Глава 15. Тонкая слива
Армия Хулань окружила главный город Шочжоу, словно заключив их в железную бочку, плотно и непробиваемо — и даже замерзшая до этого река Гуань оттаяла благодаря потеплению и взрывчатке, которую использовали для ее бомбардировки.
Над жителями маленького городка размером с ноготь нависла темная туча.
Лянчжоу была лучшим местом для переправы через реку, однако теперь, когда Лянчжоу вернулась Великой Лян, а река Гуань оттаяла, переправа через нее стала для хуцийцев практически смертным приговором. Ся Циншэн, охранявший Лянчжоу, даже отправил военной-морской флот, чтобы не дать хуцийцам войти в реку со стороны Лянчжоу.
Юйчжоу же теперь находилась в руках народа Хуци, и стоит только им пройти через главный город Шочжоу, как они могут получить поддержку с другой стороны и легко переправиться через реку.
Это место — бельмо на глазу Даньжи и заноза в его плоти.
С того дня, как прибыла армия Хулань, артиллерийский огонь не прекращался, а звуки убийств часто сотрясали небо за городом. Люди видели только закрытые ворота, черный дым, поднимающийся в небо, и раненых солдат, которых спускали с городских стен.
Перед тем, как армия Табай отбыла в город, Дуань Сюй приказал им взять с собой большое количество еды, стрел, дерева, камня и тунгового масла, которые как раз и пригодились в это время. Армия Даньчжи атаковала волнами, и каждая волна отбивалась дождем стрел, горящих бревен и камней. Воспользовавшись рельефом города, армия Табай плотно охраняла этот перевал, чтобы не допустить прохода хуцийцев через него.
Люди, видя, что в течение нескольких дней раздавались оглушительные звуки убийств и клубился черный дым, но ничего серьезного далее не происходило, стали с трепетом готовиться к Новому году.
Именно так: в мире смертных Новый год был самым важным для них событием.
— Сестрица Сяосяо, стоит ли нам купить парочку фейерверков? — Чэньин держал в руках каменный кувшин и сыпал на землю известковый порошок.
Хэ Сыму потерла виски, спросив:
— Все еще собираешься запустить фейерверк? Ты разве недостаточно наслышался стрельбы за городом?
Присев на корточки и наблюдая за тем, как Чэньин рассыпает за дверью не совсем обычный белый круг, она указала на этот кружок из известкового порошка и спросила:
— Что ты пытаешься сделать этим?
— Сестрица Сяосяо, а ты разве не знаешь об этом? Неужели и ты чего-то не знаешь! — Чэньин гордо выпятил грудь и сказал со знанием дела: — В Новый год нужно запускать фейерверки, устанавливать у дверей защитников-божеств, вывешивать талисманы* на удачу и рисовать круг известью у дверей, чтобы отогнать злобных призраков и избежать бедствий!
Хэ Сыму наклонила голову, находя это крайне возмутительным:
— И с какой стати подобные вещи должны изгонять злобных призраков?
— Это потому что злобные призраки и различные духи боятся фейерверков, дверных божков, красного цвета*, и еще они боятся известкового порошка! Так говорят все старшие! — Чэньин невозмутимо выпрямился.
Хэ Сыму на мгновение замолчала, а затем сказала:
— Мне всегда было интересно, кому вообще в голову пришла столь гениальная идея?
Как и те заключенные, приговоренные к смертной казни, которые маршируют по улицам перед тем, как отправиться на место казни, и распевают песню о том, что после восемнадцати лет они снова станут хорошими людьми, так и они просто пытались придать себе смелости.
Злобный призрак, что даже не менялась в лице при звуке пушечных выстрелов, та, кто могла превратить дверных божков в сладкую карамель, чтобы просто съесть их, и та, кто понятия не имела, что не так с красным цветом, — Хэ Сыму забрала из рук Чэньина кувшин, помогая ему высыпать известковый порошок у дверей и у окон.
Дуань Сюй в последнее время был слишком занят, чтобы с кем-то встречаться. Время от времени она тайком навещала его: он либо руководил сражением, либо обсуждал военные вопросы, практически не сомкнув глаз. Похоже, сейчас было не самое подходящее время для заключения с ним сделки, к тому же она еще не смогла прощупать Дуань Сюя.
Хэ Сыму пробормотала:
— Чего бы он хотел?
Прорвать осаду главного города? Вытеснить армию подкрепления Даньчжи? Отвоевать утраченные территории? Вернуться ко двору в качестве генерала или даже министра? Каждый из этих вариантов казался правильным ответом.
