Глава 24. Похищение
Все недоуменно уставились на Линь Цзюня, в то время как Линь Цзюнь напряженно стоял на месте, очень озадаченный:
— Генерал Дуань... о чем ты говоришь? Подозреваешь, что я и есть тот самый лазутчик?
Дуань Сюй покачал головой и хладнокровно сказал:
— Не подозреваю, я в этом уверен. Повозка, в котором находилась предсказательница, подверглась нападению, ее тогда сопровождал Хань Линцю, но повозку предоставил ты. Ты также знал все об обороне зернохранилища и времени нашей миссии по грабежу провизии, не говоря уже о сообщениях из семьи Линь.
Линь Цзюнь усмехнулся:
— И что с того?
— Настаиваешь на том, чтобы я продолжил? — Дуань Сюй слегка придвинулся к Линь Цзюню и сказал так, чтобы слышали только они двое: — Я и не знал, что Испытание вслепую — это правило мира Цзянху, господин Пятнадцатый из «Тяньчжисяо».
Взгляд Линь Цзюня изменился, растерянность и злость, которые он только что испытывал, мгновенно улетучились. Он молниеносно схватил Дуань Сюя за шею, тот в свою очередь тут же развернулся, чтобы вырваться, но Линь Цзюнь, словно предугадав его действия, зацепил его руки и достал нож из рукава, прижав его к шее Дуань Сюя.
Его мастерство в боевых искусствах было совершенно непостижимым, и даже Дуань Сюй не смог ему воспротивиться.
С холодным блеском в глазах он громко сказал:
— Никому не двигаться. Одно малейшее движение, и я убью его.
Окружающие солдаты выхватили мечи, но не решались выйти вперед из-за Дуань Сюя. У Шэнлю в ярости ткнул в сторону Линь Цзюня своим дадао*:
— Мать твою! Хозяин Линь, я-то считал тебя настоящим мужчиной! Ранее, когда старший хозяин Линь погиб за городом, я искренне сочувствовал вашей семье, однако получается, что это ты предал своего старшего дядю!
Хэ Сыму отбросила дынные скорлупки, неторопливо встала и напомнила:
— Этот человек — не настоящий Линь Цзюнь, а лишь притворяется им. Он бы не предал своего дорогого дядю.
— Тьфу! Мне все равно, кто ему там дорог или не дорог, этот сукин сын может прощаться со своей жизнью!
Линь Цзюнь был на удивление спокоен и держал Дуань Сюя в смертельной хватке, не оставляя сомнений, что при любом движении нож в его руке тут же перережет Дуань Сюю горло.
В суматохе Хань Линцю уже подбежал к трибунам и стоял в толпе со сложным выражением лица, глядя на Линь Цзюня и Дуань Сюя. Линь Цзюнь перевел взгляд на Хань Линцю и спокойно спросил:
— Ты в самом деле потерял память?
Глаза Хань Линцю блеснули, и он ничего не ответил, но У Шэнлю крикнул:
— Потерял он память или нет — не твоего ума дело!
— Если ты правда все забыл, то это может быть простительно. Я не знаю, через что тебе пришлось пройти, но ты, должно быть, Семнадцатый — мой младший соученик. Возвращайся со мной к наставнику.
Взгляд Линь Цзюня был холодным, как железо, и совершенно не походил на пылкий патриотичный взгляд хозяина Линя.
Хань Линцю покачал головой. Шрам на его лице был ужасающим, но выражение лица оставалось решительным:
— Не говори глупостей и не сбивай людей с толку. Я — Хань Линцю, командующий армии Табай Великой Лян, и ничего больше.
Линь Цзюнь слегка усмехнулся:
— Когда-то ты был любимым учеником наставника, а теперь не можешь отличить правду от неправды.
Он надавил на акупунктурные точки Дуань Сюя, взял того в заложники и шаг за шагом вышел с тренировочной площадки, приказал кому-то привести ему лошадь, а затем приказал младшему генералу У выпустить его из города. Дуань Сюй придерживался своего неизменного принципа — не сопротивляться, если нет возможности победить, и попросил младшего генерала У сделать то, что ему было велено.
