучит с её мобильника. Я громко выдыхаю, когда она отклоняется от меня назад и достаёт «надоедливого друга» из рюкзачка.
— Отец, — шепчет Кэт, ещё не глядя на дисплей. Я хочу отстраниться, но она снова обхватывает меня ногами и прижимает ближе к себе. Затем коротко, — так сексуально, — прямо в глаза, говорит мне. — Нет. Не двигайся.
Меня мутит от одного упоминания об этом чёртовом лицемере Гленне Риде. И оттого, что я скрыл от Кэт сказанное Леоной. Ну, не скрыл, а не успел сказать. Она даже не спросила меня, чёрт подери!
И да, если быть абсолютно честным, мне не хочется её расстраивать... и это мягко, блять, сказано. Я знаю, как это — когда отец предаёт мать. Возможно, она поймёт его быстрее, чем я своего. Скорее, она даже не будет злиться... Да, конечно, она девочка, маленькая, глупая и наивная, хоть и хочет показать, что она гуру во всём, за что берётся.
И всё же — она малышка, — на которую Гленн имеет влияние не только, как отец, но и как хренов сучий деспот. От этого скручивает желудок. Чтобы успокоиться, я глубоко выдыхаю и провожу рукой сквозь свои волосы. Я замечаю, как сразу после этого незамысловатого, свойственного мне жеста, — Кэт будто зажигается, как лампочка, и с каким-то особенным, волнующим теплом смотрит мне в глаза. И берёт меня за руку.
От такого доверия захватывает дух, я чувствую укол стыда, который не хочу ощущать с ней, ведь не хочу лгать, утаивать, другими словами — не хочу причинить ей вреда... Но я должен убедиться, должен получить чёртову правду от Гленна.
Кэтрин поспешно заверяет его, что вот-вот выйдет из академии. С досадой успеваю понять, что он будет ждать мою девочку на парковке через считанные минуты. Снова включил свою гиперболическую опеку?
Это уже паранойя.
— Мне пора. — Говорит она и дует губки, когда «разговор» с отцом — в основном, его рявканья прерываются. — Я буду вести себя, как ты сказал, ведь... ты ещё не узнал правду?
— Она пытливо смотрит в мои глаза.
— Не узнал. — Вру я.
То есть, я не уверен. Я не могу быть абсолютно уверенным, хотя бы в половине сказанного Леоной. Потому что она — это она. Кэтрин тяжело вздыхает и кивает, а я чувствую себя дерьмом.
— Если от неё нет толка, то это значит, что ты не будешь больше видеться с ней? — Она немного щурится, а когда её маленькая ладошка ложится на мою грудь, я вспоминаю, как она сжимала мой сосок.
Меня пробирает лёгкая дрожь. Я сглатываю, но достаточно быстро нахожу, что сказать и не соврать. Теперь я буду вести дело с её отцом:
— Конечно, нет, Кэт, зачем мне это, если я понял, что она бесполезна и только морочит мне голову? Я не буду видеться с ней... Я же, ты сама знаешь, пытался получить ответы на свои вопросы, но вышло, мягко говоря, не очень. Она приставучая, как пиявка. — Кэт морщится вместе со мной. Я не могу сдержать улыбки, что вдруг расползается по моему лицу, несмотря на скребущие душу полу-лживые оправдания.
Кэт быстро чмокает меня в губы, это только усложняет «тарарам» в душе.
— Я люблю тебя. — Наконец говорю правду, с груди будто спадает груз.
— И я люблю тебя. — Она смотрит мне в глаза. — Я уже жду новой репетиции. Пиши мне. — Она проводит пальцем по моей верхней, а затем по нижней губе.
Воздух между нами электризуется, дыхание становится тяжелее. Она понимает, что бежать — лучшей вариант, если мы не хотим, чтобы её отец чего-нибудь заподозрил. Но я останавливаю её. Мои руки соскальзывают с её талии ниже, я зажимаю руками бёдра. Я делаю это не только потому, что хочу, что могу управлять собой и своими движениями. Эта девочка для меня магнит. Больше всего меня пугает неизвестность и, прежде всего, неизвестность, когда свершится новая встреча.
— Подожди. — Мой голос звучал надрывисто.