Но и одновременно с этим каждый из них таковым не чувствовался.
Кроме того, согласно ее правилам, мир призраков не мог вмешиваться в дела людей, так что если таковы были его пожелания, то это было бы очень хлопотно устроить.
— О ком речь? — с любопытством спросил Чэньин.
Хэ Сыму посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась:
— О твоем братце-генерале! Как думаешь, чего бы он хотел?
Чэньин задумался на некоторое время, затем вытянул пальцы, показывая восьмерку:
— Думаю, он хотел бы есть по восемь пирожков на каждый прием пищи.
— ...
Как будто ему этого показалось мало, так что Чэньин добавил:
— Все это желательно с мясным фаршем.
— ... Это звучит, скорее, не как желание Дуань Сюя, а твое.
— Нет-нет-нет, я за раз смог бы съесть только три пирожка, а братец-генерал такой потрясающий, что он точно сможет съесть именно восемь, — махнул рукой Чэньин, серьезно анализируя ситуацию.
— Помнится, ты вроде как хотел последовать за Дуань Сюем, чтобы сражаться на войне и защищать страну? — напомнила ему Хэ Сыму.
Чэньин моргнул, видимо, вспомнив свои некогда грандиозные слова, и сказал:
— Точно-о! Если хуцийцы нападут на нас, то и пирожные неоткуда будет брать. Получается, чтобы иметь возможность есть по восемь пирожных за раз, брату-генералу пришлось бы отогнать их обратно!
Хэ Сыму некоторое время молча смотрела на него, затем улыбнулась и, коснувшись его головы, печально произнесла:
— Ты и вправду такой простодушный ребенок.
— Сестрица Сяосяо, а зачем ты хочешь узнать о желаниях брата-генерала? — Чэньин внезапно заинтересовался так, будто обнаружил золотую жилу. Он стал следовать за Хэ Сыму, где бы она ни рассыпала известковый порошок.
— Мне нужно провернуть одно важное дельце с твоим братом-генералом, а для того, чтобы сделать хорошие ставки, нужно хорошо знать своего оппонента, — небрежно сказала Хэ Сыму.
Чэньин воровато улыбнулся и выпалил:
— Сестрица Сяосяо, тебе неловко?
— С чего бы?
— Тебе же нравится братец! Поэтому ты и хочешь осуществить его заветное желание! Я ведь слышал, что ты сказала командующей Мэн в прошлый раз, ты сказала, что влюбилась в генерала с первого... первого... первого взгляда! — Чэньин, наконец, вспомнил точную фразу.
Хэ Сыму взглянула на взбудораженного Чэньина и добродушно улыбнулась:
— Точно-точно, теперь мне кажется, что мы с ним действительно пара, созданная на Небесах.
Разве может быть совпадением то, что прошло более трехсот лет прежде, чем она встретила того, кто сможет связать себя с ней заклинанием? Разве это не судьба Небес, не единственная в своем роде ситуация?
Чэньин почему-то так обрадовался этому, что аж подпрыгнул на три чи в высоту и запрыгал вокруг Хэ Сыму:
— Сестра, тебе и правда нравится генерал! Так ходи к нему почаще! Уже давненько его не было здесь видно!
Хэ Сыму продолжала сыпать по земле порошок, не обращая внимания на слова Чэньина.
Чэньин, однако, этого даже не заметил, он схватил Хэ Сыму за рукав и сказал:
— Сестрица Сяосяо, у нас же все еще есть сона! Неужели ты хочешь сыграть на ней для брата-генерала только тогда, когда его пора будет отправлять в последний путь?
Хэ Сыму вдруг показалось, что ветер будто стал немного слабее, и когда она подняла глаза, чтобы посмотреть, то встретилась взглядом с Дуань Сюем, стоявшим у входа во двор, где рядом с ним стоял Линь Цзюнь, собственно хозяин этого самого двора.
Дуань Сюй был одет в повседневную одежду, его волосы были убраны гуанью, а на лице сияла улыбка, словно он был не генералом армии, а знакомым из соседней семьи, приехавшим сюда погостить.
Его темные глаза моргнули, и он улыбнулся, обнажив свои белоснежные зубы:
— Отправить меня в последний путь?
Этот человек появился как нельзя вовремя.
Хэ Сыму и знать не знала, что такое неловкость, она бесстрастно спросила, даже не изменившись в лице и так и держа кувшин в руке:
— Ваше превосходительство, давно вы здесь?
