Глава 7. Заветное желание
Городские стены Лянчжоу были построены высоко и прочно, как безмолвные гиганты, но даже такие гиганты не смогли выдержать первую атаку хуцийцев, а тем более защитить жителей города.
С городской стены невдалеке виднелась широкая река Гуань, а в ясный день можно было даже увидеть далеко за рекой Шочжоу, принадлежащую Даньчжи.
Солдаты, охранявшие городскую стену, увидели приближающегося Дуань Сюя и один за другим отдали честь генералу. Командующий Хань, Хань Линцю, ответственный за оборону городской стены, также поспешил к нему. Это был сильный и высокий молодой мужчина с ужасающим шрамом на лице, идущим от челюсти до уголка лба, так что выглядел он несколько жутковато. С серьезным выражением лица он сцепил руки в приветствии:
— Генерал Дуань.
Дуань Сюй кивнул и попросил Мэн Вань следовать за Хань Линцю, чтобы проверить оборону городской стены, затем он повернулся и посмотрел на девушку, державшую сахарного человечка.
Она очень непринужденно подошла к краю стены, глядя на далекую реку Гуань и продолжая облизывать свой леденец.
На городской стене было ничуть не лучше, чем в самом городе. Холодный зимний ветер был быстрым и яростным, он трепал ее длинные волосы, и накидка ее тоже развевалась на ветру, словно раскрылся цветок персика цвета лотоса.
Одна ее рука лежала на кирпичах стены, которые зимой должны были ощущаться так, будто режут ножом. Кончики ее пальцев были бледными, а костяшки — такими же красными, как ее щеки и нос. Однако она не натянула накидку повыше и уж тем более даже не вздрогнула.
Любой, кто чувствует холод, не должен быть таким.
Хэ Сыму вдруг обернулась и сказала:
— Весь ветер с городской стены действительно словно на ладони. Подобно белому паучьему шелку, он то густо, то редко разбросан по небу и земле. Невозможно понять, откуда он приходит и куда уходит.
Ветер, похожий на паучий шелк, — чудесное сравнение.
Дуань Сюй проследил за ее пальцами и спросил на холодном ветру:
— Белый ветер такого же цвета, как и мои манжеты?
— Да, — Хэ Сыму рассмеялась, а затем, продолжая улыбаться, внезапно спросила: — Ваше превосходительство генерал, есть ли у вас какое-нибудь заветное желание?
— Заветное желание?
— Да, заветное желание.
Дуань Сюй слегка улыбнулся и спокойно сказал:
— Мое заветное желание — чтобы семнадцать провинций к северу от реки Гуань вернулись во владения Великой Лян.
— ...
Выражение лица Хэ Сыму не изменилось. Она подумала, что такое высокопарное и официальное заявление звучит еще более неискренне, чем лесть Гуань Хуая в ее адрес.
Видя, что она молчит, Дуань Сюй спросил:
— Что-то не так?
Хэ Сыму выглядела печальной, и он предположил, что она боится крови и что ее приводит в ужас одна мысль о возвращении семнадцати провинций, ведь тогда будут пролиты кровавые реки. Выдержав паузу, она неожиданно подошла к Дуань Сюю. Дуань Сюй спокойно отступил на полшага с улыбкой на лице, ожидая ее следующих слов.
— Я была во многих уголках страны и изучила немало черепов, — Хэ Сыму указала на голову Дуань Сюя и сказала не к месту: — У генерала хороший череп, затылок округлый, верхняя часть черепа вместе со лбом и надбровными дугами высокие, глазницы глубокие, а веки двойные.
Дуань Сюй приподнял бровь: это прозвучало не как комплимент, а скорее как отбор животных на скотобойне.
— Черепа настоящих ханьцев выглядят по-другому. Мой отец рассказывал, что сотни лет назад на севере, еще севернее и дальше Даньчжи, жил народ Ди, и черепа у них были именно такими. В те времена племя Ди и народ Хань много лет враждовали, и это была кровная вражда, но теперь в мире больше нет племени Ди. Племя Ди растворилось в крови народа Хань, в крови ваших предков.