Это слово сорвалось с губ непроизвольно. Кэт смотрит на меня широко открытыми глазами. Она не понимает, что происходит, но видит Бог: все те мгновения, когда я мял её пальцами в театре, целовал в грудь на траве, когда она затеяла игры язычка в ванной, когда я сегодня впервые трахнул её, отражающуюся в огромном количестве зеркал...
Все эти мгновения я хотел попробовать её на вкус.
Когда я опускаю взгляд с лица Кэтрин на её лоно в джинсовых шортиках, то она спешно сжимает ноги и дёргается, шумно сглатывая. Кажется, она поняла моментально то, что я хочу сделать.
«Да, вот тебе и реакция — один твой взгляд берёт её, Марсель. Ты одним взглядом вгоняешь в неё член».
Блять, она реагирует на меня острее, чем кто-либо.
Когда она пытается прижать бёдра друг к другу, то забывает, что я — стою между ними — и она только крепче стискивает мою талию. Как ни странно, но этот милый жест сводит меня с ума. А дальше — вообще взрыв сердца, мозга, и всего того, что случается с влюблёнными, когда бушуют гормоны:
— Ой. — Это она произносит на выдохе. Детские звуки мешаются с первозданным сексом в голосе. Блять.
— Ты ничего от меня не скроешь, детка. — Хриплым голосом говорю я, а после опускаюсь перед ней на колени, взяв аккуратно ножки за обжигающие икры, чтобы положить их себе на плечи.
Её щёки пылают, как и всё горячее, напряжённое тело. Я вижу, какой выпуклой и пульсирующей становится венка на её шее. А ведь я просто сел перед ней на грёбаные колени. Я ещё ничего не сделал. Но я больше не могу сдерживаться. А тянуть — просто-напросто опасно.
Я сжимаю сильнее её бёдра и, не отрывая взгляда от красивого лица, прижимаюсь к её набухшей киске сквозь шорты, как к тотему, губами. На её лицо находит такая волна удовольствия, что можно кончить от одного только вида: она, эта неспешная девушка с «синдромом отличницы», резко закидывает голову назад, жмурится, хмурится и визжит, выпуская наружу гортанный возглас, как будто из самого низа живота, — и он тут же заканчивается писком.
— Мар...сель...
Рваное дыхание заставляет делить моё имя по слогам. Да, мне это больше, чем нравится. Я стягиваю с неё шорты и стринги, и, сука — не отрываюсь ни на мгновение ртом, носом, лицом от неё, потому что от этого — нельзя оторваться. Она идеально гладкая. Её кожа нежная, мягкая и влажная. А складки, как лепестки того пиона, что она сорвала мне. Сердце ускоряет темп, я с трудом могу дышать, потому что очень сильно хочу её.
— Кэт, нельзя быть такой идеальной. Детка, ты просто... нечто... Подумать только, такая хорошая девочка и...
Она нетерпеливо стонет. И помогает мне, приподняв свою попку со сцены, спустить по ногам её шортики и бельё. Я начинаю лизать её складки: медленно, нежно, и постепенно ускоряюсь, водя языком. Я блядски голоден, а она очень любит демонстрировать силу тяги на моих волосах. Я целую её малышку жёстче, как бы прося о том, чтобы энергия перешла в её руки, чтобы она схватила меня сильнее. Вибрации проносятся вдоль всего тела, будто внутри меня завели давно остановившийся механизм.
Кэт громко кричит и как бы она не пыталась держать спину, она всё падает, падает назад, забываясь в удовольствии. Но мои волосы по-прежнему под чарами её рук — сильных и нежных, горячих и гладких, невинных и совсем нет, что касается кончиков её пальцев.
— Какая ты мокрая и вкусная, Кэт... Я бы хотел тебя есть вместо завтрака, обеда и ужина. — Хриплю я, когда она давится кислородом от моего напора, и снова накидываюсь на неё. Её грудь часто поднимается, а бёдра подо мной шевелятся всё чаще, хоть я сжимаю их руками. — Ты сладкая... я чувствую, чувствую твой вкус, знаешь, как я ждал этого?
Я тяжело дышу, утыкаясь подбородком в её сочные складки и крутя по ним. Она трепещет. Мои пальцы накрывают её клитор, и она благодарно всхлипывает, но уже через секунду начинает терять рассудок — мой язык входит в неё. Она такая горячая, мокрая и нежная внутри. Это лучше всего на свете, чувствовать её полностью, всем своим существом и мне уже хочется попросить её начать принимать таблетки, чтобы не сделать нам обоим проблем и не таскать короб презервативов.
