Проданная

Темнота, запах гари и вина. Комната, запертая снаружи. Тишина, в которой слышно только биение двух сердец.

Розэ вжалась в холодную стену, тонкими пальцами сжимая край платья, будто это могло её спасти. Её дыхание сбилось, глаза метались в поисках выхода, но дверь уже закрылась за Джису.

— Прошу... — прошептала она, почти беззвучно. — Не трогай...

Но Джису приближалась медленно, шаг за шагом. Взгляд — тяжёлый, потемневший от желания и ярости. На её лице была не просто решимость — это было нечто дикое, хищное.

— Ты сегодня должна доказать свою невинность, — тихо, но безжалостно произнесла она. — Я должна сделать тебя своей.

— Мне... мне всего семнадцать, — прохрипела Розэ, прижимая ладони к груди, — подожди... хотя бы до восемнадцати...
— Мне страшно, — прошептала она, почти неслышно. — Пожалуйста... Подожди. До моего восемнадцатилетия. Пожалуйста.

Тон её голоса дрожал, в глазах стояли слёзы. Она не просила с вызовом. Она просила как девочка, которую бросили в воду, не умеющую плавать.

Секунда — и Джису впритык. Она резко схватила ткань платья на плече Розэ, рывком дёрнула вниз. Лёгкая ткань с треском поддалась, обнажая хрупкое тело под ней. Розэ вскрикнула, вжалась в стену ещё сильнее, будто хотела раствориться в ней.

---

Я положила её на белоснежные простыни, медленно, будто боялась потревожить сон. Но она не спала — её глаза блестели, наполненные волнением и страхом. Я смотрела на неё, чувствуя, как внутри всё сжимается от нежности и дикого желания одновременно.

— Ты красивая, — вырвалось у меня. — Чёрт... такая красивая, что я едва сдерживаюсь.

Мои пальцы медленно скользнули по её щеке, губам, ключицам. Она дрожала — не от холода. От меня.От страха...

Я наклонилась, прижалась губами к её шее, к её сердцу, к животу. Я чувствовала, как оно бьётся — в том же ритме, что и моё. Моё тело знало, чего хочет, но я сдерживалась. Хотела, чтобы она чувствовала не просто страсть. Хотела, чтобы она знала: этой ночью я — только её. И она — только моя.

—

Но вдруг... всё замерло.

Рука Джису зависла в воздухе. Она смотрела на неё — не на тело, не на обнажённую кожу, а прямо в глаза. Глаза, полные страха, обиды, боли.

Где-то внутри властной маски что-то дрогнуло.

Джису отступила. Медленно. Словно боролась с самим собой. Затем подошла к креслу и села, тяжело дыша, положив локти на колени. Молча, не отводя взгляда.

— Ты боишься меня? — глухо спросила она.

Розэ не ответила. Только сглотнула и кивнула.

Молчание было долгим. Густым, как мрак за окнами.

— Хорошо, — наконец сказала Джису. — Я подожду. Но запомни, жемчужинка... ты уже принадлежишь мне. Даже если я не коснусь тебя ни пальцем.

Она встала, накинула на Розэ свой пиджак, поправила сползшее платье и пошла к двери.

— Закрой за мной, — бросила она, выходя. — И не пытайся убежать. Мы ещё не закончили.

Дверь мягко захлопнулась.

---

Розэ сидела на краю кровати, поджав под себя ноги, укутавшись в оверсайз-пиджак Джису. Он был чуть тёплый, пах её духами — не терпкими, как в начале, а чем-то уже привычным: древесным, терпеливым, почти убаюкивающим. Но сейчас он не грел. Он просто напоминал ей, к чьей жизни она теперь привязана.

Макияж начал стекать по её щекам вместе со слезами. Не из-за боли, не из-за страсти — из-за пустоты. Сегодня для всех был праздник, но для неё — день, когда всё стало официальным. Она стала женой, но не любимой. Стала частью новой семьи, но утратила себя.

За окном луна скользила по занавеске. Ночь была молчалива, как сама Джису, когда уходила.

"Закрой за мной дверь", — сказала она ровно, не оборачиваясь.

Розэ не смогла встать сразу. Она смотрела ей вслед — на оголённые плечи, на ровную спину, на платье, которое больше подходило Джису, чем ей самой. Она выглядела королевой — даже в этом холоде, даже в тени недосказанности. А Розэ чувствовала себя пленницей во дворце из золота и шелка.

Позже она соскользнула с кровати, на ватных ногах дошла до двери и щёлкнула замок. Не потому что верила, не потому что доверяла — просто это было единственное, над чем она ещё имела хоть каплю контроля.

После Розэ всё стояла, прижимая к себе чужой запах, ощущая дрожь в коленях и странное тепло внутри — смесь ужаса... и чего-то иного, от чего становилось ещё страшнее.