Только вот Линь Цзюнь не сдержал своего слова и в итоге не отпустил Дуань Сюя, а забрал его с собой, вместе с ним покинув город и поспешив в военный лагерь Даньчжи.
У Шэнлю беспомощно топнул ногами и, отпустив Линь Цзюня и тут же закрыв ворота, прошипел:
— Сегодня Новый год, эти хуцийцы — действительно нечто! Давайте ночью отправимся в лагерь и спасем генерала!
Хань Линцю и Мэн Вань были относительно спокойны. Они посмотрели друг на друга, и Хань Линцю шагнул вперед и сказал:
— Младший генерал, генерал ранее проинструктировал меня по одному вопросу.
Войдя во вражеский лагерь, Линь Цзюнь обратился к солдатам Даньчжи и показал свой жетон, и те сразу же почтительно приветствовали его.
Дуань Сюя отвели в камеру в лагере, заковали в надежные наручные и ножные оковы и привязали к дыбе. Если бы условия позволяли, они бы с удовольствием взяли цепь и пропустили ее через его лопатки. Его статус заключенного был особенным, о чем можно было судить по тому, что у него была отдельная камера, а охранники могли стоять только у входа в палатку.
— Ты сделал это нарочно или проиграл кому-то спор?
Под аккомпанемент знакомого женского голоса под глазами Дуань Сюя появился кусок красной юбки, а когда он поднял голову, то увидел стоящую перед ним бледную красавицу-призрака, которая с многозначительной улыбкой вертела в руках нефритовый кулон Фонаря Королевы Призраков.
Дуань Сюй прислонился к раме дыбы, рассматривая ее исключительно как спинку, и неторопливо произнес:
— Эта игра еще не закончена, и пока не время определять победителя или проигравшего. Правильно ли отгадала Ваше Высочество личность лазутчика?
Хэ Сыму кивнула и сказала:
— Я поняла это в тот день, когда под стенами города погиб Линь Хуайдэ.
Она слышала, что Линь Цзюнь был очень близок со своим дядей и уважал его как отца. Изначально его полная поддержка армии Табай в главном городе, скорее всего, затронула бы Линь Хуайдэ, однако он не только не разорвал с ним связи, чтобы не подвергнуть опасности, но и попросил Линь Хуайдэ о помощи, хотя знал, что в армии был лазутчик. Это наверняка навредило бы семье Линь, но он, казалось, не замечал этого и даже не колебался.
Даже у самого искреннего и горячо преданного сердца должны быть самые элементарные страхи, колебания и компромиссы, которые свойственны человеку.
К тому же, учитывая опыт Хэ Сыму за последние несколько сотен лет, в день смерти Линь Хуайдэ, хотя Линь Цзюнь выглядел невероятно скорбящим, на самом деле его шок был сильнее боли, как будто он не ожидал, что Линь Хуайдэ умрет так великодушно.
Словно он совершенно не знал своего старшего дядю.
— А когда впервые начал подозревать его ты? — спросила Хэ Сыму.
— С самого начала, — рассмеялся Дуань Сюй: — Я учуял на нем такой же душок.
— Такой же, как у тебя? Что ж, тогда он определенно нехороший человек.
— Само собой, — после паузы Дуань Сюй проявил тактичность и, перестав ходить вокруг да около, пояснил: — В первую очередь, я заметил, что Линь Цзюнь пытается проверить Хань Линцю. Сам я интересовался Хань Линцю, так как подозревал его причастность к «Тяньчжисяо», а с чего бы им интересоваться Линь Цзюню? Неважно, какие отношения связывали его с Хань Линцю, все это выглядело крайне странно. Однако неизвестно, восстановилась ли память к Хань Линцю, так что у меня возникли сомнения относительно них обоих, когда было сожжено зернохранилище. Но я взял с собой Хань Линцю на миссию и там он совершенно не вел себя, как лазутчик, а Даньчжи хотели захватить его живым, возможно, потому, что кто-то интересовался им и хотел вернуть его для допроса — это объяснило бы заинтересованность Линь Цзюня. Так что я раскрыл Линь Цзюню то, что Хань Линцю потерял память, и этим он был очень встревожен, а на момент проведения состязания истинные навыки Хань Линцю долгое время не могли быть раскрыты, поэтому он предложил провести Испытание вслепую, чтобы убедиться в этом. Те, кто знает об этом испытании, относятся либо к королевскому двору Даньчжи, либо к «Тяньчжисяо». Раз он пробрался в город в одиночку в качестве лазутчика, значит не является драгоценным дворянином Даньчжи, отсюда следует, что он, должно быть, из организации «Тяньчжисяо».