— Только прибыл, примерно с момента созданной на Небесах паре. Только вот эта пара решила, конечно же, отправить меня в последний путь, — Дуань Сюй поддразнил ее, ухмыльнувшись.
Хэ Сыму великодушно ответила:
— Просто переживаю, как бы моего дорогого генерала не обидели в пути.
— Когда город будет освобожден от осады, как насчет того, чтобы барышня Сяосяо сыграла мне что-нибудь?
— Мне крайне жаль, но моя песня предназначена только для тех, кто уже в пути. Слушать ее будучи живым — к несчастью.
Дуань Сюй улыбнулся и перевел взгляд на землю под ногами Хэ Сыму. Чэньин удивленно опустил взгляд, последовав примеру Дуань Сюя, и тут же потрясенно воскликнул.
Непонятно в какой момент на усыпанном по земле порошке появилось изображение цветущей сливы: две-три тонкие ветки с пятью-шестью зимними сливами. Рисунок был настолько точеным и острым, словно слива вот-вот готова была пробиться сквозь землю.
Отец Хэ Сыму был призраком, любящим выдавать себя за культурного человека, поэтому с самого детства ее учили рисовать. Она не могла видеть и распознавать цвета и, тем не менее, хорошо рисовала тушью.
— Сестра, да ты еще и умеешь так рисовать! — восхитился Чэньин.
Хэ Сыму стряхнула с рук оставшийся порошок, похлопав ладонями друг об друга, и сказала:
— На самом деле известняк сам по себе бесполезен, а вот с красивой картинкой шансов будет побольше — если гость окажется культурным злобным призраком, то, возможно, ему не захочется переступать через рисунок.
После паузы она обратилась к Линь Цзюню:
— Надеюсь, хозяин Линь не возненавидит меня за то, что я испортила плитку во дворе?
Линь Цзюнь быстро замахал руками и сказал, что не будет этого делать, а потом восхитился:
— Ваши навыки рисования весьма старомодны, словно у именитого живописца, который практиковался десятилетиями.
... В принципе, так и есть — это практика нескольких сотен лет.
Хэ Сыму казалось, что каждый раз, когда Дуань Сюй приходил к ней, он искал вдохновения для своих плохих идей, и этот раз не стал исключением.
Она прошла сквозь толстые стены и поднялась на барбакан*, за пределами которого находился лагерь хуцийцев. Этот барбакан был построен с особой тщательностью, он был небольшим и служил для охраны главных ворот. Если враг прорывался через барбакан, то и барбакан, и главные городские ворота могли быть закрыты, заманивая врага в ловушку.
Для того, чтобы выиграть войну, смертные и правда искали возможность во всем и приложили огромные для этого усилия. Но изначально эта городская стена была построена ханьцами во времена предыдущей династии, затем ею пользовались для охраны хуцийцы, а теперь она снова была в руках ханьцев.
Переход от нападения к защите породил противоречия.
— Вспомнилась одна древняя притча, — проговорила Хэ Сыму, поднимаясь по ступеням барбакана: — Давным-давно на каждом из рожек улитки, по правую и левую сторону, было по одному царству, и они воевали друг с другом за такой малюсенький клочок земли, убивая друг друга и падая десятками тысяч трупов.
Дуань Сюй шел впереди, ведя ее за собой, и в этот момент оглянулся на нее. Выражение его лица было трудно определить в темноте:
— Должно быть, ты про Чжуан-цзы*. Чжуан-цзы говорил: «На левом рожке улитки расположено царство, которое зовется родом Бодливых, на правом рожке улитки расположено царство, которое зовется родом Диких. Они все время воюют друг с другом за землю. Убитые падают десятками тысяч, преследуют разбитого врага десять дней и еще пять, а затем только возвращаются»*.
Хэ Сыму подумала, что у этого молодого генерала очень хорошая память, совсем как у маленького Дуань Сюя, который, по слухам, обладал потрясающей памятью с детства.
Они вышли на свет после темной лестницы и оказались на стене барбакана, голос Дуань Сюя прервался, и он медленно сказал:
— То же самое верно и для нас. Жизнь человека действительно коротка, ничтожна и жалка, не так ли?
Даже произнося такие грустные слова, Дуань Сюй улыбался, в его глазах горел свет. Ничтожным он уж точно не выглядел, не говоря уже о жалости.
— Почему ты всегда такой улыбчивый? — не могла не спросить Хэ Сыму.
— Я таким родился.