Тишина снова осталась. Её руки дрожали. Всё внутри кричало — от страха, одиночества, от того, как быстро её детство было похоронено в этой комнате. Слезы побежали по щекам, пропитывая шёлковую ткань платья. Розэ свернулась клубочком, спрятавшись в пиджак Джису, как в щите, и долго-долго плакала. Всё это было неправильно. Всё это было чужим. Церемония, чужие руки, чужая страна, чужая жизнь. Но она больше не могла бежать.
---

Утро, казалось, никогда не наступит.

Тонкие занавеси дрожали от ветра, и комната всё ещё пахла жасмином и вином. Розэ лежала на краю огромной кровати, плотно укутанная в тонкое одеяло. Под глазами — тень недосыпа, на губах — вкус слёз, на теле — тяжесть чужого пиджака, всё ещё пахнущего вечерним парфюмом Джису.

Она не пришла ночью.
И слава Богу, шептало что-то внутри.
И почему-то всё равно было страшно.

Дверь распахнулась бесшумно — Джису. Она вернулась. Спокойная, не спеша, с прядью волос, свалившейся на лицо. Она выглядела как та самая картина, которую Розэ в детстве хотела нарисовать — красивая, но холодная. Неизучаемая.

— Ты ещё не спишь? — голос Джису был ровным, почти усталым.

Розэ молча качнула головой.
Джису кивнула на ванную:

— Сотри с себя всё это. Макияж, платье... Всё. Ванна там, в шкафу найдёшь чародочку.
И да... — её голос стал тише, — замок я сняла. Просто... чтобы ты не сбежала.

Розэ замерла. И только когда дверь ванной закрылась за ней, дала себе выдохнуть.
Ванна была белоснежной. Холодной. Слишком стерильной. Будто всё внутри уже было продумано — до последнего вздоха, до последней пуговицы на её корсете.

Она медленно разделась. Каждое движение — как предательство самой себя.
Голова гудела, глаза наливались новой болью.
Она стояла под холодной водой, и её худые плечи дрожали не от температуры — от страха.

Розэ подошла к раковине. Медленно смыла макияж, лицо снова стало девичьим, невестинская маска исчезла. Остались только усталость и покрасневшие глаза. Переодевшись в тонкую ночную сорочку, она посмотрела на своё отражение. Она не видела в нём себя. Только чью-то чужую жену.

Розэ вышла из ванной уже в тонком шелковом халате — чародочке, как сказала Джису. Он был почти прозрачным. Её щеки горели от стыда.
А комната...
Комната ждала.
Свежее бельё, лепестки роз, свечи, подогретое молоко на тумбе.

Джису стояла у окна. В платье. Без пиджака. Хрупкая и сильная одновременно.

— Завтра сюда приедут женщины нашей семьи, — не обернувшись, сказала она. — Они будут ждать... подтверждения.

Розэ сглотнула.

— Это... праздник. Понимаешь? Первая брачная ночь. Это не просто ночь. Это твоя верность.
Ты отдаёшь её мужу. В нашем случае — мне,жене.
И даже если между нами ничего не было... никто не должен узнать.

Розэ почувствовала, как внутри сжимается всё. Даже дыхание стало трудным.

— Мы сделаем так, — продолжила Джису, теперь глядя прямо на неё. — Ты немного разорвёшь простыню. Я порежу свою ладонь и поставлю пятно на ткани. Они увидят — и поверят.
А ты...
Ты просто соврёшь.
Ты справишься?

Розэ кивнула.
Медленно. Как кивала бы приговорённая.
Её губы не слушались.
Глаза снова налились слезами.

А Джису?
Джису смотрела на неё всё так же ровно. Холодно. Честно. Без злобы. Но и без нежности.

И только в одном взгляде Розэ увидела — что Джису не меньше её устала от этой лжи.
Но всё равно пойдёт до конца.

---

Тишина в комнате казалась слишком громкой. Каждый её вдох звучал как крик. Сердце колотилось будто пугливая птица, забившаяся в клетку рёбер. На ней была ночная сорочка— слишком тонкоя, слишком нежная для того, что ожидалось этой ночью. От тяжёлого волнения кружилась голова.

Джису сидела на краю кровати, разглядывая Розэ. В её взгляде не было ни капли тепла — только холодная расчётливость, как будто она смотрела не на живого человека, а на то, что ей пришлось заполучить. Розэ нервно сжала край покрывала, боясь поднять глаза.

—Я знаю ты не спишь жемчужинка.
Я дала тебе слово что подожду до 18.В течении года до 18 лет я тебя не трону.

После Джису уже лежала под одеялом, отвернувшись к окну.

Розэ дышала медленно, осторожно, как будто боялась потревожить зверя, который может проснуться и наброситься. Спина Джису была неподвижна. Даже дыхание казалось слишком ровным. Розэ лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, а внутри — только страх, ком в горле и одно желание: пережить эту ночь.

Но всё, что она могла — это закрыть глаза и ждать.