Хэ Сыму приподняла брови:
— Испытание вслепую?
Дуань Сюй кивнул и объяснил:
— Это экзамен на момент окончания учебы учеников в «Тяньчжисяо», который проводится раз в определенный срок. Королевский двор Даньчжи — зрители, которые наслаждаются поединком двух учеников с завязанными глазами, и тот, кто выживает, официально заканчивает обучение мастерству и получает свой номер «Тяньчжисяо». Пятнадцать — номер этого поддельного Линь Цзюня.
— Раз все они из одной организации, разве Пятнадцатый не должен был узнать Хань Линцю с самого начала? Зачем ему понадобилось проверять его?
— Ученики разных периодов обучения в «Тяньчжисяо» обычно не встречаются друг с другом, а если иногда и сталкиваются, лицо каждого скрыто вуалью, открывая лишь глаза. Лицо Хань Линцю было обезображено, как бы Пятнадцатый смог его узнать?
Глаза Хэ Сыму сверкнули, когда она посмотрела на парня перед собой, который так красноречиво говорил и во вражеском лагере чувствовал себя как дома. Она приложила указательный палец к губам, улыбнувшись:
— Ш-ш, кто-то идет.
Дуань Сюй и она одновременно повернули головы и увидели высокого худого мужчину, приподнявшего занавес палатки. У него было ханьское лицо, а волосы были заплетены в косу в традиционном стиле народа Хуци и инкрустированы серебряными украшениями. У него были холодные, как морозная ночь, раскосые глаза. Он не мог видеть Хэ Сыму, а лишь равнодушно смотрел на привязанного к дыбе Дуань Сюя.
Дуань Сюй мгновение смотрел на него, затем искренне улыбнулся:
— Господин Пятнадцатый из «Тяньчжисяо» и правда очень хорошо умеет маскироваться, что даже его ближайшие родственники не смогли этого обнаружить.
Вот оно, истинное лицо фальшивого Линь Цзюня.
Мужчина подошел к Дуань Сюю, некоторое время оглядывал его с головы до ног и холодно спросил:
— Кто ты, в конце концов, такой?
Это уже довольно привычный вопрос, подумала про себя Хэ Сыму. От нее до Хань Линцю и до Пятнадцатого — кажется, каждый хотел схватить его за шкирку и заставить раскрыть свою сущность.
Дуань Сюй, который однажды уже был схвачен за шею Королевой Призраков и все равно так и не признался, улыбнулся и принялся хитрить, как обычно.
— Кто я такой? Кем, по-твоему, должен быть тот, кто знает про Испытание вслепую? Теперь, когда ты схватил меня и связал здесь, как думаешь, сможешь ли переварить то, что с тобой случится после того, как я вернусь к королевскому двору?
— Ты с королевского двора? Не встречал тебя раньше.
— В королевском дворе и высшем совете Даньчжи сотни дворян, мог ли ты встретить каждого из них?
Пятнадцатый не был уверен в ответе Дуань Сюя. После паузы он спросил:
— Откуда ты знаешь, что я — Пятнадцатый?
— Единственные, кто подходит по возрасту, — это Пятнадцатый, Шестнадцатый и Семнадцатый. Шестнадцатый получил увечье в результате несчастного случая и был выведен из строя, Семнадцатый считается пропавшим без вести вот уже многие годы, значит, ты — Пятнадцатый.
— Я специально забрал тебя сюда, что ты хочешь? Хочешь вернуться к королевскому двору?
Дуань Сюй облокотился на раму и лучезарно улыбнулся:
— Не догадываешься?