— Господи, Господи... о, Господи... — По её лицу течёт пот, она заглядывает в мои глаза. — Боже...
— Всего лишь Марсель, красотка. — Только на мгновение оторвавшись, говорю я, но она вспыхивает, ведь я ещё сильнее ускоряю ласки рукой, а когда мой язык ещё и входит в неё — это полностью выбивает воздух из её лёгких.
Она вся в поту, как и я — от этого кожа до боли пощипывает. Пот течёт с моего лба на её гладко-выбритый лобок. Я не удерживаюсь, чтобы оставить на нем засос с рычащим стоном. И целую её в родинку, прямо недалеко от складок. Это такая сексуальная родинка, что я понимаю, какой я блядский счастливчик. Она моя, чёрт подери, она только моя.
— Только я знаю об этой родинке... — Хрипло дышу, очерчивая её языком, пока мои пальцы внутри её хлюпающей киски замедляются.
— Марсель! Пожалуйста! Быстрее, дай мне кончить! Пожалуйста, Марсель! Мне так хорошо, пожалуйста... — Она поперхнулась воздухом, и, схватив волосы на затылке, вжала мою голову в себя так крепко, чуть дёргая меня за волосы, как за узду, что я полностью лишился рассудка.
Я вакуумно, с грязным звуком всосал её складки. Каждый её вдох и выдох сопровождается буквой «а», которую она не тянет, а коротко выдыхает, что звучит ещё сексуальнее. Одна гласная становится такой частой, что никогда, ни за что не посчитаешь, сколько их в наслаждении Кэтрин. Трудно объяснить, какой мощности, силы и продолжительности у неё был оргазм, но когда она его почувствовала — её ноги сжали мою голову в плотных тисках, пальцы рвали волосы, а ногти сдирали к чертям всю кожу. И она кричала, как ошпаренная, пока мой язык и пальцы драили её. Я остановился только потому, чтобы дать ей всё ощутить и прочувствовать. Она вполовину согнулась надо мной, и когда я приподнял голову, моё лицо утыкалось в её плоский плотный животик. Мои губы вели по нему мокрые следы.
— Марсель. — В моё имя она вкладывает весь смысл того, что произошло и это прекрасно. Я смотрю в её глаза, вижу опасный блеск — пьяный и влюблённый, счастливый. Она медленно спускает ноги с моих плеч, а за подбородок притягивает меня к своему лицу и медленно, нежно целует...
— Кэт... — Почти стону я.
Когда начинает звонить её надоедливый мобильник, она вздрагивает, отстраняясь от меня, и спрыгивает со сцены, быстро натягивая трусики и шорты. Она действует так быстро и лихорадочно, что меня почти пробирает на смех. Я откидываю голову назад, громко выдыхая, и, чтобы сдержать улыбку, кусаю себя за внутреннюю сторону щеки. Она резко сгибается пополам и вновь выпрямляется, чтобы от шеи отлепились влажные локоны и выглядели более... презентабельно, а не «после секса». Она смотрит мне в глаза и завязывает их в высокий хвост. Когда я начинаю двигаться к ней ближе, она снова заливается румянцем и отвечает на звонок:
— Да, пап?.. Я всего лишь на пять минут задержалась... Ты мог бы мне отдать мою машину и не тратить своё время.... Я скоро иду. — Она хмурится, отключаясь, а затем с резким выдохом прижимается к моим губам, запустив руку мне в волосы. Как я люблю эти поцелуи, которые сопровождаются порывом чего-то более глубокого, чем просто желанием поцеловать.
— Прости.... Когда я с тобой, я не замечаю, как стремительно время. Это было прекрасно... Ты выглядишь слишком красивым между моих ног. — Она прижимается губами к моим снова, а резкие выдохи сами по себе начинают срываться с моих губ в её.
Хорошая девочка говорит мне очень плохие словечки. Я испорченный и порчу её по мере своей испорченности, но нам обоим это только нравится. Я до хруста стискиваю в объятиях, потому что не могу не касаться её и от мысли, что она сейчас уйдёт, я уже начинаю скучать.
— Напишешь мне смс-ку, когда доберёшься? — Тихо спрашиваю я, поглаживая мягкую щёку.