Сегодня смертельными врагами были хуцийцы с ханьцами, но со временем их кровные линии сольются, и через сто лет они станут отцами, сыновьями и братьями, одной плотью и кровью.
В этом мире все происходит именно так. Когда ненависть сильна, кровь гуще воды. Когда любовь глубока, люди в мгновение ока становятся чужими. Близость и расстояние повторяются, и ничто не длится долго.
Борьба за жизнь и смерть или стремление восстановить страну — все это превратится в прах. Мир так скучен, зачем относиться к нему так серьезно?
Дуань Сюй некоторое время смотрел на Хэ Сыму и вдруг разразился хохотом. Он оперся о городскую стену и сложился пополам, сотрясая плечами от смеха.
Хэ Сыму в замешательстве посмотрела на него, просто думая, что в этой теме нет ничего смешного. Почему этот парень вдруг начал смеяться, как дурак.
На самом деле, ее оценка была предвзятой, и Дуань Сюй выглядел очень симпатично, когда смеялся. Его яркие и слегка прищуренные глаза были переполнены счастьем до краев, и он обнажил свои белые зубы.
— Простите, простите меня, барышня Хэ, я был рожден, чтобы много смеяться, против ваших слов я ничего не имею, — Дуань Сюй успокоился и выпрямился, чтобы сказать Хэ Сыму: — Я просто вспомнил, что, когда был маленьким, любил ходить на берег и строить башни из песка. Но какими бы хорошими ни были песочные башни, их смывало во время прилива. Если бы я мог только услышать мнение барышни в то время, то не грустил бы. В конце концов, башни ведь на самом деле никуда не исчезли, а просто снова стали песком. Барышня может быть похожа на меня, а я — на башню из песка.
Он повернул голову и с улыбкой посмотрел на Хэ Сыму:
— Я родился как песок и я живу как песок, который может быть крепостью только на мгновение, и мне нужно жить только ради этого мгновения.
Что сто лет назад, что сто лет спустя, даже если в мире появится его реинкарнация, чтобы жить снова, он уже не будет самим собой.
Хэ Сыму некоторое время смотрела на Дуань Сюя. Он стоял под ярким солнечным светом, и ветер, плотный, как паучий шелк, обволакивал его, как бабочку в коконе.
В душе она вздыхала о том, что смертные, живущие всего сто лет, по-прежнему связаны любовью, ненавистью, привязанностью и враждой. Однако на ее лице отразилось восхищение, и она захлопала в ладоши в знак похвалы.
Взгляд Дуань Сюя упал на сахарную фигурку в ее руке, и он сказал:
— Мне вдруг стало интересно, а этот сахарный человечек в руке барышни, это...
— Шэнь Шу*, а у Чэньина — Юй Люй*, двое дверных божеств-хранителей, — Хэ Сыму потрясла в руке человечком, который был съеден ею до половины плеча, и сказала: — Чэньин все еще слишком напуган из-за того, что столкнулся с тем злобным призраком посреди ночи. Сегодня я получила еще карамели от командующей Мэн и решила слепить этих двух дверных божеств. Говорят, что злобные призраки боятся их, поэтому их используют, чтобы отогнать злых духов.
Сказав это, она одним укусом лишила сахарного человечка Шэнь Шу половины головы.
Дуань Сюй не смог удержаться от смеха. Он скрестил руки на груди и покачал головой, но увидел, что Хэ Сыму протягивает ему фигурку в своей руке:
— Не хотите попробовать?
Янтарная сахарная фигурка была кристально чистой на солнце и сверкала, как драгоценный камень. Сквозь трещины в сахарной фигурке можно было разглядеть ее улыбающееся лицо, открытое и теплое.
Дуань Сюй протянул руку, отломил левую ногу от человечка, к которой она еще не успела притронуться, и положил ее себе в рот. Он слегка нахмурился, а затем улыбнулся:
— Барышня Хэ, это слишком сладко.