Хэ Сыму наконец ступила на городскую стену и оглядела трагическую обстановку барбакана: он был покрыт выжженными следами войны, снующие туда-сюда солдаты были под огромным напряжением, а в воздухе витал запах крови и гари.
Видимо, в предыдущие разы, когда они отбивали вражескую армию, битва была очень ожесточенной. А плотному темному скоплению за городом не было видно конца: двести тысяч человек наблюдали за происходящим за пределами этого маленького бушующего городка, словно крадущаяся пантера, ожидая подходящего момента, чтобы наброситься и разорвать город на части.
Жители же города об этом даже не догадывались, собираясь праздновать Новый год.
Хэ Сыму стала потирать свои виски:
— Говорят, что генералом может быть лишь человек внешне спокойный словно озеро, пока в нем самом бушуют грозы. Так это, оказывается, про тебя!
Дуань Сюй изогнул брови:
— Это большая честь для меня.
До следующего нападения хуцийцев оставалось совсем немного времени, и Дуань Сюй должен был найти способ отбить их.
— Понаблюдал я сегодня за тобой и подумал, что известковый порошок мог бы быть очень кстати, так как жгучий дождь — второе наказание в священном писании Цана. Не собирается ли случайно восточный ветер с дождем в ближайшее время? — спросил с улыбкой Дуань Сюй, прислонившись к зубцу стены.
Очевидно, что он в совершенстве владел текстом «Сказаний Цана».
Хэ Сыму прищурилась и, неискренне улыбнувшись, сказала:
— Я не какая-нибудь повелительница ветров и дождей, так что не могу создать все, что тебе вздумается, верно? Погода уже давно стоит солнечная и сухая, и дождя не предвидится.
Дуань Сюй покачал головой и вздохнул:
— Очень жаль.
— Ты ведь достойный генерал, зачем ты вообще заморачиваешься о таких окольных путях?
— Военное искусство — это также путь хитрости. Лишь сочетая странное с правильным, можно победить. У Даньчжи армия в двести тысяч человек, у меня — пятьдесят тысяч, и если мы действительно встретимся с ними лицом к лицу, то просто погибнем.
Как только Дуань Сюй произнес эти слова, он услышал, как внизу кто-то загорланил во весь голос.
— Дуань Шуньси, ты, трусливый мальчишка с симпатичной мордашкой, неужто так боишься дедов Даньчжи, раз спрятался в городе и не выползаешь наружу? Если у тебя хватит смелости, выходи и сразись с нами! Увидишь, как мы выбьем тебе мозги и заставим молить о пощаде!
— Давай! Выходи оттуда, сразимся!
Голос был грубым и надменным, полный насмешек, и вражеский лагерь под городом ответил ему взрывом смеха. Вслед за этим до вершины города долетело еще несколько криков проклятий, создав много шума.
Дуань Сюй даже не взглянул вниз, спокойно объяснив Хэ Сыму:
— Они так кричат уже несколько дней.
— Они оскорбляют тебя, пытаясь спровоцировать, чтобы ты вышел из города навстречу им.
— Они что, правда оскорбили меня? Они же сказали, что я симпатичный, разве это не очередная хвала моей красоте? — Дуань Сюй приложил ладонь к своему сердцу: — Я воспринял это как комплимент.
Хэ Сыму на мгновение замолчала, затем хлопнула в ладоши и сказала:
— Ваше превосходительство генерал, вы действительно человек широких взглядов и достойны восхищения.
Примечания:
1* 福字 (fúzì) — талисман на удачу; эти талисманы-наклейки всегда красного цвета
2* 瓮城 (wèng chéng) — барбакан; внешнее сооружение замка или городских укреплений, обычно круглое в плане, для отражения атак на подступах к крепости
3* Чжуан-цзы, также Чжуан Чжоу — китайский философ предположительно IV века до н. э., входящий в число ученых Ста Школ; он автор одноименного труда «Чжуан-цзы», который является компиляцией его личных сочинений, а также его последователей
4* отрывок из книги «Атеисты, материалисты, диалектики древнего Китая: Ян Чжу, Лецзы, Чжуанцзы (VI-IV вв. до н.э.)», перевод Л. Д. Позднеевой (Главная редакция восточной литературы , 1967); биться на рожках улитки — аллюзия на притчу из «Чжуан-цзы» (гл. 25), в которой с помощью гротескного образа взаимоистребительной борьбы двух царств, расположенных на левом и правом рожках улитки, обосновывается бессмысленность войны между реальными царствами