— Конечно. Не волнуйся. — Она прижимается к моим губам, но теперь уже мягче. Это тоже... так трепетно и приятно. — Я люблю тебя...
О, Господи.
— А я тебя люблю.
В её глазах полное доверие. Я понимаю, что если точно буду уверен в том, что сделал её папаша, обязательно скажу ей. Правда, как обычно — горька, но я не смогу это скрывать от неё долго. Я хочу быть предельно искренним с ней, потому что она самое настоящее и ценное, что есть в моей жизни. Я ловлю себя на мысли, что сейчас, из-за лжи Леа, я не могу быть с ней — с моей девочкой, с тем человеком, которого я люблю, постоянно честным. Если бы она не наговорила Гленну гадостей обо мне, то всё бы в наших отношениях было иначе. Я был бы счастлив и не боялся этого, как и моя Кэт.
Когда она покинула танцевальную студию, я вышел, практически сразу, следом за ней. Я видел, как она села в машину к Гленну. Он стоял, опираясь спиной о капот, и хмурился, сверкая блекло-серыми глазами. Я был уверен, что со своим желанием показать свою грозность моей девушке не заметит меня, но ошибался. Когда Кэтрин села в машину, он заблокировал двери и подошёл ко мне. Мне казалось, что я слышал скрежет зубов и хруст сжимающихся кулаков.
— Не смей приближаться к моей дочери, Грей. Ты испытываешь моё терпение, которое благодаря тебе и всей вашей семейке на исходе.
— Лучше прекращай темнить и сгущать краски, Рид. — Пренебрежительно выжег я. — Леона мне всё рассказала. — Он побагровел.
— Она сказала, что вы всё ещё любите друг друга. Вот и будь с ней счастлив.
— Я ненавижу её. Я ненавижу, как и тебя.
— Иди прочь.
— Ты трахал её.
— Это было давно. — Ублюдок с гневным прищуром зыркает на меня.
— Ты ведь хочешь повторить, поэтому выплёскиваешь на меня свою злость? — По его глазам я вижу, что он с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на меня. Ухмыляюсь. Пиздюк. — У меня с ней тоже всё было давно. А с твоей дочерью десять минут назад. Она станет моей женой, а ты иссохнешь в своей дрочке на Леону. Мне она к чёрту не нужна. И плевать, что эта шлюха наговорила тебе обо мне — всё ложь от первого до последнего слова. Если ты не дашь свободу Кэтрин, она узнает, какой ты ублюдок гораздо раньше. А потом, в моей постели, когда она будет стонать моё имя, — из ночи в ночь, — она совершенно забудет о том, что у неё есть отец. — Он набрасывается на меня, сжимая шею в руках и прижимает к стене академии. Его нутро рычит. Я хватаю с готовностью сломать кости урода за запястья и крепко сжимаю, прищуриваясь. Он пыхтит.
— Ублюдок Грей, держись от Кэтрин подальше. Хочешь отрицать, что бросил её во время путешествия в Германии? Оставил её без денег, без шанса к существованию, изменив с первой попавшейся шлюхой... Это ложь?
— От первого до последнего слова. — Повторяю я и выкручиваю его руки. Он бьёт меня коленом под дых.
— Марсель! — Слышу голос выбежавшей из авто Кэтрин.
Господи, пожалуйста, почему бы тебе просто было не остаться в машине?.. Резко выдыхаю воздух и когда поднимаю голову, то вижу, как ублюдок Гленн наотмашь бьёт свою дочь по лицу, заставляя её чуть ли не упасть. У меня сносит крышу, никакого кислорода в лёгких не остаётся. Я кидаюсь к Кэт — её лицо потерянное, детское, глаза полны слёз, а рука лежит на щеке. Он ударил её! Это бесчувственное дерьмо с пустыми глазами позволил поднять руку на родную, единственную дочь из-за той крякнутой бляди?! Он серьёзно? Я так киплю внутри, что готов брызгать раскалённым ядом.
— Ты последняя шлюха! Я не ожидал такого удара от собственной дочери! — Пена буквально шипит у его рта.
Я за какие-то секунды взлетаю с бордюра, на который усадил Кэтрин, и заношу ему кулак в противную предательскую рожу, а ногой бью в пах, заставляя упасть на землю.
— Именно этого удара ты не ожидал, урод!