Проданная

Толстые свечи в хрустальных подсвечниках отбрасывали мягкий золотистый свет на длинный банкетный стол. Белоснежная скатерть, серебряные приборы, игристое шампанское в бокалах, блеск жемчуга и золота, восторженные тосты — всё словно сошло с экрана старого итальянского фильма о королевской свадьбе.

Гости расселись, вино текло рекой, и вот кто-то из родственников Ким встал с бокалом:

— Я поднимаю тост за наш клан, за силу, за союз, что скреплён не только чувствами, но и честью. Но признаюсь честно... — он прищурился, слегка качнув бокал, — если бы моя жена была хоть наполовину такой красивой, как наша невеста, я бы никуда из спальни не выходил!

Толпа засмеялась, а кто-то воскликнул:

— Надеемся, Джису этим вечером последует твоему примеру!

— Пусть этой ночью они не забудут, зачем вообще вступают в брак! — бросил ещё один, уже из австралийской стороны, и кто-то громко зааплодировал.

Розэ сидела рядом с Джису, пытаясь скрыть дрожь пальцев. Она сжала подол платья — ослепительно белого, воздушного, как облако, — и улыбалась, хотя губы слегка дрожали. Улыбалась, потому что так нужно. Потому что все смотрели.

Только Джису, рядом, была ледяна. Ни одной эмоции на лице. Никаких весёлых подколов, ни смущения, ни раздражения — лишь короткие взгляды, острые, как бритва, в сторону каждого, кто позволял себе слишком много. Как будто она метила взглядом тех, кого стоит убрать в первую очередь.

В какой-то момент ведущий церемонии поднялся и, оглушительно улыбаясь, объявил:

— А теперь, по старинной традиции... Молодожёны могут уединиться в первый раз, как муж и жена!

Толпа зашумела, захлопали, кто-то засвистел.

— Киса, — впервые за вечер прошептала Джису, и Розэ едва не выронила бокал, — иди сюда.

Она встала, и Джису резко поднялась вместе с ней. Не говоря больше ни слова, она подхватила Розэ на руки — словно та весила не больше лепестка, и в зале раздался гул аплодисментов, смех, выкрики:

— ВОТ ЭТО ЖЕНА!
— Так и надо, Ким!
— Только не урони!

Розэ уткнулась носом в шею Джису, дыхание сбилось. От вина? От страха? От этой близости?

Нет. От того, как спокойно Джису держала её. Уверенно. Как будто знала, куда идёт. Как будто никогда бы не отпустила.

На пути к их свадебному номеру в старинном особняке, где всё было украшено лепестками и светом, Джису вдруг остановилась у двери. Поддерживая Розэ на одной руке, другой она толкнула дверь ногой.

С глухим грохотом та распахнулась внутрь.

Гости позади кричали от восторга, кто-то снова засвистел, но Розэ слышала лишь своё сердце.

Бум. Бум. Бум.

Она не знала, что ждёт внутри.

Но знала — назад пути нет.

И с этим Джису пересекла порог.

---

Пока Джису уверенно шагала по коридору, крепко прижимая меня к себе, я слышала, как за нашими спинами гудела толпа. Смех, аплодисменты, возгласы — всё это звучало как далёкое эхо. Мир будто стал тусклым, размытым, и только тепло её рук под платьем ощущалось реальным.

Я прижалась к ней сильнее, стараясь спрятать лицо, чтобы никто не заметил, как предательски дрожат мои губы. Не от холода. Не от радости. А от напряжения, тревоги... и страха.

Страх — он сидел внутри, свернувшись клубком. Страх, что я больше не принадлежу себе. Что теперь моё тело — её. Моя жизнь — её. Мои решения... тоже.

Волнение сжимало горло. Всё было как в кино: свадьба, толпа, кольца, белое платье, шик, богатство, овации. Только вот в фильмах не показывают, как невеста сдерживает слёзы, когда жених (в моём случае — жена) равнодушно смотрит в зал, будто всё это — просто очередной контракт.

«Ты же хотела свободы...» — шептала я себе.
«Но разве это свобода?..»

Я снова взглянула на неё. Джису была сосредоточена, даже немного напряжена, но её губы были плотно сжаты. Ни одной эмоции. Ни радости, ни нежности. Только решимость.

— Ты дрожишь, — внезапно произнесла она, не глядя. — Боишься?

Я молчала.

Она посмотрела на меня, наконец-то. В глазах — что-то непонятное, мимолётное.
— Не бойся. Это твоя последняя брачная ночь. Другой не будет.
— Это угроза?..
— Это обещание.

Господи... я не знала, смеяться или плакать. Слишком много всего.
Но самое страшное — я не могла сдержать то, как сжалось внутри при её словах. Как будто... часть меня хотела остаться с ней. Хотела верить, что всё не так плохо. Что, может быть, я найду в ней что-то большее, чем ледяную оболочку.

Джису остановилась у огромной двери с золотой ручкой.
Она откинула её ногой с лёгким пинком — будто входила не в спальню, а на поле боя.
Дверь распахнулась, и я увидела комнату, залитую мягким светом. Белые простыни. Лепнина на потолке. Пахло ванилью и розами.

Она переступила порог, всё ещё держа меня на руках, и сказала тихо, почти шепотом, но так, что я ощутила мурашки по коже:

— Добро пожаловать, жена.

И в этот момент я поняла: назад дороги больше нет.