Хэ Сыму придвинулась ближе к Дуань Сюю и поддразнила его:
— Генерал, вы о чем?
Лицо девушки, стоявшей перед ним, покраснело от холода, но ее улыбка была сладостно очаровательной.
Глаза юноши заблестели, но он оставался непоколебимым:
— Про сахарного человечка.
— Сладко?
— Слишком сладко.
— У всех разные вкусы. Кто может обвинить меня в том, что я сладкоежка? — Хэ Сыму откусила еще кусочек от карамели. Она посмотрела на замерзшую реку Гуань вдалеке и вдруг сказала: — Через четыре дня, на восьмой день одиннадцатого месяца, в час Свиньи* подует восточный ветер и пойдет снег.
Дуань Сюй понял, поклонился и поблагодарил ее, а затем услышал ее голос, отдающий звоном в его ушах.
— Тебе обязательно идти?
Когда Дуань Сюй поднял взгляд, он увидел, что девушка смотрит прямо ему в глаза, и в ее взгляде снова появился легкий намек на жалость.
— Я слышала от командующей Мэн, что ваше превосходительство изначально не были генералом Табая, и вас назначали только во время опасности. С вашей выдающейся биографией, если вы будете больше заниматься посредничеством, то сможете выбраться отсюда и вернуться в столицу.
Дуань Сюй вздохнул и сказал:
— Почему вы все такие? Заставляете чувствовать меня так, будто я пытаюсь остановить мчащуюся повозку голыми руками, это довольно удручает. Не волнуйтесь, барышня, в детстве мне предсказали судьбу, и господин сказал, что в этой жизни каждое мое несчастье обернется удачей.
Хэ Сыму подумала про себя, что этот человек прошел путь от кандидата в придворные чиновники, до младшего генерала стражи Ивэй, затем до командира пограничных войск и, наконец, до генерала на грани жизни и смерти, но его всегда постигали неудачи, так почему же он не переломил ситуацию?
— Тогда кто же ты, если не тот, кто пытается голыми руками остановить повозку?
Дуань Сюй немного помолчал, а затем сказал со спокойной улыбкой:
— Я пойду, даже если против меня будут десятки тысяч людей.
Хэ Сыму ничего не оставалось, как кивнуть и заодно доесть последний кусочек сахарного человечка.
И то верно. Как можно было владеть мечом Пован без сильной судьбы?
«Не смей умирать, молодой генерал! Хозяин Пована должен быть кем-то большим, верно?»
Дуань Сюй сопроводил Хэ Сыму обратно в ее внутренний дворик. Издалека он увидел, как Чэньин, обняв колени, послушно сидит у двери и озирается по сторонам. Увидев ее, он подбежал к ней с сияющими глазами.
С тех пор как ребенок встретился со злобным призраком, он стал еще более прилипчивым.
Хэ Сыму попрощалась с Дуань Сюем и повела Чэньина обратно во двор, беззаботно спрашивая его:
— Доел своего сахарного человечка? Что бы ты хотел съесть в следующий раз?
— Хочу еще одного сахарного человечка! В этот раз сестрица Сяосяо так хорошо нарисовала его, но он получился слишком легким на вкус, сладости в нем практически не было, — Чэньин, ставший в последнее время чуть пухлее, игриво потянул Хэ Сыму за руку.
Шаги Хэ Сыму замедлились, и она посмотрела на Чэньина сверху вниз:
— Совсем не было сладко?
Чэньин родился в бедной семье и с детства он редко ел сладости, и еще он был очень искренним. Если он говорит, что было несладко, то, должно быть, леденец действительно был несладким.
Только что Дуань Сюй сказал, что этот сахарный человечек был слишком сладким. Неужели он просто пошутил?
Ее сердце дрогнуло, и она присела на корточки, обратившись к Чэньину:
— Тот молодой генерал, который сегодня проводил меня обратно, какого цвета у него манжеты?
Чэньин на мгновение задумался и поднял палец к небу:
— Синие! Цвета неба.
«Белый ветер такого же цвета, как и мои манжеты?»