Полагаясь на то, что Пятнадцатый не был уверен насчет его личности и соответственно не осмелился бы подвергать его пыткам, его хитрые речи становились все высокомернее, вплоть до заносчивости:
— Раз не можешь ничего угадать про меня, значит угадывать буду я про тебя. «Тяньчжисяо» редко вмешивается в военные дела, значит, ты пробрался в главный город Шочжоу, скорее всего, чтобы расследовать дело о бедствии, связанном с падением красных птиц, ведь верховный жрец наиболее чувствителен к подобному кощунству над священным писанием. Пока ты не смог выяснить мое прошлое, под руку попался Хань Линцю, жизнь которого покрыта тайной, поэтому ты остался в городе, между делом передавая новости Авоэру Ци. Сказал, что если это станет известно Фэн Лаю, то у него возникнут проблемы с вами, «Тяньчжисяо».
Зрачки Пятнадцатого слегка сузились, но общее выражение его лица оставалось спокойным, и он равнодушно сказал:
— Не нужно выпендриваться передо мной, как много ты знаешь о Даньчжи. Все станет ясно, когда ты прибудешь к королевскому двору.
Казалось, он оставил попытки справиться с Дуань Сюем и повернулся, чтобы покинуть камеру, но Дуань Сюй неторопливо сказал ему вслед:
— Каково это — жить жизнью хозяина Линя?
Шаги Пятнадцатого замедлились.
— В своей жизни ты маскировался под самых разных людей, и, вероятно, никогда еще не был таким теплым и великодушным человеком. Господин Пятнадцатый, ты произносил величественные речи о служении стране и жертвовании жизнью ради праведности, но когда ты наблюдал, как Линь Хуайдэ добровольно идет на смерть под стенами города, неужели ни разу не дрогнул?
Он обманул так много людей, неужели не было момента, когда он обманул бы самого себя?
На мгновение в воздухе повисла тишина, пыль взметнулась в солнечных лучах, а Пятнадцатый стоял в тени дверных занавесей, сжимая их слегка напряженной рукой.
После минутного молчания он повернул голову, посмотрел на Дуань Сюя с невозмутимым выражением лица и твердо и негромко сказал:
— Нет. Выше всех лишь бог Цан, а «Тяньчжисяо» были рождены для служения ему и никогда не предадут своего бога.
Казалось, что когда он был Линь Цзюнем, шок и скорбь на городской стене были тщательно разыграны.
После этого он поднял занавеску и вышел. Черная фигура исчезла за пологом палатки, и снаружи было лишь слышно, как он приказывает увеличить войска и присматривать за Дуань Сюем.
Дуань Сюй усмехнулся и спокойно сказал:
— Если при жизни ты даже не можешь иметь собственного имени, то какое тебе дело до каких-то там богов и призраков?
Хэ Сыму повздыхала пару раз, затем, скрестив руки на груди, подошла к Дуань Сюю. Ее темно-красная юбка как ни в чем не бывало волочилась по сену на земле.
Она придвинулась ближе к Дуань Сюю и провела рукой по его лицу:
— Теперь, когда ты оказался в ловушке во вражеском лагере, а они намерены отправить тебя в столицу Даньчжи, главный город Шочжоу будет охвачен беспорядком. Молодой генерал, мое предложение все еще в силе. Не хочешь загадать мне желание?
Дуань Сюй моргнул, с улыбкой наклонился вперед и тихо сказал ей на ухо:
— Я ведь сказал, что приглашаю Ваше Высочество на представление, как же я могу теперь обидеть вас, заставив выйти на сцену и разыгрывать спектакль лично?
Услышав легкий щелчок, Хэ Сыму подняла глаза и увидела, что Дуань Сюй в какой-то момент освободился от оков на руках и лодыжках. Покрутив покрасневшими запястьями, он легко сказал:
— К несчастью, я научился сжимать свои кости еще в детстве. Никакие кандалы не смогут меня удержать.
Хэ Сыму прищурилась. Хуцийцы наверняка еще пожалеют о том, что не проткнули ему лопатки цепями.
Примечания:
1* 大刀 (dàdāo) — дадао (пехотный меч)