Хэ Сыму на миг замолчала и с улыбкой поиграла нефритовым кулоном на поясе.
Ну что ж, молодой генерал испытывал ее, а она была слишком беспечна.
Его интуиция, очевидно, была намного лучше, чем у Мэн Вань, и он в самом деле практически ее прощупал. Этот маленький лисенок.
Она отправила Чэньина поиграть и, наблюдая, как он постепенно исчезает из виду, достала из-за пазухи жемчужину и позвала:
— Фэнъи.
Через некоторое время из жемчужины раздался голос:
— Что случилось, прародительница?
— Я помню, ты говорил, что Дуань Сюй до семи лет рос в Южной столице, а потом его отправили заботиться о бабушке в родной город Дайчжоу, и затем в столицу он вернулся только в возрасте четырнадцати лет.
— Все верно.
— В Южной столице нет моря, а в Дайчжоу и подавно — он отделен от моря еще большей сотней тысяч ли. Он никогда не должен был видеть моря. Где он в детстве строил башни из песка на берегу? — Хэ Сыму потрясла жемчужиной и неторопливо сказала: — С этим парнем что-то не так. Сделай одолжение, проверь его.
Дуань Сюй вышел из маленького дворика Сяосяо и неторопливо направился обратно с улыбкой на лице. Когда он был уже почти у ворот поместья главы, на улице несколько детей играли в цуцзюй, и, когда один из них потерял силы, тростниковый мяч стремительно полетел в сторону Дуань Сюя. Как только раздался детский возглас, он повернулся боком, быстро поднял руку и пятью пальцами крепко схватил мяч.
К нему подбежал маленький мальчик, и Дуань Сюй протянул ему тростниковый мячик. Ребенок поднял голову и с любопытством посмотрел на Дуань Сюя:
— Брат, почему ты так счастливо улыбаешься?
Дуань Сюй присел на корточки и с улыбкой погладил его по голове:
— Сегодня я встретил одного очень интересного друга. Человек, который способен увидеть ветер, но очень вероятно, что не способен различать цвета, чувствовать тепло и холод, а еще пять вкусов*.
На лице маленького мальчика появилось растерянное выражение, и он недоуменно сказал:
— Какой странный человек! Разве это не пугающе?
— Пугающе? В каком месте это пугает? — Дуань Сюй наклонил голову, его улыбка становилась все ярче: — Это же так забавно!
Маленький мальчик задрожал: теперь ему казалось, что этот старший брат тоже странный и пугающий.
— Генерал!
Дуань Сюй поднял глаза и увидел Ся Циншэна, который вел группу солдат к нему. Остановившись, Ся Циншэн сцепил кулаки, отдав ему честь, и с обеспокоенным лицом сказал:
— Генерал, это не Южная столица, вы не можете вечно ходить в одиночку...
Дуань Сюй похлопал Ся Циншэна по плечу, не возражая и не соглашаясь, и просто спросил:
— Младший генерал У прибыл?
— Ожидает внутри.
— Хорошо, тогда идем.
Примечания:
1* 神荼郁垒 (shēn shū yù lǜ) — Шэнь Шу и Юй Люй, два божества-хранителя входа в дом из ханьского фольклора, по легенде им приписывали необычные свойства – умения изгонять злых духов; в Древнем Китае считали, что дверь – это первый барьер, который может задержать несчастья и беды, поэтому от того, насколько она прочная и как хорошо «укреплена» потусторонней силой, зависело благополучие всех домочадцев
2* 亥时 (hài shí) — час Свиньи, промежуток времени с 21.00 до 23.00 по традиционному китайскому суточному исчислению; в Китае со времени правления династии Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) берет начало традиция деления суток на равные 12 частей по числу двенадцати астрологических животных, каждому астрологическому животному отводилось время, которое условно называли «часом», например: «Час Крысы» (полночное время) или «Час Лошади» (полуденное время)
3* 五味 (wǔwèi) — пять вкусов, то есть все существующие вкусы: сладкое, кислое, горькое, острое, соленое